Очерк 1. Политический строй Руси первой половины XI в.«Ряд Ярослава».

В науке давно обращено внимание на то обстоятельство, что до второй половины XI в. киевские князья не сажали своих сыновей в Чернигове и Переяславле, которые, на момент «завещания» Ярослава Мудрого (1054), занимали высшую ступень в иерархии русских городов, после самого Киева.

Согласно другой распространенной точке зрения, князья не сажали своих сыновей в Чернигове и Переяславле до середины XI в. потому, что эти города, наряду с Киевом, входили в великокняжеский домен2.

Несколько особняком стоит точка зрения Н.Н. Коринного. Отмеченный феномен, по его мнению, «свидетельствует либо о том, что эти го-

346

рода входили в великокняжеский домен, либо о том, что позиции в них Рюриковичей были шаткими, непрочными». Сам автор склоняется ко второй точке зрения3.

Несомненно, что все рассмотренные точки зрения имеют право на существование.

В 1015 г. умер Владимир Святославич, после чего разгорелась кровопролитная борьба между его сыновьями. Победителем вышел Ярослав Владимирович, который с помощью новгородцев и варягов окончательно закрепился на Киевском столе в 1019 г. Его основной противник, «сын двух отцов»5, Святополк, погиб при неясных обстоятельствах6. В живых же из многочисленных сыновей Владимира оставались сам Ярослав, Судислав Псковский да Мстислав Тмутараканский. Судислав никакими подвигами отмечен не был и, видимо, не представлял угрозы великому князю. К другой категории людей принадлежал Мстислав, возмужавший на далекой окраине русских владений и успевший прославиться как храбрый и умелый воин в боях с касогами. Это был ярко выраженный сакральный вождь, личность, как бы мы сейчас сказали, «харизматическая». Показательно, что ПВЛ содержит только два рассказа о единоборствах. Один из них - о поединке (явно сакрального характера) Мстислава с Ре дед ей7.

В 1023 г.8, по сообщению ПВЛ, Мстислав выступил из Тмутаракани с «козары и касогы» по направлению к Киеву. Киевляне, несмотря на отсутствие Ярослава (он «сущю Новегороде»), «не прияша» Мстислава, после чего «онъ же шедъ, седе на столе Чернигове...»9. Тем временем Ярослав подавил мятеж волхвов в Суздале, и, возвратясь в Новгород, послал по варягов. Получив помощь, он, вместе с Якуном, «княземь варяж- ськимь», двинулся на Мстислава. Войска встретились на Листве не. Грозовой ночью Мстислав начал сражение и одержал победу. Из летописи следует, что в бою участвовали только три силы: варяги (на стороне Ярослава), северяне и хазаро-касожская дружина (на стороне Мстислава)10. Казалось бы, Ярослав, бежавший с Якуном, повержен. Однако победитель, через послов, великодушно обратился к брату: «Сяди в сво- емь Кыеве: Ты еси старейшей брать, а мне буди си сторона».

В летописном материале много неясного. Летописец описывает события сквозь призму деятельности князей13. Однако, при таком подходе возникает масса вопросов, на которые нельзя получить ответ, если следовать буквально тексту источника. Непонятно, например, почему Ярослав, когда Мстислав подошел к Киеву, оказался в Новгороде. Находился ли он там по каким либо иным делам, либо, узнав о походе брата, отправился на Волхов за помощью? Вопрос не праздный. Если Ярослав знал о походе заранее, то тогда непонятна его медлительность. Вместо того, чтобы собирать войска и отстаивать Киев, он отправляется к Суздалю, якобы для подавления мятежа волхвов, и только потом посылает за помощью к варягам.

