§ 1.1. Понятие и признаки правоотношения

Между социальными субъектами складываются различные виды общественных отношений. Будучи урегулированными правом, они приобретают ряд новых свойств и качеств, трансформируясь в правовые отношения (правоотношения).

Теория правового отношения является одним из наиболее сложных и спорных разделов теории права. По словам Р.О. Халфиной, «иногда понятие правоотношения сужается до такой степени, что охватывает лишь гражданско- правовые обязательственные отношения, а иногда настолько расширяется, что теряет всякую определенность специфической формы связи с общественными отношениями и по существу перестает функционировать»^[1]. Хотя наличие противоречий в суждениях о правоотношении и недопустимо, поскольку речь идет об установлении научной истины, тем не менее, анализ этих расхождений способствует более четкому и точному уяснению смысла рассматриваемого понятия.

Разработкой теории правовых отношений занимались многие видные ученые-правоведы прошлого и современности. Однако несмотря на то, что в ходе научной полемики ими были выработаны различные концепции

правоотношения, признаки этого правового явления зачастую учеными определяются сходным образом. Именно поэтому рассмотрение этого понятия вполне логично осуществлять посредством анализа его характерных признаков.

В качестве одного из наиболее специфичных признаков правоотношения следует назвать урегулированность общественных отношений правом.

Осмысление значения рассматриваемого признака, во многом связано с тем, каким именно образом исследователь подходит к определению понятия права. Вследствие наличия у права многогранного характера, формирование разнообразных подходов к его пониманию является очевидным в юридической науке. Известный французский ученый Н. Рулан, ссылаясь на таких теоретиков, как М. Тропер и Д. де Бешийон, пишет, что «универсального определения права не существует и что, более того, нужно отказаться от надежды его найти, ибо право — это процесс интеллектуальной квалификации, а не реальный природный объект a priori»^[2].

Действительно, отыскать универсальное определение не представляется возможным. Для понимания многоаспектной сущности права ученым следует идти по пути анализа различных по своей сути подходов. Вместе с тем необходимо отметить, что характерные особенности научных взглядов на право во многом свойственны также и исследованиям, посвященным общетеоретической категории «правоотношение». Это связано с тем, что специфическое правопонимание не может не повлиять на представления о правовых отношениях, которые, как известно, немыслимы без наличия права.

В процессе научной дискуссии было выработано несколько основных направлений при изучении права. Основными подходами следует считать естественно-правовой, позитивно-правовой и социологический, хотя существуют и иные учения (например, психологическая концепция права).

Естественно-правовой подход, пожалуй, имеет наиболее давнюю историю. Возникнув еще в Древней Греции и Древнем Риме, развиваясь в эпоху

средневековья, достигнув своего апогея в период буржуазных революций и получив свое второе рождение благодаря отечественным ученым — П.И. Новгородцеву и Б.А. Кистяковскому, естественно-правовое учение допускает параллельное существование наряду с позитивной системой права еще и системы естественного права.

Квинтэссенцией этой теории является необходимость соответствия государственно-правовых реалий идеалам высшей справедливости и нравственности, которые преимущественно основываются либо на божественном провидении (как полагал, например, христианский теолог Августин Аврелий), либо имеют в своей основе природу человека (такого мнения придерживался голландский юрист Г.

Сторонники рассматриваемого подхода утверждают, что общественные отношения становятся правовыми в силу экономической и политической необходимости, а не в результате воздействия норм права на фактические отношения¹. Говоря иначе, общественные отношения могут быть правовыми по своей сути, вне зависимости от того, урегулированы они нормами позитивного права или же нет.

Выдающийся русский правовед Н.М. Коркунов^[3][4], не будучи сторонником теории естественного права, в то же время указывает, что в исторической последовательности правоотношения могут предшествовать появлению норм объективного права^[5]. Ученый исходит из того, что историческое развитие начинается с частного, а не общего, и лишь по мере накопления юридического опыта происходит обобщение казусов, приводящее к появлению

общеобязательного правила поведения. Истоки такого осмысления категории в нынешнюю эпоху редуцируют к доктрине «широкого» правопонимания, согласно которой в понятие права, кроме правовых норм включаются и другие правовые явления, в том числе и правоотношения.

Стоит учесть, что представления об общечеловеческих нравственных ориентирах, которые лежат в основе естественно-правовой теории понимания правоотношений, у разных субъектов могут не совпадать. По утверждению крупнейшего представителя неотомизма Ж. Маритена, «естественный закон — совокупность вещей, которые делать нужно и которые делать не нужно, которые вытекают из него необходимым образом и только из факта, что человек есть человек, исключая всякое другое рассмотрение»^[6]. Действительно, люди испытывают примерно схожие потребности, поэтому цели, продиктованные природой, необходимо согласовывать с целями, определяемыми разумом. В то же время именно исходя из того, что «человек есть человек», не совсем основательно считать представления о добре и зле у разных людей одинаковыми.

