§ 1.2. Субъект права и субъект правоотношения

Понятие субъекта имеет довольно продолжительную историю. Этимологически слово «субъект» восходит к латинскому subjectus — «лежащий внизу, простирающийся у ног, находящийся в основе» (от subjicio, образованного путем слияния слов sub и jacio, где sub — «под» и jacio — «бросаю, кладу в основание»).

Исследователи проблемы субъекта права чаще всего основываются на том, что в юридической науке уже сформировались устойчивые представления о данной категории, которые восходят, прежде всего, к цивилистике. Став достоянием общей теории права, гражданско-правовое понимание субъекта используется всеми отраслевыми юридическими науками под видом общеправового без внесения сколь-нибудь существенных корректировок. При этом частноправовые аспекты категории «субъект права» не всегда успешно воспринимаются теми науками, предметом изучения которых являются публично-правовые отношения. Поэтому обоснованным является высказывание С.И. Архипова о том, что юридической науке еще предстоит разработать полноценную теорию субъекта права, призванную определить его место и роль в правовой системе^[34][35].

Проблема субъектов права и правоотношения анализировалась как в работах по общей теории права, в которых эти категории рассматривались в

качестве предмета специального исследования¹, так и в работах затрагивающих иные вопросы теории права^[36][37].

Разработкой теоретических основ субъекта права занимались многие видные ученые-правоведы прошлого и современности. Отражая изменения в отечественной правовой системе, научная дискуссия является катализатором существенных изменений в представлениях о субъекте права. Ученые часто идут по пути детализации и отражения максимального количества аспектов исследуемого ими термина. Автор современной работы по проблеме субъекта права С.И. Архипов выделяет семь основных граней правового феномена, послужившего основой его монографии. Субъект права им рассматривается как «лицо — юридическая внешность», как правовая воля, как совокупность правовых отношений, правовых связей, как правовое сознание, как правовой деятель, как социально-правовая ценность и как праводееспособность^[38], причем комплексное изучение всех этих аспектов и дает, по мнению С.И. Архипова, развернутое понимание субъекта права.

Классическое определение категории «субъект права» включает в себя людей и их объединения, за которыми признается способность быть носителями субъективных прав и юридических обязанностей. Важно иметь в виду, что ни права, ни обязанности самостоятельно существовать не могут, они непременно должны кому-то принадлежать. Исходя из позиции В.Е. Чиркина, для характеристики субъекта наиболее подходит следующее определение: «Субъект права — это самостоятельное (автономное в пределах закона) образование, имеющее свои интересы, цели, волю, права и обязанности,

выполняющее свою роль в обществе, участвующее в создании норм права и (или) в правоотношениях»¹.

История знает довольно любопытные случаи, при которых круг субъектов права настолько расширялся, что в их число включались и животные и даже неодушевленные предметы. Известен случай возведения в сенаторы Инцитатуса, коня Калигулы (фактически было осуществлено юридическое признание животного субъектом права) — «...что тем Калигула и славен, что вздумал лошадь, говорят, послать присутствовать в сенат...»^[39][40].

Предложенная Р. фон Иерингом и воспринятая Н.М. Коркуновым теория интереса исходит из того, что раз правовые нормы определенным способом разграничивают интересы между людьми, то такие нормы применяются исключительно к людским отношениям, а не к отношениям человека и вещи, человека и животного.

Наличие в уголовном праве многих стран ответственности за жестокое обращение с животными означает не только намерение законодателя защитить животных от негуманного обращения. Объектами таких преступлений в первую очередь является общественная нравственность, на защите которой и основываются подобные нормы уголовного права. В то же время, проведение научных опытов над животными в случае отсутствия неоправданных

страданий, которые могут быть им причинены, не содержит состава преступления и является допустимым, поскольку отношение общества к таким экспериментам совсем иное.

Юристы порой ошибочно отмечают, что раз животных указывают в качестве наследников в завещании, то имеет смысл говорить о них как о самостоятельных субъектах. Так, в частности, нью-йоркский магнат и миллиардер Леона Хелмсли завещала весомую долю своего состояния мальтийской болонке по имени Трабл¹. Однако и в этом конкретном случае все- таки не следует болонку признавать субъектом наследственных правоотношений и собственником имущества, поскольку указанная денежная сумма была вложена в трастовый фонд с условием о целевом расходовании на содержание болонки, которая, безусловно, субъектом правоотношений не является.

