<<
>>

§ 41.

Критическая философия исследует раньше всего ценность употребляемых в метафизике – да, впрочем, также и в других науках и в повседневном представлении – понятий рассудка. Эта критика, однако, не входит в рассмотрение содержания и определенного отношения друг к другу этих определений мысли, а рассматривает их вообще со стороны противоположности между субъективностью и объективностью.

Эта противоположность, как она принимается здесь, относится (см. предшествующий параграф) к различию элементов внутри опыта. Объективностью называется здесь элемент всеобщности и необходимости, т. е. сами определения мысли, так называемое априорное. Но критическая философия расширяет эту противоположность настолько, что весь опыт, т. е. оба указанные его элемента, входит в область субъективности и по ту сторону этой субъективности остается лишь вещь в себе.

Различные формы априорного, т. е. формы мышления, и именно мышления как представляющего собою, несмотря на свою объективность, лишь субъективную деятельность, получаются путем следующей систематизации, которая, впрочем, зиждется только на психологически исторических основах.

Прибавление 2 е. То, что определения прежней метафизики были подвергнуты исследованию, составляет, несомненно, очень важный шаг вперед. Наивное мышление, ничего не подозревая, брало указанные определения так, что они получались как бы сразу и сами собою. Оно не спрашивало себя при этом о том, насколько эти определения обладают сами по себе ценностью и значимостью. Раньше мы уже заметили, что свободное мышление есть такое мышление, которое не исходит из готовых предпосылок. Мышление прежней мета 85 физики было не свободным, потому что оно признавало без дальнейших околичностей свои определения чем то заранее данным, некоторым а priori, которого рефлексия не подвергала самостоятельному испытанию.

Критическая философия, напротив, ставила себе задачу исследовать, в какой степени формы мышления способны вообще доставлять нам познание истины. Говоря более точно, критическая философия требовала, чтобы раньше, чем приступить к познанию, мы подвергли исследованию способность познания. Есть, несомненно, верная мысль в том, что мы должны сделать предметом познания сами же формы мышления. Но здесь же прокрадывается ошибочная мысль, что мы должны познавать до того, как приступим к познанию, что мы не должны войти в воду раньше, чем не научимся плавать. Нет сомнения, что не надо пользоваться формами мышления, не подвергнув их исследованию, но само это исследование есть уже познание.

В познании, следовательно, должны соединиться друг с другом деятельность форм мышления и их критика. Формы мышления должны быть рассмотрены сами по себе, они представляют собою предмет и деятельность самого этого предмета Они сами подвергают себя исследованию, сами должны определять свои границы и вскрывать свои недостатки. Тогда это будет та деятельность мышления,которую дальше мы рассмотрим особо как диалектику и о которой здесь мы должны пока лишь заметить, что мы должны смотреть на нее не как на привнесенную извне в определения мысли, а как им самим присущую.

Отличительной чертой кантовской философии является, следовательно, требование, чтобы само мышление подвергло себя исследованию и установило, в какой степени оно способно к познанию. В наше время мы вышли за пределы кантовской философии, и каждый утверждает, что он пошел дальше ее. Но можно двояким образом пойти дальше, можно пойти дальше вперед и дальше назад. Многие наши философские стремления, если присмотримся к ним ближе, оказываются не чем иным, как методом прежней метафизики, некритическим и безотчетным мышлением.

Прибавление 2 е. Кантовское исследование определений мысли страдает тем существенным недостатком, что они рассматриваются не сами по себе, а лишь с точки зрения того, являются ли они субъективными или объективными.

Под объективным понимают в обычном словоупотреблении то, что существует вне нас и доходит до нас извне посредством восприятия. Кант отрицал, что определения мысли (например, причина и действие) объективны в указанном смысле, {86} т. е., что они даны в восприятии, и он, напротив, рассматривал их как принадлежащие самому нашему мышлению или спонтанности мышления, и в этом смысле он рассматривал их как субъективные.

Однако Кант вместе с тем называет мыслимое и, говоря точнее, всеобщее и необходимое, объективным, а то, что лишь ощущается нами, – субъективным. Вышеуказанное словоупотребление кажется, таким образом, поставленным на голову, и Канта поэтому упрекали в том, что он вносит в язык путаницу. Этот упрек, однако, очень несправедлив.

Дело обстоит здесь следующим образом. Обыденному сознанию чувственно воспринимаемое, т. е. то, что стоит пред ним (например, данное животное, данная звезда и т. д.), представляется существующим само по себе, самостоятельным; мысли же, наоборот, считаются им несамостоятельным и зависимым от чего то другого. Но на самом деле чувственно воспринимаемое есть нечто подлинно несамостоятельное и производное, а мысли, напротив, суть подлинно самостоятельное и первичное. В этом смысле Кант назвал то, что сообразно с мыслью (всеобщее и необходимое), объективным, и сделал это с полным правом.

О другой стороны, чувственно воспринимаемое во всяком случае субъективно постольку, поскольку оно имеет свою опору не в самом себе, и в такой же мере мимолетно и преходяще, в какой мыслям присущ характер постоянства и внутренней устойчивости. Упомянутое здесь и выдвинутое Кантом определение различия между объективным и субъективным мы встречаем также и в наше время в словоупотреблении образованных людей, – так, например, мы предъявляем требование к оценке произведения искусства, чтобы она была объективной, а не субъективной, полагая, что должно исходить не из случайного личного ощущения и настроения данного момента, а из всеобщего и имеющего свое основание в сущности самого искусства.

В том же самом смысле мы можем по отношению к научному исследованию проводить различие между объективным и субъективным интересом.

Но кантовская объективность мышления сама, в свою очередь, субъективна, поскольку, согласно Канту, мысли, хотя и суть всеобщие и необходимые определения, они все же –лишь наши мысли и отделены от того, что представляет собою вещь в себе, непроходимой пропастью. Истинная объективность мышления состоит, напротив, в том, что мысли суть не только наши мысли, а вместе с тем суть вещей и вообще всего того, что является для нас предметом, суть их в себе.– «Объективно» и «субъективно» представляют собою удобные выражения, которыми, не задумываясь, пользуются и, при употреблении 87 которых, однако, очень легко возникает путаница. Согласно данному нами разъяснению, слово «объективность» имеет троякий смысл. Во первых, оно употребляется в смысле существующего во внешнем мире в отличие от того, что лишь субъективно, составляет предмет мнения, сновидения и т. д.; во вторых, оно имеет установленный Кантом смысл всеобщего и необходимого в отличие от принадлежащего нашему ощущению случайного, партикулярного и субъективного, и, в третьих, оно употребляется в указанном напоследок смысле, в смысле мыслимого «в себе», в смысле того, что есть, в отличие от того, что лишь мыслится нами и, следовательно, в смысле того, что еще отлично от самой вещи, т. е. от вещи в севе.

<< | >>
Источник: Георг Вильгельм Гегель. Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика. 1827

Еще по теме § 41.: