Заключение

Проведенное в ходе настоящей работы исследование позволяет сформулировать следующие основные выводы.

1. Правовая защита чести, достоинства и. деловой репутации, одной из составляющих которой является институт диффамации, представ­ляет собой самостоятельную сферу правового регулирования на стыке таких отраслей права как конституционное, гражданское и уголовное право.

Зарубежный опыт свидетельствует о целесообразности правового регулирования данных общественных отношений посредством специ­ально принятых для этого норм. Правовые акты, регулирующие дан­ные общественные отношения, должны содержать в себе четкое опре­деление основных понятий в данной сфере правового регулирования.

Основным изъяном существующего в РФ правового регулиро­вания данных общественных отношений является отсутствие законо­дательного определения основных понятий, таких как честь, достоин­ство, доброе имя и деловая репутация, неразработанность понятий­ного аппарата в данной сфере правового регулирования в целом.

Разрозненные нормы, содержащие упоминание о чести, досто­инстве и репутации, в РФ разбросаны по различным правовым актам и не представляют собой целостной системы правового регулирования, где все ее компоненты находятся в равновесии между собой и нор­мами других отраслей российского права.

В ходе проведения настоящего исследования автор пришел к мыс­ли о необходимости систематизации правовых норм, ретулируюших отношения, связанные с защитой чести, достоинства и репутации. В этой связи представляется целесообразным как принятие специальных законов о диффамации, защите чести и достоинства, так и разработка специальной научной дисциплины, обеспечивающей доктринальное оформление межотраслевого института — “права защиты чести”.

2. Со своей стороны автор предлагает следующие определения данных юридических, а не морально-этических (!) понятий.

166

Честь - субъективное право человека на положительную оценку своей личности как в своих собственных глазах, так и в глазах окру* жаютцих.

Соответственно, у права чести есть два аспекта: субъективный и объективный.

Субъективный аспект чести — это достоинство - субъективное пра­во человека, независящее от его действий и мыслей и охраняемое го­сударством безотносительно к правовому статусу любого человека, даже если это преступник.

Объективный, или точнее интерсубъективный аспект чести - это доброе имя и репутация человека, с юридической точки зрения эго субъективное право человека своим поведением формировать пред­ставление о себе у окружающих*

Разновидностью репутации является “деловая репутация”. В от­личие от доброго имени и “просто” репутации, которые ОТНОСЯТСЯ к числу личных неимущественных прав, “деловая репутация” является личным имущественным правом или как минимум неимущественным правом, тесно связанным с имущественными правами, то есть отно­сится к числу гражданских прав в чистом виде*

Таким образом, в негативном смысле право на защиту чести может быть гарантировано посредством защиты либо достоинства, либо доб­рого имени и репутации лица.

3, Субъективный аспект чести - достоинство - защищается как от физического воздействия, так и от воздействия словесного, а также изобразительного и т.п. Последнее российским законодательством оп­ределяется как оскорбление, в соответствии со ст. 130 УК РФ являю­щееся уголовно наказуемым преступлением.

Интерсубъективный аспект чести - доброе имя и репутация - за­щищаются от клеветы в широком смысле или диффамации, т.е. рас­пространения не соответствующих действительности сведений о фак­тах (поступках, высказывания лица), наносящих урон репутации и доброму имени человека. Законодательное определение клеветы со-

167

держится в ст. 129 УК РФ и соответственно имеет уголовно-правовую направленность, то есть под клеветой понимается только умышленное распространение порочащих человека сведений. Гражданско-правовое определение клеветы и/или диффамации в российском законодатель­стве отсутствует.

В связи с этим автор считает необходимым, во-первых, по воз­можности, отказаться от квалификации клеветы как уголовного пре­ступления, во-вторых, ввести в российское законодательство опреде­ление клеветы как гражданского правонарушения, вовсе необяза­тельно предполагающего наличие умысла.

В качестве альтернативы для расширения состава данного право­нарушения (клеветы) автор считает возможным введение специаль­ного института диффамации, т.е* распространения о липе тех или иных сведений, которые по тем или. иным правовым причинам не должны распространяться*

Автор согласен с российским правоведом А*М.Эрделевским, пред­ложившим следующую классификацию разновидностей диффамации:

а) распространение заведомо ложных порочащих сведений - умышленная недостоверная диффамация, или клевета;

б) неумышленное распространение ложных порочащих сведении - неумышленная недостоверная диффамация;

в) распространение правдивых порочащих сведений - достоверная диффамация.

Однако помимо них автор выделяет еще один вид диффамации - недобросовестную условно достоверную диффамацию, относящуюся к некоторым случаям выборочного распространения достоверных сведений.

