Приложение 4 Текст интервью с Боголюбовым Сергеем Александровичем

(доктором юридических наук, профессором, заслуженным деятелем науки Российской Федерации) заведующим отделом аграрного, экологического и природоресурсного законодательства Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, являющимся учеником и последователем А.

Ксения Владимировна (далее К. В.): Какие научные проблемы в теории права были наиболее близки Альберту Семеновичу?

Сергей Александрович (далее С. А.): Это можно узнать углубившись в его наследие. Мы познакомились с ним в конце 60-х годов, и на моих глазах он был увлечен правотворческим процессом, о чем он защитил докторскую диссертацию в 70-х годах. Он был увлечен языком закона, темой которую в Перми открывал А. А. Ушаков. Альберт Семенович написал большую книгу «Язык закона», меня привлек, и по сей день это остается удивительным и уникальным изданием на эту тему, где наиболее полно эта тема раскрыта. С началом работы Государственной Думы, было создано правовое управление, состоящее из 3 отделов. И один отдел занимается лингвистической экспертизой законопроектов, где поначалу настольной книгой было именно вышеуказанное издание. Но, к сожалению, с новым поколением депутатов, начинающих всю работу с нуля, ошибочно считая себя в данной области первооткрывателями, иногда улавливаются «языковые блохи» в законопроектах и факты тавтологии. Это те, наиболее яркие темы, которые исследовал Альберт Семенович.

К. В. Учеником какой научной или научно-педагогической школы права был Альберт Семенович?

С. А. Он своим учителем считал Н. Г. Александрова, которого очень ценил. Его старшими товарищами были И. С. Самощенко (тогда он был просто зав.сектором в НИИ, затем стал директором Института, затем зам.министра Юстиции, первым зам.министра Юстиции, потом ректор Первой академии Министерства Юстиции); А. В. Мицкевич (он был зав сектором теории в НИИ, когда туда пришел работать Альберт Семенович), к сожалению, их давно уже с

нами нет.

К. В. Была ли своя научная школа права у Альберта Семеновича? Кто ее последователи?

С. А. Думаю, что можно так сказать. Специалиста по правотворчеству мне некого с ним рядом поставить. Еще можно вспомнить о такой персоне, как Ковачев Д. А., с которым они обыденно спорили, жестко дискутировали, эмоционально болели за свое дело, но при это оставались добрыми и верными друзьями. Ковачева, в 50-е годы с приездом в Москву, не принимали в ряды КПСС (т.к. он был в свое время в Болгарии членом левой политической организации после войны). Он так и не стал членом партии, его не назначали на руководящие должности в Институте. Но в конце концов, его теоретические заслуги были оценены по достоинству. А споры Альберта Семеновича и Дмитрия Атанасовича были следующие: Ковачев настаивал на том, чтобы пролетариат не выпускал из рук функцию правотворчества в государстве, иначе все развалится (так оно все и оказалось), а Альберт Семенович был более демократичен, утверждал, что правотворчество - это право, государство должно подчиняться праву, общенародному волеизъявлению, голосованию (предвидел превращение выборов в общенародные, прямые, непосредственные, при тайном голосовании). А Ковачев настаивал, что нельзя сдавать командные позиции в виде сотворения права, а Пиголкин говорил, что народ должен сказать...

Главным последователем своей школы Альберт Семенович считал меня. Он меня называл «первым учеником по значению», но это на самом деле правда, я действительно был его первым аспирантом и его последователем. А в

2000-х годах говорил, что ты даже перегнал меня.

К. В. В каких экспертных советах Альберт Семенович принимал участие?

С.___ А. Немного забегая вперед, скажу, что Пиголкин неоднократно

выступал в Конституционном Суде: было не менее трех выступлений, последнее было о Чечне (по вопросам наведения Конституционного порядка). А вообще в 2000-х годах Альберт Семенович себя совершенно не жалел, и в направлении науки практически не работал. Очень переживал за все, что происходило с законотворчеством, переживал из-за падения профессионализма тех, кто занимается правотворчеством. В 89-90 гг. мы совместно проводили лекции для депутатов впервые избранных на конкурсной основе (практически все были не юристами). Альберт Семенович был горд и доволен. А постепенно многие из них пришли к выводу, что наука вовсе не нужна (страшное заблуждение), и это не могло не сказаться на Алике: если мы не нужны законотворцам, о каком будущем науки можно говорить. В это время Альберт Семенович стал преподавать в пяти вузах, даже был там в ученых советах. Для того, чтобы все успеть, приобрел автомобиль, ведь он был главным кормильцем в семье. Алик и меня приглашал читать лекции в негосударственный вуз на Кожуховской.

