§ 1. Влияние судебной практики на оптимизацию структуры кодифицированных актов

Формирование структуры кодифицированного акта — сложный процесс, который зависит от многих факторов, одним из которых является судебная практика. М.К. Треушников отмечает, что судебная правоприменительная деятельность выявляет пробелы действующего законодательства, проверяет эффективность правовых норм, обнаруживает потребность в совершенствовании отдельных нормативных предписаний[277].

Значимость судебной практики для законодательства Российской Федерации трудно переоценить. Не случайно в последнее время развернулась активная дискуссия по поводу признания её источником отечественного права. При этом нередко данное явление отождествляется с судебным прецедентом. Такая позиция, на наш взгляд, ошибочна.

В юридической литературе отмечается, что к судебной практике относятся: 1) практика, представляющая собой опыт применения законодательства судами первой и второй инстанций, выраженный в их решениях по конкретным делам; 2) решения высшего судебного органа по конкретным делам, связанным с толкованием и применением права, когда в правоприменительной практике отсутствует однозначное понимание (толкование) правовых норм; 3) практика применения законодательства, нашедшая отражение в особых актах высшего судебного органа, в которых данные практики обобщенно формулируются в виде предписаний нижестоящим судам[278].

Исходя из такого понимания судебной практики, С.В.

Поэтому, ведя речь о создании прецедентного права в Российской Федерации, ученые имеют в виду не классические прецеденты, а постановления Конституционного Суда РФ, в которых дается толкование положений Конституции РФ, применяемых в конкретном деле, а также постановления Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ, обобщающих судебную практику[281].

В настоящее время представляется возможным говорить о существовании трех форм судебной практики, оказывающих влияние на совершенствование структуры кодифицированного акта:

1) решения Конституционного Суда РФ о признании той или иной нормы закона не соответствующей Конституции РФ;

2) судебная практика Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ, в том числе ее обобщение;

3) решения судов общей юрисдикции и арбитражных судов по делам о признании недействующими нормативных правовых актов полностью или в части в порядке, предусмотренном соответственно гл. 24 ГПК РФ, гл. 23 АПК РФ.

Влияние решений Конституционного Суда РФ на структуру кодифицированных актов имеет многогранный характер. По мнению многих авторов, решение Конституционного Суда РФ само является актом правотворчества[282], или прецедентом. Однако, как верно отмечает С.В. Поленина, прецедентом в собственном смысле слова решения Конституционного Суда являются только для него самого, на правотворческие акты иных органов они оказывают лишь косвенное влияние[283].

При этом решения Конституционного Суда РФ содержат правовые позиции по различным вопросам права, которые оказывают значительное воздействие на законодательство и структуру его источников.

Под правовой позицией, по мнению Н.В. Витрука, следует понимать правовые выводы и представления Суда как результат интерпретации (толкования) Судом духа и буквы Конституции РФ и истолкования им конституционного смысла (аспектов) положений отраслевых (действующих) законов и других нормативных актов в пределах его компетенции[284], то есть правовые позиции Конституционного Суда РФ — это понимание и пути решения определенных конституционно-правовых проблем, отраженных в его решениях. Правовым позициям Конституционного Суда РФ присущи следующие специфические свойства:

1) общий характер, то есть распространение на все аналогичные случаи, имеющие место в правовой практике;

2) официальный, общеобязательный характер, поскольку правовые позиции излагаются в его решениях[285].

В связи с этим можно утверждать, что влияние актов Конституционного Суда РФ на структуру кодифицированных актов обусловлено юридической силой его решений относительно признания не соответствующими Конституции РФ норм данных актов, а также выявлением необходимости устранения пробела в правовом регулировании.

В соответствии со ст. 79 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации»[286] решение Конституционного Суда РФ действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами. Акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу. В случае, если решением Конституционного Суда РФ нормативный акт признан не соответствующим Конституции РФ полностью или частично либо из решения Конституционного Суда РФ вытекает необходимость устранения пробела в правовом регулировании, государственный орган или должностное лицо, принявшие этот нормативный акт, рассматривают вопрос о принятии нового нормативного акта, который должен, в частности, содержать положения об отмене нормативного акта, признанного не соответствующим Конституции РФ полностью, либо о внесении необходимых изменений и (или) дополнений в нормативный акт, признанный неконституционным в отдельной его части.