В научной литературе подвергся тщательному анализу вопрос: «Могут ли быть субъектами права, помимо физических лиц, еще и юридические лица?». В нынешней науке принято строго разграничивать понятия юридического и физического лица, и существует целый ряд подходов к пониманию этих категорий. Но следует иметь в виду, что в недалеком прошлом сами юридические лица рассматривались в виде совокупности людей, имеющих общие интересы. Отношения между ними были крайне сложными и «лишь для удобства юридического анализа» рассматривались как отношения одного искусственно построенного субъекта — юридического лица^[42][43].

Понятие физического лица как субъекта права претерпело серьезные изменения вместе с развитием науки. К примеру, достижения медицины в XX веке, свидетельствующие о наличии реакции на внешние раздражители у эмбриона, привели к возникновению вопроса о праве на жизнь еще не

родившегося ребенка¹. Критический анализ права позволяет также сделать вывод о том, что субъект права может продолжать существовать, а соответствующий ему человек может перестать осуществлять жизнедеятельность. В частности при объявлении лица безвестно отсутствующим предполагается тот факт, что он считается живым, при этом, лицо фактически могло погибнуть, но его права по-прежнему продолжают существовать^[44][45].

Присущий правовым отношениям подвижный, динамический характер, не может не накладывать свой отпечаток и на элементы правового отношения, суть которых иногда может изменяться. Так, юридическое лицо, которое безоговорочно признается учеными в науке теории права в качестве субъекта правового отношения, в ряде случаев может также выступать и в качестве объекта купли-продажи. Как иначе объяснить появление множества компаний, специализирующихся на продаже уже зарегистрированных юридических лиц, за которые периодически сдавалась отчетность в контролирующие органы, причем некоторые из таких юридических лиц уже имеют лицензии на осуществление определенного вида деятельности, поскольку просуществовали на рынке некоторое время и отвечают другим необходимым критериям? Конечно же, с точки зрения права это не продажа юридического лица, а продажа акций или долей в уставном капитале, но в действительности такие юридические лица были зарегистрированы только для одной цели — для того, чтобы они нашли своего покупателя, а продавцы умело пользуются несовершенством законодательства.

В правовой науке ведется длительная научная дискуссия о соотношении таких ключевых юридических категорий как «субъект права» и «субъект

правоотношения». Полемизируя, ученые предложили обширное множество вариаций взаимосвязи указанных понятий. Обоснование научных позиций осуществлялось с помощью как достаточно убедительных, так и не всегда состоятельных аргументов.

Разработчик теории «эвентуальных правоотношений»¹, специалист в области общей теории права и трудового права Н.Г. Александров, характеризуя стороны правоотношений в исследовании «Законность и правоотношения в советском обществе», использует термин «субъект права»^[46][47] лишь изредка, а в основном придерживается термина «субъект правоотношения»^[48]. Впрочем, С.Ф. Кечекьян, приводя пример работы Н.Г. Александрова, обращал внимание на то, что «обычно наши авторы, употребляя одновременно оба термина, не разъясняют, почему они считают нужным поступать таким образом, и не говорят, находят ли они эти термины равнозначными или имеющими различное

4

значение»^[49].

В юриспруденции сложилось разделяемое многими теоретиками права суждение о том, что принципиальной разницы между рассматриваемыми категориями не существует. В частности, стараясь достигнуть полной точности в терминологии, С.Ф. Кечекьян отождествлял понятия субъекта права и субъекта правоотношения, отмечая, что «достаточно одного термина «субъект права» для обозначения как лица, способного стать носителем прав и обязанностей, так и лица, уже участвующего в правоотношении»^[50]. Н.И. Матузов, хоть и с определенными оговорками, расценивает анализируемые понятия как равнозначные^[51]. «В современной юридической литературе, — отмечает М.Н. Марченко, — понятие «субъект права» чаще

всего используется в качестве синонима терминов «субъект» или «участник правоотношений»¹.

Кроме того, большинство ученых отраслевых юридических наук отстаивают в научной и учебной литературе аналогичные позиции. Характеризуя финансовые правоотношения, О.Н. Горбунова использует наряду с термином «субъект финансового правоотношения» еще и термин «субъект финансового права»^[55]. Точно так же при исследовании налоговых правоотношений по уплате пени, В.В. Стрельников употребляет эти понятия как тождественные^[56]. М.А. Викут расценивает субъекта права, как действительного обладателя субъективного права^[57], которое, как известно, свойственно участнику правового отношения. Крупный специалист в области трудового права В.Н. Толкунова определяет субъектов в этой отраслевой науке, как участников трудовых и иных непосредственно с ними связанных отношений, а также отмечает, что субъекты трудового права являются -7

сторонами правоотношений^[58].

