ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На большей части Восточной Европы, на которой сформируется так называемая Киевская Русь, славяне не являлись коренным населением. Они расселялись на огромных пространствах, населенных финно- угорскими, балтскими и ираноязычными племенами.
Пришельцы частично истребили автохтонных жителей, частично - оттеснили или ассимилировали. Ассимиляционные процессы протекали неравномерно и могли затягиваться на долгие столетия, порождая проблему взаимной культурной, экономической и политической адаптации. Первоначально, судя по всему, славяне расселялись оазисами, окруженными островками местных племенных территорий и «морем» незаселенных, неосвоенных пространств. Затем следовали новые волны колонизации как из этих освоенных славянами оазисов, так и из других территорий. При этом, согласно представлениям того времени, приоритет оставался за славянами- первопоселенцами, что в идеале должно было вести к формированию той иерархии общин и занимаемых ими территорий, которая постепенно кристаллизировалась в процессе трансформации союзов и суперсоюзов племен в сложную федерацию земель и, впоследствии, в систему независимых городов-государств.Для возникновения государственности требовался известный уровень развития производящего хозяйства и определенная плотность населения. В тех же регионах (в частности, в Восточной Европе), где плотность населения была незначительной, особо важную роль играли война и тесно с ней связанная внешняя торговля. Они не только компенсировали недостаток внутренних связей, но и являлись одним из главных способов достижения высокого социального статуса. В любом случае, трансформация родоплеменного общества в дофеодальное (как и дофеодального в феодальное), интеграция разрозненных племен и становление раннегосударственных образований не могли осуществляться сугубо на базе внутреннего развития. Требовался известный внешний импульс (завоевание, экономические, военные и культурные контакты и т.п.).
Легитимировалась новая система социальных связей с помощью мифа, который, в свою очередь, мог являться и одним из первоисточников новаций, несмотря на то, что внешне был направлен в прошлое, а не в будущее.На начальном этапе процессы социо- и политогенеза были осложнены и катализированы мощным внешним воздействием со стороны хазар и, прежде всего, варягов. Следствием «норманнского завоевания» стало образование по эгидой Рюрика северного полиэтничного суперсоюза племен, распространившего свое влияние на другие территории. Переход к широкой экспансии сопровождался переносом организующего центра с севера (район Ладоги — Новгорода) на юг, в Среднее Поднепровье. Именно активностью скандинавского элемента и следствием славянонорманнского синтеза объясняется как особая роль «Русской земли» в «узком смысле», так и сохраняющееся особое положение Новгорода- восприемника политической роли старого центра (Ладоги и «Рюрикова городища»). Следствие этого - сложная иерархия территорий, отражающая иерархию общин и князей.
Киевская Русь X в. представляла собой сложный (включающий элементы, связанные разным уровнем интеграции) суперсоюз племен. По мере оформления городов-государств, это образование трансформировалось в федерацию земель (городов-государств) с центром в Киеве. Асинхронность процессов социо- и политогенеза в различных частях восточнославянского мира, придавала Киевской Руси конца X - начала XI в. неоднородный характер - она сочетала в себе элементы и суперсоюза «племен», и федерации земель.
В середине XI в. окончательно оформляется сложная федерация земель, состоящая из Киевской, Черниговской и Переяславской федераций, с разным уровнем интеграции входящих в них земель по отношению к центру. Конец XI - первая половина XII в. - распад этой сложной кон-струкции на независимые земли (города-государства). В самих землях, основных «субъектах федерации», а со временем и независимых городах- государствах, иерархия формировалась по принципу деления на старшие и младшие общины: старший город - пригород, город - сельская округ (волощанские общины), уличанская - кончанская - городовая общины, вервь - мир - волость и т.
п.Наконец, существовали, выражаясь словами летописца, и «инии языци, иже дань дають Руси...». Они не входили в волостную организацию русских земель и являлись объектом эксплуатации внешнего типа. Та часть их, которая находилась в зоне славянской колонизации, мало-помалу втягивалась в древнерусскую политическую структуру, адаптируясь постепенно и в социально-экономическое, и в этнокультурное поле древнерусской народности. Для полноты картины отметим наличие «своих поганых» (черных клобуков, торков, берендеев) - тюркоязычных племен, осевших на южных рубежа Киевской земли. Они были интегрированы в русскую военно-политическую систему, но сохраняли известную автономию и традиционный кочевой уклад, постепенно деформировавшийся под влиянием древнерусских реалий.
Политический полицентризм и полиэтничность домонгольской Руси накладывались на переходную, дофеодальную природу общества, порождавшую обилие социальных групп (сословий Древняя Русь не знала). Не менее пестрой была картина ментального мира древнерусского общества, сочетавшая христианские и языческие элементы (с преобладанием последних), различные этнопсихологические и культурные традиции. Вследствие этого и традиционная оппозиция «свои - чужие» приобретала сложный, многоаспектный характер. При этом в книжной традиции на первое место выдвигалась оппозиция «христиане - не христиане (поганые)», а в рамках первой ее составляющей - «православные - католики». В пределах самого древнерусского социума имели место оппозиции, основанные по этническому («словенескъ языкъ в Руси» - «инии языци, иже дань дають Руси»/«свои поганые» - просто иноземцы - полумифические и мифические народы) политическому (например, «киевляне - новгородцы», «смольняне - черниговцы»), социальному («свободный - несвободный», «простой - знатный», богатый - бедный» и т. п.), административно-территориальному (со- общинник - представитель другой общины), кровнородственному (родственник - чужой), половозрастному, профессиональному и прочим принципам.