Другое дело, если Ярослав отправился в Новгород, ничего не подозревая о походе Мстислава. В этом случае он мог узнать о произошедшем достаточно поздно, может быть, даже по возвращении из похода на северо-восток. Узнав же - отправил своих мужей по варягов. Такое предположение тем вероятнее, если учесть, что Ярослав в первую половину своего княжения достаточно часто бывал в своей северной столице на берегах Волхова (согласно Е1ВЛ в 1021, 1024-1026, 1030, 1036 гг)14. Однако все поездки, за исключением интересующей нас 1024 г., согласно летописи, были обусловлены каким-либо конкретным обстоятельством: нападением Брячислава на Новгород (1021 г.), поход на чюдь и основание Юрьева (1030 г.), посажение сына Владимира на новгородском столе (1036 г.).

Но и такой вариант ответа не проясняет ситуации. В битве на Лист- вене со стороны Ярослава упомянуты только варяги. Даже после того, как Мстислав, «великодушно», уступил ему Киев, он «не смяше ити в Кыевъ», в котором оставались его мужи. Лишь спустя 2 года после поражения, если верить летописи, Ярослав уже не с варягами, а с «воя многы» (т.е. - с народным, в основе, видимо, новгородским, ополчением) пришел к Киеву: «...И створи миръ с братом своим... оу Городьця»15. В свою очередь, Мстислав, победив соперника, не только не торопится занять Киев, но и «уступает» его побежденному, который не спешит этим воспользоваться. Из текста только ясно, что Ярослава он не боялся.

Определенной зацепкой для распутывания клубка вопросов может послужить позиция киевлян, которые отказались принять Мстислава. Однако считать их верноподданными Ярослава на том основании, что там сидели мужи последнего, тоже нельзя16. Ясно одно, что с позицией киевской общины Мстислав вынужден был считаться. Но в чем она заключалась? Если киевляне стояли за Ярослава - непонятны ни пассивность самих горожан, со стороны которых не видим даже малейшей попытки оказать помощь своему князю17, ни медлительность последнего. Чтобы собрать на севере народное ополчение, нужно было время, но не столь долгое. В событиях 1036 г., когда весть об осаде Киева печенегами застала Ярослава в Новгороде, он был куда расторопнее, и вовремя поспел на помощь стольному городу вместе с новгородцами и варягами18.

Позиция Новгорода - разговор особый. О конфликте между новгородцами и Ярославом в это время могут свидетельствовать сообщения ряда относительно поздних летописей под 6527/6528 гг. (1019/1020 гг.) о том, что Ярослав разгневался на новгородского посадника Константина Добрынина19 «и поточи и Ростову; на 3 лето повеле оубити и въ Моу- роме, на Оце реце»20. ПВЛ об этих событиях молчит, Н1Л (в перечне новгородских князей) упоминает только что «разгневася Ярослав на Кос- нятина, и заточи и; а сына своего Владимира посади в Новегороде»21. Историки по-разному датируют эти события. B.J1. Янин, например, вслед за М.Н. Тихомировым, усомнился в точности приводимой в летописях даты, относя заточение Константина, приблизительно, к 1034 г.22. Другие - склонны доверять летописям. Так, по словам А.В. Назаренко, «пока критики не представили опровержения 1019/21 гг. как даты конфликта между Ярославом и Константином». По его мнению, известия о конфликте «входят в корпус “лишних” сравнительно с “Повестью временных лет” и ‘Новгородской Первой летописью” известий, имеющихся в “Софийской Первой” и ‘Новгородской Четвертой” летописях, которые (известия) могут быть возведены к древнейшему новгородскому владычному летописанию и... в целом не вызывают сомнений»23. Если данная точка зрения верна, Константин погиб где-то в 1023/24 гг.24 То есть накануне или в начале выступления Мстислава. Учитывая то обстоятельство, что Константин был заточен в Ростове, а убит в Муроме, можно предположить, что суздальский поход Ярослава имел к этому какое-то отношение. Ярослав должен был опасаться возможного (а может, уже и реального) альянса Мстислав- Константин. Альянса - которому он, скорее всего, противостоять не мог, учитывая огромное влияние Константина в Новгороде и популярность его отца - легендарного Добрыни25.