Характерными для сторонников отождествления двух терминов являются рассуждения специалиста в области административного права Д.Н. Бахраха, который отмечает, что «субъектами административного права следует признать участников управленческих отношений, которых административно-правовые

нормы наделили правами и обязанностями, способностью вступать в административно-правовые отношения»¹. Ученый полагает, что круг субъектов права и субъектов правоотношений совпадает.

Стоит отметить, что приверженцами идентичности упомянутых категорий, помимо названных ученых, является еще множество других правоведов^[59][60].

Очевидно, что имеется необходимость в поиске истоков отождествления двух исследуемых категорий. Означают ли такие термины, как «субъект права» и «субъект правоотношения» два разных понятия, либо они передают одну и ту же суть? Почему в таком случае они воспринимаются многими учеными как одинаковые? И зачем научной общественности допускать в понятийном аппарате юридической науки наличие двух равнозначных по содержанию категорий, но терминологически обозначаемых по-разному? Ведь наличие каких бы то ни было неопределенностей в теории права способствует путанице и возникновению многих ошибок и трудностей не только в научно­познавательной, но также в нормотворческой и правоприменительной деятельности.

Следует сделать оговорку насчет того, что до настоящего времени юридическая наука не пришла к единому мнению о позиционировании субъекта права и субъекта правоотношения в системе правовых категорий. Отсутствие у правоведов единообразного мнения насчет обозначенной проблемы в какой-то степени связано с тем, что в социологии и философии еще не в полной мере исследована проблема субъекта общественных отношений.

Рассмотрение дилеммы о соотношении субъектов права и правоотношения, помимо содействия разрешению вопроса о правильности их наименования, способствует построению единообразной, иерархически выстроенной и логически взаимосвязанной системы юридических категорий. Кроме того, корректная дифференциация категорий в науке позволяет систематизировать научные знания, накопленные теорией права. Известный ученый, специалист в области гражданского процессуального права, профессор М.С. Шакарян отмечала, что «дискуссии по ряду правовых проблем объясняются именно тем, что при определении некоторых правовых категорий (определение права, предмета регулирования правоотношения, субъективных прав) не учитывается субъектный фактор, не проводится различие между категорией субъекта права в объективном смысле (абстрактного субъекта) и конкретного субъекта (субъекта правоотношения)»¹.

А.М. Васильев справедливо отмечал, что правовые категории, будучи взаимосвязаны между собой и объединены в системе теории права, «дают нам возможность представить себе реальную картину правовой действительности, раскрыть ее несущественные свойства, выявить особенности права по сравнению с другими общественными явлениями»^[61][62]. Применив древнее высказывание «nomen est omen»^[63]к именованию юридических категорий, хотелось бы отметить, что его авторы во многом были правы. Ведь у квалифицированного ученого-юриста должно присутствовать интуитивное понимание смысла научных категорий, а для содействия этому, правовой термин должен четко, лаконично и однозначно передавать заложенную в нем суть и, в то же время, как заметил французский ученый Ж.-Л. Бержель, одно из

необходимых свойств юридических категорий — их приспособляемость к реалиям действительности, их гибкость^[64].

Тщательное разграничение понятий, используемых в общей и отраслевой теории права, представляется весьма существенным. Отождествление субъекта права и субъекта правоотношения, свойственное ряду научных работ по правоведению, все-таки надлежит считать недопустимым. Несмотря на видимое сходство и безусловную органическую взаимосвязь между этими понятиями, их не следует признавать в качестве равнозначных. Широкое использование наряду с термином «субъект права» еще и термина «субъект правоотношения» является вовсе не случайным.

Прежде всего, следует отметить, что «субъект правоотношения» является динамической категорией, поскольку через правоотношение субъект права реализует свои субъективные права и юридические обязанности. Субъект права использует не все свои потенциальные права, а лишь те, которые необходимы ему для участия в конкретном правоотношении. Поэтому правомерно предположить, что понятие субъекта права является более емким по сравнению с субъектом правоотношения понятием. Субъект правоотношения — это тот же субъект права, но только ставший участником правоотношения, деятельно реализующий только часть из целого ряда своих прав и обязанностей, которыми он, будучи субъектом права, потенциально обладает. Вне конкретного правоотношения нет и не может быть субъекта этого правоотношения. В случае прекращения правоотношения, участвовавший нем субъект теряет некогда присущий ему динамизм и вновь переходит в статическое состояние, обладая лишь статусом субъекта права. Таким образом, субъект правового отношения обладает кумулятивным характером по отношению к субъекту права. В том случае, когда под правовым отношением понимают максимально возможное количество прав и обязанностей, которыми может обладать субъект, этому правоотношению придается нормативный

характер и происходит стирание качественных различий между юридической нормой и правоотношением¹.

