§ 1. Состояние и динамика правового порядка в постсоветский период

Построение правовой государственности требует постепенности проведения правовых реформ, определенной их последовательности. В диссертации обосновывается необходимость научной периодизации в становлении правового порядка в постсоветской России.

Первоначальный этап формирования правового порядка постперестроечной России характеризуется высоким уровнем преемственности в праве, которая выражается в сохранении устаревших нормативно-правовых актов и стремлении их совершенствования без отмены. Однако под давлением прогрессивных элементов будущего правопорядка официально признанный правопорядок расшатывается. Неофициальный правопорядок занимает доминирующее положение в обществе. Падает значение безнадежно отставшего законодательства, а связанная с ним правовая политика государства испытывает кризисное состояние. Правосознание субъектов права пребывает в состоянии эйфории от преобразовательной деятельности. Правовое регулирование поражено декларативностью.

224

Для России, переживающей переходный период с характерной для него мучительной сменой базовых ценностно-нормативных ориентаций, изучение состояния и динамики правового порядка, являющегося основой всей правовой жизни общества, приобретает особое значение.

Переходный период для России означает трансформацию социальных институтов и мировоззрения населения.

Сам правопорядок - качественное состояние государственно-правовой жизни, которое выражает прежде всего уровень устойчивости, равновесия и степень гармонизации социальных связей и отношений. Он всегда обусловлен сотнями факторов. В современном российском обществе на состояние правопорядка кроме традиционно значимых факторов, особое влияние оказывают процессы реформирования российской государственно­сти и социально-экономических структур. Неверным поэтому было бы рассмотрение правопорядка вне этой динамической составляющей, которая далеко не всегда так существенна в условиях «нормального» развития.

Проводимые социальные реформы всегда сопровождаются множеством трудностей и лишений. В случае, если изменения действительно являются неизбежными и находятся под контролем государства, общество воспринимает их чаще всего с пониманием. Однако множество явлений и процессов, происходящих в современном российском обществе, не только не обусловлены процессами реформирования, но изначально контрпродуктивны и потому оцениваются большой частью общества крайне негативно, и это отношение нередко переносится на процессы обновления в целом. В ряду наиболее чувствительных для общества в целом, для российских граждан особо остро переживается обвальное крушение социального порядка и, прежде всего, правовой его составляющей.

Резкое ухудшение правового порядка в современном российском обществе выражено чрезвычайно отчетливо не только в количественных, но и в качественных показателях динамики социального нормирования

225

деятельности и поведения граждан. И наиболее наглядно это ухудшение проявило себя в процессах, которые отражают преступность. Даже поверхностный взгляд на количественную сторону динамики преступности выявит изменения взрывообразного характера. Если, скажем, в 1961—1977 гг. рост преступности составлял в среднем 3—5% в год (максимальное значение могло достигнуть 7—9%), то это вызывало особую тревогу государственных органов¹.

Начало же 90-х гг. было ознаменовано увеличением этих показателей в три - четыре раза, то есть фактически на порядок. Рост преступности стал рекордным даже в сравнении с самыми высокими показателями последних десятилетий. Так, только за 1992 г. этот показатель составил 27%. И хотя в 1993 г. произошло небольшое снижение темпов роста преступности, ситуацию переломить так и не удалось.

Если мы ограничимся только количественной стороной, то можно даже найти некоторые основания для оптимизма. Так, по отношению к предыдущему году количество преступлений увеличилось в 1994 г. незначительно—на 39 тыс. (на 1,4%). В 1995 г. показатель роста составил уже 4,7% по сравнению с 1994 г.

Количество зарегистрированных преступлений на 100 тысяч населения, что является особо значимым индикатором уровня преступности, выросло за отмеченный период с 1463 в 1991 г. до 1863-—в 1995 г. Некоторое снижение по общему массиву преступлений произошло в 1996 г. и в первой половине 1997 г., но что касается структуры (доля особо тяжких, незаконный оборот

226

наркотиков и т. п.), то ситуация далека от улучшения^[129]. Хотя цифры значительно меньше прогнозируемых, важно видеть более глубокие процессы. Происходит существенное изменение структуры и характера преступности.