Вероятно, как и в событиях 1016-1019 гг., Новгород смог выхлопотать себе какие-то уступки, так как потом мы видим «воев» в войске Ярослава 1026 г. Большинство их, несомненно, должны были составлять новгородцы. О характере льгот новгородцам судить преждевременно. Возможно, в числе прочего, им передавались в сферу влияния соседние финно-угорские племена. Неслучайно, быть может, Ярослав в 1030 г.

ходил на чудь и поставил там город Юрьев28. В распространении влияния на территории чуди прежде всего был заинтересован Новгород.

В свою очередь, Чернигов принял Мстислава, после чего тот посчитал себя вправе претендовать на Левобережную, если считать по Днепру, Русь. Видимо, два года после битвы прошли в напряженных переговорах не только между князьями, но и черниговской и киевской общиной, возможно, с участием новгородцев. Вокняжение в Чернигове Мстислава делало город независимым от старейшего Киева, и давало ему старейшинство над доброй половиной русских земель. Естественно, это не входило в планы Киева, который хотел сохранить прежний статус и подыскивал удобные варианты, не спеша встать стеной за Ярослава. В итоге, был заключен мир, который юридически оформил случившийся раздел Руси. Единственно чего смог добиться Киев - сохранения статуса старейшего города, что подтверждалось и княжением в нем «старейшего» в княжеском роде. Это обеспечивало взаимодействие двух центров по отношению как к заграничным походам (в 1031 г. Ярослав и Мстислав «идоста на Ляхы»)29, так и, вероятно, возможному сепаратизму со стороны русских земель. Возможно, и поэтому Киев не решился от-крыть ворота Мстиславу, так как в противном случае Чернигов мог принять старейшего - Ярослава, еще больше упрочив свои позиции по отношению к Киеву. Не исключено, что межкняжеский конфликт накладывался на противостояние 2-х (Киев и Чернигов), а может быть и 3-х (Киев, Чернигов, Новгород) общин.

О драматизме событий, не исчерпывающемся сражением на Листвине, говорят и цитировавшиеся строки летописи: «И начата жити мирно и в братолюбстве, и уста усобица и мятеж, и бысть тишина велика в земли».

Из вышесказанного можно сделать вывод, что вокняжение в Чернигове давало Мстиславу право на Левобережную часть Руси и, наоборот, с его смертью все приходит в прежнее состояние. Как русо-полянский город, Чернигов имел право на участие в данях с подвластных племен30. Окончательное разграничение сфер влияния, видимо, связано с занятием Чернигова Мстиславом. Не в последнюю очередь этим, наверное, и объясняются длительные переговоры и князей, и представителей заинтересованных городских общин. В пользу того, что не только обладание Киевом, но и Черниговом, и Переяславлем давало право власти над определенной частью Русских земель (соучастия во власти), свидетельствует также завещание Ярослава31.

Согласно ПВЛ и НІЛ младщего извода, Ярослав, незадолго до кончины, поручил Киев «старейшему сыну» Изяславу, Чернигов - Святославу, Переяславль - Всеволоду, Владимир-Волынский - Игорю, а Смоленск - Вячеславу32. В уста умирающему князю летописец вложил такие слова: «Се азъ отхожю света сего, сынове мои; имейте в собе любовь, понеже вы есте братья единого отца и матере. Да аще будете в любви межи собою, Богь будеть в васъ и покоривыть вы противныя под вы. И будете мирно живущее. Аще ли будете ненавидно живущее, в распряхъ и которающе- ся, то погыбнете сами [и] [погубите] землю отець своихъ и дедъ своихъ, иже налезоша трудомь своимъ великымъ[...]. Се же поручаю в собе место столь старейшему сыну моему и брату вашему Изяславу Кыевъ; сего послушайте. Яко послушаете мене, да то вы будеть в мене место[...]. И тако раздели грады, заповедавъ имъ не преступали предела братняя... »33.