Анализируя часто встречающиеся в научной литературе определения понятия «субъект правоотношения», Е.В. Михайлова объективно подчеркивает, что иной раз складывается впечатление о существовании автономного правоотношения, независимого от субъектов, в которое «можно вступить», в то время как следует говорить о субъектах именно как об элементе структуры правоотношения, без существование которого правоотношения невозможно в принципе^[65][66].

Принимая участие в правоотношении, субъект права приобретает новые свойства, обретает новый статус. Однако он не становится субъектом правоотношения при реализации своих прав и обязанностей вне его. Немало правоведов отстаивают позицию, исходя из которой носитель прав и обязанностей (субъект права) может и не являться субъектом реального

3

правоотношения^[67].

С.И. Архипов также приходит к заключению, что субъекта права нельзя отождествлять с участником правоотношения, а также с носителем прав и обязанностей «хотя бы по тому основанию, что субъект права — это не просто исполнитель правовых ролей или носитель (обладатель) субъективных прав и обязанностей, но и их создатель, творец права и всей правовой системы»^[68]. В целом такое утверждение верно, прежде всего, в отношении человека, но и государство здесь не остается безучастным.

По мнению С.И. Архипова, отождествление двух исследуемых категорий способно привести к тому, что «в праве наравне с традиционными субъектами

(физическими, юридическими лицами) появляются субъекты — роли»¹. Приумножение числа субъектов права по признаку функциональной роли, которую субъект играет, реализуя свои права и обязанности (роль подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, роль должника или кредитора и т.д.) следует охарактеризовать как негативное явление в науке, так как субъект теряет свою индивидуальность и самобытность. Однако это явление негативно лишь в том случае, когда речь идет о субъектах права. Если же анализировать субъекта правового отношения, то избежать анализа множественности ролей не удастся. Главным образом это связано с тем, что субъектам в правовых отношениях приходится примерять более чем значительное количество «масок».

Довольно неоднозначным представляется утверждение А.В. Полякова о том, что «невозможно быть субъектом права, не будучи субъектом правовых отношений и наоборот»^[69][70]. Такое суждение свидетельствует о том, что ученым допускается разграничение упомянутых категорий, но использование в то же самое время обратной формулировки нивелирует все различия. Субъект права является вероятным, потенциальным субъектом правоотношения, то есть он может лишь при непосредственном взаимодействии с другими субъектами стать носителем субъективных прав и юридических обязанностей. Поэтому следует сделать вывод о том, что каждый субъект правоотношения, прежде всего, является субъектом права, но обратное утверждение не всегда будет верным.

Нельзя упускать из виду, что субъект права в большей степени определяется совокупностью правовых норм, а для субъекта правоотношения, помимо правовых норм, по общему правилу необходимо наличие действительного, реализуемого, но отнюдь не формального волевого элемента. С точки зрения юридического позитивизма сам факт существования субъекта

права связан с правовыми нормами, на основании которых такой субъект приобретает соответствующий статус. Для участия в правовом отношении субъект должен обладать помимо правоспособности еще и дееспособностью¹. То есть в самом общем виде правоспособность наделяет лицо статусом субъекта права, а дееспособность характеризует его возможность участия в правоотношении. Субъект правоотношения должен быть и правоспособен и дееспособен, т.е. правосубъектен. Если лицо своей дееспособностью не обладает, то отсутствующую дееспособность должна заместить дееспособность другого лица. В ином случае участие в правоотношении не представляется возможным. Дееспособность государства проистекает из дееспособности его служащих.

