ОТВЕТ НА ПРЕДЫДУЩЕЕ
Так как Вы, по-видимому, упрекаете меня за чрезмерную краткость, то на этот раз я заглажу эту провинность чрезмерной пространностью. Как вижу, Вы ожидали от меня указания тех мнений в Ваших писаниях, которые кажутся Вашим читателям колеблющими религиозную добродетель.
Я скажу Вам, что именно больше всего их удручает. Им кажется, что Вы утверждаете фатальную необходимость всех вещей и действий. А они говорят, что признание такого рода необходимости подрывает силу всех законов, всей добродетели и религии и делает напрасными все награды и наказания. Они считают также, что все, что принуждает или вносит необходимость, тем самым извиняет [человека], а потому, думают они, не будет никого, кто не был бы извиняем пред лицом бога. Если нами движет судьба, если все направляется твердой рукой по определенному, неизбежному пути,631
то для Ваших читателей непонятно: где же остается место вине и наказаниям? Как распутать этот узел — сказать чрезвычайно трудно. Я весьма желал бы узнать и уразуметь, каким образом Вы могли бы помочь разрешению этого затруднения.
Далее, высказанные Вами взгляды по поводу указанных мною трех пунктов поднимают следующие вопросы. Во-первых, в каком смысле чудеса и невежество берутся Вами в качестве синонимов и равнозначащих понятий, как это Вы, по-видимому, полагаете, судя по Вашему последнему письму? Ведь восстание Лазаря из мертвых и воскресение Иисуса Христа кажутся нам превосходящими все силы сотворенной природы и принадлежащими только к божественному могуществу; однако то обстоятельство, что это по необходимости превосходит пределы нашего конечного разумения, ограниченного определенными рамками, не обличает никакого достойного порицания невежества. Неужели Вы не находите, что сотворенный дух (mens) и человеческое знание должны признавать за несотворенным духом и за верховным существом такое знание и такое могущество, которые могут понять и исполнить то, причину и происхождение чего мы, слабые люди, не можем ни уразуметь, ни объяснить.
Все мы люди, и ничто человеческое не должно считаться чуждым нам.Затем, так как Вы сознаетесь, что Вы не понимаете, каким образом бог мог принять человеческую природу, то позвольте спросить Вас: как же Вы понимаете те места нашего Евангелия и Послания к евреям, из которых первое утверждает: «слово стало плотью», а второе: «сын божий принял не ангельскую природу, но семя Авраамово»? И я считаю, что содержание всего Евангелия говорит о том, что единородный сын божий, логос, который был богом и у бога, явил себя в человеческой природе и своими страданиями и смертью уплатил за нас, грешников, выкуп — цену искупления. Я очень хотел бы узнать от Вас, что следует сказать обо всем этом, чтобы не поколебать истинности Евангелия и христианской религии, к которой, как мне кажется, Вы относитесь благожелательно.
Я предполагал написать Вам больше, но меня останавливает приход друзей, которым я не могу отказать в исполнении долга вежливости. Но и того, что я успел
632
написать в этом письме, будет достаточно, и, быть может, это даже вызовет у Вас скуку, когда Вы рассмотрите это как философ.
Итак, будьте здоровы и верьте, что я остаюсь всегдашним почитателем Вашей учености и Вашей науки.
Лондон, 16 декабря 1675 г.