Перед нами не юридический документ, а литературный текст позднейшего происхождения, на что давно обратили внимание исследователи. Например, В .Л. Комарович, ведя речь о родительских поучениях, как одном «из весьма распространенных жанров средневековой литературы», писал: «И в Византии, и на Западе, и у нас к нему охотно прибегали при изложении тогдашней несложной морали, как к простейшему средству придать ей требовавшуюся внушительность. Родительский авторитет, с точки зрения средневекового миросозерцания, был ведь всесилен. Недаром поэтому уже один из первых продолжателей Древнейшего свода влагает в уста умирающему Ярославу ряд наставлений, предусматривающих желанную во второй половине XI в. упорядоченность междукня- жеских отношений»34. С. Франклин показал, что многие фразы завещания представляют собой устойчивые формулы. Он установил заимствования, содержащиеся в тексте завещания, восходящие, через посредничество текстов типа «Изборника» 1073 г., к 28 вопросам Анастасия Синаита. Речь, прежде всего, о заимствовании у Анастасия идеи богоданности и нерушимости «братского жребия» при разделении земель35.

Следует отметить, что идея нерушимости «братнего жребия», необходимости жить братьям в мире и слушаться старшего - широко распро-странена от Святого писания36 до фольклорных сюжетов. У Константина Багрянородного, например, содержится интересный рассказ о разделении страны Святополком Моравским. По словам Константина, «архонт

Моравии Сфендоплок был мужественен и страшен соседним с ним народам». У него были три сына, и, умирая, он разделил свою страну на три части и оставил трем сыновьям [каждому] по одной части, первого определив великим архонтом, а двух других - подчиняться слову первого сына. Он убеждал их не впадать в раздор и не идти один против другого», показав на примере трех палок: связанные вместе три палки ни один из сыновей не смог сломать, тогда как по одной «они тотчас переломили их». После этого отец сказал: «Если вы пребудете нераздельными, в единодушии и любви, то станете... непобедимыми для врагов, а если среди вас случится раздор и соперничество, если вы разделитесь на три царства, не подчиненные старшему брату, то разорите друг друга и окажетесь... добычей... врагов». По смерти Святополка сыновья впали в раздор и были завоеваны венграми37. Исследователи спорят об источниках этого пассажа у Константина Багрянородного38. Ясно одно - поднятые им тема и сюжет не только широко распространены, но и вечны. Поэтому аналоги ряду Ярослава и завещанию Святополка можно найти у других славянских народов». Например - завещания Бржетисла- ва чешского и Болеслава Кривоустого польского39.

Как бы там ни было, завещание Ярослава, несмотря на более позднее происхождение, «действительно соответствует тому порядку, который установился» между Ярославичами после смерти отца40.

В статье «А се по святомъ крещении, о княжении киевьстемъ» включенной в Н1Л дополнительно сообщается, что три старших брата, по смерти отца, «разделиша землю»: Изяслав взял Киев, Новгород и «иныи городы многы киевьскыя во пределех»; Святославъ - «Черниговъ и всю страну въсточную и до Мурома; а Всеволод Переяславль, Ростовъ, Суздаль, Белоозеро, Поволжье»41.

Таким образом, Новгород оказывается в «пределех» градов киевских, но не на рядовом положении, поскольку особо упоминается наряду с Киевом. В то же время, выражение «иныи городы многы» показывает, что не все «городы киевьскыя» оказались у Изяслава. К числу таковых, скорее всего, как увидим далее, следует отнести волынские города вместе со старшим городом Владимиром. К Чернигову тянула вся страна въсточная и до Мурома. Восточная - по отношению к Днепру. Наконец, сложно сказать, входили ли попавшие в сферу влияния Переславля Ростовъ, Суздаль, Белоозеро, Поволжье в страну въсточную. Сообщение можно понять двояко: 1) не входили; 2) Святославу отошла часть страны восточной, до Мурома (Остальная оказалась в руках Всеволода и в сфере влияния Переяславля).