К.___ В.

эксперта?

С. А. Потому, что он умел все: красиво, мотивированно и доступно писать, глубоко, грамотно и логично говорить. Этому учил и меня.

К. В. Какие проблемы выделял Альберт Семенович в процессе управления государством?

С. А. Конечно же правотворчество, как функцию государства, как раздел теории права и государства, как начало действия правового механизма: правотворчество - правоприменение - юрисдикционная деятельность... Но на этом правовой механизм не заканчивается, хотя многие законодатели этого не понимают, им кажется необходимо просто штамповать законы, и это главное. У меня на этот факт родилось определение «законодательный зуд».

К.___ В. Какие проблемы выделял Альберт Семенович в построении

правового государства?

С. А. Правовым государством Пиголкин очень интересовался и в лекциях, и в учебниках (последний вышел в 2003 году). По моему совету он ввел в этот учебник главу «Экологизация права и государства». В то время это было не очень понятно, ему приходилось даже доказывать данную актуальность, и ему это удалось. Работая в вузе на Кожуховской, тему правового государства мы вынесли на конференцию и заспорили: что же входит в правовое государство? И определились, что не немцы первооткрыватели правового государства, а российские юристы-правоведы конца XIX века (и пусть попробуют доказать обратное): впервые писал об этом Петражицкий. Далее в 1988 г. XIX съезд КПСС вдруг вспомнил, что есть такое положение как «правовое государство», и провозгласил его у нас строить. И вот спустя 5 лет, мы провели такую конференцию. И сразу об этом стали много писать, в том числе и С. С. Алексеев. Мы часто спорили: Алик говорил, что четвертая власть - элемент правового государства. А я сомневался: причем тут СМИ? Напрямую? Но он всегда продавливал тезис свободы слова, свободы печати, гласность. Сегодня я может быть с ним и соглашусь, хотя не знаю. Алик часто акцентировал

внимание на разделении властей, верховенстве закона.

К. В. Участвовал ли Альберт Семенович в законотворческом процессе?

С. А. Конечно. В законотворческом процессе он был родоначальником так называемого «Закона о законах», о подготовке Нормативных актов. 30 лет назад он все это подготовил; нет форумов, на которых наш Институт об этом бы не говорил. Многие в этом сомневались, и я в том числе как прагматик, а он был теоретиком от Бога и отстаивал свою точку зрения железно. И пока был Верховный Совет более или менее прислушивались, а с 90-го года наступило полное игнорирование.

К. В. В каких именно проектах участвовал Альберт Семенович?

С. А. Вот «Закон о законах», он был уже в Парламенте, и даже проводились слушания по проекту закона о подготовке нормативных актов.

К. В. Есть ли корреляция (взаимосвязь) проблем в развитии права советского и современного периодов?

С. А. Альберт Семенович не был закоренелым консерватором, и хотя мы все инновационны в какой-то степени, он не цеплялся за старое, уходящее. Но и не отталкивал. Алик занимал диалектическую позицию. И жил теорией не с 10 утра и до 5 вечера, он жил ею постоянно. Настоящий профи своего дела.

К. В. Оказывал ли Альберт Семенович влияние на научное мировоззрение своих учеников?

С. А. Естественно. Я его ярый последователь. (А. С. был сторонником нормативистов (теория писаного права)

К. В. Какие качества ученого и личности Альберта Семеновича наиболее привлекали в нем его учеников?

С. А. Структурированность и четкость мышления, простота изложения, «без воды» и философии. В таком ритме и я писал монографию, которая только

вышла и Алик ей был бы рад: «Правотворчество в сфере экологии». Но никогда никакой тоталитарности в его отношении к ученика не было.

К. В. Участвовал ли Альберт Семенович в общественной деятельности? В чем заключалось его участие?

С.

К. В. В каких общественных организациях состоял ученый?