Если предположить, что человек голоден, то для достижения своей цели, продиктованной его естественной потребностью, один найдет работу и постарается получить заработок, а другой совершит преступление. У каждого из них существует естественное право на жизнь, для реализации которого им нужно удовлетворить естественную потребность в пище. Фактические действия по получению пищи не становятся отношениями правовыми на основе лишь естественного права. Назначение естественного права здесь ограничивается лишь провозглашением права на выживание, а реальные шаги по такому выживанию естественным правом не регулируются.

Стоит отметить, что естественное право может воплощаться в виде определенного эталона для законодателя и правоприменителя, но не в качестве реально работающего регулятора общественных отношений. Учитывая

интересы одних субъектов (государств, организаций, граждан и т.д.), естественное право, при его применении, часто не учитывает интересы других аналогичных субъектов. Каждое государство имеет право на неприкосновенность его территории, что в международном публичном праве выражено имеющим естественно-правовые истоки принципом территориальной целостности государств. Однако наравне с этим принципом существует и принцип равноправия и самоопределения народов и наций, который также вписывается в положения естественно-правового учения. При наличии в конкретном государстве нации, которая лишена своей государственности и находится в процессе борьбы за создание собственного независимого государства, сложно назвать какой-либо из отмеченных принципов однозначно доминирующим. Появляется трудноразрешимый конфликт на уровне догматов теории естественного права.

Признавая сейчас в качестве права нечто вытекающее из всеобщих нравственных принципов и начал, из человеческой природы или же расценивая право как некий эталон, идеал, который людьми не создавался, а возник спонтанно или же, наоборот, существовал всегда, исследователь натыкается на вопрос о том, что же в таком случае считать правовыми отношениями и как их регулировать?

Отдельные субъекты, поступая в точном соответствии со своими интересами и оценивая свои действия как соответствующие всеобщим нравственным принципам естественного права, интерпретируют эти принципы, как правило, «по-своему».

В случае конфликта появляется необходимость в наличии арбитра, имеющего возможность рассудить стороны. Именно позитивное право способно взять на себя функции такого арбитра. Вне всякого сомнения, возникновение разного рода ситуаций обоюдного непонимания, в свою

очередь, вызывает необходимость в урегулировании общественных отношений наиболее тщательным образом.

Проблема формализации и фиксации естественного права в определенной форме решается в том случае, если происходит сближение его с позитивным правом, то есть в случае закрепления его в нормативно-правовых актах. Такие достижения Великой французской революции, как признание важнейших естественных прав, а также разграничение прав человека, которые свойственны ему от природы, и прав гражданина, которые были даны государством, вовсе не случайно получили свое выражение путем принятия Учредительным собранием единого документа — Декларации прав человека и гражданина 1789 года. Без оформления в виде писаного документа эти принципы едва ли получили столь широкий общественный резонанс.

Роль естественных прав и в настоящее время нисколько не снижается. Естественное право является своеобразным антропоцентрическим фундаментом для позитивного права в борьбе за права человека, в усилении социальных гарантий, в уважении правовых ценностей. Положения естественного права не должны оставаться незамеченными и при планомерном реформировании позитивного права.

В настоящее время законодательство целого ряда стран восприняло основные идеи естественно-правовой теории в качестве конституционных принципов, многие положения также были закреплены на уровне международного права. Естественному праву теперь отводится роль критика действующего позитивного права.

Поскольку ни одно законодательство не в силах учесть тот резко изменяющийся характер современных общественных отношений, вызванный развитием информационного общества, усложнением экономических связей и другими причинами, естественное право в состоянии прийти на помощь, восполняя пробелы позитивного права.

заложены в естественно-правовой доктрине. Юридическую конвергенцию позитивной и естественной систем права следует воспринимать в качестве положительной тенденции.

Впрочем, придавать функциям естественного права статус «истины в последней инстанции» тоже не следует, поскольку полноценным регулятором общественных отношений естественное право в полной мере не является. Регулирование правоотношений естественным правом в развитом правовом государстве следует признать возможным только в исключительных случаях, например, при отсутствии в действующем законодательстве нормы, регламентирующей соответствующие общественные отношения. Но даже в таком случае допустимо «использовать» не всякие естественные права, а лишь те из них, которые восприняты государством в нормах внутреннего права или на международном уровне.

В ином случае при помощи доктрин естественно-правовой теории можно оправдать любой произвол и беззаконие, аргументируя их некими «благими целями». Эти приемы используются очень часто при идеологической пропаганде в периоды войн, революций, когда оправдываются насильственное свержение действующей власти, а также в тех случаях, когда действующее право чем-либо не устраивает определенные силы.

Положения естественно-правовой концепции правоотношения относительно иных доктрин не следует считать доминирующими, поскольку возникновение правовых отношений на основе существующих естественных прав следует считать неординарным, исключительным явлением, к тому же однозначные критерии разделения правильного и неправильного, справедливого и несправедливого сторонниками естественно-правового подхода предложены не были. Впрочем, выработка таких четких критериев, по всей видимости, является невыполнимой задачей.

Более традиционной в отечественной юридической науке считается позитивно-правовая концепция, согласно которой под правоотношением понимается урегулированное нормами права общественное отношение,

участники которого выступают носителями субъективных прав и юридических обязанностей, охраняемых и гарантируемых государством¹.