При относительных подъемах и даже спадах в ее темпах, наиболее «тяжкая» ее составляющая устойчиво наращивается.

Так, в 1993 г. этих видов преступлений было выявлено на 23,6% больше, чем в предыдущем (при общем росте на 1,4%). А число корысгно- насильственных, и прежде всего,— разбои и грабежи, возросло соответственно на 32,1% и 11,8%, умышленные убийства—на 27%, нанесение тяжких повреждений личности—на 24,2%. Ситуация в последующие годы, как отмечалось, изменений в этом отношении не претерпела.

Аналитики отмечают, что снижение темпов преступности происходит на фоне роста числа незарегистрированных преступлений и сопровождается достаточно резким падением доверия населения ко всей системе российского правопорядка (что снижает потенциал и возможности государственных органов). Кроме того, такого рода снижение скрывает за собой зачастую возросший уровень страха потерпевших перед преступниками и усиливающуюся консолидацию преступных группировок. Эти факторы могут «играть на понижение» статистики и «затенять» истинный потенциал криминала.

Явно выявилась и тенденция утраты контроля со стороны государства за социальными процессами, усугубляющими проблему преступности, да и за самой преступностью.

227 эффективность и качество своей деятельности. Большей частью дело ограничивается грозными декларациями, разработками программ борьбы и тому подобными мероприятиями иммитационного характера. Между тем уровень раскрываемости преступлений остается сравнительно низким по сравнению с имевшимся в прошлом. Анализируя ситуацию в целом, криминологи отмечают почти уникальный ее характер в условиях мирного развития страны за обширный период развития. «Нынешняя криминальная ситуация в России, - отмечает известный исследователь А. Я. Сухарев,- качественно новый феномен, как по масштабам преступных проявлений, так и по степени разрушительного влияния на жизнедеятельность общества, функционирование и безопасность государства, права и свободы его граждан»^[130]. Соответственно этому изменяется положение и того социального субъекта, который призван обеспечить безопасность, права и свободы.

Как отмечалось выше, снижение уровня доверия граждан к органам правопорядка уменьшает степень их влияния на ситуацию в стране и соответственно ведет к снижению ресурсного потенциала. Это грозит стать невосполнимой потерей для правоохранительных органов. В достаточно близкой перспективе может сформироваться реальная альтернатива: или органы правопорядка (как государственная структура) существенно улучшат ситуацию или население, гражданские сообщества и объединения тех или иных регионов страны начнут создавать параллельные структуры, способные защитить жизнь и обеспечить безопасность как самих граждан, так и их прав. Уже в 1991—1994 гг. были зафиксированы случаи создания подобных альтернативных рабочих вооруженных отрядов по охране правопорядка в г. Воркуте, регионе Кузбасса и некоторых других. Если же учесть уже существующие частные охранные структуры коммерческих организаций, банков и др., то можно обнаружить, что поле деятельности

228 правоохранительных органов способно нс только расширяться, но и сужаться.

Следующий этап формирования правового порядка следует назвать «конституционным». «Фактическая» конституция общества вступает в конфликт с «юридической» конституцией. Именно на этом этапе создаются условия для принятия общенациональной конституции, будущей нормативной основы современного правопорядка. C принятием конституции происходят позитивные изменения в действующем законодательстве, которые находят свое проявление в складывающемся правопорядке. На место отживших правоотношений приходят более прогрессивные. Неофициальный правопорядок приобретает все больше сходных черт с правопорядком официальным.

В целом, органы правоохраны в России переживают кардинальные изменения, которые принципиально переориентируют как содержание, так и формы их конкретной деятельности. Однако стихийные или производимые под воздействием ситуационно складывающихся обстоятельств изменения зачастую приносят только временный и краткосрочный положительный эффект. Правовые реалии требуют и более глубоких перемен структурного и технологического порядка в соответствии с резко изменившимся содержанием социальных отношений и невиданными за последние десятилетия характером и масштабами преступности.

