§ 2. Правовой порядок в России и формирование единого европейского порядка

В предыдущем параграфе предметом нашего анализа был международный правопорядок. При этом главное, что мы должны были выяснить, как соотносится данный феномен с правопорядком национальным.

Интересно, что с момента его появления как относительно самостоятельного явления, в сознании европейцев правовой порядок

298 воспринимался как естественный, извечный и укорененный самой природой институт. Если мы обратимся к этимологии ключевых слов и понятий античности, то обнаружим, что в этот период в «колыбели» европейской цивилизации - Древней Греции особо возвышается все то, что связано с урегулированностью, упорядоченностью свойств и отношений в природе и обществе. Это как бы основные, фундаментальные свойства мира, которые и в языке получают особую значимость^[200].

Вообще, следует отметить, что устойчивое возвышение правопорядка как продукта развития права характерно было вплоть до XX в. только в рамках западноевропейского пути развития, в ареале западной цивилизации.

Иначе говоря, правопорядок не являлся до последнего времени универсальной чертой социальной жизнедеятельности. Скорее наоборот. Его влияние связано с уникальностью развития Европы (по меньшей мере, если мы обращаемся к историческому аспекту проблемы, то это так).

Принципиальная новизна права, действующего в рамках сообщества, заключается в том, что оно ставит задачей движение в направлении определенного внутреннего юридического порядка посредством юридических технологий, в основе которых лежит международный договор. Этот договор является одновременно Конституцией сообщества, из которой вытекает распределение компетенций и которая располагается в самой верхней части иерархии правил действующих в сообществе.

18 апреля 1998 года вступил в силу Федеральный закон «О

299 ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней». Сегодня ее все чаще рассматривают как основополагающую часть формирующейся «европейской конституции»¹, определяющей не только стандарты взаимоотношений человека и государства, но и требования к публичному порядку на европейском континенте.

Таким образом, современная Россия, вступившая в Совет Европы, приняла на себя обязательства по соблюдению европейских стандартов в области защиты прав человека. Европейская система защиты прав человека в равной степени поддерживает две основные ценности цивилизованного общества - человеческую личность и плюралистическую демократию. Как отмечается, «стержнем такой системы является знак равенства между обеспечением прав человека и защитой демократии, обеспечением последовательного воплощения в жизнь прав человека и нормальным функционированием демократических институтов, развитием прав человека и укреплением демократических основ общества»^[201][202]. Как следствие Европейский правопорядок выступает существенным фактором упрочения демократии, совершенствования национального правопорядка.

Характеризуя деятельность всех органов власти в этом направлении В.В. Путин отметил: «Сотни тысяч людей, проживающих и работающих за пределами своей страны, должны быть уверены, что Россия не бросит их, если они оказались в трудной ситуации. Защитит их личные права, их семьи

300 от возможного произвола и незаконного давления, поможет отстоять человеческое и гражданское достоинство. Никому не должно быть позволено устраивать «селекцию» международных прав и свобод человека в зависимости от обложки паспорта»¹.

Справедливости ради следует отметить, что европейская система защиты прав и свобод личности построена по принципу субсидиарности (дополняемости) международно-правовых гарантий. Это означает, что основу правозащитного механизма составляют нормы

внутригосударственного права². Европейский правопорядок образует дополнительный уровень гарантий, по которому выверяется правильность и справедливость национального правопорядка.

При этом доминанта мирового сообщества усиливается благодаря все большему осознанию людьми разных стран необходимости действовать сообща и жить в мире.

Европейский правопорядок - сложное явление, не поддающееся общепринятому определению. Он постоянно формируется и успехи в сфере унификации и гармонизации действующего на территории Европейского Сообщества законодательства несомненны. Как и в день своего образования, правопорядок Сообщества принципиально базируется на таких европейско- правовых «максимах» как прямое действие коммунитарных правовых актов, на обязательном характере правовых предписаний ЕС, обязательной юрисдикции супранационального суда относительно всех субъектов европейского права, безоговорочном приоритете единого интеграционного права перед национально­государственными правопорядками.

' Там же,

²См. об этом: Энтин М.Л. Указ, работа. С. 161-162.