Присущий юридическому позитивизму формализм, а также свойственное ему рассмотрение права лишь в качестве выражения государственной воли, безусловно, накладывают соответствующий отпечаток на правовое отношение, которому придается юридический характер только при тесной взаимозависимости с нормой права. В ином случае социальное отношение не облекается в юридическую оболочку и его можно назвать религиозным, моральным, дружеским и прочим, но только не правовым.

Видимо, юридический позитивизм стал ответом на хаос, творящийся в правоприменительной деятельности при отсутствии общеобязательных и равных для всех законодательных установлений. По мнению сторонников этого течения, юридическая наука включает в себя только реально существующее право, которое принято в государстве сообразно установленной правотворческой процедуре.

Как и многие другие учения, юридический позитивизм имеет в своей структуре неоднородные взгляды — от вполне умеренных, при которых достижения теории естественного права критикуются достаточно сдержано, до крайне консервативных, при которых юриспруденция всецело зависит от действующей власти, ее функции сужаются до формально-догматического уровня, а юристам отводится лишь правоприменительная роль. Более чем показательно высказывание довольно консервативного позитивиста К. Бергбома, который отмечал, что «все право, до последней частицы, является практическим»^[7][8]. Через практическую ориентацию юридических явлений прослеживается теснейшая связь права и правоотношения.

Рассмотрение правового отношения с позиции юридического позитивизма выдвигает на первый план вопрос различения объективных и субъективных основ в праве. Объективное право выражает общественный элемент права и состоит из совокупности юридических норм, установленных и санкционированных государством. Право в субъективном смысле складывается из прав и обязанностей, причем правам одних лиц, как правило, соответствуют обязанности других. Свобода одного лица включает в себя требование к другим лицам о том, чтобы они не препятствовали реализации этой свободы. Вместе с тем такое положение иной раз вызывает критику у отдельных теоретиков права. Учеными допускается возможность существования односторонних прав без корреспондирующих им обязанностей и односторонних обязанностей без корреспондирующих им прав¹.

Деление права на объективное и субъективное характерно отнюдь не только для отечественных теоретиков права. Такое деление права присуще и романо-германской, и англо-саксонской правовым семьям, что, кстати, подчеркивает универсальный характер общей теории права. По справедливому замечанию А.Б. Венгерова, «в английском языке объективное и субъективное право выражается разными терминами — law и right, где первое слово обозначает право в объективном смысле (статут, закон), а второе — в субъективном»^[9][10].

К наиболее формализованному и прогрессивному, в плане борьбы за «чистоту» юриспруденции, ответвлению от юридического позитивизма относится нормативистская теория права, основоположником которой является Г. Кельзен. Лейтмотивом нормативизма считается изучение права в том виде, в котором оно существует, а не в том, в котором должно существовать, поэтому от юриспруденции следует отделить необоснованно примкнувшие к ней философию, социологию, психологию и другие науки. И раз уж субъективное право вторично по отношению к объективному, то изучение права

субъективного лишено всякого смысла. Нелишне заметить, что такая парадигма нормативизма незаслуженно обедняет юридическую науку, а изучение правовых отношений вообще становится невозможным, поскольку они теснейшим образом взаимосвязаны с предметами исследования целого ряда наук.

Последовательным сторонником юридического позитивизма в отечественной науке следует назвать признанного цивилиста Г.Ф. Шершеневича. В ходе своих рассуждений он отмечает, что «юридическое отношение есть та сторона бытового, жизненного отношения между людьми, которая определена нормами объективного права»¹. Из этого можно заключить, что Г.Ф. Шершеневич признает правовым отношением лишь одну из сторон многогранного характера общественного отношения. Правовым он называет лишь часть урегулированного правом отношения, а не бытовое, житейское отношение в целом. Иными словами, Г.Ф. Шершеневич включает в правовое отношение лишь юридическую «надстройку», при этом исключая, фактический «базис». «Юридическое отношение есть только одна сторона жизненного отношения, создаваемая нормами права и постигаемая путем отвлечения от цельного бытового явления»^[11][12], — утверждает Г.Ф. Шершеневич.

Несколько иные позиции отстаивает один из представителей социологического направления в праве, а именно Н.М. Коркунов, утверждая, что «каждое юридическое отношение определяется частью фактическими условиями, частью юридическими нормами». Такое мнение является более обоснованным, поскольку трудно представить отношения, которые определялись бы правом всецело. Даже если бы подобные отношения и могли существовать, то роль суда чрезмерно была бы упрощена до автоматичного сопоставления действующего права и регулируемого им отношения.

Здесь сразу следует отметить, что в правовой литературе ведется речь о материальном содержании правового отношения, под которым понимается фактическое поведение участников правоотношения, то есть те самые действия (или бездействия), в которых реализуются права и обязанности. Исходя из этого, любое правовое отношение имеет как фактические основы, вытекающие из реальных общественных отношений, так и юридический фундамент, базирующийся на правовой норме. Не существует отношений, которые бы целиком и полностью опирались на право. Бывают такие общественные отношения, которые реализуются исключительно посредством права, однако такая реализация вовсе не означает отсутствие фактического содержания. В частности, вне правовой формы не могут существовать процессуальные правоотношения, но даже они имеют фактическую основу. Впрочем, одновременно стоит помнить, что далеко не все общественные отношения регулируются правом и далеко не во всех таких отношениях имеется юридическая сторона.