К этим реалиям, несомненно, следует отнести качественную составляющую динамики преступности, которая выражена прежде всего в том, что консолидация криминальной среды приобрела устойчивый, системный и организованный характер, что позволяет ей эффективнее прежнего осуществлять противозаконную деятельность и обеспечивать при этом определенный уровень собственной безопасности. Профессионализм, масштабность деятельности многих преступных группировок постоянно

229 возрастают.

Состояние в сфере правовых отношений, как показывают многочисленные социологические исследования, начинает во все большей степени определять социальное самочувствие россиян, выступает для них той лакмусовой бумагой, которая призвана определить саму способность новой российской власти удовлетворительно решать насущные проблемы общества.

Отсутствие же существенных успехов в этом направлении само по себе стимулирует преступность, так как косвенно провоцирует правонарушителей тем, что органы правопорядка слишком часто оказываются неспособными защитить и обезопасить жизнь, здоровье и имущество людей, их права и достоинство. А это, в свою очередь, приводит к тому, что в общественном мнении формируется убеждение в том, что власти утратили контроль над ситуацией. Исследования Всероссийского центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ), службы Бориса Грушина, Вячеслава Герасимова, международных социологических организаций свидетельствуют, что россияне относят проблемы правопорядка и преступности к числу самых болезненных факторов сегодняшней жизни, которые вызывают наибольшую тревогу. Из года в год это положение остается устойчивым. Если в 1990 г. проблемы преступности волновали 49% россиян, то в 1992—уже 66%, а в 1994—до 70%.

Проблемы правопорядка приобрели политико-государственное звучание и оказываю! в этом качестве не такое уж однозначное влияние на ситуацию в стране в целом. C одной стороны, ни одна из ветвей власти не может игнорировать тот факт, что в обществе устойчиво растет недовольство граждан снижением правового порядка в стране. Но это же обстоятельство,— с другой стороны, делает правопорядок «заложником» в противостоянии ветвей власти. К тому же ситуация усложняется и тем, что предлагаемые решения в этой области далеко не всегда согласуются с заявленными в

I

230 политике приоритетами.

Большинство опрошенных считают, что укрепление правового порядка - постепенный процесс. Однако, если потребуются решительные меры, то значительная часть опрошенных считает, что их нужно применять. Так, на вопрос: «Если Вы, считаете, что необходимо укреплять правовой порядок в стране, то таким образом лучше это делать?» респонденты ответили следующим образом (см.таблицу).

Постепенно, без мер чрезвычайного положения__________________ 40,7

Решительно, даже если потребуется ограничить демократию 43,6

Затруднились ответить_______________________________________ 15,7_____

Интересны ответы респондентов на вопрос: «Как Вы думаете, какие из перечисленных мер помогли бы укрепить правовой порядок?» (Сумма ответов превышает 100%, так как по методике опроса можно было выбрать несколько вариантов. Ответы проранжированы в порядке убывания количества ответивших.)

Усиление ответственности депутатов Госдумы перед избирателями за принятие тех или иных законов__________________________________________________________ 68,9_____

Усиление контрольных функций парламента над

правительством и министерствами____________ .... 27,4_____________

Отказ от выборов депутатов Госдумы по партийным спискам, проведение выборов только по одномандатному 21,6

принципу___________________________________________________

Законодательное ограничение президентской власти 6,6______

Затруднились ответить_______________________________________ 19,6_____

По данным опросов 1992—1996 гг., в иерархии наиболее значимых ценностей выбор между «порядком и дисциплиной» и «демократией» россияне делают не в пользу последней. «Порядок и дисциплину» предпочитают в 2—2,5 раза больше респондентов, чем «демократию»¹. И это при том, что в предшествующие годы соотношение между этими ценностями

’Полищук Н.П., Левашов В.И. Общественное мнение и рынок. - M., 1992; Социальная и социально- политическая ситуация в России: анализ и прогноз. - M., 1993, 1994, 1995.

