II. Бессознательное в дзен буддизме
То, что я понимаю под «бессознательным», может отличаться от психоаналитической трактовки этого понятия, а потому я должен прояснить мою позицию. Прежде всего, каков мой подход к бессознательному? Если я вообще использую этот термин, то в этом случае «бессознательное» у меня «метанаучно» или «донаучно».
Все вы – ученые, а я – человек дзен, и мой подход «донаучен», а иной раз, боюсь, и «антинаучен». Термин «антинаучный» может быть не самым удачным, но он выражает то, что я имею в виду. Понятие «метанаучный», быть может, тоже неплохое выражение точки зрения дзен по этому поводу в тех условиях, когда наука или интеллектуализация на какое то время заняли все поле исследований о человеке; дзен требует, чтобы мы, перед тем как безусловно признать власть науки над всей человеческой деятельностью, остановились, поразмыслили и посмотрели – все ли так, как должно быть.Научный метод исследования реальности представляет собой взгляд на объект с так называемой объективной точки зрения. Например, этот цветок на столе является объектом научного исследования. Ученые подвергнут его самым разным аналитическим процедурам – ботаническим, химическим, физическим и т. д. Затем они нам расскажут, что именно каждый из них обнаружил в цветке, рассматривая его под своим углом зрения, а затем скажут, что более о нем нечего говорить, пока нечто новое не будет обнаружено по ходу других исследований.
Таким образом, главной отличительной характеристикой научного подхода к реальности является дескрипция объекта, разговор о нем, хождение вокруг него, уловление всего того, что привлекает наш интеллект, а затем отделение уловленного от самого объекта. Когда мы завершили все эти процедуры, настает время синтеза таких аналитически сформулированных абстракций. Конечный результат синтеза принимается за сам объект.
Тем не менее остается вопрос: «А был ли весь объект целиком уловлен в эту сеть?» Я бы сказал: «Никоим образом!» Потому что поймали мы в нее сумму абстракций, а не сам объект.
Для практически утилитарных целей всех этих так называемых научных формул более чем достаточно. Но объект в них не помещается. Приподняв сеть, мы обнаруживаем, что чему то удалось ускользнуть сквозь ее тонкие ячейки.Имеется другой путь к реальности, который предшествует науке либо приходит после нее. Его я называю подходом дзен.
Подход дзен заключается в том, чтобы прямо войти в сам объект и увидеть его как бы изнутри. Познать цветок – значит стать цветком, быть им, цвести, как он, радуясь солнечному свету и дождю. Если это произошло, то цветок говорит со мною, а я знаю все его тайны, радости и страдания – все биение его жизни. И не только это. Вместе с моим «познанием» цветка я узнаю все тайны вселенной, включая и тайны моего собственного Я. Ранее они все время ускользали от моего преследующего взора, поскольку я разрывался надвое – на преследователя и добычу, на объект и тень. Нет ничего удивительного в том, что я никогда не улавливал моего Я, хотя сколь утомительной была эта игра!
Зная цветок, я знаю теперь мою Самость, мое Я. Утратив себя в цветке, я знаю и себя, и цветок.
Я называю такой подход к реальности путем дзен – путем донаучным, метанаучным или даже антинаучным.
Этот путь познания или видения реальности может быть также назван волевым или творческим. Если научный метод убивает объект, а затем, рассекая тело на части и собирая их обратно, тщетно пытается воспроизвести это изначально живое тело, то путь дзен принимает жизнь такой, как она есть. Он не разрывает живое на куски, чтобы затем связать их и восстановить жизнь с помощью интеллекта – абстрактного склеивания обломков. Путь дзен сохраняет жизнь как жизнь: ее не затрагивает нож хирурга. Поэт дзен восклицает:
Она остается в своей природной красе,
Не тронута ее кожа,
Кости ее на своем месте,
Нет нужды в красках, пудрах и румянах,
Она является собой, не больше и не меньше.
Как это прекрасно!
Науки имеют дела с абстракциями, в них нет деятельности.
Дзен погружает нас в источник творчества и пьет ту жизнь, которая из него проистекает. Этим источником дзен является бессознательное. Цветок сам себя не осознает. Это я пробуждаю его из бессознательности. Теннисон это упускает, сорвав цветок с потрескавшейся стены. Басе владеет цветком, когда видит скромно цветущую «пастушью сумку» у дикой изгороди. Я не могу сказать, где находится бессознательное. Во мне ли оно, в цветке ли? Может быть, когда я спрашиваю «где?» – оно как раз нигде. Если так, то я в нем молча пребываю.Ученый убивает, художник пытается воссоздать. Он знает, что реальности не достичь посредством расчленения. Поэтому он использует холст, кисти и краски, стремится творить из своего бессознательного. Когда это бессознательное искренне и по настоящему отождествляется с Космическим Бессознательным, тогда творения художника подлинны. Он действительно создал нечто; его произведение не является копией чего бы то ни было; оно существует по собственному праву. Он рисует цветок, который, если он произрастает из его бессознательного, представляет собой новый цветок, а не подражание природе.