Понимая под всяким отношением связь, зависимость и вытекающую из этой зависимости возможность воздействия, Н.М. Коркунов характеризует юридическое отношение как житейское, бытовое отношение, регулируемое юридической нормой. По мнению ученого, взаимная зависимость субъектов порождается рядом условий, которые в итоге сводятся лишь к трем, а именно: физиологическим, экономическим и психическим условиям. В силу указанных условий, возникает множество отношений в обществе, которые сами по себе носят фактический характер, однако урегулированность таких отношений юридической нормой приводит к возникновению юридических (правовых) отношений. При этом фактическая зависимость, по мнению Н.М. Коркунова, превращается в юридическую, а фактическая возможность воздействия становится правом, правомочием^[13]. В целом с таким подходом стоит согласиться, однако следует принять во внимание, что правоотношения

возникают не из-за наличия правовой нормы, а из-за того, что существующие отношения регламентированы правом или нуждаются в правовой регламентации. Кроме того, не вызывает никакого сомнения, что в «здоровом обществе» существуют такие отношения, которые правом принципиально регулироваться не могут.

Справедливым представляется вывод Н.М. Коркунова о том, что «юридические нормы, разграничивая людские интересы, неизбежно ограничивают осуществление отдельных интересов, налагая на людей обязанности ради обеспечения возможности осуществления чужих интересов»¹. Действительно, регулирование правом общественных отношений приводит к тому, что реализация интересов субъектов начинает зависеть не только от фактических условий. К фактическим уже присоединяются и юридические условия, которые, в свою очередь, добавляют новые способы воздействия на субъектов общественных отношений, сужают границы дозволенного и, помимо этого, сами по себе порождают новые общественные отношения.

В эволюции социолого-правовой мысли значительный шаг вперед сделал председатель первой Государственной Думы, профессор С.А. Муромцев. Широкое распространение получило его оригинальное определение права. Вместо совокупности правовых норм, под правом ученый подразумевает «со­вокупность юридических отношений (правовой порядок). Нормы же, — по его мнению, — представляются как некоторый атрибут порядка»^[14][15].

Ученый отмечает, что урегулирование правом общественных отношений никак не влияет на их фактическое содержание. Спорным моментом в теории отношений С.А. Муромцева следует признать допущение ученым наличия отношений, которые устанавливаются между субъектом и объектом. Все дело в том, что, по мнению дореволюционного правоведа, активное фактическое отношение образуется субъектом, объектом и окружающей их средой. Под субъектом здесь понимается человек, имеющий в каждом конкретном случае

возможность действовать, а объектом является другой человек или какой-либо предмет, которые играют пассивную роль в действиях субъекта. Причем в условиях отсутствия хотя бы одного из указанных элементов активное фактическое отношение прекращается^[16]. Вряд ли целесообразно в современном мире говорить о человеке, как об объекте фактического отношения. Возможность наличия юридических отношений между людьми и предметами окружающего мира следует подвергнуть сомнению. Более справедливым является суждение, исходя из которого возможно наличие отношений только между субъектами.

В целом социологическому учению о праве и правоотношении свойственно расширение спектра изучаемых правовой наукой явлений. Характерное для позитивистов имманентное изучение права, представителями социологического направления дополняется включением в предмет исследований еще и коррелирующих с правом многообразных и взаимосвязанных между собой общественных явлений. Существенной особенностью этой школы является пристальное внимание к альтернативным источникам права, в частности правоприменительной деятельности, а также исследование системных связей правоотношений с иными явлениями, включая неправовые явления.

Помимо названных доминирующих концепций, в юриспруденции существуют и иные. В частности, работа дореволюционного ученого Л.И. Петражицкого «Теория права и государства в связи с теорией нравственности» затрагивает отдельные аспекты учения о правоотношении с позиции психологической теории права. Автором рассматривается господствующая в то время теория правоотношения. Л.И. Петражицкий критикует понимание правоотношения, как урегулированное правовой нормой бытовое, житейское отношение. По его мнению, установление прав и

обязанностей между лицами вовсе не предполагает необходимо наличия каких- либо житейских отношений между этими лицами¹.

По утверждению ученого, в том случае, когда завещатель в завещании возлагает на лицо, назначенное своим наследником, обязанность уплатить при вступлении в наследство определенную сумму третьему лицу, никаких житейских отношений между одним наследником и третьим лицом не имеется и, более того, они друг друга могут не знать. Такое заявление основано исключительно на одном моменте — Л.И. Петражицкий крайне узко понимает словосочетание «бытовое или житейское отношение». Ведь как же между наследником и третьим лицом житейские отношения могут не возникнуть, если, например, наследник вступит в наследство и исполнит волю завещателя, фактически передав третьему лицу пачку купюр? В свою очередь Н.М. Коркунов, под бытовыми, житейскими отношениями понимал далеко не только «одалживание у соседа пачки соли».