Помимо волевого критерия, отличия между рассматриваемыми категориями проявляются в том, что субъекта права в объективном смысле следует рассматривать как нечто абстрактное, а субъекту правоотношения всегда отводится вполне конкретная роль. По мнению Л.С. Явича, специфика правоотношений как раз и состоит в том, что заключенный в норме права общий масштаб поведения, в правовом отношении конкретизируется по лицам^[71][72]. Верно А.Ю. Якимов подчеркивает, что «нет ничего дурного в том, что понятие «субъект права» отражает правовую абстракцию. Напротив именно с помощью категории «субъект права», в общем виде отражающей тех лиц, которые предусмотрены правовыми нормами, единственно возможно раскрыть

3

содержание той или иной отрасли права»^[73].

Во всяком правовом отношении не может быть меньше двух субъектов. Таким образом, если абстрактное изучение субъекта права (то есть искусственно изолированного от других субъектов) представляется в определенной степени возможным, то исследование одного субъекта

правоотношения вне правовой связи с другими субъектами является недопустимым.

Соглашаясь с С.Ф. Кечекьяном и другими советскими учеными- юристами, Р.О. Халфина не проводит различий между субъектами права и субъектами правоотношений, расценивая эти понятия как равнозначные. Однако следует отметить, что Р.О. Халфина находит целесообразным употребление в юридической науке термина «участник правоотношения», который передает более узкое по сравнению с субъектом права понятие именно из-за того, что при исследовании правоотношения интерес вызывают не все потенциальные возможности лиц, участвующих в правоотношении, а лишь те их особые свойства и качества, которые предопределяют возможность участия в правоотношении¹.

В контексте рассмотрения этого вопроса немалый интерес вызывают научные взгляды В.Ф. Евтушенко. Им высказываются доводы в пользу различения субъекта права, субъекта правоотношения и, кроме того, участника правоотношения. По его мнению, категория «субъект права» объясняется через понятие правосубъектности, представляет собой высший уровень абстрагирования и «характеризует тех или иных субъектов как потенциальных носителей субъективных прав и юридических обязанностей»^[74][75]. Категория «участник правоотношения», по его мнению, отражает специфику конкретных субъектов в индивидуализированных правоотношениях. «Таким образом, — отмечает В.Ф. Евтушенко, — если категория "субъект права" отражает общие свойства всех участников правоотношений, то понятие "субъект правоотношения" — особенные, а "участник правоотношения" — индивидуальные»^[76]. Следует заметить, что изложенная структура взаимосвязи субъекта и участника правоотношения все-таки недостаточно четко позволяет

дифференцировать эти понятия. Промежуточное положение между категориями «субъект права» и «участник правоотношения», по мнению В.Ф. Евтушенко, занимает субъект правового отношения, который «является родовым и обладает совокупностью признаков, описывающих возможность субъектов права участвовать в тех или иных видах правовых отношений»¹. Справедливо ли использовать в таком случае термин «субъект правоотношения», учитывая, что никакого правоотношения еще не возникло и речь идет только о возможности участия в нем? Думается, что принципиальной разницы между субъектом и участником правоотношения не существует, поскольку они оба подразумевают участие субъекта права в конкретном правоотношении. Невозможно представить не участвующего в правовом отношении субъекта правоотношения. Участник же конкретного правоотношения является ничем иным, как субъектом этого правоотношения.

Представляется, что В.Ф. Евтушенко проводит указанное сопоставление с учетом допущения абстрактных правовых отношений. По всей видимости, именно этим вызвано разграничение автором субъектов и участников правоотношений. Это значит, что при употреблении термина «участник» ученый имеет в виду конкретное правоотношение, а при использовании термина «субъект» он подразумевает некое абстрактное правоотношение. Идея абстрактных правоотношений уже использовалась в науке для анализа соотношения субъектов права и правоотношения. В частности, справедливо признавая обоснованность и необходимость дифференциации

рассматриваемых категорий, А.И. Новицкий делает оговорку о совпадении понятия «субъекта права» с понятием «субъект абстрактных правоотношений»^[77][78]. Точно такой же позиции придерживается М.С. Шакарян, которая отмечает, что «понятие субъекта права совпадает лишь с понятием

субъекта абстрактного правоотношения»¹. Необходимо иметь в виду, что правовые отношения можно называть абстрактными лишь в научно­познавательных целях и лишь с весомой долей условности. Раз уж в правовом отношении абстрактная правовая норма находит свое определенное применение и реализуется, то о правоотношении следует говорить в большей степени как о вполне конкретном явлении.