Настоятель одного дзен буддистского монастыря пожелал, чтобы потолок зала Дхармы был украшен изображением дракона. Известного художника попросили выполнить работу. Он принял предложение, но пожаловался, что никогда не видел настоящего дракона – если таковые вообще существуют. Настоятель сказал ему: «Ничего, что ты не видел этого существа. Стань им, превратись в него и рисуй. Не старайся следовать условным канонам». Художник спросил: «Как же мне стать драконом?» Настоятель отвечал: «Иди в свою комнату и сосредоточь на нем свой ум. Придет время, когда ты почувствуешь, что должен его нарисовать. Это и будет миг твоего превращения в дракона, и тот потребует, чтобы ты дал ему форму».
Художник последовал совету настоятеля и через несколько месяцев напряженных усилий обрел уверенность в себе, поскольку из собственного бессознательного увидел себя драконом.
Результатом является тот дракон, которого мы и сегодня видим на потолке зала Дхармы в Миошинджи (Киото).В связи с этим мне вспоминается другая история – о встрече дракона с китайским художником.
Один художник хотел нарисовать дракона, но так как он его никогда не видел воочию, то жаждал получишь возможность посмотреть на него. И однажды настоящий дракон заглянул к нему в окно и сказал: «Вот и я, рисуй!» Художник был так потрясен, так испуган неожиданным, гостем, что не смог его внимательно рассмотреть. Картины с драконом он так и не создал.
Видения недостаточно. Художник должен войти в вещь, почувствовать ее изнутри и жить ее жизнью. Говорят, что Торо был лучшим натуралистом, чем профессиональные ученые. Так же как и Гёте. Торо и Гёте знали природу уже потому, что были способны жить ею. Ученые подходят к ней объективно, то есть поверхностно. «Я и ты» – звучит это привычно, но в действительности мы даже не можем так сказать: стоит нам произнести это, и Я уже есть Ты, а Ты есть Я. Дуализм удерживается лишь в том случае, если его подпирает нечто недвойственное.
Наука произрастает из дуализма, а потому сциентисты стремятся свести все к количественным измерениям. Для этой цели они изобретают всякого рода механические приборы. Технология – таков лейтмотив современной культуры. Все неквантифицируемое отвергается как ненаучное или донаучное. Сциентисты выдвигают набор правил, и все то, что ускользает от них, откладывается в сторону, поскольку не принадлежит полю их исследования. Какими бы мелкими ни были ячейки сети, пока есть сеть, имеется и то, что сквозь нее ускользает, а именно то, что не может быть каким либо образом измерено. Числа уходят в бесконечность, и однажды науки признаются в собственной неспособности заманить реальность в свою сеть. Бессознательное лежит за пределами поля научных исследований. Поэтому ученые могут лишь указывать на его существование. Для науки достаточно и этого.
Бессознательное есть нечто, что нужно чувствовать, причем не в обыденном, но в первичном, фундаментальном смысле слова.
Это требует разъяснения. Когда мы говорим: «Я чувствую, что стол твердый» или «я чувствую холод», подобные чувства относятся к области ощущений, отличаемых от других, – того, что мы слышим или видим. Когда мы говорим: «Я чувствую себя одиноким» или «я чувствую восхищение», то речь идет о более общих, целостных, внутренних чувствах, но принадлежат они все еще релятивному сознанию. Но чувство бессознательного является куда более фундаментальным и первичным, указывающим на века «невинности», когда еще не свершилось пробуждение сознания из хаотической (или полагаемой таковою) Природы. На деле Природа не хаотична, поскольку ничто хаотичное не может само по себе существовать. Это просто имя, данное тому царству, которое отвергает измерение обычными рационалистическими средствами. Возникающее из этого хаоса сознание поверхностно, оно затрагивает лишь один край реальности. Наше сознание есть лишь малюсенький островок, плавающий в океане, отекающем Землю. Но только посредством этой малой части почвы под ногами мы способны бросить взгляд на само неохватное бессознательное. Мы можем лишь почувствовать его, но и это уже немало, ибо через него мы узнаём о том, что наше фрагментарное существование обретает всю свою значимость, а потому мы уверяемся, что живем не зря. Наука, по определению, не дает нам чувства полной безопасности, того бесстрашия, что произрастает из нашего чувства бессознательного.Не все мы можем сделаться учеными, да никто от всех этого не ждет. Но все мы от природы можем быть художниками, конечно, не специализированными – живописцами, скульпторами, музыкантами, поэтами и т. д., – но художниками жизни. Эта профессия «художник жизни» – может показаться новой и странной, но фактически все мы рождаемся художниками, не ведая этого. Многим из нас не удается стать художниками жизни, а в итоге мы переворачиваем нашу жизнь вверх дном, а потом спрашиваем: «В чем смысл жизни?», «Разве перед нами не слепое ничто?», «Прожив 75 или даже 90 лет – куда мы уходим? Никто этого не знает!» и т. д. и т. п. Я слышал, что из за этого большинство сегодняшних мужчин и женщин делаются невротиками и психотиками. Человек дзен может сказать им, что все они позабыли о том, что были рождены художниками, творцами жизни. Стоит им осознать этот факт, и они излечатся от неврозов, психозов и прочих затруднений, какими бы именами они ни назывались.