Строго говоря, житейские отношения предполагают весь спектр социальных связей и взаимоотношений, имеющих место в обществе. Бытовые, житейские отношения ныне принято называть фактическими. Их специфика заключается в том, что они возникают в реальной действительности, то есть фактически имеют место, в отличие от отношений иллюзорных, которые возникают лишь в умах. Последние правом не регулируются. Не случайно конституционное законодательство многих стран гарантирует свободу мысли, а авторское право не охраняет идеи.

Далее Л.И. Петражицкий иронизирует по поводу доминирующего представления о правоотношении, сравнивая его с сильным и вездесущим субъектом, который «на улице, в семейных домах и т. п. заводит какие-то порядки, разнимает дерущихся, ловит и наказывает преступников и т. п.»^[17][18]. Эта ирония напрасна. Раз уж ученый рассуждает в таком русле, то «сильный и

вездесущий субъект» отнюдь не правоотношение, а право, которое действительно призвано заводить порядки и на улице, и в «семейных домах», и в других местах. Конечно, право непосредственно не разнимает дерущихся, но оно способно сделать это опосредовано, например, под угрозой будущего сурового наказания. Даже отталкиваясь от психологической модели поведения человека можно отметить, что не каждый продолжит драку, если его соперник, к примеру, потерял в бою глаз, или следующий удар для соперника может стать летальным.

Правоотношения, по Л.И. Петражицкому, рассматривается как долг одних, закрепленных за другими, в смысле эмоциональных проекций. Изучение психической мотивации человека при его поведении является типичным для психологической школы права.

В целом же, Л.И. Петражицким был предложен новый взгляд на право и на близкие к нему явления, выстроена цельная, самобытная юридическая концепция, согласно которой все иные идеи и концепции в большей мере носят, по его мнению, «наивно-реалистический характер», а суждения ученых содержат «наивно-нигилистические» мотивы. С такими суждениями ученого очень трудно согласиться.

Завершая анализ основных концепций понимания категории «правоотношения» с позиции признака урегулированности его правом, нельзя не отметить, что в рамках этих концепций правовое отношение может исследоваться с помощью различных методологических подходов. Некоторые положения одних учений являются «пищей» для размышления сторонников иных концепций. Комплексное изучение правоотношения возможно только при одновременном использовании различных по своей сути подходов. Однако, сочетать такие подходы необходимо с предельной осторожностью, избегая искусственного, синкретического соединения противоречащих друг другу концепций и воздерживаясь от поиска ненужных компромиссов. Эклектизм как философское учение, удачно воспринятое архитектурой, в юриспруденции должно использоваться крайне осмотрительно.

Следующий ключевой признак рассматриваемой категории заключается в том, что правоотношение является разновидностью общественного отношения.

В самом общем виде под общественным отношением принято понимать многообразные связи, возникающие между индивидами, социальными группами, классами, нациями и иными социальными субъектами в определенных общественных формах по поводу их равенства, распределения жизненных благ, удовлетворения материальных, социальных и духовных и других потребностей.

Тем не менее, в юридической литературе встречаются и иные подходы. В качестве примера можно привести суждение А.В. Полякова, который под общественным отношением понимает «поведение членов общества, соотнесенное по своему смыслу друг с другом и выражающееся в различных формах взаимозависимости, взаимосвязи и взаимодействии (коммуникации)»¹. Ученый принимает в этом вопросе сторону М. Вебера, который указывает, что социальным отношением следует называть поведение нескольких людей^[19][20]. А.В. Поляков, развивая мысль М. Вебера, отмечает, что при таком подходе государство престает существовать в социологическом смысле, поскольку возможность функционирования определенных типов осмысленно ориентированного социального действия исчезает. Стоит обратить внимание, что в соответствии с таким подходом, не только государство, но и вообще все «коллективные субъекты» не способны принимать участие в общественных отношениях. А раз так, то можно продолжить эту мысль — если ни один коллективный субъект не принимает участия в общественных отношениях, то он и в правовых отношениях участия принимать не должен. А так ли это на самом деле?

Представляется, что ответ на поставленный вопрос должен быть отрицательным. Легко представить ситуацию, при которой генеральный директор юридического лица, например, подписывает декларации по налогам и платежные документы на уплату этих налогов. Происходят фактические списания с расчетного счета юридического лица и суммы налогов зачисляются в соответствующий бюджет. При этом, безусловно, возникают общественные отношения. Если следовать позиции А.В. Полякова, то общественные отношения возникают между «разумными существами», а именно: генеральным директором, налоговым инспектором, банковским работником, сотрудником казначейства и прочими. И раз уж ученый соглашается с тем, что правовые отношения представляют не что иное, как общественное отношение, урегулированное нормами государственного права^[21], то и правоотношения должны возникнуть между перечисленными лицами. На практике это выглядело бы следующим образом: будучи «разумным существом» за юридическое лицо платил бы налоги его генеральный директор, а взыскивал бы эти налоги не менее разумный налоговый инспектор.