По словам Р.О. Халфиной, «в понятии субъекта права, в его традиционном понимании сливаются две основные характеристики: возможность участвовать в различных правоотношениях и реальное участие в них»^[79][80]. При буквальном осмыслении этой идеи, логический оператор «и» между двумя названными характеристиками однозначно свидетельствует о том, что отсутствие хотя бы одной из них приводит к потере лицом статуса субъекта права. Существует множество правоотношений, в которых лицо может и не поучаствовать никогда. Появляется абсурдная ситуация, при которой государство, реально не заключившее международный договор (то есть не участвующее в конкретном правоотношении), перестает быть субъектом международного публичного права, поскольку не имеет одной из указанных характеристик, присущей субъектам права. Реализация возможности участия в правоотношении могла бы быть одним из свойств субъекта права, но с оговоркой о том, что не каждый субъект такую возможность использует.

Справедливости ради следует отметить, что Р.О. Халфина отождествляет два рассматриваемых понятия именно из-за того, что ею не признается существование субъекта вне правоотношения. Сам факт наличия в науке понятия «право» предполагает существование субъекта этого права. Более того, даже если согласиться с тем, что каждый индивид или каждое объединение индивидов находятся в перманентном состоянии участия в правоотношениях различного вида, то, несмотря на это, следует считать гносеологически

обоснованным наличие в науке абстрактной категории «субъект права», главным и единственным признаком которой в таком случае будет являться лишь потенциальная возможность быть стороной в правоотношении, но не реальное участие в нем.

Анализ соотношения категорий можно провести и с помощью математико-лингвистического подхода. Если субъект права и субъект правоотношения признавать идентичными понятиями, то из этого следует, что они являются субъектами одного и того же. То есть авторы, заявляющие о синонимичности этих понятий, одновременно ставят знак равенства между правом и правоотношением. Исходя из этого, часто встречающуюся в научной литературе критику, обращенную к выводам С.Ф. Кечекьяна о тождественности терминов, следует расценивать как достаточно не справедливую. Ведь ученый отмечает, что «право представляет собой сложное явление. Оно состоит в одних случаях из норм права и обусловленных этой нормой правовых обязанностей, в других — из норм права и правоотношений, в третьих — из норм права, правовых обязанностей и правоотношений»¹. Это означает, что С.Ф. Кечекьян не является сторонником нормативного понимания права и зачастую включает правовые отношения в понятие права. В таком случае отходит на второй план сам смысл дифференциации рассматриваемых категорий, но и существование в науке двух равнозначных терминов следует признать неоправданным.

Включение в понятие права общественных отношений в целом и правоотношений в частности остро критиковалось О.С. Иоффе, И.Д. Шаргородским, И.Е. Фарбером и другими учеными. Такое понимание права они считали неприемлемым и, более того, ошибочным. Ведь признание правового отношения частью понятия права неизбежно повлечет по аналогии с нормами права общеобязательность всех фактических действий в правовом отношении^[81][82]. То есть возникает нелепая ситуация, при которой субъекты

правоотношения своими фактическими действиями в правовом отношении творят право. Это неприемлемо не только для организаций и физических лиц, но и для самого государства.

Заслуживают внимания размышления В.П. Реутова, который отмечает: «если учесть, что существуют общерегулятивные и ряд иных видов правоотношений специфического характера, то очевидно, что «различия между понятиями «субъект права» и «субъект правоотношения» исчезают, продолжая существовать лишь области анализа конкретных правовых связей»¹. Ученый изображает следующую модель: «государство, признавая права и возлагая обязанности от имени общества на определенных участников общественной жизни, признает их тем самым субъектами права и одновременно субъектами правоотношений по поводу их признания, реализации и охраны»^[83][84]. Можно согласиться с автором в том, что при таком подходе разница между субъектами права и субъектами правоотношений становится непринципиальной, однако в итоге указанная позиция приводит нас к рассмотрению вопроса о соотношении позитивного права и правового отношения. Причем, развивая суждение В.П. Реутова, понятие права и правоотношения в итоге придется отождествлять, поскольку все различия между ними нивелируются, а с этим трудно согласиться.

Не оперируя категорией «субъект правоотношения» А.А. Рождественский, тем не менее, обращает внимание на следующее: «С понятием субъекта права не следует смешивать понятие носителя прав, правомочного или управомоченного. Носителем субъективных прав, с юридической точки зрения, может быть только субъект права, причем оба эти состояния, субъекта права и управомоченного, не всегда между собой обязательно совпадают: управомоченный — всегда в то же время и субъект права, но субъект права — не всегда в то же время и носитель прав, так как

можно быть субъектом права, не обладая субъективными правами»¹. Представляется, что А.А. Рождественский, используя категории «носитель прав», «правомочный» или «управомоченный», понимал под ними то же самое, что понимается в настоящем исследовании при употреблении категории «субъект правоотношения».