С. А. Когда я сюда пришел (это было в 1981 году), НИИ очень строгое заведение, да и время было такое. Меня сразу нагрузили должностью председателя первичной организации общества «Знание». Для меня это была мука: нам «спускали» путевки, и не спрашивали о желании. Я был инициативным и добился циклов лекций с выездом за пределы Москвы, за пределы страны, но этого были достойны только лучшие. Я сам был в Казахстане, Узбекистане, был во Владимирской области, в Тамбовской. Здесь остановимся подробнее. Деньги зарабатывались так: неделя, в день 3-4 лекции. За лекцию платили докторам наук - 15 рублей, кандидатам - 9 рублей. В то время приличные деньги. Представь: станция Петровская, в 5 утра пребывает поезд, тебя встречают и везут к дояркам в коровник для чтения лекций. До 6 утра - лекция, а далее - на разные предприятия и т.д. А потом вечером садишься в поезд и едешь в сам Тамбов на 5 дней такой же работы. В первый такой цикл отправился Алик, ведь он мастер слова. И та деревенская публика никогда не видела и не слышала ученых-правоведов такого уровня. После приезда Пиголкина оттуда, в ЦК КПСС поступает жалоба на лектора: «Что за лектор такой? Рассказывает о каком-то разделении властей?» это 1983 год. Алик говорил, что в нашем сельском хозяйстве не подкреплено правотворчество правовым механизмом управления. Из ЦК КПСС спустили жалобу в Горком партии, оттуда - в Райком партии, а тот в свою очередь нашей первичной организации: примите меры! И на дальнейших таких лекциях уже присутствовал инструктор Райкома партии. Парторганизация меня вызывает и говорит, что необходимо принять меры. Долго думая и обсуждая сложившуюся

ситуацию, мы написали, что с лектором Пиголкиным мы провели беседу, а будет недостаточно - проведем дополнительную работу. Вот так. Я уже на протяжении 20 лет состою членом президиума общества «Знание России».

К.___ В. Достаточно ли исследовано научное творчество Альберта

Семеновича? Кто из ученых-правоведов обращается к его теориям?

С. А. Недостаточно. Все, кто пишет по теории обязательно должны обращаться к творческому наследию Альберта Семеновича.

К. В. В каких ВУЗах работал Альберт Семенович?

С. А. Могу сразу сказать о Негосударственном вузе на Кожуховской, РУДН им. П. Лумумбы. Там сейчас преподает Геннадий Илларионович Муромцев, думаю он тоже считает себя последователем Пиголкина (они плотно общались с ним, т.к. Муромцев был в то время зав.кафедрой по теории).

К. В. Почему Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ являлся наиболее важным для Альберта Семеновича заведением?

С. А. Потому что НИИ - это его жизнь. После аспирантуры он пришел сюда в середине 50-х годов и проработал до 2003 года. Но уволился он отсюда с обидой, несмотря на то, что был здесь уважаем и авторитетен. Правотворчество - как главный элемент теории, нигде не получил такого развития, как в этом НИИ. Был специальный отдел, его создавал еще С. Н. Братусь (один из учителей Альберта, несмотря на то, что он был цивилистом). У него было несколько работ по теории правотворчества, в том числе знаменитая работа 1961 года «Проблемы систематизации советского законодательства» (в соавторстве с Самощенко).

К.___ В. Как изменилось научное мировоззрение ученого в период

перестройки?

С. А. Как бы это не звучало, но Алик колебался с линией партии, общественным мнением: пошли дела с кооперативами, перестройкой, трудовыми коллективами; видя в этом элементы демократизации, и Альберт Семенович пошел на это, надеясь, что это увеличит роль участия народа в

управлении делами государства. Но его мнение не ломалось кардинально, он просто жил в духе времени.

К.___ В. Применяются ли теоретические разработки и практические

рекомендации Альберта Семеновича в настоящее время?

С.___ А. Мною применяются, некоторыми его единомышленниками и

учениками. Но вот, где существуют обстоятельства законотворческой деятельности, в аппарате Правительства к работам Пиголкина не обращаются, заявляя о своей независимости и совершенстве.

К. В. Издаются ли в настоящее время труды ученого?

С. А. Последний учебник был издан в 2003 году. Для меня - это настольная книга, и не только потому, что я соавтор, там все изложено очень четко теми людьми, которых Альберт Семенович сплачивал вокруг себя (фамилии этих ученых сегодня я не раз называл). Еще хочется назвать имя М., С. Студеникиной (она не работала в отделе теории), но часто сотрудничала с Пиголкиным. Данные учебные материалы сейчас практически не используются, ведь администрации вузов предпочитают более новые издания.

К. В. Как Вы считаете, необходима ли систематизация и переиздание трудов ученого?

С. А. Считаю, что это необходимо, несмотря на утопичность этой задачи.