В действительности же все устроено более подходящим образом, поскольку все-таки в общественном отношении фактически принимают участие и «коллективные субъекты». Поэтому необходимо подчеркнуть, что в определении, предложенном А.В. Поляковым, круг субъектов сужается необоснованно. Возможно, такая дефиниция и носит приближенный к реалиям характер и приемлема для других наук, но органически в категориальную систему юридической науки, такое понимание общественных отношений не вписывается. И главным образом это связано с тем, что юриспруденция успешно восприняла разработанный еще древнеримскими юристами метод, по которому нечто несуществующее в действительности признается существующим юридически. Здесь имеется в виду метод юридической фикции, допускающий самостоятельное участие организаций, профсоюзов, государства

и прочих коллективных образований в общественной жизни в качестве самостоятельных субъектов.

Значительное внимание анализу социальной основы правового отношения уделил отечественный ученый Ю.И. Гревцов, который провел исследование правовых отношений, прибегнув к рассмотрению существенных признаков как отношений в целом, так и общественных отношений в частности. Ученый проводит свой анализ исходя из социологических закономерностей общественного развития. «В онтологическом плане, — пишет Ю.И. Гревцов, — представляется бесспорным тот факт, что правовые отношения являются разновидностью общественных отношений»¹.

Основные атрибуты отношения, по мнению Ю.И. Гревцова, заключаются в том, что, во-первых, «для отношения характерно то, что в нем не появляется ничего такого, чего бы не было у его сторон»^[22][23]. Во-вторых, отношения всегда имеют как минимум две стороны. В-третьих, отношения возникают между сторонами по тождественному для сторон признаку. В целом, определяя категорию «отношение», как опосредованную связь явлений, процессов, предметов и пр., Ю.И. Гревцов, предлагает различать категории «отношение» и «связь». И в этом он солидарен с Л.С. Явичем, который отмечает — «правовые отношения отличаются от правовых связей как степенью конкретизации субъектов и их прав (обязанностей) ... так и характером зависимости субъектов

3

права»^[24].

Исходя из позиции Ю.И. Гревцова, разграничение связи и отношения оправдано и с точки зрения объяснения происхождения, становления и развития общественных отношений. Ведь логическая субординация этих понятий свидетельствует о том, что «отношение», имея больший объем, включает в себя «связи», из которых оно возникает. То есть связи являются в некотором роде строительным материалом отношений.

Современной состояние научной мысли о соотношении категорий «отношение» и «связь» представлено тремя видами мнений: одни утверждают, что эти понятия тождественны, другие склонны к тому, что «связь» является более объемным понятием, нежели «отношение», по мнению третьих, «отношение», наоборот, более емкое понятие. Последняя позиция представляется более достоверной, однако и она допускает различные толкования. При использовании онтологического подхода, под связью понимается динамическое взаимодействие предметов и явлений, их взаимопереходы, взаимоизменения. Отношения, при этом, выступают как устойчивый и устоявшийся результат взаимосвязей, образующий структуру предмета и явлений^[25]. Не соглашаясь с такой трактовкой, следует отметить, что отношения могут обладать и динамичным характером и изменяться под влиянием этих связей.

Под действием права общественные отношения не теряют свойственных им характеристик. Наоборот, к ним прибавляются еще и правовые основы. Поэтому правильней всего говорить о том, что правовое отношение является разновидностью общественного. Тем не менее, стоит отметить, что «базисное» общественное отношение гораздо более многогранно в сравнении с «надстроечной» правовой конструкцией. Это связано с тем, что заложенный в праве определенный тип поведения, не способен учесть весь разносторонний характер реального отношения. Ввиду этого надлежит заметить, что не всякое общественное отношение может быть правовым.

Современный теоретик права Н.И. Матузов подразделяет общественные отношения на три группы: «1) регулируемые правом и, следовательно, выступающие в качестве правовых (правоотношения); 2) не регулируемые правом и, значит, не имеющие юридической формы; 3) частично

регулируемые»¹. Представляется, что следует согласиться именно с такой группировкой, однако стоит отметить, что в науке существует и альтернативный взгляд.

Анализируя некоторые вопросы теории социалистических правовых отношений, А.К. Стальгевич указывает, что «правоотношения не сливаются с регулируемыми ими общественными отношениями, а последние, будучи в соответствии с нормами права введены в рамки правоотношений, сами не превращаются в правоотношения»^[26][27]. Такое утверждение является крайне спорным и с ним трудно согласиться. Если общественное отношение сравнить с белой краской, то праву тогда отводится роль «пигмента», который осуществляет его «колеровку» при помощи специального «механизма» в виде государственной воли и, тем самым, придает общественному отношению устойчивый «окончательный цвет» правового отношения. Про результат такой «колеровки» (правовое отношение) уже нельзя сказать, что оно существует параллельно с «белой краской» (общественным отношением). Правоотношение здесь является синтезом права и отношения.

Поэтому в этом вопросе более предпочтительна позиция Р.О. Халфиной

— «нельзя представлять правоотношение как некую оболочку, которая может быть снята, оставив общественное отношение неизменным. Если вынуть остов, каркас, "арматуру", то отношение будет иметь иную форму, будет качественно другим»^[28][29]. Аналогичного мнения придерживается А.П. Дудин, который пишет

— «вряд ли социальная и юридическая сферы в реальной жизни настолько изолированы друг от друга, чтобы допускать такое их обособление, а иногда и

4 противопоставление даже в методологическом плане» .