Достаточно интересными представляются выводы известного дореволюционного правоведа Г.Ф. Шершеневича, который писал, что «слово «субъект», в применении к юридическому отношению, употребляется в двояком значении. Говорят о субъекте юридического отношения, понимая его или с активной стороны, как носителя права, или с пассивной стороны, как носителя обязанности. Чаще же говорят о субъекте права, имея ввиду только того участника юридического отношения, которому принадлежит в нем право»^[85][86]. В данном контексте понятие «субъект правоотношения» включает в себя такие понятия, как «субъекта права» (активный субъект) и «субъекта обязанности» (пассивный субъект). Таким образом, категория «субъект права» при таком подходе является более узкой категорией по сравнению с «субъектом правоотношения». Существование этого тезиса позволительно считать допустимым только с единственной оговоркой о том, что при интерпретировании понятия «субъект права» под правом в нем подразумевается не объективное, а субъективное право, которое, по мнению отдельных ученых, вне правоотношения существовать не может. Важно учесть, что еще Н.М. Коркунов, характеризуя юридические отношения, обращал внимание на то, что «выяснение понятия права в субъективном смысле или правомочия составляет самый трудный и самый спорный вопрос во всем учении об юридических отношениях»^[87].

Ошибочно расценивать субъективное право только как возможность управомоченного субъекта требовать от обязанных лиц определенного варианта поведения. Ведь необходимость такого требования возникает исключительно в случае несоблюдения обязанной стороной установленной модели поведения. Указанный подход не отражает сути фактического поведения субъекта, обладающего субъективным правом, поскольку при нормальном развитии правового отношения, то есть без каких бы то ни было нарушений со стороны обязанных лиц, теряется необходимость требовать известного поведения от других. В чем же тогда проявляется содержание субъективного права? Представляется, что само правомерное поведение управомоченного и возможность требовать определенного поведения от обязанных лиц и будет составлять субъективное право. То есть, в самом общем виде под субъективным правом следует понимать закрепленную в объективном праве и обеспеченную поведением обязанных лиц меру поведения управомоченного лица (субъекта правового отношения). Иными словами субъективным правом является признанная правовыми нормами обеспеченность и возможность реализации определенной модели поведения управомоченным субъектом. Нет необходимости в указании на возможность защиты в случае наличия нарушений субъективного права ввиду того, что такая защита следует из самой конструкции норм объективного права.

Отождествление субъекта права и субъекта правоотношения возможно только в единственном случае — при условии нахождения субъекта в состоянии устойчивого и перманентного участия в правовом отношении. Действительно, значительная часть теоретиков права допускает существование такого вида правовых отношений, которые называются абсолютными именно из-за того, что в них участник наделен абсолютным субъективным правом. Сторонником наличия абсолютных правоотношений можно назвать Ю.К. Толстого, который утверждал, что «все правоотношения по субъектному

составу подразделяются на абсолютные и относительные»¹. Стоит также отметить, что в науке высказывались мнения о допустимости наличия абсолютного права и, в то же время, их авторы отрицали существование абсолютного правоотношения. Нельзя не согласиться со специалистом в области теории правового отношения Ю.И. Гревцовым, который обращает внимание на то, что «сам по себе справедливый вывод о возможности разграничения прав на абсолютные и относительные вовсе не дает достаточных оснований для такого деления правоотношений»^[88][89].

Абсолютному праву корреспондирует обязанность каждого подчиненного данному правопорядку субъекта воздержаться от нарушения этого права и не препятствовать его осуществлению. Хрестоматийным примером абсолютного права является право собственности, при котором субъективные права собственника над вещью являются абсолютными в том смысле, что всякий обязан воздерживаться от совершения деликта. Абсолютными следует назвать большинство вещных прав, а также авторские, семейные, патентные права и другие. В то же время в научной литературе существует и альтернативный взгляд на абсолютные права. К примеру, И.В. Ершова, исследуя проблему формирования и использования государством своего имущества, указывает, что оно выступает «как субъект абсолютного права, реализующий свои права по установленным правилам вне взаимодействия с другими субъектами»^[90]. При таком понимании абсолютных прав, их реализация происходит без участия неопределенного круга обязанных субъектов, противостоящих обладателю абсолютного права. Характерно, что исходя из такой трактовки, субъекту абсолютного права не противостоит ни один обязанный субъект, а само субъективное абсолютное право будет являться

некой абстракцией, так как никаких, даже подразумеваемых, правовых связей ни с одним субъектом не возникает.