Мне еще хотелось бы рассказать, каким Альберт Семенович был научным руководителем. К нему меня привел А. В. Мицкевич. Я был процветающим следователем по особо важным делам, а Мицкевич преподавал у меня в МГУ на юридическом факультете Теорию государства и права. Иногда, встречаясь на улице, он задавал один и тот же вопрос: не надумал ли ты идти в науку или преподавать? А я в ответ отказом, рассказывая какие я сейчас дела раскручиваю. Алексей Валентинович говорит: ну и что, найдешь преступника, которого никто не мог найти без тебя, хорошо от этого станет потерпевшим, от силы 5 человек утешишь. Зато, будучи в науке, твои книги будут читать и изучать миллионы студентов не один десяток лет. Но мне было очень трудно оторваться. У меня даже были золотые часы с надписью «Боголюбову С. А. за

раскрытие особо опасных преступлений от Генерального прокурора СССР». Я ими очень гордился. Все уговоры Мицкевича в очередной раз не имели на меня влияния, т.к. я был увлечен своей работой, и был успешным в своих делах. Наконец, в 1969 году А. В. Мицкевич настойчиво убедил меня: через неделю у нас будет приниматься кандидатский минимум по теории, приходи сдавать, у тебя получится. А дальше посмотрим. Характеризуя возникшую ситуацию, можно сказать так: «step by step». Работая в сумасшедшем ритме, я уже 10 лет не брал в руки учебники, тем более по теории. Я знал, наизусть УК, УПК и другое мне было не интересно. Мицкевич был членом экзаменационной комиссии и имел авторитетное мнение. Он объяснил, что за неделю по записям лекций Н. Г. Александрова, я смогу подготовиться (ведь лекции Н. Г. были действительно уникальны). Но убедительно посоветовал обратить внимание на труды Петражицкого, тогда он был популярен, и многие ученые-правоведы им увлекались. Я за неделю полистал необходимую литературу, но при этом работая не покладая рук. Естественно, таких знаний было недостаточно. Институт законодательства в то время находился в деревянном доме, переделанном из раздевалки при стадионе (на Плющихе), около военной Академии. Одна половина здания просто подпиралась деревянным столбом. И многие, иронизируя, говорили: для того, чтобы законодательство рухнуло, надо просто подпилить этот столб!

Я пришел на экзамен, долго не верив, что НИИ может находиться в таком строении. Внутри были маленькие комнаты, в каждой из которых находилось по 2 отдела, работавших через день. Ящики столов были поделены поровну, т.к. мебели тоже не хватало. Но несмотря ни на что, научная жизнь била ключом! Все дискуссии, споры, рождение концепций происходили в коридорах, чтобы не мешать другим сотрудникам в кабинете. По этим коридорам ходили просто легенды права: Братусь, Мицкевич, Пиголкин, Пяткина, Самощенко, Сырых. Все они были в экзаменационной комиссии. Я вытащил билет. Знал очень плохо. Начал отвечать. Видя, что комиссия уже «подготовлена» Мицкевичем к моему ответу, я им бойко говорю, постоянно переводя свой ответ на

размышления Петражицкого по данному факту. В первый раз они одобрительно закивали, услышав фамилию в то время модного ученого. Перейдя ко второму вопросу билета, на третьей фразе, я снова упомянул о мнении Петражицкого в этой области, т.к. единственное, что я запомнил в процессе подготовки к экзамену, это исследования Петражицкого. Во время ответа на третий вопрос билета - я снова по Петражицкому. Члены комиссии мне сказали: достаточно. Уходите. А в глазах у них продолжение фразы: чтобы мы вас больше не видели!

В течение получаса Мицкевич старался убедить членов комиссии в моей пригодности. Мне было стыдно. Получил я «авансом» четверку, но это благодаря Алексею Валентиновичу, его вере в меня. Я был рад. Оформился соискателем, т.к. я работал в юридическом отделе Президиума Верховного Совета, где не приветствовали повышение образования (по причине семиклассного образования Председателя). Мицкевич в это время ушел из НИИ, и моим научным руководителем стал А. С. Пиголкин. Мы долго выбирали тему исследования, но я понял, что тема диссертации должна быть близка твоей профессиональной практике. Вот я и выбрал тему, работая в отделе над законопроектами, которые принимала наша страна: «Правотворческая деятельность Президиумов Верховных Советов союзных республик». Пиголкин, можно сказать, боролся со мной, т.к. тема, которую я выбрал, конкретная, и не очень теоретическая (повествовательная), скорее даже конституционная. Работу я написал вначале описательно. Она цитируется до сих пор. Диссертацию сдавал научному руководителю по главам, писал 4 года. И мне хотелось скорее доделать все, чтобы научный руководитель быстрее вычитал и выпустил на защиту. Каждый раз, привозя главу, в ответ от Пиголкина слышал: ну через месяц позвони, я прочитаю. Я звонил с надеждою, слыша в трубке вопрос: а какая там у тебя тема? И понимал, что за мою работу в этот раз никто не брался. Ситуация повторялась не единожды. Наконец, Альберт Семенович пригласил меня на обсуждение работы к себе домой (дисциплина на работе была строгая, и работа с аспирантами обычно велась

дома). Работа была вычитана, и за чашкой чая, он показывал мне как надо, и как не надо. До сих пор помню его поправки на полях: «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Действительно, логично я писать еще не умел, лишь хорошо писал по специфике своей работы только обвинительные заключения. Но и Алик не выбирал выражения, чтобы указать на недостатки, все было честно и жестко.