ЗОЇ импульс. Потому от того, как они реализуются в правопорядке EC₅зависит самостоятельность последнего, его юридическая природа и, собственно, успех европейской интеграции. Следовательно, говоря о формировании европейского правопорядка, необходимо иметь в виду становление и развитие именно этих базисных механизмов.

Практика формирования и утверждения права Сообщества приводит к выводу, что учредители, наделяя акты ЕС столь сильнодействующим эффектом, не предполагали, сколь серьезно в дальнейшем им придется поступиться собственной свободой решений и впустить их в пределы своей юрисдикции. Об этом свидетельствуют сегодняшние европейские реалии, когда по прошествии, казалось бы, стольких лег интегрирования, действию единого права до сих пор противопоставляются национально-государственные барьеры, национальный эгоизм, протекционизм, явное нежелание расставаться с собственными компетенциями. Тот факт, что количество конфликтов между правопорядками обоих уровней не уменьшается, убеждает в том, что государства-члены далеко не всегда приемлют столь радикальное действие коммунитарных актов. В том виде, как они закладывались учредителями, данные правовые рычаги нашли практическое воплощение далеко не сразу. Оно потребовало их признания со стороны национальных судов, которое, конечно же, пришло, но, спустя двадцать и более лет довольно напряженного противоборства супранационального и внутригосударственных правопорядков. Однако в исследованиях, посвященных праву группировки, не всегда отдается отчет в том, что теория и практика ЕС иногда существенно разнятся. И примат европейского права, и прямой эффект норм ЕС в большинстве принимается как абсолютная неизменная аксиома.

Между тем, указанным органам Сообщества пришлось прилагать большие усилия, чтобы «заставить» государства-члены считаться с ними. Если взять приоритет европейского права перед внутригосударственным, декларированный столь смело, то он утверждался более 25 лет. Таким образом, примат национального права не реализовался сам собой. Эго потребовало принятия надгосударственными

302

структурами нескольких дополнительных документов, гарантирующих государствам соблюдение Европейским сообществом их внутреннею конституционного законодательства о правах человека.

Европейский и национальный правопорядки не существуют автономно друг от друга. Их пока рано называть одним целым, но они работают в тесном взаимодействии и взаимодополнении. Ясно, что исполнение коммунитарных правовых предписаний и норм находится в зависимости от правоприменительных органов государств ЕС. Без национальных правопорядков невозможно достижение самих целей объединения.

Однако, в ущерб последним государства-члены в своих интересах затягивают с реализацией супранациональных актов у себя в стране. Вопреки требованию единства европейского права правительства (пользуясь отсутствием у ЕС возможностей иного принуждения) не торопятся с инкорпорацией директив и других актов Сообщества во внутренние законопорядки.

Директивы - это, как известно, те акты, которые оставляют государству большую свободу усмотрения, чем последние и злоупотребляют. Оттяжка вступления в действие нормы ЕС предпринимается, как правило, с целью предпринять какие-то меры или дождаться более благоприятных для себя условий. Этот бич - отсутствие четкой исполнительской дисциплины со стороны отдельных государств - преследует интеграционный правопорядок на протяжении всего его существования. Практика европейского правопорядка дает право утверждать это. Поэтому, когда говорят о том, что правопорядок ЕС перестал быть для национальных государств чем-то чуждым и инородным, факты свидетельствуют о другом. А именно о том, что европейский правопорядок и его взаимодействие с внутригосударственными лишь находится на пути к этой цели - максимальному единению и слиянию правовых систем обоих уровней.

Взаимоотношения же между европейским и национальным правопорядками, напротив, характеризуются не только сотрудничеством и партнерством, но и

303 соперничеством, а иногда и некоторой враждебностью одновременно. Таковы реалии Европейского сообщества.

Но главный итог его формирования в том, что уже достигнутый уровень гармонизации и унифицированности национальных правовых систем в основном отвечает требованиям единого рынка и постепенно приобретает новый качественный характер. Он позволяет утверждать о наличии в рамках ЕС достаточно эффективного и отлаженного правового механизма, имеющего модельный характер для иных интегрирующихся объединений, к числу которых относится и СНГ. Его практическое формирование потребовало от сторонников объединения гибкости, терпения, видения перспективы и, конечно, преданности идее европейской интеграции. Без последней другими побудительными мотивами вряд ли убедительно объясняются многолетние усилия его созидателей.