Исследователи давно обратили внимание на это сообщение НІ Л. Одни с доверием отнеслись к нему42, другие - со скепсисом43. Думается, первая точка зрения выглядит более обоснованной. Поскольку, по замечанию Н.Ф. Котляра, «подобный раздел... отразился в позднейших летописных известиях, а также в “Поучении” Владимира Мономаха»44.

Как и в случае с Мстиславом Владимировичем, видим, что киевский князь обладает властью над всеми землями до тех пор, пока нет князя в Чернигове и, как в последнем случае, в Переяславле. При этом к каждому городу «тянет», помимо собственной волости, определенная часть русских земель. Относительно более позднего времени известно, что в Новгороде к каждому из пяти концов, «тянула» одна из пятин, что отражало, вероятно, более раннюю практику деления сфер влияния в волости между городскими концами. Возможно, такая практика имела место и в других городах и волостях. Думается, это явления одного порядка. И ни то, ни другое не имеют отношения к процессу формирования домена, а лежат в плоскости, возможно, еще межплеменных отношений. По крайней мере, они зарождаются на стадии разложения родоплеменного строя и связаны с процессом становления городов и городовых волостей. Немаловажно, что территория, которая оказалась под властью Мстислава Владимировича, контролировавшего Чернигов и Переяславль, совпадала, судя по всему, в общих чертах с владениями Чернигова и Переяславля, обозначенными по ряду Ярослава. Вероятно, тогда же (1054 г.) было юридически оформлено выделение Переяславльской федерации из состава Черниговской.

Особого внимания заслуживает выделение Волыни и Смоленской земли. Как представляется, эти территории самостоятельной роли не играли, а находились в сфере влияния трех федераций-митрополий. Волынь, в силу своего расположения по правую сторону от Днепра, оставалась в сфере влияния Киева (относилась к городам киевским). Поэтому когда в 1057 г. умер Вячеслав Ярославич, на его место, в Смоленск, был переведен из Владимира-Волынского Игорь Ярославич. Волынь же оказалась в составе Киевской федерации.

Несколько сложнее со Смоленском. Большая часть Смоленской земли находилась на Левобережье, входившем некогда во владения Мстислава. В то же время, северо-западная часть Смоленщины (более 1/3 всей территории) находилась по правую сторону Днепра и, согласно

Городецкому договору, должна была входить в долю Ярослава. Там же, на Правобережье, находился и древний Смоленск (Гнездовское городище). Однако в XI в. происходит смещение политических центров в сторону Левобережья. Так называемый «княжеский Смоленск» строится во второй половине XI в. в 16 км выше по течению Днепра. Л.В. Алексеев данное строительство связывает с вокняжением здесь в 1054 г., согласно ряду Ярослава, Вячеслава Ярославича45. «Смоленск княжеского времени располагался по обеим сторонам Днепра»46. Однако начинал строиться он на левом берегу Днепра. К сожалению, степень археологической изученности Смоленска оставляет желать лучшего. До настоящего времени ведутся споры, например, о том, где располагался детинец. Большинство исследователей помещают его на Соборной горе47. Однако имеются и противники такой локализации48. Как бы там ни было, кажется, все сходятся в том, что древнейшая и наиболее развитая в социально-экономическом плане часть города находилась на левом берегу Днепра. Здесь же располагался и административно-политический центр Смоленска - детинец49.

Таким образом, Смоленская земля располагалась по обе стороны Днепра. Возможно поэтому, после смерти Игоря в 1060 г., Смоленская земля не перешла целиком, подобно Волыни, в подчинение одного из трех центров. Старшие Ярославичи, если верить более поздним летописям, поделили между собой «Смоленескь... на три части»50. Речь здесь шла, конечно, не о разделе земли, а о разделе доходов с нее51. Несмотря на такой «братский раздел», соответствовавший устоявшемуся делению сфер влияния основных центров «Русской земли» по Днепру, определенное преимущество в плане влияния на Смоленск получал Переяславль, поскольку до 1136 г. эти территории находились в ведении Переяславльской епископии52. Н.Н. Коринный на основании этого ведет даже речь о том, что и Вячеслав, и Игорь Ярославичи, княжившие по-очередно в Смоленске, «очевидно, находились в вассальной зависимости от старшего брата Всеволода - верховного властителя княжества»53.