4, В настоящей работе, а также в ряде своих публикаций автор тщательно анализирует существующее законодательное определение клеветы, содержащееся в ст* 129 УК РФ, в части понятия сведений “порочащих честь и достоинство лица или подрывающих его репута­цию”.

168

Автор проанализировал преобладающий как в советской, так и в постсоветской юридической литературе подход, предполагающий оценку тех или иных ложных сведений на предмет того, являются ли они порочащими честь и достоинство человека, с позиций “морали общества в целом”. К этому же подходу автор относит и позицию По­становления Пленума Верховного Суда РФ от 18 августа 1992 г. №11, разъясняющую некоторые вопросы, связанные, в том числе, и с клеве­той.

Анализ соотношения данного толкования законодательного оп­ределения клеветы с нормами Конституции РФ стал основанием для сделанного автором вывода о его неправомерности, неконституцион- ности и несовместимости с принципами правового государства и сво­бодного общества, воплощенными в Конституции РФ.

Со своей стороны автор предложил альтернативное толкование за­конодательного определения клеветы, основанного на соблюдении и буквы, и духа Конституции РФ.

По мнению автора, “распространение заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство другого лица или подрывающих его репутацию” следует считать клеветой (диффамацией), при одно- временном наличии двух оснований:

- объективного — заведомого несоответствия действительности распространённых сведений;

субъективного - восприятия самим оболганным лицом этих сведе­ний как порочащих его честь и достоинство или подрывающих его репутацию.

_А итор убежден, что любой иной подход к данной проблеме с неиз­бежностью будет предполагать наличие моральных воззрений, пре­тендующих на всеобщность и обязательность, и при том не обли­чённых в форму закона, что будет явно противоречить ст. ст. 1,2, 13, 14, 17, 18, 19, 23, 28, 29, 44 Конституции России и сделает неумест­ными какие-либо серьезные намерения относительно строительства правового государства в нашей стране.

169

5. В главе, посвященной чисто теоретическим аспектам настоящей работы, в частности, вопросам соотношения права и морали между собой и с государством, автор предпринял попытку исследовать фе­номен института “общественной морали” в контексте политико­правовой проблематики Модерна.

В исследовании данной проблемы автор опирался на широкое оп­ределение понятия “современности” (модерна), распространенное в западной исторической науке и представленное, в том числе, такими яркими фигурами как испанский философ Xoce Ортега-и—Гассет, раз­работавший историософскую концепцию кризисов и модернизации^[86], а также известный французский традиционалист Рене Генон, всесто­ронне исследовавший феномен “современности”, с точки зрения идеи “инволюции”.

Автор пришел к выводу, что морализация государственности и правовых институтов является характерной приметой и неотъемле­мым элементом модернистского проекта "национального государ­ства”* Феномен нации как модернистский феномен, по мнению ав­тора, подразумевает культурную организацию общества, основанную на унификации культурообразующих моральных ценностей под па­тронажем культурнического государства-нации.

Автор доказывает, что подобная парадигма в политике неизбежно сопряжена с морализацией правовых отношений либо на основе сме­шанных естественно-правовых концепций, либо на основе антипраао- вого легизма, подмены правовых норм произвольными решениями го­сударственного Левиафана.

Вслед за этим автор описывает эволюцию общественно-полити­ческих и политико-правовых отношений развитых западных обществ в сторону пост-современного или пост-модернистского состояния. Такое состояние (постмодерн) зиждется на существенном усилении

170

гуманитарного и индивидуалистического векторов развития цивилиза­ции, отказе от унификаторских “метарассказов” и подразумевает эво­люцию по направлению от монокультурного общества к многокуль­турному, от культурнического к собственно правовому государству.

В своем исследовании автор анализирует различные факторы, сде­лавшие возможной и неизбежной такую эволюцию социокультурных систем Запада: идеологические, научные, гуманитарные, демо­графические, этнополитические, культурологические и т.д.

Главным итогом данной эволюции для сферы политико-правовых отношений, на взгляд автора, стала актуализация и реализация идей чисто правовой государственности, а также победа взглядов, оп­ределяющих общество не как культурный и моральный монолит, но как организацию совокупного множества лиц, связанных правовыми узами (Кант).

6, Описывая различные типы правопонимания, автор не пресле­довал цепи повторять азы либертарной теории права, представленной в нашей стране, прежде всего В.С.Нерсесянцем, в части критики иных, неправовых юридико-политических концепций.

Автор предпринял попытку сопоставить легистское и юснатура- листское мировоззрения с общей парадигмой политического модерна и в результате пришел к выводу об абсолютной адекватности юс нату­рализма и легизма тем историческим задачам, которые стояли перед соответственно классическими и извращенными разновидностями мо­дернизма. Однако по убеждению автора тс же самые концепции никак не отвечают требованиям пост-чювременного состояния, востребую- щею в свою очередь чисто правовые и универсальные доктрины, спо­собные сохранить и защитить обществе и государство, не посягая при этом на права и свободы его членов.

