ПИСЬМО 50 270 Просвещеннейшему и благороднейшему мужу Яриху Иеллесу от Б. д. С.
Что касается политики, то различие между мною и Гоббсом 272, о котором Вы спрашиваете, состоит в том, что я всегда оставляю в силе естественное право и что, по моему мнению, верховная власть в каком-нибудь государстве имеет не больше прав по отношению к подданным, чем в меру того могущества, которым она превосходит подданного, а это всегда имеет место в естественном состоянии.
Далее, что касается доказательства, которое я развиваю в приложении к моему геометрическому обоснованию «Начал» Декарта, относительно того, что бог может быть назван единым или единственным лишь весьма условно 273, то я отвечаю, что вещь может называться единой или единственной лишь по отношению к своему существованию, а не по отношению к своей сущности, ибо мы мыслим вещи под [категорией] числа только после того, как они подведены под некоторый общий род.
Так, например, человек, держащий в руке сестерцию и империал, не подумает о числе «два», если он не имеет возможности назвать их одним и тем же именем, а именно: «монетами» или «деньгами», ибо в этом случае он может утверждать, что имеет две монеты, так как этим именем он обозначает как сестерцию, так и империал. Отсюда явствует, что вещь может называться единой или единственной лишь тогда, когда мы можем представить себе другую вещь, которая (как сказано) сходна с нею. А так как существование бога есть сама его сущность и так как о сущности бога мы но можем образовать универсальной идеи, то ясно, что тот, кто называет бога единым или единственным, не имеет о нем никакой идеи или же говорит это лишь в условном смысле.567
Что касается того, что фигура есть отрицание, а не нечто положительное 274, то ясно, что материя в целом, рассматриваемая вообще (integra materia indefinite considerata), не может иметь никакой фигуры и что фигура имеет место только в конечных и ограниченных (determinata) телах. Ибо тот, кто говорит, что он перципирует какую-нибудь фигуру, не выражает этим ничего другого, кроме того, что он мыслит некоторую ограниченную (determmata) вещь и то каким образом она ограничена.
Стало быть, это ограничение (determinatio) не принадлежит вещи согласно ее бытию (juxta suum esse), но, напротив того, оно есть небытие (non esse) этой вещи. Так как, следовательно, фигура есть не что иное, как ограничение (determinatio), а ограничение есть отрицание (determinatio negatio est) 275, то она, как сказано, не может быть ничем иным, как отрицанием.Книгу, написанную против меня утрехтским профессором и появившуюся в свет после его смерти 276, я видел выставленною в окне лавки одного книгопродавца и из того немногого, что успел прочесть в ней, убедился, что она не заслуживает не только ответа на нее, но и того, чтобы ее прочитали. Поэтому я и оставил в покое как книгу, так и ее автора, подумав с усмешкой о том, что люди, наиболее невежественные, обыкновенно обнаруживают наибольшую смелость и готовность к писанию книг. Невольно приходит в голову, что****277? выставляют свой товар как лавочники, которые имеют обыкновение показывать сначала то, что похуже. Они говорят о лукавстве дьявола, а мне так кажется, что эти люди в лукавстве далеко превосходят дьявола. Будьте здоровы.
Гаага, 2 июня 1674 г.