Таким образом, мы видим, что решениями Конституционного Суда РФ законодательному органу даются обязательные предписания по внесению соответствующих изменений в действующее законодательство, а именно, в части исключения норм, признанных неконституционными, и принятия норм, направленных на урегулирование коллизии в праве или устранение пробела.

В ряде постановлений Конституционного Суда РФ, в которых по результатам проверки конституционности отдельных законодательных актов или положений этих актов констатируется несоответствие их Конституции РФ, содержится весьма категоричное предложение (употребляется слово «подлежит») Федеральному Собранию как законодательному органу Российской Федерации решить вопрос о внесении в законодательство соответствующих изменений и дополнений, вытекающих из постановления Конституционного Суда РФ.

Так, в п. 2 резолютивной части Постановления Конституционного Суда РФ от 6 июля 1998 г. № 21-П, например, указывается: «Федеральному Собранию надлежит внести в уголовно-процессуальное законодательство изменения в соответствии с требованиями статьи 50 (ч. 3) Конституции Российской Федерации и с учетом настоящего Постановления»[287].

В некоторых случаях обязательное предписание законодательному органу сопровождается указанием точного срока его исполнения и носит весьма конкретный характер. Наглядным примером служит признание Судом неконституционными положения п. 2 ч. 2 и ч. 3 ст. 413 и ст. 418 УПК РФ во взаимосвязи его со ст. 237 УПК РФ в той части, в какой они позволяют отказывать в возобновлении производства по уголовному делу и пересмотре принятых по нему решений ввиду новых или вновь открывшихся обстоятельств при возникновении новых фактических обстоятельств, свидетельствующих о наличии в действиях обвиняемого признаков более тяжкого преступления.

В Постановлении Конституционного Суда РФ от 17 февраля 1998 г. № 6-П задание законодательному органу звучит следующим образом: «Федеральному Собранию надлежит урегулировать порядок задержания иностранных граждан и лиц без гражданства, подлежащих выдворению из пределов Российской Федерации и уклоняющихся от выезда, в соответствии с Конституцией Российской Федерации и с учетом настоящего Постановления»[289].

Еще одним примером является признание Конституционным Судом РФ не соответствующей Конституции РФ ст. 279 Трудового кодекса (далее — ТК РФ), согласно которой в случае расторжения трудового договора с руководителем организации до истечения срока его действия по решению уполномоченного органа либо собственника при отсутствии виновных действий (бездействия) руководителя ему выплачивается компенсация за досрочное расторжение с ним трудового договора в размере, определяемом трудовым договором. Суд указал, что данная статья противоречит Конституции РФ лишь в той мере, в какой она, не устанавливая гарантированный минимальный размер компенсации, полагающейся руководителю организации в указанном случае, допускает досрочное расторжение с ним трудового договора без выплаты справедливой компенсации. Конституционный Суд РФ указал, что до внесения в законодательство необходимых изменений указанный гарантированный минимальный размер компенсации не может быть ниже, чем это предусмотрено действующим законодательством для сходных ситуаций расторжения трудового договора с руководителем организации по не зависящим от него обстоятельствам[290]. Законодатель учел данное требование Конституционного Суда РФ, и Федеральным законом от 30 июня 2006 г.

Можно также привести примеры влияния решений Конституционного Суда РФ на содержание норм гражданского процессуального права, что в свою очередь ведет к изменению структуры ГПК РФ. Например, ч. 1 ст. 235 ГПК РСФСР допускала возможность извещать о времени и месте рассмотрения дела в суде надзорной инстанции лишь одного или некоторых участников процесса, лишая тем самым других права участвовать в судебном разбирательстве, заявлять отводы суду, выступать с заявлениями и ходатайствами, связанными с разбирательством дела в надзорной инстанции, и давать объяснения (ч. 1 и 5 ст. 328, ст. 295, 298, 300 и 301 ГПК РСФСР). Конституционный Суд РФ признал не соответствующими Конституции РФ, ее ст. 19 (ч. 1), 46 (ч. 1) и 123 (ч. 3), положения ч. 1 ст. 325 ГПК РСФСР в той мере, в какой они позволяли суду надзорной инстанции в случае извещения о судебном заседании одной из сторон или другого лица, участвующего в деле, рассмотреть дело без предоставления другой стороне или другим лицам, участвующим в деле, равных возможностей участвовать в судебном разбирательстве, а также позволяли суду надзорной инстанции определить в конкретном деле объем прав и обязанностей сторон иначе, чем это сделано судами нижестоящих инстанций, не предоставляя лицам, участвующим в деле, права быть выслушанными судом надзорной инстанции[292].