231

было по меньшей мере обратным. Произошел существеннейший сдвиг в сознании людей. Более того, социологические исследования уже в 1993— 1994 гг. зафиксировали тот факт, что большинство россиян (68—72%) считают: для выхода из кризиса необходимым условием является наведение социального и, прежде всего, правового порядка.

Все это в совокупности свидетельствует о том, что правопорядок становится центральной государственной проблемой, без решения которой невозможно уже и продвижение процессов реформирования российского общества. Характерно, что установление социального и правового порядка большинство россиян не связывают с необходимостью возврата к прежним методам (сторонников такого пути насчитывается при исследованиях только 7—8%), но полагает необходимым совершенствование механизмов, структур и процессов права и правовых отношений. Таким образом, в зеркале социологии обнаруживает себя достаточно противоречивая картина. На одной стороне—одна из наиболее болезненных точек современной ситуации—правопорядок, а на другой—желание его восстановления и укрепления связывается в сознании людей не с использованием нара­ботанных прежде методов и средств, а с поиском новых, адекватных правовым требованиям современности рычагов и механизмов. Возникающий между этими сторонами разрыв в немалой степени питает и настроения разочарования в деле борьбы с преступностью.

Вместе с тем было бы совершенно неоправданно увязывать процессы правопорядка исключительно с уровнем преступности. Преступность — лишь одна из сторон того спектра социальной реальности, который противостоит правовому порядку. Причем - это такая сторона, к которой в той или иной мере, но общество уже «адаптировано». Речь в данном случае идет о том, что масштабы, характер и уровень преступности в 90-е годы российским обществом воспринимаются как социально нетерпимые. Но есть и более сложная сторона дела. А именно та, что современная преступность в

232

российском обществе в определенной степени «рукотворна». Она во многом является следствием процессов дезорганизации самих государственных институтов, ослабления нормативных компонентов массового сознания под воздействием идеологических просчетов власти. То есть дело нс только в преступности как таковой, а в системном характере деформаций российского общества, которые обусловлены во многом воздействием государственной ПОЛИТИКИ.

Можно назвать по меньшей мере два источника деформации правопорядка современного российского общества. Один из них—уровень и масштаб преступности, а другой обусловлен характером и состоянием государственности. При этом основной реакцией на сложившееся положение являются по большей части призывы к ужесточению и «усилению борьбы» и т. п. Но этот путь способен только усугубить ситуацию. Прежде важно «усилить» возможности самого общества и государства, нарастить их.

Современный этап в развитии правопорядка характеризуется его первичной сформированностью и еще не завершенной типологической сущностью. Правотворчество характеризуется несистемностью и все меньше учитывает интересы большинства населения. Принимаются законодательные акты антиправовой направленности. Размываются грани между частным и публичным правом. Происходит постепенное взаимоудаление официального и неофициального правопорядков. Складывается подобие правопорядка «элитарно-олигархического» типа.

Необходимой же является в современных условиях рационализация правового порядка—прежде всего через учет интересов людей в политико­правовой деятельности, достижение четкости и определенности позиции власти, осознание тех факторов, которые дестабилизируют правовые отношения, и тех, которые могут быть использованы в противовес им. Всякое же ужесточение мер в существующей обстановке способно лишь на короткое время удержать уровень деформации правопорядка. Важно выявить

233

те «точки искривления» социального пространства, «выпрямление» которых необходимо для восстановления устойчивого правопорядка. C этой целью назовем те черты, в которых выражена качественная сторона правопорядка и которые проявили себя особо рельефно к середине 90-х гг. в России. Это прежде всего:

криминализация государственного аппарата, усиление его взаимодействия с преступной средой. Эта тенденция проявила себя определенно прежде всего в ходе приватизации. Проявление ЭТОГО процесса—убийства банкиров, промышленников (сюда же можно отнести и чеченскую кампанию), которые одновременно имеют и политико­государственные, и криминальные истоки. Чеченская республика (как бы юридически ни оценивали ее статус) — составная часть Российского государства. И очевидная криминализация этой части находится в сфере ответственности государства как целого, единого организма. Некоторые авторы, оценивая ситуацию с Чеченской республикой, используют нс без основания термин «триада политической девиации»¹ (девиация — отклонения от нормы, дезорганизующие процесс, - термин классической со­циологии, чаще других употреблявшийся Э. Дюркгеймом). К этой триаде относят криминализацию режима, криминализацию массового сознания и криминализацию самого политического конфликта и действия³. Но ведь эта триада политической девиации существует наряду с другими не менее крича­щими факторами российской государственности—коррупцией,

разворовыванием государственных средств (в последние годы только на высших чиновников Министерства обороны, прокуратуры, МВД были заведены сотни уголовных дел) и т. п.;

- рост латентной части преступности и правонарушений. Среди факторов, свидетельствующих об этом, можно назвать снижение уровня

' Рубан Л.С. Чеченский узел кавказкого кризиса. M,, 1996. Разд.2.

⁷Гам же.

234

раскрываемости особо тяжких и корыстных преступлений;

- появление и активное развитие новых «точек роста» преступности. К ним относятся прежде всего наркомания, проституция,— все то, что было не свойственно российскому обществу, но что качественно меняет криминальную ситуацию;

- легализация преступного поведения через его пропаганду в средствах массовой информации;

- снижение уровня взаимодействия правоохранительных органов и населения, общественных организаций;

- дискреционизм (произвольный характер деятельности без опоры на закон) самих государственных органов и институтов власти. К сожалению, это явление приобрело масштабный характер и затронуло в том числе и органы внутренних дел;

- снижение порога нетерпимости массового сознания по отношению к деформациям морального и правового поведения (включая и вербальный его уровень);

усиление социального потенциала преступности приобрело устойчивый характер;

- рост профессионализма криминальной среды. Это позволяет организованной преступности контролировать значительную часть целых направлений хозяйственно-экономических структур российского общества. Такое положение, например, сложилось в области интеллектуальной собственности (индустрия звукозаписи, видеопродукции и т. д.), где львиная доля доходов уходит теневым структурам. По признанию государственных органов, сама теневая экономика составляет примерно 40% от того, чем располагает общество. Различные аналитические центры, имея в своем арсенале не идентичные методы анализа и прогноза ситуации, связанной с теневой экономикой, приводят и некоторые другие цифры. Однако дело не в конкретной цифре. Дело в тенденциях, которые проявили себя совершенно

235

однозначно в 90-е годы в России.

Эти тенденции носят устойчивый характер.

Процессы реформирования, а точнее,— ревореформирования^[131] (ведь в действительности наряду с эволюционными в этих процессах не меньше и революционных черт и свойств, которые выражены и в методах, средствах достижения целей, в уровне политического насилия, накале борьбы и т. п.) политических и идейно-мировоззренческих оснований и структур российского общества привели к резкому нарушению стабильности во всех основных сферах социальной жизни. Эти процессы выявили вместе с тем и наиболее слабые, кризисные узлы развития страны.

Одновременно с этим в обществе сформировалась и получила всеобщую поддержку идея необходимости установления и развития правового государства как надежного гаранта от социального бесправия россиян, в котором они находились на протяжении почти всей истории своей государственности. Правовое государство, как было признано и теоретиками, и большей частью политической элиты, выступает уже самим процессом своего развития, условием становления и укрепления рыночных отношений и демократических преобразований. На рубеже 80—90-х гг. эта идея стала доминирующей и в массовом сознании российского социума.