Основными несущими конструкциями политической системы Древней Руси являлись князьи город.
В князе персонифицировалась сила и удача племени, а потом земли (города-государства). Иерархия князей в сакральном княжеском роде определялась родовым старшинством и личными качествами. Иерархия между городами также отражалась в терминах родства (старший, младший). Поэтому старейшинство того или иного города, как правило, на начальном этапе древнерусской государственности, персонифицировалось в княжении в нем старейшего, а потом - наиболее удачливого представителя сакрального княжеского рода. Равным образом, союз (федерация) земель персонифицировался в союзе князей (правящем княжеском роде).Город - основа древнерусской цивилизации. По древнерусским представлениям с города начинается интеграция родов в более крупные образования, власть вождя становится властью князя с того времени, как появляется город. Вне города княжеская власть немыслима. H1J1 прямо связывает начало Руси со строительством городов. Без города невозможна власть (волость), а без власти (волости) невозможна Русская земля.
Анализ представлений древнерусских книжников о стране, власти и обществе, показывает, что они в значительной степени, отмечены печатью индивидуальности. Например, и Иларион, и Иаков Мних отводили князю важное место не только в социальной и политической, но и сакральной сфере деятельности. Согласно их воззрениям, главной функцией князя было обеспечение сакральной защиты своей земли и своего народа. В «Житии...», под пером Нестора, князья предстают более приземленными. Княжеское бытие отличается, прежде всего, невероятным материальным богатством. Сакральные функции князя практически никак не проявляются. Возможно, это объясняется особенностью жанрового сюжета, в котором главную сакральную роль играют преподобный Феодосий и иноки, которые и обеспечивают благополучие земли, ее сакральную защиту.
Имеются различия и во взглядах на страну, общество и то, что мы сейчас называем государством. Так, в «Слове о законе и благодати» Илариона Русь изображается в виде троичной модели земля-град ы-люди.
Русь как страна-государство (в нашем понимании), представлялась ему в виде триединой конструкции: в основании ее - земля/народ; на основании стоял престол (центр) земли - Киев; венчал и украшал эту конструкцию князь - честная голова. На этот социально-политический конструкт Иларион накладывал конструкт идеологический: центральный храм (Десятинная церковь, Софийский собор) - церкви - христианство. При этом храм соответствовал князю (Десятинная церковь - Владимиру, Софийский собор - Ярославу), церкви - градам, христианство - земле/людям.Иаков Мних, в отличие от Илариона, предпочитает использовать понятие Русская земля, которое употребляется как в территориальном смысле (чаще всего), так и в значении русские люди. Один раз Русская земля отождествляется с домом князя. Состоит Русская земля из городов и сел.
Нестор в «Чтениях о Борисе и Глебе» употребляет понятия и стра- на=земля, и земля=страна. В «Житии...» страна и земля применяются им в отношении как Руси в целом, так и отдельной городовой волости. Для обозначения отдельной земли с главным городом чаще используется область. При этом град, область, княжеский стол могут выступать в качестве синонимов.
Неустойчивость «политической лексики» характерна также для обозначения характера и функций княжеской власти. Иларион, например, использует титул каган (по отношению к Владимиру и Ярославу), оперирует понятием единодержец (по отношению к Владимиру) но не употребляет термин князь. Показательно, что в образе предков Владимира, князей-язычников Игоря Старого и Святослава Славного, он рисует идеальных князей, тогда как в образе его потомков (сына Ярослава, внуков и правнуков) - идеальных христиан. И только сам Владимир совмещает в себе черты и идеального князя, и идеального христианина.
Иаков Мних, напротив, Владимира называет по русски - князем, а книжные титулы каган и царь не использует. Если в «Слове...» русские князья языческой эпохи не только отмечены симпатией, но и наделены рядом черт, присущих идеальным князьям, то в «Памяти...» ситуация другая.
Иаков Мних не жалеет эпитетов для Владимира-христианина, тогда как Владимира-язычника уподобляет скотине, жившей во зле. Кроме того, Иаков использует эпитеты, характеризующие князя с «сакральной» (благоверный, христолюбивый, блаженный, «апостолъ въ князехъ», бо-жественный и т.п.), а не «административной» стороны. Эпитеты Илариона отражают обе сферы княжой деятельности Владимира, но в отношении Ярослава отмечают только добродетели князя-христианина.Приземленность княжого бытия, рисуемого в «Житии...» Нестором, проявляется и в эпитетах, которыми он наделяет князей: христолюбец, «владыко благый», благолюбивый, боголюбец, благый, благоверный и т.п. Эти качества могут быть присущи не только князьям. За исключением понятия стольный князь и старейшю всех, Нестор в «Житии...» не наделяет князей эпитетами, связанными с характером и объемом княжеской власти.