С учетом этого решения Конституционного Суда РФ при принятии ГПК РФ была введена новая норма ч. 1 ст. 385, согласно которой суд надзорной инстанции направляет лицам, участвующим в деле, копии определения суда о передаче дела для рассмотрения в суд надзорной инстанции и копии надзорной жалобы или представления прокурора. Время рассмотрения дела суд назначает с учетом того, чтобы лица, участвующие в деле, имели возможность явиться в суд на заседание.

Еще одним примером влияния постановлений Конституционного Суда РФ на содержание и структуру кодифицированных актов является постановление Конституционного Суда РФ от 27 мая 2008 г. № 8-П, в соответствии с которым было признано не соответствующим Конституции РФ положение ч. 1 ст. 188 УК РФ в той мере, в какой оно позволяет — во взаимосвязи с примечанием к ст. 169 данного Кодекса — при привлечении к уголовной ответственности за контрабанду, совершаемую путем перемещения через таможенную границу Российской Федерации недекларированной или недостоверно декларированной иностранной валюты и (или) валюты Российской Федерации в крупном, то есть превышающем в эквиваленте 250 000 рублей, размере, признавать его таковым исходя из всей перемещаемой суммы, включая и ту ее часть, которую закон разрешает ввозить в Российскую Федерацию без письменного декларирования. Соответствующее положение ст. 188 УК РФ было признано утратившим силу[293].

Таким образом, опосредованное влияние решений Конституционного Суда РФ на структуру кодифицированных актов проявляется в том, что данный судебный орган дает законодателю обязательные указания по изменению содержания проверяемого им акта, а изменение содержания нормативного акта почти всегда влечет изменение его структуры. Признание отдельных положений кодифицированного акта не соответствующими Конституции РФ влечет исключение из него соответствующих структурных элементов. При этом Конституционный Суд РФ нередко прямо предписывает законодательному органу принять новые нормы, появление которых в нормативном акте неизбежно влечет включение в его структуру новых структурных элементов. Следует также обратить внимание на то, что решения Конституционного Суда РФ влияют не только на структуру проверяемого акта, но и на структуру нормативных актов, основанных на признанном неконституционным полностью или частично нормативном акте либо воспроизводящем его или содержащем такие же положения, какие были признаны неконституционными и отменены.

Специфика влияния решений Конституционного Суда РФ на формирование содержания, а значит и структуры кодифицированных актов проявляется еще и в том, что в случае несогласия законодательного органа с решением Конституционного Суда РФ они полностью лишены конституционно-правовых возможностей оспорить такое постановление. Представительный и законодательный орган государства может только исполнять предписания, которые односторонне обосновывает Конституционный Суд РФ.

Помимо решений Конституционного Суда РФ, огромное влияние на совершенствование структуры кодифицированных актов оказывает практика Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ, особенно ее обобщение.

Конституция РФ (ст. 126 и 127) не придает обязательного характера разъяснениям Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ по вопросам судебной практики. Однако, как верно отмечает М.Н. Марченко, толкование правовых норм высшим судебным органом относится к легальному толкованию[294], а акты легального толкования имеют обязательную силу для суда и иных участников процесса. В связи с этим, по мнению многих ученых, постановления Пленума Верховного Суда РФ как акты легального толкования, имеют обязательную юридическую силу[295]. Подтверждением тому служит постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 г. № 23 «О судебном решении»[296], в соответствии с которым устанавливается, что суду следует учитывать, помимо процессуального закона и материальных норм:

а) постановления Конституционного Суда РФ о толковании положений Конституции РФ, подлежащих применению в данном деле, и о признании соответствующими либо не соответствующими Конституции РФ нормативных правовых актов, перечисленных в пп. «а», «б», «в» ч. 2 и 4 ст. 125 Конституции РФ, на которых стороны основывают свои требования и возражения;

б) постановления Пленума Верховного Суда РФ, принятые на основании ст. 126 Конституции РФ и содержащие разъяснения вопросов, возникших в судебной практике при применении норм материального или процессуального права, подлежащих применению в данном деле;

в) постановления Европейского Суда по правам человека, в которых дано толкование положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод, подлежащих применению в данном деле.

