§ 136.
2) Тожественное этого отношения, имеющееся в нем соотношение с собою, непосредственно представляет собою, следовательно, отрицательное соотношение с собою. И оно есть такое соотношение именно как.
опосредствование, в котором тожественное равнодушно к различию, и в то же время оно (тожественное) есть отрицательное соотношение с собою, которое отталкивает самого себя как рефлексию внутрь себя к различию, полагает себя существующим как рефлексия в другое, и, наоборот, возвращает эту рефлексию в другое к соотношению с собою и к равнодушию; это – отношение силы и ее обнаружения.Примечание. Отношение целого и частей есть непосредственное и потому поверхностное отношение и переход тожества с собою в разность.
Здесь переходят от целого к частям и от частей к целому, забывая, что каждый из этих двух членов противоположен другому, и принимая то целое, то части за самостоятельные существования.
Или, иными словами, так как части в этом отношении существуют в целом, а целое состоит из частей, то в разное время то один, то другой член есть устойчивое, а его другое – несущественное. Механическое отношение в его поверхностной форме состоит вообще в том, что части выступают как самостоятельные по отношению друг к другу и к целому.
Прогресс в бесконечное, связанный с делимостью материи, может воспользоваться также этим отношением, и он состоит тогда в бессмысленном попеременном чередовании обоих этих определений. Вещь берется как нечто целое, а затем переходят к определению частей; это определение после этого забывается, и то, что было частью, рассматривается как целое, затем снова выступает определение части и т. д.
до бесконечности. Но эта бесконечность, взятая как отрицательное, представляет собою отрицательное соотношение отношения к себе, силу, тожественное с собою целое, как внутри себя бытие, – и, как снимающее это внутри себя бытие и проявляющее себя, она, вместе с тем, представляет собою, наоборот, обнаружение, исчезающее и возвращающееся в силу.
Несмотря на эту бесконечность, сила также и конечна, ибо содержание, то, что представляет собою одно и то же в силе и ее обнаружении, есть это тожество лишь в себе, обе стороны отношения, взятые каждая сама по себе, сами еще не суть конкретное тожество, еще не суть целостность.
Они вследствие этого разнятся друг от друга, и отношение их есть нечто конечное. Сила нуждается поэтому в возбуждении извне, действует слепо, и, благодаря этой неудовлетворительности формы, содержание также ограничено и случайно. Оно еще не истинно тожественно с формой, еще не представляет собою понятия и цели, которая была бы в себе и для себя определенной целью. Это различие в высшей степени существенно, но его нелегко понять: оно точно определится лишь в самом понятии цели. Если его не принимают во внимание, то это приводит к путанному пониманию бога как силы; этой путанностью страдает, в особенности, гердеровское понимание бога.Часто говорят, что природа самой силы неизвестна и мы познаем лишь ее обнаружение. Но, с одной стороны, определение содержания силы целиком совпадает с содержанием обнаружения, и объяснение какого нибудь явления некоей силой есть поэтому пустая тавтология.
То, что согласно этому утверждению остается неизвестным, есть, следовательно, на самом деле не что иное, как та пустая форма рефлексии внутрь себя, которою одною лишь сила отличается от обнаружения, – форма, которая сама также есть нечто довольно хорошо известное.
Эта форма ничего не прибавляет к содержанию и к закону, которые познаются единственно только из явления. Нас, кроме того, всегда уверяют, что, говоря о законе обнаружения силы, мы ничего не утверждаем относительно природы силы. Непонятно в таком случае, зачем форма силы введена в науку. – О другой стороны, природа силы во всяком случае есть нечто неизвестное, ибо еще недостает как необходимости связи ее содержания внутри самого себя, так и необходимости связи этого содержания, поскольку оно ограничено и поэтому имеет свою определенность через посредство некоего другого вне его.
Прибавление 1 е. Отношение силы и ее обнаружения должно рассматриваться как бесконечное по сравнению с непосредственным отношением целого и частей, так как в нем положено тожество обеих сторон, которое в последнем отношении имелось пока что только в себе.
Целое, хотя оно и состоит из частей, перестает, однако, быть целым, когда его делят; сила же, напротив, показывает себя силой лишь благодаря тому, что она обнаруживает себя и в своем обнаружении возвращается к самой себе, ибо обнаружение есть само, в свою очередь, сила. Но, далее, следует сказать, что это отношение также и конечно, и его конечность состоит вообще в этой опосредствованности, подобно тому как, наоборот, отношение целого и частей оказалось конечным из за его непосредственности. Конечность опосредствованного отношения силы и ее обнаружения проявляется прежде всего в том, что каждая сила обусловлена и для своего существования нуждается, помимо себя, в чем то другом. Так, например, магнетическая сила имеет, как известно, своим носителем преимущественно железо, другде свойства которого (цвет, удельный вес, соотношение с кислотами и т. д.) независимы от этого отношения к магнетизму. Точно так же обстоит дело со всеми прочими силами, которые всегда оказываются обусловленными и опосредствованными еще иными силами. Конечность силы, далее, обнаруживается в том, что она нуждается в возбуждении для того, чтобы обнаружиться. То, чем сила возбуждается, само, в свою очередь, есть обнаружение некоторой силы, которая, для того, чтобы обнаружиться, также должна быть возбуждена. Мы, таким образом, получаем либо снова бесконечный прогресс, либо взаимность возбуждения и возбужденности, причем, однако, здесь все еще недостает абсолютного начала движения. Сила еще не есть, подобно цели, то, что определяет себя внутри самого себя; содержание ее есть определенно данное содержание, и, обнаруживаясь, она, как обыкновенно выражаются, в своем действии слепа; под этим следует именно понимать различие между абстрактным обнаружением силы и целесообразной деятельностью.