Однако наряду с единением общества вокруг правовой идеи происходит резкая дестабилизация социального порядка, растет волна преступности, становится нетерпимым разрыв между ожиданиями и результатами в области прав. Эта ситуация потребовала точной социальной диагностики происходящего и, наряду с этим,— укрепления государства как гаранта правового порядка. В силу же различных причин за последующий

236 после августа 1991 г. период этого не произошло. Произошли только существенные изменения как в субъектах власти в России, так и в направленности того курса, который был обозначен первоначально в качестве цели начатой в 1985 г. перестройки. В результате важнейшее дело коренных правовых преобразований оказалось как бы замороженным, а потребность в них еще более выросла. Такое положение обострило правовую ситуацию до крайних пределов и до сих пор выступает источником повышенной социальной напряженности.

Сама социально-правовая и криминогенная ситуация в стране становится во многом неконтролируемой и неуправляемой государственными органами. В результате этого многие социальные слои и группы российского общества утратили не только ориентиры правового порядка и соответствующего ему действия, но и саму систему координат.

Из этого положения необходимо выбираться. Как показывают социологические исследования, подавляющая часть россиян воспринимает правовое положение как кризисное, требующее существенных изменений. Но как и в каком направлении их осуществлять—-это остается все еще недостаточно проработанным ни в рамках массового сознания, ни в пределах теоретических поисков. Несомненно только то, что никого не устраивает больше движение «вслепую». Однако, если оценивать ситуацию реально, то именно в таком положении и оказалось общество, а вместе с ним и основные государственные структуры, жизнедеятельность которых в силу этого обстоятельства теряет определенность и устойчивость.

Такое положение усугубляет и без того непростую социально- политическую и экономическую напряженность, усиливает отчуждение населения от властных структур. Выборные кампании декабря 1993, декабря 1995 и июня 1996 гг., активизация протестного поведения трудящихся различных регионов страны особенно четко это продемонстрировали. А ведь без активного и массового участия россиян невозможно осуществить

237

сколько-нибудь значительные политические и правовые преобразования.

Фактор единения социальных сил вокруг идей права на фоне политической дезинтеграции проявил себя и в тех шагах, которые были предприняты в рамках президентской, исполнительной, законодательной и судебной властей в ходе принятия и введения в действие новой Конституции России. Сам этот факт свидетельствует об объективном характере потребности в упрочении правовых отношений. Кроме того, он подтверждает и правоту многих русских философов начала века, и прежде всего Ивана Ильина, о необходимости обретения Россией нового правового сознания. Более того, вся история XX в. показала невозможность дальнейшего развития российского общества на цивилизованных началах вне реализации идей права, вне разработки и внедрения социальных технологий их реализации в условиях чрезвычайно динамичных изменений всех основных сфер жизнедеятельности страны.

То обстоятельство, что формирование новых правовых механизмов не может быть «отложенным» и вторичным делом, показала само политическое развитие в 90-е гг. Как общество, так и его политическая элита убедились, что в альтернативе силового решения или правового — будь то кризис противостояния властей или чеченская война — только механизмы права способны стабилизировать ситуацию. Таким образом, обнаружились определенные факторы сдвига, изменения правовой ситуации в России, которые обозначились определенно и относительно устойчиво.

На этом фоне яснее и отчетливее проявляет себя то обстоятельство, что господствовавшие в недалеком прошлом и привычно, по инерции сохраняющие свое влияние в науке, многие идеологические и теоретические представления и установки уже не соответствуют современной реальности и тенденциям ее динамики.

Новые реалии требуют и новых схем осмысления правовой действительности. Исторический опыт пред остере гае т: к процессу

238 переосмысления идеологии или теории нельзя подходить C позиций нормативистских, морализаторских, недопустимо придавать этому процессу нравственно-оценочную окраску. Переосмысление оснований развития правоотношений является лишь естественной реакцией на те глубинные изменения, которые переживает российское общество, и само по себе не ставит под сомнение прошлые этапы его развития.