Сфера собственно европейского регулирования, несмотря на имеющиеся возражения со стороны отдельных государств, последовательно расширяется. C принятием Единого Европейского Акта (1986 г.) коммунитарные. правовые компетенции расширились за счет таких, прежде исключительно внутренних, сфер, как охрана окружающей среды, культура и образование, охрана здоровья, социальная, исследовательская и технологическая политика.

Маастрихтскими соглашениями легализовано дальнейшее распространение европейского правопорядка на сферы валютного, налогового, социального регулирования, внешнюю политику и оборону. 31 января 1997 г. Европейский парламент обсудил необходимость дальнейшего расширения надгосударственных компетенции на такие сферы внутренних дел и правосудия, как: 1) политика иммиграции и предоставления политического убежища; 2) порядок пересечения внешних границ; 3) борьба против наркобизнеса, торговли людьми и международной коррупции; 4) некоторые аспекты правового сотрудничества в гражданских делах.

В тех же областях, которые переданы Сообществу ранее и уже считаются его традиционными сферами (например, аграрная, торговая, транспортная, научно- техническая, конкурентная политика), право ЕС прочно закрепилось, обросло

304 десятками регламентов, директив и судебных решений, модернизирующих и систематически совершенствующих интеграционный правопорядок в данных отраслях.

Особенно заслуживает быть упомянутым в этой связи европейское право конкуренции, играющее ключевую роль в построении единого рынка, который, по мнению устроителей, должен быть свободньм и конкурентным. Оно показательно C точки зрения эффективности относительно нового европейско-правового измерения и очевидных достижений в сфере правовой интеграции. В целом оно характеризуется рациональными и достаточно совершенными имплементационными механизмами, эффективностью контроля за соблюдением единых правил, широким применением штрафных санкций к любым предприятиям-нарушителям, независимо от ранга, умением и законодательно, и на практике обеспечить действительный приоритет коммунитарных интересов перед национальными интересами отдельных государств, европейских компаний, различных влиятельных группировок.

Касательно же тех областей, которые переданы Сообществу огносительно недавно, правопорядок ЕС еще ожидает своего практического наполнения в ближайшие годы. А создание широкого арсенала правил и конкретных решений, необходимых для претворения согласованных норм в практику, - это, как можно видеть, одна из наиболее трудоемких задач Сообщества и сопряжена в том числе и с временными издержками.

Можно лишь констатировать тот факт, что дальнейшее развитие права ЕС инициирует возникающие конфликты с теми или иными нормами национального конституционного права. А государства весьма неохотно «сдают свои правовые позиции» даже сегодня, что отражается на качестве европейского правопорядка. Тот же примат права Сообщества перед национальным конституционным, хотя и был признан, однако не гарантирован до сих пор.

Тем не менее, постепенно изживается факультативный характер права ЕС. Наряду с принципом субсидиарности в ЕС ведется речь и о введении в отношении государств-членов некоторых элементов принуждения. В будущем по предложению

305

Комиссии Суд ЕС будет иметь право воздействовать принуждением на государства, которые н ару идают коммунитарные нормы и не выполняют постановлений Евросуда, несмотря на уведомление, полученное от Комиссии.

Обеспечение ιυ^ι Hioi о. полного, своевременного выполнения правовых норм, а, следовательно, поддержание правопорядка - проблема не только отдельных государств, но и международного сообщества в целом. Принимая международные договоры, государства уделяют основное внимание материальным нормам, стремятся зафиксировать свои права и обязанности не заботясь об имплементации, обеспечении исполнения взяты на себя обязательств. Отсюда и недостаточная эффективность части материальных норм и договоров в целом.

C указанной проблемой предстояло столкнуться и новой правовой системе, возникшей как результат (и одновременно, как средство, инструмент) развития полномасштабной интеграции европейских государств и народов - праву Европейского союза.

В силу принципа прямого действия юридические нормы и индивидуальные акты Союза устанавливают права и возлагают обязанности непосредственно на граждан (с 1993 г. - граждан Европейского союза) и юридических лиц. Если индивидуумы не соблюдают предписания «европейского права», то, как и при неподчинении нормам национального права, осуществлять в отношении них принуждение и привлечение к юридической ответственности - задача государств- членов, а в некоторых областях (главным образом, в сфере антимонопольного законодательства ЕС), - непосредственно Союза прежде всего в лице Комиссии. Как показывает практика с этой задачей и государственные, и союзные органы в целом более или менее успешно справляются, хотя положение вещей, конечно, нельзя признать идеальным.