Прибавление 2 е. Хотя так часто повторяемое утверждение, будто мы можем познать лишь обнаружение силы, а не самое ее, должно быть отвергнуто как необоснованное, потому что сила, ведь, только и состоит в том, что она обнаруживается, и в понимаемой, как закон, целостности обнаружения мы, следовательно, познаем вместе с тем и самое силу, – не следует, однако, упускать при этом из виду, что в этом утверждении о непознаваемости внутренней сущности сил заключается правильное предчувствие конечности этого отношения.
Отдельные обнаружения той или другой силы выступают пред нами сначала, в их неопределенном многообразии и порозненности, как случайные; мы затем сводим это многообразие к его внутреннему единству, которое мы обозначаем как силу, и, познав господствующий в нем закон, начинаем сознавать видимо случайное как нечто необходимое; но различные силы суть сами, в свою очередь, некое многообразное и в своей простой совместности представляются нам случайными. В эмпирической физике говорят поэтому о силах тяжести, магнетизма, электричества и т. д.; и точно так же в эмпирической психологии говорят о силе памяти, о силе воображения, о силе воли и о всяких других душевных силах.При этом снова появляется потребность сознать также и эти различные силы как некое единое целое, и эта потребность не получила бы удовлетворения, если бы мы свели эти различные силы, скажем, к общей им единой первосиле. В лице такой изначальной силы мы на самом деле имели бы лишь пустую абстракцию, такую же бессодержательную,
{231}
как и абстрактная вещь в себе. К этому прибавляется еще и то, что отношение силы и ее обнаружения есть по существу своему опосредствованное отношение, и понимание силы, как изначальной или зависящей только от себя, противоречит, следовательно, ее понятию.
При таком характере природы силы мы, правда, не протестуем, когда говорят, что существующий мир есть обнаружение божественных сил, но не решимся рассматривать самого бога единственно лишь как силу, потому что сила представляет собою подчиненное и конечное определение. Когда в эпоху так называемого возрождения наук начали сводить отдельные явления природы к лежащим в их основании силам, церковь объявила поэтому это предприятие безбожным, ибо, если сила тяготения приводит в движение небесные тела, если рост растений вызывается растительной силой и т. д., то для божественного мироправительства ничего не остается, и бог поэтому низводится на степень праздного зрителя этой игры сил.
Естествоиспытатели, правда, и в особенности Ньютон, пользуясь рефлективной формой силы для объяснения явлений природы, определенно заявляли, что этим не наносится ни малейшего ущерба славе бога как творца и правителя вселенной; однако это объяснение силами последовательно приводит к тому, что резонирующий рассудок идет дальше, что он фиксирует отдельные силы каждую самое по себе и принимает их в этой конечности как нечто последнее. Пред лицом этого сделанного конечным мира самостоятельных сил и веществ для определения бога остается лишь абстрактная бесконечность непознаваемого, высшего, потустороннего существа. Такова точка зрения материализма и современного просвещения, которые, отказываясь от знания того, что такое бытие бога, ограничиваются лишь знанием факта его бытия. Хотя церковь и религиозное сознание правы в этой полемике, поскольку конечных рассудочных форм во всяком случае недостаточно ни для познания природы, ни для познания образований духовного мира в их истине, но все же, с другой стороны, нельзя упускать из виду формальную правоту прежде всего эмпирических наук; эта правота состоит вообще в их совершенно справедливом требовании, чтобы наличный мир в определенности его содержания был предметом мыслящего познания, чтобы мы не останавливались лишь на абстрактной вере в то, что мир сотворен и управляется богом. Если наше опирающееся на авторитет церкви религиозное сознание нас поучает, что именно бог сотворил вселенную своей всемогущей волей, что именно он ведет светила по их путям и дает всем тварям жизнь и благоденствие, то все же остается еще{232}
ответить на вопрос: почему? И ответ на этот вопрос и составляет вообще общую задачу науки, задачу как эмпирических, так и философских наук. Когда религиозное сознание отказывается признать эту задачу и ее законность, ссылаясь на неисповедимость путей божиих, оно этим само становится на вышеупомянутую точку зрения исключительно рассудочного просвещения, и такую ссылку следует рассматривать как противоречащую ясно высказанной заповеди христианской религии – познать бога в духе и в истине, как произвольное заверение, порожденное отнюдь не христианским, а ханжески фанатическим смирением.