Потом было обсуждение в секторе. Меня преследовало начальство, я с большим трудом сумел вырваться с работы. А в назначенное время все никак не происходило обсуждение, потому что встретившись, коллеги по сектору, спокойно пили чай, и никак не торопились заняться мною. В конце концов, я дождался, обсуждение и одобрение прошло за 10 минут, а я был в таком напряжении. Впервые в 1973 году вышла публикация в этом НИИ моих тезисов. Принципиальные замечания я устранил за полгода, выждал очередь на защиту. Оппонентов подыскал Пиголкин: А. Ф. Шабанова и Э. Л. Кузьмина. Защита прошла достойно. Председателем совета был Самощенко. В зале был К. П. Горшенин (член диссовета), бывший министр Юстиции, бывший Генеральный прокурор СССР, и в то время зав. сектором трудового права в НИИ. У меня была глава о языке и доступности актов. Вдруг Горшенин задает вопрос: «Как прокомментировать тот факт: меня Сталин приглашает 18 октября 1941 года, надо написать указ об объявлении осадного положения, но сделать это так, чтобы дрожь была у читателей и правоприменителей? Я нарком юстиции, написал необходимое, а Сталин в ответ: «Напишите, СИМ объявляется.» Сергей Александрович, объясните, что значит «сим», ведь вы пишите, что непонятных слов не должно быть в нормативных актах?» Много позже я узнал, что Первая мировая война начиналась указом Императора Николая II: «Сим объявляется всеобщая мобилизация...» В зале после этого вопроса началось активное обсуждение, не давая мне возможности ответить. Самощенко, спасая меня в той ситуации, предложил Горшенину в нашем любимом коридоре обсудить этот факт, т.к. к теории это не относится.

Я не помню, что пролепетал по этому поводу, мне было 38 лет, и я очень волновался. Но несмотря ни на что, именно об этом вопросе Горшенина я помню.

Всю защиту Алик очень переживал за меня. В это время только вышло строжайшее запрещение ВАКа: кормить, поить и угощать членов совета и оппонентов. А я еще пока был не в науке, и мне бояться было нечего. Я заказал в ресторане Прага банкет. Все прошло удачно.

Наше частое общение на уровне ученик-учитель постепенно закончилось. Через полгода, мне торжественно вручил директор НИИ диплом и пригласил на работу. Ежегодно Алика я поздравлял с днем рождения (4 ноября). Мы стали приглашать друг друга в гости, я познакомился с его супругой Альбиной, дочь Марина выросла у меня на глазах. Вот так и стали настоящими друзьями. Альберт обладал прекрасным чувством юмора, и я стараюсь на него походить. Это наверное даже институтская традиция, ведь еще Н. Г. Александров шутил, небрежно подплевывая...

Годы шли, работа кипела. Руководить отделом - дело сложное вообще, не только для Пиголкина, тем более отделом теории. Спустя годы ему пришлось отказаться от должности руководителя, а потом, чувствуя неизмеримую усталость, преподавая в разных ВУЗах, стараясь обеспечить финансовое благополучие семьи, и вовсе уйти из НИИ. Изредка встречаясь, я слышал жалобу от Альберта Семеновича, что его открепляют от поликлиники Управления делами Президента, где он ежегодно проходил обследование в течение месяца. Он даже там встречался со своими аспирантами. И когда их не пускали на территорию, учителю и ученикам приходилось ходить по разные стороны забора и обсуждать те или иные вопросы. И все были довольны, ведь руководство продолжалось.

Две недели назад, я встретил одну бывшую студентку, которая училась у Пиголкина в 90-е годы. И ее рассказ продолжился восхищением умению Алика заинтересовать студенческую аудиторию. Лектором он был потрясающим. На самом деле это было так.

Через полгода после ухода из НИИ, Алика не стало. Можно сказать даже символично: отдав НИИ всю свою жизнь, он не выдержал обрыва этой связи...

Многому я у него научился, прежде всего работоспособности, структурированности изложения, умению откликаться на актуальные и животрепещущие темы. Я ему очень благодарен. Мой рассказ окончен.

07.04.2011 г

С. А. Боголюбов