Помимо прочего, специфическим свойством правового отношения, как разновидности общественного, следует назвать конкретизированность субъектного состава. Это не означает, что конкретный состав участников должен являться очевидным, но поскольку участниками отношений всегда являются далеко не абстрактные субъекты, их состав по крайне мере должен быть исчисляем. Такого мнения придерживается и Л.С. Явич, который отмечает, что «структура правоотношений (связь между конкретными носителями прав и обязанностей) такова, что исключает возможность существования правовых отношений с неопределенным составом управомоченных и обязанных участников»^[30]. Здесь нельзя не отметить, что в теории права ведется дискуссия о наличии общерегулятивных правоотношений, возможность существования которых и их сущность, безусловно, заслуживают проведения отдельного исследования.

Кроме перечисленных признаков, для правового отношения характерно наличие волевого элемента. В правовых отношениях волевой элемент представлен двояко. С одной стороны, присутствует урегулированность правовой нормой, которая является выражением государственной воли, с другой — участник правового отношения, действуя определенным образом, также проявляет свою волю.

Государственная воля вовсе не является юридической фикцией. Теория юридической фикции не способна в полной мере объяснить правовую природу государственной воли.

По отношению к субъекту правоотношения воля, содержащаяся в правовой норме, является внешней и, в определенной степени, собирательной. В хрестоматийном понимании объективное право выражает волю государства, которая, будучи зафиксированной в нормативных правовых актах, как правило, является абстрактной и не персонифицированной.

Чья же воля отражается в правовой норме, а впоследствии в правовом отношении? С учетом предложенного В.И. Лениным определения права, А.К. Стальгевич по этому поводу пишет, что «волевой характер правоотношений состоит прежде всего в том, что в них реализуется возведенная в закон воля господствующего класса»¹. Ж.-Ж. Руссо в работе «Об общественном договоре, или принципы политического права» проявление воли приписывает обществу: «...ибо они (имеются в виду законы — примечание автора) суть лишь записи изъявления нашей воли»^[31][32].

Известно, что появление правовой нормы без наличия государственной воли невозможно. В данном случае уже не будет иметь существенное значение кто именно изначально инициировал проявление государственной воли — будь-то сам народ, государственный орган управления, финансово­промышленная группа или зарубежная спецслужба. Будучи объективированной в юридической норме посредством правотворческих процедур, чья бы то ни было воля становится государственной. Государственная воля нацелена на выражение публичного интереса, связанного с реализацией прав и свобод человека и гражданина.

Помимо самостоятельного участия в правоотношениях, как во внутренней сфере, так и в сфере международных отношений, государство также выступает и в качестве арбитра, определенным образом обеспечивая реализацию субъективных прав их носителями и гарантируя исполнение субъективных юридических обязанностей. И раз уж само государство является субъектом права и правовых отношений, то из этого необходимо сделать следующие выводы: во-первых, государство выражает свою волю в правовых нормах; во-вторых, защищает реализацию своей воли и, тем самым, защищает иных участников правоотношений; в-третьих, воплощает эти нормы права, выступая в правовых отношениях в качестве самостоятельного субъекта.

В такой ситуации государству трудно противостоять тенденции максимального расширения своих полномочий или создания режима наибольшего благоприятствования при проведении государственной воли в жизнь. При помощи различных способов в условиях отсутствия механизмов самоограничения власти, в государстве может установиться тоталитарный государственно-правовой режим. Для предотвращения такого развития событий в государстве должен существовать определенный «баланс воли». Немаловажную роль в вопросе сдерживания государства играет механизм разделения властей, а также развитие и укрепление гражданского общества.

Следует отличать волю, «сосредоточенную» в правовой норме, и индивидуальную волю субъекта правового отношения, которая проявляется при принятии юридически значимых решений. Именно в момент воплощения индивидуальной воли субъектов права в конкретном фактическом поведении, эти субъекты переходят в состояние участия в правовом отношении. Субъекты правовых отношений пользуются своими правами, предусмотренными нормами права, выполняют закрепленные в правовой норме обязанности, а также имеют возможность обращаться к государству за защитой своих нарушенных прав. В случае гармоничной согласованности воплощенной в действительность индивидуальной воли субъекта с той моделью поведения, которая была установлена законодателем посредством закрепления государственной воли в норме права, происходит органичное сочетание юридического и фактического содержания общественных отношений.

Очевидно, что для участия в правовом отношении субъекту вовсе не обязательно проявлять именно свою волю, ведь инициатором привлечения к ответственности в случае противоправного деяния субъекта вполне может выступать и иной субъект, волеизъявление которого будет направлено на то, чтобы нарушитель понес заслуженное наказание.

Опять-таки воля гражданина, занимающего должность судьи, во время принятия решения, вынесения приговора, то есть в тот момент, когда он выступает от лица государства, может не совпадать с его внутренней волей.

Так, например, судья, будучи убежденным сторонником смертной казни, при назначении наказания маньяку, забравшему жизни десятков человек, вынужден руководствоваться действующим законодательством, и, даже желая вынесения смертного приговора, судья претворяет в жизнь отраженную в уголовном законе государственную волю, согласно которой он назначает наказания в виде пожизненного лишения свободы. Да и сам приговор суда уже является выражением государственной воли.

