ПИСЬМО 25 Благороднейшему и ученейшему мужу Генриху Ольденбургу от Б. д. С.
Славнейший муж!
Вы сами могли бы судить о том, насколько мне приятна Ваша дружба, если бы Ваша скромность позволяла Вам обратить внимание на те достоинства, которыми Вы одарены в такой высокой степени.
Когда я размышляю о Ваших качествах, мне представляется, что с моей сто-386
роны довольно-таки самонадеянно вступать с Вами в дружбу, особенно когда подумаю, что между друзьями решительно все, и прежде всего все духовное, должно быть общим и что этой дружбой я обязан не столько самому себе, сколько Вашей учтивости и доброжелательности. Но Вы снисходите ко мне по своей любезности и так щедро наделяете меня своею благосклонностью, что меня перестает пугать мысль о тесных дружеских отношениях, которое Вы мне так уверенно обещаете и о которых столь лестно для меня просите, и я сделаю с своей стороны все возможное для полного осуществления этой дружбы. Что же касается моих духовных средств, если только я обладаю таковыми, то они во всяком случае были бы к Вашим услугам, даже если бы это было соединено с большой потерей для меня. Однако дабы Вы не подумали, будто я уклоняюсь от исполнения того, чего Вы по праву дружбы от меня требуете, попытаюсь прояснить Вам мои воззрения на предметы наших бесед, хотя не думаю, чтобы без посредства Вашей доброты это могло содействовать теснейшему сближению между нами.
Прежде всего несколько слов о боге. Я определяю его как существо, состоящее из бесчисленных атрибутов, из которых каждый бесконечен или в высшей степени совершенен в своем роде. При этом следует заметить, что под атрибутом я разумею все то, что мыслится через себя и в себе и понятие чего, таким образом, не заключает в себе понятия о чем-либо другом. Так, например, протяжение мыслится через себя и в себе. Иначе обстоит дело с движением; ибо движение мыслится в другом, и понятие движения заключает в себе протяжение.
Что это есть истинное определение бога, явствует уже из того, что под Богом мы понимаем существо в высшей степени совершенное и абсолютно бесконечное. Что такое существо существует, легко может быть доказано из этого определения, — но я оставляю в стороне эту задачу, как не относящуюся к предложенному Вами вопросу.Однако для разрешения Вашего первого вопроса мне необходимо доказать еще следующее: во-первых, что в природе не может быть двух субстанций, которые не различались бы всею своею сущностью; во-вторых, что никакая субстанция не может быть произведена, но что существование принадлежит к сущности субстанции; в-третьих, что каждая субстанция должна быть бесконечна
387
или в высшей степени совершенна в своем роде. Как только это будет доказано, Вы легко поймете, славнейший муж, общее направление моей мысли, если только Вы будете при этом иметь в виду мое определение бога; так что мне нет нужды говорить об этом более пространно. Но, чтобы ясно и коротко доказать Вам все это, я не мог придумать ничего лучшего, как предложить на Ваше рассмотрение соответствующие доказательства, изложенные геометрическим способом (more geometrico). Поэтому я их при сем отдельно посылаю и буду ждать Вашего суждения о них 6.
Во-вторых, Вы желаете, чтобы я указал Вам ошибки, которые я усматриваю в философии Декарта и Бэкона. Хотя и не в моих привычках раскрывать чужие заблуждения, однако я хочу исполнить и это Ваше желание. Первая и самая важная ошибка заключается в том, что оба они очень далеки от понимания первопричины и происхождения всех вещей. Вторая, что они не уразумели истинной природы человеческой души (mens). Третья, что они не постигли истинной причины заблуждений. Между тем, только человек, совершенно лишенный образования и всякого знания, может не видеть, в какой высокой степени важно истинное познание всех этих предметов. Что они были далеки от познания первопричины и человеческой души, легко заключить из истинности грех вышеупомянутых положений, а поэтому перейду прямо к рассмотрению третьей ошибки.
О Бэконе я скажу немного, потому что он говорит об этом предмете очень сбивчиво и, излагая свое мнение, почти ничем не обосновывает его, ибо он предполагает, во-первых, что причина заблуждений коренится не только в наших ощущениях, но и в самой природе человеческого разума, который все представляет себе по своему собственному масштабу, а не по масштабу вселенной и таким образом уподобляется зеркалу с неровной поверхностью, которое, отражая лучи каких-нибудь предметов, примешивает свою собственную природу к природе этих предметов. Во-вторых, он предполагает, что человеческий ум по своей природе склонен к абстракциям, и воображает себе неподвижным то, что является текучим. В-третьих, он признает, что человеческий разум пребывает в вечной неустойчивости, никогда не останавливаясь и не успокаиваясь. Что же касается других причин, приводимых Бэконом, то они легко могут быть сведены к одной-388
единственной причине, указываемой Декартом, а именно, что человеческая воля свободна и притом шире разума, или, по туманному выражению Бэкона (Афор., 49), что разум не холодный свет, его питает воля. (Следует заметить, что Бэкон, в отличие от Декарта, часто употребляет слово «разум» (ум, интеллект — intellectus), вместо «дух» (душа — mens.) Я покажу ложность только этого последнего положения, оставив в стороне все другие, как лишенные всякого значения. Оба философа сами могли бы это понять, если бы только поразмыслили о том, что между волею и отдельными хотениями (volitiones) такая же разница, как между белизной и отдельными предметами белого цвета, или как между человечностью и тем или другим человеком. Утверждать, что воля есть причина того или другого хотения, так же невозможно, как невозможно считать человечность причиной Петра или Павла. Воля есть только рассудочное понятие (рассудочная сущность — ens rationis) 8 и не может быть признана причиной того или другого хотения. Отдельные же хотения, так как они нуждаются для своего существования в определенной причине, не могут быть названы свободными, но необходимо являются такими, какими их детерминируют породившие их причины. А так как, по Декарту, самые заблуждения суть не что иное, как отдельные хотения, то отсюда необходимо следует, что заблуждения, т.е. отдельные хотения, не являются свободными, но детерминируются внешними причинами, а отнюдь не волей, что я и хотел доказать, и т.д.
[Рейнсбург, сентябрь 1661 г.]