Думается, все же, это натяжка. Вряд ли бы младшие братья состояли в вассальной зависимости от третьего по старшинству Всеволода, а не от старейшего Изяслава. Кроме того, Смоленская земля, как мы видели, находилась под совместным протекторатом триумвирата князей и земель. Неслучаен и раздел доходов на три части54. Поэтому речь можно вести о преимуществе Переяславля и не более того. Другое дело, что это преимущество в итоге было реализовано и не только благодаря церковно-административному фактору. Во второй половине XI в. созрел еще один мощный «игрок», влиявший на расстановку политических сил в этом регионе - смоленская городская община. К концу столетия она уже настолько окрепла, что могла принимать или не принимать в город князей55. В этих условиях все большее значение приобретал субъективный фактор - умение князей договариваться с общиной. И здесь, как увидим, на высоте окажутся Всеволод и, особенно, его сын Владимир Мономах.

В связи с устоявшимся делением по Днепру значительный интерес представляет запись в Ипатьевской летописи под 1195 г., когда Рюрик, Всеволод и Давыд «послаша моужи своя ко Ярославоу и ко всимъ Олго- вичемъ, рекше емоу: “Целоуи к намъ крестъ со всею своею братьею, како вы не искати отчины нашея Кыева и Смоленьска под нами и под нашими детми, и подо всимъ нашимъ Володимеримь племенемь, како насъ розделилилъ дедъ нашь Ярославъ по Дънепръ”».56 Однако по ряду Ярослава Всеволоду достается та же сторона Днепра, что и Святославу, а правая - Изяславу. Смоленская земля, как мы видели, большей частью находится на Левобережье. На левом берегу находилась и основная, древнейшая часть Смоленска57. Более того, Ярослав раздает сыновьям столы, но намеков на раздел по Днепру нет. Тем не менее, сам факт раздачи столов в общественном сознании, как видно из летописи, мог отождествляться с разделом по Днепру. Вспомним, что по Днепру делилась Русь между Ярославом и Мстиславом Владимировичами. Такое деление, судя по всему, отражало реальное соотношение сил городов и связано с исторической традицией. На помощь Киеву Претичь в 968 г. пришел с «оноя страны Днепра»58. Мстислав говорит о границе по Днепру как естественной, само собою разумеющейся: «Сяди в своемь Кыеве: ты еси старейшей брат, а мне буди си сторона»59. Так можно сказать как о чем- то реально существующем. Киевская, правая сторона Днепра - исконная территория полян и земли к ней тянувшие. Левая, черниговская сторона - территория, колонизованнная полянами за счет северян, и тянувшие к ней земли. Днепр, таким образом, разделял сферы Полянского влияния на западную (Киевскую) и восточную (Черниговскую).

Вероятнее всего, никакого раздела Ярославом по Днепру не было. Упоминания же о разделе были вызваны исторически сложившимся делением и попыткой распространить его на межкняжеские отношения.

Имя Ярослава, в данном случае, должно было использоваться как внешняя санкция для обоснования политических устремлений Мономаши- чей60 и не только на Киев, но и на Смоленск. При этом реальные «границы» левобережной и правобережной территорий, как видим, в воображении потомков Всеволода Ярославича определялись не столько историческими реалиями, сколько собственными амбициями.