По мнению автора, в России подобные тенденции в наиболее по­следовательном виде выражены в либертарной теории права (В,С.Hececяиц, В.А.Четвернин и дрА

171

Автор убежден в том, что особенно в сфере права защиты чести крайне необходимо решительно изживать как легистские рудименты, так и юснатуралистские поползновения, направленные на морализа­цию законодательства, и разделяет точку зрения ВСНерсесянца, ко­торый считает, что “морализация права неизбежно сопровождается юридизацией морали”¹⁴², что, конечно же, неприемлемо с любых по­зиций*

7. Основываясь на постулатах либертарной теории права, автор проанализировал ряд фундаментальных норм Конституции РФ, имеющих непосредственное отношение к предмету исследования на­стоящей работы.

Как это следует из смысла Конституции, Новая Россия в качестве своего устройства выбрала не компромиссную, C точки зрения Чисто­го права”, модель национально-демократического государства, соот­ветствующего парадигме модернизма, но радикальную и после­довательную концепцию чисто правового, либерально-демократиче­ского строя, не только выражающего, но и опережающего потребно­сти набирающего силы постмодернизма.

Отмечая это обстоятельство с удовлетворением, автор в то же вре­мя не может не заметить и того, что постмодерн это состояние, имма­нентно присущее именно развитым странам Запада, изжившим в пол­ной мере модернизм^[87]* Что касается России, то она даже не присту-

172

пала к строительству буржуазного национального государства, яв­ляющегося продуктом зрелого модернизма. Это порождает опреде­ленные опасения за участь строительства правовой государс твенности в России, а также вопросы о достижимости программы столь резкого скачка из совершенно незрелого правового состояния в состояние, не- ΛθCfli^,aeMoe пока даже для большинства западных стран.

Однако, по мнению автора, это зависит только от нас самих, грало дан России. Если впервые за всю историю существования Рос­сийского государства мы получили Конституцию, в полной мере вы­ражающую правовые ценности, это повод скорее для того, чтобы по­степенно, но неуклонно, приводить наши политико-правовые реалии в соответствие с нормами Конституции, но не для того, чтобы “вер­стать” Конституцию под существующие реалии. Последнее, конечно же, было бы легче, но только результат такого, “легкого” пути вполне предсказуем*

Какими бы недостижимыми не казались кому-то некоторые нормы и ценности Конституции, но раз уж мы приняли такую Конституцию, то надо решительнее приводить в соответствие с ней нашу действи­тельность. В том числе и в сфере права защиты чести.

8. Руководствуясь принципом абсолютной политико-правовой ценности Конституции РФ, автор попытался наметить контуры ком­плексной теоретико-правовой доктрины в сфере права защиты чести*

По мнению автора, выработка правозащитной доктрины упира­ется, прежде всего, в нахождение правильного баланса между правом на защиту чести, с одной стороны, и свободой слова и мысли, с другой стороны.

В советской “судебно-правовой” практике защита чести и дос­тоинства граждан осуществлялась в ущерб свободе слова и мысли, да и не существовало в СССР свободы слова и мысли в приніщпе.

тельное движение E более развитым формам общественных отношении, но бес- сильны противостоять их конечному торжеству...

173

Однако сейчас, как известно, свобода мысли и слова гарантирована Конституцией РФ, другими законами, но тенденция или скорее реци­дивы се ограничения во имя защиты чести и достоинства тех или иных лиц по-прежнему остались. В какой-то степени это неизбежно, э настоящей работе автор характеризует два этих блока прав (защита чести и свобода слова) как потенциально конфликтные между собой. Разумеется, тогда когда речь идет о неадекватной реализации одного из них.

Но несмотря на это автор считает, что руководствуясь правовым мышлением, в целом возможно не только гармонично совместить ме­жду собой эти субъективные права на практике, но и выработать чис­то правовые и эффективные критерии, четко разграничивающие реа­лизацию одного права от нарушения другого.

Этого не было сделано до сих пор в основном по одной причине - кроме правовых соображений в дело постоянно вмешивались, вме­шиваются и, можно не сомневаться, будут вмешиваться иные, непра­вовые аргументы - соображения защиты морали, нравственности, на­конец, соображения прагматической целесообразности. И это не толь­ко российская специфика, но и черта действительности многих запад­ных стран.

По этой причине до сих пор не найден правовой баланс между свободой слова и самовыражения и правам на зап гиту чести в том, что касается проблемы оскорблений. Для автора очевидно, что ограничи­вая права одних лиц выражать свое мнение (речь идет о мнении, по­зиции, но не о физическом контакте) тем или иным образом, квалифи­цируя “неприличную” форму выражения мнения как оскорбление, го­сударство отдает тем самым предпочтение соображениям морали пе­ред принципами собственно права.