Также в соответствии с указанным постановлением Пленума Верховного Суда РФ при установлении противоречий между нормами права, подлежащими применению при рассмотрении и разрешении дела, судам необходимо учитывать разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, данные в постановлениях от 31 октября 1995 г. № 8 «О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия» и от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации».

Таким образом, Верховный Суд РФ прямо предлагает применять при наличии коллизий или пробелов в праве положения, нашедшие отражение в судебной практике. В литературе отмечается, что суды при рассмотрении и разрешении дел из-за обнаруженного в законодательном регулировании пробела применяют аналогию закона, что подчас приводит к различному решению одного правового вопроса. Высший судебный орган в целях обеспечения единства судебной практики должен преодолеть данный пробел либо путем принятия судебного акта[297], который будет служить ориентиром в решении данного вопроса (по сути дела будет источником права), либо путем разъяснения возникшего вопроса в постановлении Пленума[298].

В качестве примера можно привести разъяснение, данное в п. 22 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 января 2003 г. № 2 «О некоторых вопросах, возникших в связи с принятием и введением в действие Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации»[299]. При помощи этого разъяснения Верховный Суд РФ восполнил пробел в правовом регулировании порядка обжалования, вступивших в законную силу судебных актов в порядке надзора. Известно, что ГПК РСФСР не устанавливал срок на обжалование судебных постановлений в порядке надзора. ГПК РФ такой срок установил, однако при введении его в действие не был определен порядок исчисления срока обжалования судебных постановлений, вступивших в законную силу до 1 февраля 2003 г. В указанном постановлении Пленума Верховного Суда РФ (п. 22) на основании применения аналогии закона, а именно ст. 9 Федерального закона от 24 июля 2002 г. «О введении в действие Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации» такой порядок был определен: срок подачи надзорной жалобы или представления прокурора на судебные постановления, вступившие в законную силу до 1 февраля 2003 г., следовало исчислять с 1 февраля 2003 г.

Другим примером может служить п. 8 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 19 декабря 2003 г. «О судебном решении».

В ст. 61 ГПК РФ ничего не говорится о преюдициальном значении вступившего в законную силу постановления и (или) решения судьи по делу об административном правонарушении при рассмотрении и разрешении судами дел о гражданско-правовых последствиях действий лица, в отношении которого вынесено это постановление (решение). В п. 8 постановления Пленума разъясняется, что данный вопрос необходимо разрешать по аналогии с ч. 4 ст. 61 ГПК РФ, в силу которой вступивший в законную силу приговор суда по уголовному делу обязателен для суда, рассматривающего дело о гражданско-правовых последствиях деяния лица, в отношении которого вынесен приговор, лишь по вопросам о том, имели ли место эти действия (бездействия).

Подобного рода разъяснения не носят нормативного характера, но, безусловно, должны в дальнейшем найти свое отражение в содержании ГПК РФ и, соответственно, приведут к изменению его структуры, как минимум, на уровне отдельных статей.

Существуют и иные примеры влияния практики Верховного Суда РФ на формирование и совершенствование структуры кодифицированных актов.

Постановления Верховного Суда РФ могут касаться как изменений структуры указанных актов в целом или достаточно больших структурных единиц (разделов, подразделов, глав), так и отдельных терминов, статей, группы статей.

Примером глобального влияния судебной практики на структуру ГПК РФ является включение в него гл. 26 «Производство по делам о защите избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации». В ГПК РСФСР 1964 г. содержалась лишь гл. 23, устанавливающая порядок рассмотрения жалоб на неправильности в списках избирателей, которые в суды практически не поступали, производство по делам о защите избирательных прав не регулировалось. В связи с этим еще в 1999 г. Верховный Суд РФ предложил изложить гл. 23 в новой редакции, урегулировав производство по делам о защите избирательных прав.

Поскольку суды рассматривают дела за несколько дней до выборов или в день выборов, предлагалось также внести изменения в ст. 208[300]. Данные предложения были частично поддержаны законодателем (за исключением того, что решения по делам о защите избирательных прав вступают в законную силу немедленно) в Федеральном законе от 7 августа 2000 г. № 120-ФЗ, а затем при принятии ГПК РФ, в которую была включена гл. 26. Следует отметить, что ГПК РФ сохранил традицию ГПК РСФСР структурного расположения такой главы в подразделе, регулирующем вопросы административного процесса.