Однако более серьезную опасность представляют те случаи, когда субъектами нарушений выступают сами государства, образующие Союз. Ситуация здесь во многом напоминает положение дел в федеративном государстве, когда субъекты федерации не соблюдают либо открыто «саботируют» выполнение на

306 своей территории тех или иных положений федерального права.

Очевидно, что подобного рода действия (или бездействие) не должны оставаться без ответа. Рассмотрению названного аспекта механизма гарантий «европейской законности», представляющего также некоторый практический интерес в плане совершенствования механизма гарантий выполнения федерального права России.

Основным источником, который определяет основания возбуждения дела и порядок расследования Комиссией противоправных действий/бездействия государств- членов, является ст. 226 Договора о ЕС. Вследствие этого применяемую в данном случае процедуру в доктрине иногда называют «процедурой ст.226». Последняя гласит: «Если Комиссия признает, что государство-член не выполнило какую-либо свою обязанность из настоящего Договора, она составляет мотивированное заключение по этому делу, предоставив соответствующему государству возможность предварительно высказать свои замечания. Если соответствующее государство в течение установленного Комиссией срока не подчинится заключению, последняя может передать дело в Суд».

Как видно, процедура привлечения государств-членов к ответственности складывается из двух самостоятельных стадий. Первая, называемая обычно административной стадией, является обязательным этапом, вторая - судебная (предусмотренная ст.228) - факультативна, наступает лишь в том случае, если государство-член не подчинится указаниям Комиссии. I Ia самом деле, однако, и первая, административная стадия, имеет сложную структуру, состоит из двух последовательных этапов - неформального (не предусмотренного учредительным говором) и формального.

Именно на этом - неформальном и конфиденциальном этапе -завершается большинство процедур. Получив уведомление от Комиссии (если представленные в нем факты не вызывают возражений), государства-члены обычно стараются устранить допущенные нарушения. Когда возражения все же возникают их стараются разрешить путем переговоров, в которых обе стороны часто соглашаются пойти на взаимные

307 уступки.

Наличие подобного неформального этапа тем более выгодно для пэсударств, что его содержание и результаты не предаются гласности, что позволяет сохранить репутацию «дисциплинированного» члена Сообщества. В «полюбовном» разрешении конфликта как правило заинтересована и Комиссия.

Если посредством неформальных консультаций результатов достичь не удалось, процесс переходит на следующий, формальный этап (предусмотренный первой частью ст. 226). Комиссия направляет официальный запрос правительству государства члена, в котором указывается содержание и характер нарушения со ссылками на конкретные нормы права Сообщества. Правительство в ответ представляет свои замечания, в которых может сообщить как о принятых мерах, так и о возражениях.

Далее Комиссия, если она не удовлетворена представленными ей замечаниями, издает мотивированное заключение и направляет его правительству. В заключении содержится полное описание допущенных нарушений и устанавливается четкий срок по их устранению.

Ежегодно Комиссия открывает в среднем 800 - 1 000 подобных процедур, среди которых особенно много дел о нарушениях экологического права ЕС (в 1998 г. Комиссия установила примерно 600 таких нарушений). Подавляющее большинство из них завершается в ходе административной стадии расследования (чаще всего - еще до вынесения мотивированного заключения). В некоторых случаях, однако, процесс переходит на следующую судебную стадию. Если правительство по мнению Комиссии не подчинилось требованиям ее заключения в установленный самой Комиссией срок, последняя управомочена начать его судебное преследование.

В дальнейшем, если Европейский суд, рассмотрев дело, признает, что государство-член не выполнило свою обязанность из настоящего Договора [о Европейском сообществе], государство должно принять необходимые меры для исполнения решения Суда (п. 1 ст. 228).

Решение Суда юридически обязательно для государства-члена, и сам факт признания им государства члена «нарушителем» может считаться санкцией за

308 нарушение пред писаний учредительного договора и основанных на нем правовых актов Сообщества.