Впрочем, это вообще специфика данной сферы правового регу­лирования (права защиты чести) и причина, по которой прикладное, на первый взгляд, исследование вопроса, имеющего преимущественно

174 граждане ко— и уголовно— правовую направленность, вышло на анализ чисто теоретико-правовых проблем соотношения морали и права*

По мнению автора, изначальная сложность данной проблемы за­ключается в том, что основные категории данной сферы правового ре­гулирования имеют противоречивые происхождение и природу. По своему' происхождению эти категории (честь, достоинство и тл.) от­носятся к сфере морали, но не права, следовательно, неправовая ло­гика лежит в основе тех или иных отношений, связанных с ними. Ка­тегории не только не тождественные (честь и право), но в ряде слу­чаев просто несовместимые между собой, они, тем не менее, вступили во взаимодействие друг с другом, не утрачивая при этом своей онто­логической нетождественности.

Честь, не переставая быть категорией этики, живущей по своим собственным законам, стала в то же время и общественно значимым благом личности, получившим правовое признание и ставшим таким образом субъективным правом* Но у права свои законы, совсем не те, что у этики, особенно в такой деликатной сфере как честь.

Защита субъективного права на честь может быть основана только на правовых же принципах и, кстати, таким образом противоречить, скажем, радикально-этическому представлению о чести, пред­писывающему смывать позор только кровью. В первом случае, для носителя самурайской этики, если будет соблюден правовой закон, то пострадает честь (подать в суд за прилюдное оскорбление, воздер­жавшись от расправы над обидчиком), в противоположном же, если будет защищена честь и позор будет смыт кровью, пострадает право.

Значит ли это, что мы имеем дело с несовместимыми категориями и ценностями?

В ходе работы над настоящей диссертацией автор пришел к вы­воду, что в основу адекватного и правового регулирования отноше­ний, связанных с честью и достоинством, должно быть положено ме­тодологическое, теоретико-правовое разграничение между общест­венными отношениями и правоотношениями. Не каждое обществен-

175

ное отношение является правоотношением, но только то, что регули­руется правом и по праву, имеет правовое измерение.

Отношения, связанные с честью и достоинством, являются пра­вовыми только в той их части, которая регулируется правом и по пра­ву, в остальном же они продолжают оставаться неформальными об­щественными отношениями, специфика которых предопределена их моральным и этическим генезисом.

Автор убежден, что, только руководствуясь этим методологиче­ским, да и общетеоретическим, мировоззренческим, если угодна, по­ложением, можно найти правовой баланс между субъективным пра­вом на честь и другими правами человека, в частности, свободой сло­ва.

Одно право одного лица может быть правомерно ограничено, если оно нарушает другое право другого лида. Но ограничивать кон­ституционное право в том случае, если оно вступает в конфликт с бла­гом, а не правом личности, то есть тем аспектом определенной кате­гории, который имеет исключительно не—правовую направленность, относится к сфере просто общественных отношений, а не правоотно­шений, - это совершенно неправомерно.

Так, по мнению автора, реализация человеком права на свободу мысли и слова путем высказывания мысли, имеющей нелицеприятную для кого-либо направиїенность, не может нарушать право на честь. Оно может посягать на саму честь как на неправовую категорию и благо, но не на субъективное право на честь.

Сразу необходимо оговориться, и автор неоднократно отмечал это обстоятельство, что речь идее о высказывании мыслей и оценок, не фактов. Распространение сведений о фактах является реализацией не свободы мысли и слова, но свободы слова и права на распространение информации. Причем, сам характер понятия информации пред­полагает ее определение как отображения фактов объективной реаль­ности, что автоматически накладывает на распространяющего ее не­кие, объективные и правовые ограничения.

176

Право на честь может быть нарушено посягательством на объ­ективные, правовые принципы и ценности, совершением неправомер­ных действий, как то посягательством на физическую неприкосновен­ность человека (это объективный показатель) или распространением о человеке не соответствующих действительности сведений (тоже объ­ективный показатель).

Что касается всех остальных аспектов данной проблемы, прин­ципиальная мировоззренческая и вместе с тем методологическая по­зиция автора заключается в необходимости последовательного раз­граничения правовых и моральных категорий и методов регулирова­ния, в решительном очищении правовых институтов в данной сфере межотраслевого регулирования от не-правовых, моральных в первую очередь. В случае реализации данного правового принципа, а также с учетом всего изложенного выше, по мнению автора, выполнение за­дачи по совершенствованию правового регулирования отношений, связанных с честью и достоинством, станет гораздо более реальным.

177 І