Идеологии и теоретические конструкции так же, как и все реально существующее, стареют, не всегда поспевая за изменениями практики. Не является исключением в этом отношении и марксизм в целом, и его идеологические интерпретации в особенности. Эти интерпретации по преимуществу были обусловлены конъюнктурными факторами реального противоборства властных элит, а не запросами практики или теории. Между потенциалом теории и уровнем его использования нужно провести черту для того, чтобы не повторять ошибок прошлого. А резкое дистанцирование от прошлых позиций как раз и может служить примером такой ошибки, оно непродуктивно, не говоря уже о том, что способно подорвать авторитет гуманитарных наук как таковых.

Более того, не нужно забывать того, что для своего времени марксизм в целом был адекватной социальной теорией и идеологией (не менее адекватной, чем для нынешнего этапа развития теория правового государства). Он был воспринят обществом, значительной частью научной интеллигенции и политиков, активно «работал» на огромном реальном политико-правовом пространстве. Эти факты можно сегодня поддерживать или осуждать, пропагандировать или замалчивать в публицистике, но они стали частью исторической реальности, которую нельзя изменить и нельзя не учитывать в науке.

Клеймить позором прошлое, как иногда это делают излишне политизированные исследователи, ругать те или иные события в нем — самое бессмысленное занятие для ученого. Тем нс менее, это занятие имело

239

место не только в 1917 г., не только в 1934 г., но и в 90-е гг. XX столетия. Но такое отношение к прошлому не только не продвигает нас в процессах реформирования, но мешает ему, стопорит динамику позитивных перемен, консервирует логику вражды и социальной ненависти, воспроизводит схемы непрерывной политической борьбы и конфронтации. Российское же общество чрезвычайно остро нуждается в противоположном, а именно—в консолидации политического и правового порядка. Несомненно важно при этом освободиться от упрощений в теоретических подходах, которые сопровождали науку в условиях монополии государства на политическую идеологию. Реальность же такова, что при политической и идеологической ориентации на правопорядок, как важнейшую составляющую развития современного российского государства, мы не имеем соответствующих сегодняшнему дню проработок в этой сфере. Разрыв между реальными процессами, идеологией и теоретическим обоснованием правопорядка становится настолько существенным, что сам по себе способен дестабилизи­ровать правовые отношения, не дает возможности устойчиво реформировать соответствующие государственные структуры.

Реальные целевые, стратегические установки, возможности их реализации остаются философски непродуманными, страдают недоговоренностью и расплывчатостью содержания. Эта проблема остается пока недооцененной. Более того, если мы обратимся к наиболее весомым и действительно фундаментальным работам последних лет по проблемам философии государства и права таких известных исследователей, как В. С. Нерсесянц, Э. А. Поздняков, Ю. В. Тихонравов^[132], то вообще не обнаружим выделения в качестве особого объекта анализа проблему правопорядка.

Правопорядок не стал предметом исследования, являясь центральной проблемой российской государственности на современном этапе ее развития.

240

Употребляя же сам термин, авторы не обращаются к содержательному анализу. Так, В. С. Нерсесянц, выделяя особо правовую онтологию и даже специально рассматривая основные формы бытия права (относя к ним правовую норму, правовые отношения и правовое сознание), оставляет в стороне феномен правопорядка. Сам же термин «правопорядок» используется в работе в основном лишь в связи с полемикой по поводу нормативистской теории права Г. Кельзена, в рамках которой искомое понятие приравнивается к «законопорядку»^[133].

Вместе с тем ясно, что без исходного, понятийного, «установочного» уровня понимания сложных социальных реалий невозможно ориентироваться не только в теоретических вопросах, относящихся к этим реалиям, но и при решении практических задач. Вообще же теоретическое и практическое—неразрывно связанные стороны социально значимой деятельности постольку, поскольку эта деятельность обладает качеством осмысленности и строится с учетом достижений науки и ее методов. Про­тивопоставление этих сторон всегда относительно и условно. Тем более в современном мире, когда взаимосвязь теории и практики стала одним из ключевых признаков цивилизованной политики, которая призвана учитывать прежде всего объективные знания о предмете, закономерности его бытия. И наоборот, вне научных знаний невозможна и устойчивая, успешная, ори­ентированная на будущее политическая практика.