Другим значительным изменением структуры ГПК РФ под воздействием судебной практики является включение в него гл. 24 «Производство по делам о признании недействующими нормативных правовых актов полностью или в части».

Право судов общей юрисдикции осуществлять проверку соответствия нормативных правовых актов ниже уровня федерального закона иному, имеющему большую юридическую силу акту, и право признавать эти акты незаконными (недействительными) по заявлениям прокуроров, граждан, органов местного самоуправления, организаций предусмотрено многими федеральными законами[301].

В связи с правовой позицией Конституционного Суда РФ[302] Верховным Судом РФ 18 февраля 1999 г. был внесен проект Федерального конституционного закона «О полномочиях судов общей юрисдикции в Российской Федерации по обеспечению соответствия нормативных правовых актов федеральным законам»[303], который был отклонен Советом Федерации[304]. Кроме того, Верховным Судом РФ[305] предлагалось дополнить ГПК РСФСР 1964 г. гл. 24-2 «Производство по делам об оспаривании нормативных правовых актов». Федеральный закон был принят Государственной Думой в первом чтении 16 ноября 1999 г. в редакции, содержащей гл. 24-2 «Производство по делам об оспаривании нормативных правовых актов»[306], однако в окончательной редакции, принятой Государственной Думой 7 июля 2000 г., указанная глава не содержалась[307]. Федеральный закон от 7 августа 2000 г. № 120-ФЗ был подписан Президентом РФ и вступил в силу без указанной главы. Однако впоследствии позиция Верховного Суда РФ была поддержана законодателем, поскольку в подраздел III ГПК РФ была включена гл. 24.

На уровне статей под влиянием судебной практики произошли изменения структуры гл. 27 ГПК РСФСР «Установление фактов, имеющих юридическое значение». В частности, в новом ГПК РФ 2002 г. в ст.264 ГПК РФ в перечень таких фактов включен факт признания отцовства. ГПК РСФСР 1964 г. в ст.247 не содержал такого факта. Статья 3 Закона Союза ССР от 27 июня 1968 г. «Об утверждении Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о браке и семье» устанавливала, что в случае смерти лица, на иждивении которого находился ребенок и которое признавало себя его отцом, факт признания отцовства может быть установлен в судебном порядке[308]. При этом судебная практика относила такие дела к особому производству, поскольку в п. 7 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 4 декабря 1969 г. «О практике применения судами Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о браке и семье» было разъяснено, что установление факта признания отцовства производится в порядке особого производства[309]. Такая конструкция означала, что в особом производстве устанавливался факт отцовства только в случае смерти отца. В случае, если оба родителя живы, факт отцовства устанавливался в исковом производстве. В ст. 118 ГПК РСФСР указывалось, что иски о взыскании алиментов и об установлении отцовства могут быть предъявлены истцом также по месту его жительства.

Еще в 1975 г. предлагалось дополнить ст.247 ГПК РСФСР указанием на подведомственность судам дела об установлении фактов отцовства и фактов признания его. Однако это положение науки и практики было учтено только в ст. 264 ГПК РФ 2002 г.

Таким образом, анализ влияния практики Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ на совершенствование структуры кодифицированных актов показывает, что оно не настолько императивно, по сравнению с решениями Конституционного Суда РФ, так как указанные суды не вправе давать законодательному органу обязательные к исполнению предписания. Вместе с тем практика данных судов выявляет и устраняет пробелы и коллизии в праве путем легального толкования, а также дает рекомендации по совершенствованию законодательства, которые законодательный орган нередко берет на вооружение.

Законодательное расширение права на судебную защиту в правовой системе России в связи с судебной реформой привело к созданию ранее не встречавшихся в судебной практике категорий гражданских дел, в том числе об оспаривании нормативных актов по мотиву несоответствия их нормативному правовому акту, имеющему большую юридическую силу (в порядке, предусмотренном гл. 24 ГПК РФ, 23 АПК РФ).

При рассмотрении названной категории гражданских дел судами общей юрисдикции и арбитражными судами было предоставлено право осуществлять непосредственный судебный нормоконтроль за соответствием оспариваемых нормативных актов иному нормативному акту большей юридической силы. Такой нормоконтроль ранее являлся прерогативой Конституционного Суда РФ и конституционных (уставных) судов субъектов Федерации, то есть с 2002 г. появилась новая форма судебной практики, оказывающая влияние на содержание и структуру законодательства.