Принадлежащие субъектам абсолютные права реализуются ими без вступления в конкретные правовые отношения только до того момента, пока эти права не начнут кем-либо нарушаться. В частности, личное неимущественное право на авторство произведения (будь то литературное, музыкальное или иное признаваемое в качестве объекта авторского права произведение) осуществляется автором без какого бы то ни было правового взаимодействия с окружающими. И только в том случае, когда появляется субъект, заявляющий о своем праве признаваться автором именно этого произведения или использующий его без указания авторства возникают правовые отношения.

Весьма интересным и удачным следует признать пример Я.М. Магазинера о том, что в сфере публичных правовых отношений абсолютным правом следует считать право государства на свою территорию^[91]. Действительно, право на неприкосновенность территории возникает помимо воли других государств, но они все же обязаны ни при каких условиях его не нарушать, а в случае нарушения, пострадавшее государство вправе вернуть свою территорию из владения любого государства даже в случае добросовестного приобретения последним этой территории у субъекта, который не имел на нее надлежащего права.

Однако помимо абсолютных существуют еще и относительные права, при реализации которых управомоченному субъекту соответствует обязанность не любых, а вполне определенных лиц (классическим примером являются правовые отношения кредитора и должника). Каким же статусом будет обладать объединение индивидов либо сам индивид, если относительное правоотношение не возникло по различным причинам (например, в связи с отсутствием волеизъявления на заключение договора)? Представляется, что

относительные права в таком случае могут быть реализованы лишь стохастически и субъект отнюдь не обязательно примет участие в правовом отношении. Следовательно, называть его субъектом правоотношения изначально не правильно, если в относительном правовом отношении этот субъект не принимает ровным счетом никакого участия.

Круг субъектов правоотношения по объему не совпадает с кругом субъектов права. Д.А. Липинский пишет: «Новорожденные, малолетние лица, психически больные, являются субъектами права, но не выступают субъектами всех правоотношений»^[92]. В правовой литературе встречается мнение о том, что субъекты права, будучи недееспособными (например, граждане, признанные судом недееспособным вследствие психического расстройства), вообще не могут являться субъектами правовых отношений. Действительно субъектами целого ряда правоотношений недееспособные быть не могут, однако следует иметь в виду, что за недееспособного участвовать в некоторых сделках могут его опекуны, попечители, законные представители, которые действуют от имени и в интересах недееспособного. Это означает, что продавцом в правовом отношении по купле-продаже дома, принадлежащего недееспособному, будут являться не опекуны, попечители или законные представители, а таким субъектом все-таки нужно считать самого недееспособного.

Следует учесть, что очень спорно сводить проблему субъекта правоотношения только к наличию у него дееспособности, равно как и ограничивать понятие субъекта права фактом присутствия у него правоспособности. Известно, что под правоспособностью понимается абстрактная способность к обладанию правами и обязанностями (в общем виде способность быть субъектом права), дееспособность же подразумевает реальную способность к действиям, которые изменяют права и обязанности, способность своими действиями приобретать права и осуществлять обязанности (фактически способность быть субъектом правового отношения).

Не в каждой правовой системе правоспособность и дееспособность различаются в терминологическом плане^[93], поэтому представляется неточным проведение параллелей между субъектами прав и субъектами правоотношений либо осуществление их дифференциации только на основе право- и дееспособности.

Субъект права, обладая правоспособностью не всегда может в полной мере реализовать установленную нормами объективного права модель поведения. В частности, дозволенные правом действия могут не реализовываться из-за отсутствия у субъектов реальной возможности.

В результате анализа следует прийти к выводу, что недопустимо использование категорий «субъект права» и «субъект правоотношения» в качестве тождественных. Между ними имеются существенные различия. Однако нелишне признать, что их не следует делать обособленными до такой степени, при которой между этими категориями теряется всякая логическая связь и утрачивается взаимозависимость. Очевидно, что эти понятия надо рассматривать как взаимодополняющие.

Выводы о дифференциации субъекта права и субъекта правоотношения является для науки принципиальными, поскольку позволяют выстроить четкую и логичную категориальную систему, наличие которой необходимо не только для гносеологических целей, но и для правотворческой и правоприменительной деятельности.