В целом, как показал опыт, рассмотренный выше механизм являлся и остается достаточно эффективной гарантией соблюдения государствами учредительного договора Сообщества и принятых его органами решений. В 1992 г. (Маастрихтским договором), тем не менее он был существенно усилен. По предложению Комиссии и при активной поддержке Великобритании сг. 171 Договора о Европейском сообществе (ныне ст. 228) была дополнена новым положением, позволяющему Суду штрафовать государства за невыполнение своих решений.

Итак, когда государство-член и после вынесения против него решения Европейского суда по мнению Комиссии не предприняло надлежащих мер по выполнению его требований, Комиссия повторно начинает рассмотренную выше процедуру. Если в конечном счете дело вновь поступает на рассмотрение Суда, последний, по предложению Комиссии, «может наложить на него штраф в виде единовременной суммы или неустойки» (п. 2 ст. 228).

Приведенное выше положение, таким образом, дает Сообществу возможность применять к государствам, упорствующим в своем неподчинении требованиям его учредительного договора и решений органов ЕС, санкции финансового характера. Четкий механизм взыскания подобных штрафов, правда, не определен отчасти потому, что за 8 лет, прошедших с момента введения его в учредительный договор, необходимости в такого рода мерах не возникало.

Они скорее остаются резервным орудием, больше потенциальной угрозой, чем актуальной мерой.

Какие же нарушения являются основанием для возбуждения Комиссией расследования и принятия к государству-члену рассмотренных выше мер ответственности? Обращаясь еще раз к содержанию ст. 226 Договора о ЕС, мы видим, что в этом качестве выступают любые нарушения обязанностей из учредительного договора. Сюда относятся не только невыполнение предписаний, содержащихся в самом тексте Договора о Европейском сообществе, но и

309

регламентов, директив, других юридически обязательных решений органов Сообщества, нарушение провозглашенных в учредительном договоре и решениях Европейского суда прав и свобод граждан Европейского союза и юридических лиц.

Объектом правонарушения, таким образом, выступает правопорядок ЕС в целом, понимаемый как система общественных отношений, которые характеризуются полным и безусловным выполнением права Европейского союза всеми его субъектами.

Далее, с точки зрения объективной стороны, нарушение может выражаться как в действиях, так и бездействии (например, непринятие законодательства требуемого новой директивой ЕС). Наличие вины (субъективная сторона) при этом значения не имеет.

Для привлечения государства к ответственности достаточен сам факт нарушения в силу каких причин оно произошло, по каким мотивам совершено и к какого рода последствиям привело -значения не имеет Состав рассматриваемого правонарушения, следовательно, можно отнести к числу формальных.

Европейским судом не принимаются во внимание и ссылки на особенности конституционного механизма разделения властей а также специфику парламентской процедуры (что имеет особой значение при имплементации директив). Так произошло, например, в деле «Комиссия против Италии» (1971 г.), когда правительство последней в свое оправдание ссыпалось на «трудности, с которыми оно столкнулось в ходе парламентской процедуры». Суд (а также Комиссия) отказались признать данное обстоятельство в качестве оправдательного фактора.

Передача государствами-членами Сообществу прав и полномочии в соответствии с положениями [учредительного] Договора влечет за собой постоянное ограничение их суверенных прав и никакие положения национального права не могут служить основанием против этого ограничения.

Наконец, последний существенный вопрос в этой связи - вопрос о субъекте правонарушения и, отсюда, ответственности. Таковым выступает государство в целом.

310

Хотя объяснения перед Комиссией и Судом вынувдено всегда давать от имени соответствующей страны ее правительство, нарушение на деле может выражаться в действиях/бездействии любых органов и учреждений государства, включая парламент и национальные суды, а также государственных предприятий и муниципальных органов.

Продолжающиеся развиваться в Европе интеграционные процессы характеризуются не только центростремительными тенденциями, набирающей силу федерализацией Европейского союза, но и постепенной его демократизацией.

Общим результатом действия двух названных тенденций является введение Амстердамским договором нового вида ответственности государств-членов - ответственности за систематическое нарушение общих принципов конституционного строя Союза и всех входящих в него государств: «принципов свободы демократии, уважения прав человека и основных свобод, господства права» (п. 1 ст. 6 Договора о Европейском союзе).

Основанием ответственности государства-члена (в данном случае перед Европейским союзом в целом) выступает серьезное и систематическое нарушение им вышеуказанных принципов. Констатацию данного нарушения осуществляет Совет Европейского союза (в составе глав государств или правительств) с согласия Европейского парламента (ст. 7 Договора о Европейском союзе).