Таким образом, Киевская, Черниговская и Переяславская земли в XI в. предстают как союзы (федерации) земель61. Киевская Русь XI в. в целом - предстает как сложный союз (федерация) земель, состоявший из «федераций» (союзов) земель - Киевской (Киевская, Туровская, Волынская и будущая Галицкая земли), Черниговской (Чернигово-Северская, Муромо-Рязанская земли, Тьмутаракань с волостью), Переяславской (Переяславская, Ростово-Суздальская земли и тянувшие к последней территории). Новгородская и Полоцкая земли обладали особым статусом, при этом первая входила в сферу влияния Киевской федерации. Что касается Полоцка, то Киев претендовал, с разной степенью успеха, на его включение в орбиту своего влияния, хотя, судя по сообщению Лаврентьевской летописи под 1128 г.62, мало был уверен в положительном результате и исторических правах на него. Смоленская земля, судя по всему, находилась под общим протекторатом, или, иными словами, в «общерусском» владении. Сложная федерация держалась на триединстве трех главных Полянских центров, при сохраняющемся старшинстве Киева63.

Вместе с тем, ряд Ярослава создавал прецедент для легитимации сепаратистских устремлений не только Чернигова и Переяславля - по отношению к Киеву, но и Волыни, и Смоленска - по отношению к старшим городам. Сам факт передачи Ярославом этих земель в княжение своим сыновьям играл роль внешней санкции как для их потомков64, так и для самих городов65.

Как видим, на основе Северного суперсоюза образовались Новгородская, Полоцкая, Ростово-Суздальская и Муромо-Рязанская земли (к Северному суперсоюзу, судя по всему, относилась Муромская земля). При этом две первые сохранили свой особый статус, а две последние были разделены между Черниговским и Переяславским союзами. Ядром Киевской федерации стала западно-полянская территория, в сферу влияния которой вошли земли на западном и северном направлении Полянской экспансии.

Черниговская и Переяславская земли формировались в зоне поляно-се- верянского синтеза. На первых порах здесь главную роль играл Чернигов, в сферу влияния которого входили земли на восточном направлении Полянской экспансии. Первоначально к восточно-полянскому ядру тянули, видимо, племенные территории северян и вятичей (может быть - часть племенной территории муромы). Со временем, не ранее конца второй - начала последней трети X века, в сферу влияния вошли Ростово- Суздальская и Муромская земли. Это объяснялось как удобством коор-динации Полянского господства в восточнославянском мире, так и, возможно, стремлением раздробить территории бывшего Северного суперсоюза, которые «единым фронтом» могли весьма эффективно противостоять южному этнополитическому ядру. Со времен Мстислава Владимировича, по крайней мере, сюда вошла и Тмутаракань со своими владениями. Не позднее середины 50-х гг. XI в. происходит разделение Черниговской федерации на собственно Черниговскую и Переяславскую. При этом территории и той, и другой не составляли единого цельного ядра, а были разорваны владениями друг друга и кочевых народов. Такое выделение было осуществлено, видимо, не без влияния Киева, пытавшегося ослабить влияние своего основного соперника - Чернигова. Это естественное деление Полянской экспансии на западную и восточную (по Днепру)66, могло быть подкреплено внешней санкцией, исходившей от Ярослава или приписываемой ему.

Принцип раздела земель Ярославом был двояким. С одной стороны, по трем старшим городам и тянувшим к ним землям. С другой, в отношении князей - по доходам67. Подобное деление имеет исторические параллели. Например, «... после смерти короля Хлодвига его королевство перешло к четырем его сыновьям: Теодориху, Хлодомеру, Хильдеберту и Хлотарю, которые разделили его между собой на равные части»68. По словам В.Д. Савуковой, «сыновья Хлодвига поделили между собой королевство и власть таким образом, что имущество и доходы с каждой части по возможности были одинаковы»69. Поскольку на Руси при делении владений руководствовались принципом недробления земель, то разницу в доходах могли выравнивать за счет их перераспределения. Это могло происходить в тех условиях только посредством передачи доходов с отдельных волостей в пользу того князя, доход которого с полученных в управление земель был ниже, чем у братьев. Таким образом, получалось «взаимопроникновение» поборов и сопряженной с ними власти70.