§ 159.
Понятие есть, следовательно, истина бытия и сущности, так как отражение, видимость рефлексии внутри самой себя есть в то же время самостоятельная непосредственность, и это бытие различенной
{262}
действительности есть непосредственно лишь отражение, видимость внутри самой себя.
Так как понятие оказалось истиной бытия и сущности, которые оба возвратились в него, как в свое основание, то и оно, наоборот, развилось из бытия, как из своего основания.
Первая сторона этого поступательного движения может рассматриваться как углубление бытия внутрь самого себя, причем благодаря этому поступательному движению раскрылось его внутреннее; вторая же сторона может рассматриваться как происхождение более совершенного из менее совершенного. Так как такое развитие рассматривалось лишь с последней стороны, то это ставилось в упрек философии. Более определенный смысл, который здесь имеют эти поверхностные мысли о менее совершенном и более совершенном, состоит в отличии бытия, как непосредственного единства с собою, от понятия, как свободного опосредствования собою. Так как бытие обнаружило себя моментом понятия, то последнее, следовательно, оказалось истиной бытия. Как эта его рефлексия внутрь себя и как снятие опосредствования, понятие есть предположение непосредственного, – предположение, тожественное с возвращением внутрь себя, а это тожество составляет свободу и понятие. Если поэтому момент называют несовершенным, то понятие, совершенное, несомненно, развивается из несовершенного, ибо оно есть по существу своему снятие своего предположения. Но в то же самое время только понятие, посредством полагания себя, и делает это предположение, как это обнаружилось при рассмотрении причинности вообще и взаимодействия в особенности.Понятие определено по отношению к бытию и сущности таким образом, что оно есть сущность, возвратившаяся к бытию, как к простой непосредственности, благодаря чему его отражение,видимость, обладает действительностью и ее действительность есть вместе с тем свободное отражение внутрь самой себя.
Бытием понятие, таким образом, обладает как своим простым соотношением с собою или как непосредственностью своего единства внутри самого себя. Бытие есть столь бедное определение, что оно есть наименьшее, что мы можем указать в понятии.Переход от необходимости к свободе или от действительного – в понятие очень труден потому, что мы должны мыслить самостоятельную действительность как обладающую всей своей субстанциальностью в ее переходе и тожестве с иной по отношению к ней самостоятельной действительностью; таким образом, и понятие также очень
{263}
трудно для понимания, потому что оно само и есть это тожество. Но действительная субстанция, как таковая, причина, которая в своем для себя бытии ничему не хочет давать проникнуть внутрь себя, уже подчинена необходимости, или судьбе, перейти в положенность, и это подчинение скорее и представляет собою наибольшую трудность. Мышление необходимости, напротив, есть скорее разрешение этой трудности, ибо оно есть совпадение себя в другом с самим собою; оно есть освобождение, которое не есть бегство абстракции, а состоит в том, что в другом действительном, с которым действительное связано властью необходимости, оно не имеет себя как другое, а имеет свое собственное бытие и полагание. Как существующее для себя, это освобождение называется «я», как развитое в свою целостность – свободный дух, как чувство – любовь, как наслаждение – блаженство. – Великое воззрение спинозовской субстанции есть лишь в себе освобождение от конечного для себя бытия, понятие же есть для себя мощь необходимости и действительная свобода.
Прибавление. Если называют понятие, как это мы делаем здесь, истиной бытия и сущности, то должен возникнуть вопрос, почему мы не начали с него. Ответом на этот вопрос служит то, что там, где дело идет о мыслящем познании, нельзя начать с истины, потому что истина, образуя начало, основана на одном лишь заверении, а мыслимая истина, как таковая, должна оправдать себя перед мышлением. Если бы в начале логики мы поставили понятие и, как это по содержанию совершенно правильно, определили его как единство бытия и сущности, то возник бы вопрос, что нужно мыслить под бытием и что под сущностью и как бытие и сущность доходят до того, чтобы совмещаться в единстве понятия. Но тогда, следовательно, вышло бы, что мы начали с понятия только по названию, а не по существу. Настоящим исходным пунктом служило бы бытие, как мы это сделали и здесь, только с тем различием, что определения бытия и точно так же и определения сущности пришлось бы заимствовать непосредственно из сферы представления, между тем как мы, напротив, рассматривали бытие и сущность в их собственном диалектическом развитии и познали их как снимающих самих себя, чтобы перейти в единство понятия.