Учитывая многогранность рассматриваемой проблемы, отметим некоторые ее аспекты. Во-первых, они касаются необходимости разграничения компетенции в сфере абстрактного нормоконтроля между Конституционным Судом РФ и иными судами. Во-вторых, необходимо разграничить компетенцию между судами общей юрисдикции и арбитражными судами.

Вопрос о предметной компетенции судов общей юрисдикции по рассмотрению дел об оспаривании нормативных правовых актов был затронут в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 29 ноября 2007 г. № 48 «О практике рассмотрения судами дел об оспаривании нормативных правовых актов полностью или в части»[310]. Тем не менее, до сих пор этот вопрос сохраняет свою актуальность и неоднозначно решается в правоприменительной практике.

Разграничение компетенции между Конституционным Судом РФ и иными судами осуществляется исходя из двух факторов: 1) какой нормативный правовой акт оспаривается; 2) на предмет соответствия, какому нормативному акту осуществляется абстрактный нормоконтроль. Так, в соответствии со ст. 251 ГПК РФ не подлежат рассмотрению в суде в порядке, предусмотренном гл. 24 ГПК РФ, заявления об оспаривании нормативных правовых актов, проверка конституционности которых отнесена к исключительной компетенции Конституционного Суда РФ (в соответствии со ст. 36 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» основанием к рассмотрению дела в Конституционном Суде РФ является обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствует ли Конституции РФ закон, иной нормативный акт, договор между органами государственной власти, не вступивший в силу международный договор). При этом следует обратить внимание на то, что постановлением Конституционного Суда РФ от 18 июля 2003 г. № 13-П[311] норма, во взаимосвязанных п. 2 ч. 1 ст. 26, ч. 1, 2 и 4 ст. 251, ч. 2 и 3 ст. 253 ГПК РФ, которая наделяет суд общей юрисдикции полномочием разрешать дела об оспаривании конституций и уставов субъектов РФ, и норма, содержащаяся во взаимосвязанных п. 2 ст. 1, п. 1 ст. 21 и п. 3 ст. 22 Федерального закона «О прокуратуре Российской Федерации», п. 2 ч. 1 ст. 26, ч. 1 ст. 251 настоящего Кодекса, наделяющая прокурора правом обращаться в суд общей юрисдикции с заявлением о признании положений конституций и уставов субъектов РФ противоречащими федеральному закону, признаны не соответствующими Конституции РФ.

Таким образом, не могут быть предметом рассмотрения суда общей юрисдикции такие виды кодифицированных актов, как федеральный закон, конституция или устав субъекта РФ, а также любой иной акт в случае возникновения вопроса о соответствии его Конституции РФ.

Разграничение компетенции между судами общей юрисдикции и арбитражными судами по делам об оспаривании нормативных актов в силу законодательных установлений определяется правилом, в соответствии с которым их оспаривание в судах общей юрисдикции по правилам ГПК РФ допустимо, если проверка нормативных правовых актов не отнесена федеральным конституционным и федеральным законом к компетенции арбитражных судов (ст. 245 ГПК РФ; ст. 29, ч. 3 ст. 191 АПК РФ). Поэтому в целях разграничения компетенции в области нормоконтроля между ветвями судебной власти подлежат учету положения закона (Конституции РФ, федерального конституционного закона, федерального закона), устанавливающие изъятия из рассматриваемой сферы судов общей юрисдикции, касающиеся как конституционного, так и арбитражного судопроизводства.

Опосредованный характер влияния судебных решений по указанной категории дел на содержание и структуру кодифицированного акта выражается в том, что решение суда, которым тот или иной кодифицированный акт признан противоречащим нормативному акту, имеющему большую юридическую силу, по своей природе не является подтверждением недействительности закона, его отмены самим судом, тем более лишения его юридической силы с момента издания, а означает лишь признание его недействующим и, следовательно, с момента вступления решения суда в силу не подлежащим применению. Как любое судебное решение, оно обязательно к исполнению всеми субъектами, которых оно касается. Лишение же акта юридической силы возможно только по решению самого органа, издавшего акт, или в предусмотренном Конституцией РФ порядке конституционного судопроизводства. Такое разъяснение было дано в определении Конституционного Суда РФ от 4 марта 2004 г. № 73-О «По запросу Кемеровского областного суда о проверке конституционности частей второй и третьей статьи 253 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации»[312].

