Задержание подписи и специальные сферы деятельности президента

Интерпретация других президентских компетенций по меньшей мере столь же важна, как и ясная формулировка в Конституции особых прав, которыми президент пользуется без скрепляющей подписи, т.е.

Так как многие из положений Конституции 1958 г. относительно действий президента, нуждающихся в скрепляющей подписи, составлены в выражениях, идентичных или похожих на те, что употреблялись в текстах конституций 1875 и 1946 гг., некоторые политические деятели и авторы утверждали, что их нужно интерпретировать согласно традиции. Но на самом деле (если только отдельно рассматривать периоды “сосуществования” 1986—1988 и 1993—1995 гг., когда президенту-социалисту противостояло правое парламентское большинство, или новый виток “сосуществования” с лета 1997 г. — на этот раз правый президент Ширак “сожительствует” с левым правительством Л. Жоспена) “возвышение” президента над правительством изменило традиционные взаимоотношения этих двух органов исполнительной власти. Теперь решает, по крайней мере, важные дела глава государства, а правительство принимает к сведению и исполняет решег ния. В период “сосуществования” он не может навязывать свою волю и обычно президент оставляет в своем ведении военную и внешнюю политику, а правительство занимается в основном внутренними делами. Однако если требуется подпись президента, в частности под декретами, обсужденными в Совете министров, правительство не в состоянии заставить его пойти на уступки.

Можно было бы умножить примеры текстов, составленных в выражениях, заимствованных у прошлых конституций, но систематически интерпретированных в максималистском духе в пользу полномочий президента. Это касается ст. 9, которая, как и в прошлом, поручает главе государства председательствовать в Совете министров, но которая понимается так, что дает ему значительно больше полномочий, чем простое руководство дебатами. Нечего и говорить, что “верховный главнокомандующий” (ст. 15) имеет другую власть, чем тот, о котором шла речь в Конституции 1946 г. (ст. 33). Функции президента в области международных отношений (хотя и определены в выражениях, весьма близких к тексту Конституции 1946 г.) означают значительно больше, чем простое изложение совета или написание памятной записки, чем довольствовались его предшественники III и IV Республик.

Конечно, подобная практика процветает лишь тогда, когда у президента нет в Национальном собрании сильной оппозиции, способной проголосовать за вотум недоверия правительству, которое он пытается ему навязать. Во время “сосуществования” максималистская интерпретация президентской власти оспаривалась открыто или сдержанно. Но все-таки остается два важных фактора. Первый заключается в единодушном признании представителями всех политических сил факта существования “сфер деятельности, закрепленных за главой государства”: международные отношения, оборона, сотрудничество с бывшими колониями. Непосредственно руководя этими “сферами деятельности”, президент, даже минуя премьер-министра, своей властью может сформировать “команду” из министров для подготовки или исполнения принятых им решений. Вторым фактором, подрывающим основы “монистического” парламентского режима и “правительственного господства”, является то, что даже в тех областях деятельности, в которых президент обязан оставить решение вопроса за парламентским большинством и враждебно настроенным правительством, он может открыто высказывать свое несогласие и использовать все средства, чтобы сделать его как можно более эффективным.

Усиление “президенционализма”. Конституционная реформа 1962 г. Вопрос о том, соответствует или нет политическая практика V Республики Конституции, обсуждался неоднократно. По словам многих политических деятелей IV Республики, когда они примкнули к голлистскому конституционному проекту, они поддержали идею создания рационализированного парламентского режима, стабильность которого обеспечена восстановлением его реальной, но ограниченной главой государства роли, а не планы учреждения режима президентской власти[330]. Некоторые из них утверждали, что практика V Республики не соответствовала “истинной конституции” или даже нарушала ее.

Уже говорилось, что в тексте Конституции 1958 г. присутствовали важные и четко изложенные статьи, определяющие собственно полномочия президента. Другие статьи оказались довольно двусмысленными, и в зависимости от политической конъюнктуры их можно было интерпретировать либо в смысле, благоприятном для парламентской традиции и правления кабинета министров, или же, напротив, благоприятном для политики президента.

Это означает, что в конституции было множество противоположных возможностей, как говорят, противоречивых “интерпретаций”. Встает вопрос, признавалась ли конституция на практике в годы V Республики: в период “классического голлизма” (1958— 1969 гг.), постголлизма (1969—1981 гг.), в эпоху “социалистического правления” (1981 — 1995 гг.) и президентства Ширака? Ведь случались такие отступления от нее, как отказ от созыва палат де Голлем в I960 г.; продление применения ст. 16 в 1961 г.; организация прямого референдума по вопросу о пересмотре конституции в 1962 и 1969 гг.; вето президента Республики на ордонансы в 1986 г. и др. К тому же юристы были не всегда единодушны в оценке действий президента, не входивших в компетенцию Конституционного совета. Совершенно очевидно, что если на практике решение вопросов иногда не совсем соответствовало тексту конституции, то не всегда по юридическим- причинам. Мохшо выделить несколько факторов, повлиявших на изменение “интерпретации” конституционных положений.