Вместе с тем, отмечая такие расхождения во взглядах между тремя нашими известнейшими и древнейшими авторами, следует указать не только на жанровые различия рассматриваемых произведений: Иларион и Иаков Мних писали о древних князьях, которых и общественное сознание, и книжники, склонны были идеализировать (особенно - Владимира).
При всех различиях во взглядах на общество Илариона, Иакова Мниха и Нестора их объединяет следующее: использование, в основном, книжных терминов для обозначения отдельных социальных категорий; основной принцип социального деления по принципу свободный - несвободный; повышенное внимание к крайним полюсам свободного населения - верхам (знать) и низам (обездоленные, нищие).
Анализ качественных характеристик, употребляемых с точки зрения социальной и этнической градации в ПВЛ и других источниках позволил установить, что сила, храбрость, смысленностъ и мудрость - самые элитарные качества в Древней Руси в порядке, так сказать, «возрастания». Эти представления уходили корнями в седую древность и являлись, судя по всему, универсальными.
Под влиянием христианства все более актуальными становились такие качества как нищелюбие, а также красота телесная и духовная.
Важное значение для изучения социальной и правовой истории Древней Руси имеет введение в научный оборот т.н. «Киевского письма». Исключительность его не только в древности, но и в уникальности самого сообщения, остающегося единственным такого рода для Древней Руси. Уникальность заключается в том, что в письме дано не частичное, а практически полное описание юридического казуса, связанного с порукой и ответственностью поручителя. Это позволяет не только глубже понять отдельные социальные и правовые институты, но и получить достаточно надежный фактический материал для анализа особенностей средневекового законодательства.
На рубеже XI-XII столетий происходят важные изменения в идеологической сфере и менталитете общества. Несмотря на достаточно стойкие позиции язычества, налицо осязаемые прохристианские сдвиги в сознании высших слоев населения, о чем свидетельствует деятельность Владимира Мономаха, его сына Мстислава, Давыда Святославича и др., равно как и развивающаяся тенденция на пострижение в монахи (несмотря на корпоративное сопротивление) отдельных представителей знати. Вера Христова все глубже и глубже проникала не только в верхние, но и более глубинные слои общества. Важную роль в этом играл внеш- ний фактор - противостояние с кочевой Степью, которому Русская Церковь сумела придать не только этнический, но и конфессиональный окрас.
По своим типологическим признакам общество домонгольской Руси соответствовало той социальной организации, которую А.П. Неусыхин, применительно к западноевропейской истории, охарактеризовал как дофеодальную. Возможность эволюции подобной социальной структуры была чрезвычайно ограничена. Это касается как скандинавских обществ, так и Древней Руси, и, вероятно, иных равностадиальных социальных организмов. То же самое относится и к другим обществам с близкой социальной организацией, где основная оппозиция «свободный - несвободный» продолжает и развивает в новых условиях первичную оппозицию «свой - чужой». Например, к античным и древневосточным1. Так, «радикальность в разрыве европейского общества с традициями античного мира» находилась «в прямой зависимости от завоевательских успехов и интенсивности проникновения варваров - германцев и славян - на территорию Римской империи»2. Думается, что в ходе этого движения и внедрения в ткань романизированного мира была задана тенденция разрушения варварских дофеодальных начал, сила которой зависела от степени воздействия на них римских традиций. Влияние последних не ограничивалось зоной «романо-варварского» синтеза, но достигало, пусть и опосредованно (посредством примера, образца - с одной стороны, и внешней угрозы - с другой), самых отдаленных окраин славяно-германского мира и, так или иначе, воздействовало на него. При всей самобытности развития (речь идет о так называемой «бессинтезной модели развития, не испытавшей прямого во действия римских традиций»), например, Швеции, Норвегии и Руси, необходимо учитывать значительную вовлеченность их (особенно первых двух) в европейскую политику и, в известной мере, экономику, а также влияние христианства, технологические и иные заимствования. Для Руси относительная «самобытность была прервана монголо-татарским нашествием и установлением ордынского ига. Таким образом, «самобытность» была придавлена мощным импульсом новых социально-экономических и политических реалий, определяемых ордынским и производным от него факторами, что усилило различия в развитии Руси и других европейских стран.
Батыев погром нанес сокрушительный удар по производительным силам и демографическому потенциалу страны, по древнерусской
цивилизации в целом. Тяжелые последствия имело пресечение многих традиционных внешнеэкономических и политических связей, нарастание изоляционистских явлений в отношениях с иностранными государствами и между самими русскими землями. Отмеченные обстоятельства постепенно изменили основной вектор социально- экономического, политического и культурного развития Руси. Они же послужили главной причиной разрыва единой исторической судьбы русских земель, способствовали распаду древнерусской народности. Формирование великорусской народности и государственности началось на былой периферии Древней Руси, в условиях тяжкого иноземного ига и изоляции со стороны европейской цивилизации3.