Влияние указанной формы судебной практики на структуру кодифицированного акта можно проиллюстрировать следующим примером. Выше было указано, что Конституционный Суд РФ дал разъяснение относительно того, что конституции и уставы субъектов Федерации не могут быть объектами рассмотрения в судах общей юрисдикции. Вместе с тем данное разъяснение не касается уставов муниципальных образований, которые тоже являются кодифицированными актами.

Прокуратура г. Энгельса Саратовской области обратилась в Энгельсский районный суд о признании недействующими положений уставов муниципальных образований, входящих в состав Энгельсского муниципального района, о том, что постановления и распоряжения глав муниципальных образований вступают в силу со дня их подписания, если самими постановлениями и распоряжениями не предусмотрен иной срок их вступления в силу. Данные нормы противоречат ч. 3 ст. 15 Конституции РФ, в соответствии с которой любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения. Однако 9 января 2007 г. Энгельсский районный суд вынес определения о прекращении производств по данному делу. В определениях суда указано, что Устав муниципального образования нормативным правовым актом не является, поскольку не отвечает требованиям, предъявляемым к нормативным правовым актам, а именно не устанавливает правовые нормы и правила поведения. Оспариваемые нормы, по мнению суда первой инстанции, также не являются нормативно-правовыми.

Судебная коллегия по гражданским делам Саратовского областного суда признала выводы Энгельсского районного суда неправильными, определение подлежащим отмене. Соответствующее гражданское дело было направлено на новое рассмотрение, в ходе которого было вынесено решение о признании соответствующих норм уставов недействующими и приведении их в соответствие с действующим законодательством[313].

Итак, анализ влияния данной формы судебной практики на совершенствование структуры кодифицированных актов показывает, что оно имеет много общего с влиянием решений Конституционного Суда РФ.

Особенностями же является то, что указанная форма судебной практики применима не ко всем видам кодифицированных актов; исключена возможность проверки указанных актов на соответствие их Конституции РФ; у судов общей юрисдикции и арбитражных судов отсутствует правомочие давать законодательному органу обязательные указания относительно принятия новых норм права; имеется возможность обжалования данного решения.

Изложенное позволяет сделать некоторые общие выводы относительно влияния судебной практики на совершенствование структуры кодифицированных актов:

судебная практика оказывает опосредованное влияние на структуру кодифицированных актов. С помощью судебных постановлений суды влияют на систему права, что впоследствии может приводить к изменению содержания, а значит и структуры кодифицированных актов;

существует три формы влияния судебной практики на совершенствование структуры кодифицированных актов (решения Конституционного Суда РФ, судебная практика Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ (в первую очередь ее обобщение), решения судов общей юрисдикции и арбитражных судов о признании нормативного акта недействующим полностью или в части);

основой влияния решений Конституционного Суда РФ на структуру кодифицированных актов является то, что они не относятся к актам правотворчества и сами по себе не отменяют норму права; данные решения обязывают соответствующие законодательные органы внести изменения в нормативный акт в части отмены той либо иной нормы, а также принятия иных норм, что влечет изменение структуры акта; при этом юридическая сила решения Конституционного Суда РФ такова, что у законодательного органа нет возможности его оспорить;

решения судов общей юрисдикции и арбитражных судов о признании нормативных актов недействующими по мотиву несоответствия их нормативному акту, имеющему большую юридическую силу, могут влиять на структуру не всех видов кодифицированных актов (исключение составляют федеральные законы, конституции и уставы субъектов РФ); при принятии заявления к рассмотрению суд должен учитывать норму об исключительной подведомственности Конституционного Суда РФ; указанные суды не вправе давать законодательному органу обязательные указания относительно принятия новых норм права; данные решения могут быть обжалованы в вышестоящую инстанцию;

практика Верховного Суда и Высшего Арбитражного Суда не может содержать императивных предписаний законодательному органу относительно необходимости изменения действующего законодательства, но она носит обязательный характер для соответствующих судов; разъяснения, даваемые ею направлены на ликвидацию коллизий и пробелов в правовом регулировании, что впоследствии воспринимается законодателем и отражается на структуре соответствующего кодифицированного акта.

Таким образом, влияние судебной практики на формирование и совершенствование структуры кодифицированных актов имеет огромное значение независимо от ее формы.