При этом Совет принимает решение единогласно (без учета голоса представителя государства-члена, против которого выдвинуты обвинения), а Европарламент - 2/3 поданных голосов, представляющими одновременно абсолютное большинство депутатского корпуса.

В дальнейшем, опираясь на данную констатацию Совет (в обычном составе) квалифицированным большинством может применить санкции к государству-члену, которые будут действовать до их отмены Советом. В данном случае ответственность государства-члена выражается в приостановлении определенных его прав, вытекающих из учредительных договоров Европейских сообществ и Союза, в том числе права голоса представителя правительства этой страны в Совете Европейского

311 союза.

Из сказанного видно, что процедура привлечения государств-членов к данному виду ответственности довольно сложна. Тем не менее, как показала реакция органов ЕС и государств членов в связи с событиями в Австрии (вхождение в правительство в начале 2000 г. представителей крайне правой Австрийской партии свободы), возможность санкций Европейского союза против любой входящей в него страны, где имеют место поползновения на основы демократического конституционного строя, носит отнюдь не гипотетический, но вполне реальный характер.

В завершение хотелось бы еще раз обратить внимание на то, что рассмотренные в нем проблемы и способы их практического решения в рамках Европейского союза представляют для нас не только теоретический интерес. Укрепление государственного единства России требует создания действенного механизма федерального принуждения, включая меры ответственности субъектов федерации и их руководителей за невыполнение норм федеральной Конституции, федеральных законов, указов и распоряжений Президента, решений других органов государственной власти Российской Федерации.

В этой связи для нашей страны, для отечественной юридической науки приобретает особый интерес опыт, накопленный зарубежным правом и практикой его применения в данной сфере, также как и в других областях правового регулирования. Тем большее значение и пользу для России - как крупнейшей европейской страны, неотъемлемой части Европы - предстаапяют дальнейшие научные изыскания в области права Европейского союза, европейского права в целом.

«Конечно, Россия более чем разнообразная страна, но мы часть западноевропейской культуры. И вот в этом наша ценность, на самом деле. Где бы ни жили наши люди - на Дальнем Востоке или на юге, мы - европейцы»^[204].

И Россия, и Европейский Союз понимают, что они могут справиться с общими Европейскими проблемами только на основе взаимного сотрудничества.

312

Выработанная в 1999 г. Общая стратегия Европейского Союза по отношению к России, процитированная выше, подчеркивает достигнутое взаимопонимание.

C вступлением в силу Европейского Союза появился новый инструмент, укрепляющий его общую внешнюю политику и политику безопасности по отношению к третьим странам. Этот инструмент называется «Общая стратегия» . В июне 1999 г. Европейский Союз принял свою первую Общую стратегию, которая подчеркивает большое значение России для Европейского Союза.

Согласно этой Общей стратегии более тесное сотрудничество между Россией и Европейским Союзом - единственный путь решения задач, которые стоят перед Европой как континентом. Следовательно, Европейский Союз надеется, что он сможет внести свою лепту в укрепление демократии, законности, строительство правового государства и в поддержку институтов гражданского общества в России, в интеграцию России в общеевропейское экономическое и социальное пространство. Запланированное сотрудничество должно привести к наиболее эффективному разрешению общих задач, таких как энергетическая и ядерная безопасность, окружающая среда и здоровье, а также борьба с организованной преступностью, отмыванием денег, незаконной торговлей людьми и наркотиками. ЕС считает, что это единственно возможный путь укрепления стабильности и безопасности в Европе и за ее пределами.

ОГіпіяястратегия Европейского Союза по отношению к России - стратегия с добрыми намерениями, но еще не обретшая завершенные формы. Она подчеркивает общность судеб России и Европейского Союзам и каждый, кто может что-то привнести в это будущее - морально обязан это сделать. Единственный путь который в принципе неприемлем в отношениях между Россией и Европейским Союзом - это конфронтация.

По мере того, как европейское право будет все более необходимо в деятельности российских граждан, более важным объектом изучения юристов, им все больше будут требоваться базовые знания европейского права. Понимание зарубежной правовой системы прежде всего требует обстоятельного изучения

313

основополагающих документов, на которых эта система строится.