Первое — это политическая практика генерала де Голля. Даже если первоначально президент понимал “арбитраж” как власть, без сомнения, сильную, но держащуюся на некотором расстоянии, то трудности, возникшие в связи с алжирскими делами, заботы об обороне и роли Франции на международной арене, его собственный темперамент и просто-напросто опыт власти привели к тому, что он стал править непосредственно, по необходимости вмешиваясь даже в вопросы “интендантства” (в экономическую деятельность).

Вторым фактором является пересмотр текста конституции, в результате которого были учреждены выборы президента Республики прямым всеобщим голосованием. Дело не только в том, что де Голль увидел в результате этого гарантию законности своей власти. Давая президенту единоличный мандат, равноценный коллективному мандату всех депутатов Национального собрания вместе взятых, всеобщее голосование, по мысли де Голля, превращало его в главного представителя нации, живое воплощение его воли. Из “арбитра”, обеспечивающего функционирование высших государственных органов, президент окончательно превращался, по выражению самого де Голля, в “главу государства и вождя Франции”.

Выборы всеобщим голосованием должны были стать для его преемников демократическим “миропомазанием”, по меньшей мере равным по значимости, а может быть и более значимым, чем выборы депутатов. Впрочем, пересмотр текста был вызван также опасением того, как бы избирательная коллегия не избрала преемником генерала человека IV Республики, который, не чувствуя национальной поддержки своей власти, позволил бы институту президентства — основе государственного строя — превратиться в ничто.

Именно соединение этих двух факторов в первую очередь и объясняет, почему V Республика пошла по пути усиления “прези- денционализма”. Если бы де Голль не создал президентскую власть или не укрепил бы ее на достаточно долгий период, его преемники не смогли бы отстаивать построенную институциональную модель. Если бы они не избирались всеобщим голосованием, голлистская модель оказалась бы им “не по размеру большой”.

Уже неоднократно говорили о том, что в действительности 1962 г. является истинной датой основания V Республики. Поскольку все же конституционный текст действовал уже четыре года, более правильно, видимо, сказать, что 1962 г. стал для нового политического режима годом коронации. Организовав референдум и осенние всеобщие выборы, де Голль как хороший военачальник выиграл решающее сражение против приверженцев “старого режима”. Добившись выборов президента всеобщим голосованием, он заручился тем, что президент Республики, даже если он не де Голль, сможет править так же или почти так же, как де Голль.

Третий фактор — это согласованность между президентским и парламентским большинством, которая сопутствовала деятельности глав государства с 1959 г., за исключением периодов “сосуществования”. Конечно, она не всегда была обеспечена заранее. В результате многих парламентских выборов (1967, 1973, 1978, 1988 гг.) большинство получало минимальное преимущество в несколько мест. Не следует думать, что блок большинства являлся совершенно однородным и безропотно позволял управлять собой. Главное заключалось в том, что с 1962 г. в Собрании ни разу не оказалось большинства, чтобы вынести вотум недоверия правительству, которое президент выбрал и защищал.

Теперь можно понять, в случае какого сочетания юридических параметров и политических факторов может установиться система, при которой глава государства становится высшим обладателем власти. Так как президент уверен (за исключением периодов “сосуществования”) в благосклонности или, по крайней мере, в нейтралитете парламентского большинства, он может по собственному усмотрению выбирать премьер-министра и членов правительства на ключевые посты. Только от главы государства зависит сосредоточенная в их руках власть и изменения в команде правительства. На смену ответственности перед Национальным собранием пришла ответственность перед президентом. И хотя Конституцией не предусмотрено, что глава государства может положить конец деятельности премьер-министра, ничто не мешает последнему, оставаясь верным “клятве в верности”, которую он дал президенту, подать в отставку в случае, если его об этом попросит “сюзерен”. С другой стороны, поскольку парламентское большинство знает, что за премьер-министром стоит вооруженный конституцией президент, во власти которого распустить Собрание, правительство совершенно не опасается гнева парламента. Таким образом, при помощи ст. 49—3 правительство и президент всегда получают законы и доверие, необходимые для их деятельности.