Безусловно, употребление понятия воли в традиционном (психологическом) смысле в данном случае неприемлемо. Ведь ни организации, ни само государство психикой не обладают. Поэтому здесь идет речь о неком условном понимании воли, о воле в значении юридической фикции, об экстраполировании научных выводов, полученных психологической наукой на явления, в той или иной степени присущие юриспруденции. Поэтому в настоящее время волевая теория в том виде, в котором она была предложена Ф.-К. Савиньи и другими учеными претерпела некоторые изменения, поскольку отнесение к субъектам права только людей уже не отвечает современным реалиям.

И государство, и организации, несмотря на отсутствие психики и физической оболочки, тем не менее, представляют собой определенные общественные организмы, которые в свою очередь обладают комплексной волей, порой отличной от индивидуальной воли людей, составляющих такой социальный организм. Кроме того, волевая теория, признавая субъектами лишь дееспособных, которые наделены собственным сознанием и волей, незаслуженно исключает из числа участников правовых отношений лиц с психическими заболеваниями, а также малолетних детей.

Помимо названных признаков, в специальной юридической литературе в качестве признака еще указывается на возможность обеспечения правового отношения силой государственного принуждения в случае недобросовестного поведения участников. К примеру, М.Н. Марченко определяет понятие «правоотношение», как урегулированное нормами права

общественное отношение, участники которого являются носителями субъективных прав и юридических обязанностей, охраняемых и гарантируемых государством^[33].

Действительно, многие участники могут обратиться к государству в случае нарушения их субъективных прав, например при невыполнении контрагентом своих субъективных юридических обязанностей. В связи с наличием такой возможности, исследователи, занимающиеся трудностями толкования рассматриваемой категории, порой включают в дефиницию категории «правоотношение» отмеченный признак. Чаще всего такое включение свойственно для позитивно-правового подхода. Альтернативное мнение заключается в том, что правовое отношение находится под защитой государства именно благодаря существованию охраняемой государством нормы права, на базе которой каждое правоотношение возникает. А раз уж признак охраны государством свойственен и правовой норме, то и в определении правового отношения, присутствие этого признака носит избыточный характер. То есть, в данном случае научная полемика сводится к дискуссии о том, стоит ли или же нет в определении понятия правоотношения дублировать признак, присущий правовой норме.

Думается, что вопрос стоит гораздо шире, нежели обсуждение простого повторения признака. Отсутствие необходимости в указании на государственное принуждение следует объяснять иначе. Поскольку категория «правоотношение» претендует на общетеоретическое влияние, то ее суть должна детерминироваться в контексте всех юридических наук, включая отраслевые. Но каждая ли юридическая наука предусматривает государственную охрану правовых отношений в виде применения принуждения, а тем более, гарантированность субъективных прав и юридических обязанностей участников?

Подходить к ответу на этот вопрос следует казуистически, пытаясь найти хотя бы один случай, опровергающий необходимость указания рассматриваемого признака правоотношения. Такой случай не трудно найти, пытаясь расширить доминирующие в теории права цивилистические представления о правовом отношении и обратив свое внимание к международному праву. Дело в том, что в нем хоть и предусмотрен порядок принуждения к соблюдению международных норм, однако он носит несколько иную, особую природу, поскольку отсутствует характерный для внутринационального права «карающий меч правосудия», а сами международно-правовые санкции качественно отличаются от санкций внутреннего права.

В работах, связанных с исследованием правовых отношений встречаются и другие признаки, большинство из которых сводится к следующим: правоотношениям всегда свойственно наличие многообразных связей между участниками, возникающих через возлагаемые на них субъективные права и субъективные юридические обязанности; для правоотношений характерна также определенность поведения, которому должны или могут следовать участники правоотношения; и др. Действительно, правовое регулирование осуществляется главным образом через механизм субъективных прав и юридических обязанностей, именно этим оно отличается от любого иного регулирования, например морального. Указанные права и обязанности, корреспондируют друг другу в рамках определенного правоотношения, и образуют его юридическое содержание. Анализируя эти элементы правоотношения, можно судить о его характере и цели. Субъективное право и юридическая обязанность строго соответствуют друг другу в рамках конкретных правоотношений. В специальной литературе структура юридической обязанности долгое время не раскрывалась — внимание концентрировалось главным образом на структуре субъективного права.

Стоит отметить, что перечень признаков можно и дальше расширять, что в конечном счете приведет к характеристике какого-либо конкретного

правового отношения. Представляется, что это не является общетеоретической задачей. Скорее наоборот — детальный разбор конкретных юридических казусов наибольшим образом свойственен отраслевым юридическим наукам. Добавление новых признаков к категории «правоотношение» в общей теории права незаслуженно ограничит многогранный и универсальный характер этой категории.

Исходя из сказанного, в самом общем виде под правовым отношением следует понимать урегулированное правом и имеющее волевой характер общественное отношение.

Проведение скрупулезного анализа этих и иных признаков, свойственных правовым отношениям с участием государства представляется более логичным в ходе дальнейших размышлений над темой данного исследования, которые нашли свое отражение в последующих параграфах.