Очерк 5. Объединение племенных союзов под властью Киева.Проблема типологии «Киевской Руси» X в.

Летописные свидетельства о вокняжении Рюрика с братьями в трех восточноевропейских центрах не могут восприниматься буквально. Однако исторические реалии об утверждении норманнов в Восточной Ев-

240

ропе и их роли в интеграционных процессах из них извлечь можно.

H1JI отмечает, что Рюрик сел в Новгороде, Синеус в Белоозере, а Трувор - в Изборске. По смерти Синеуса и Трувора, Рюрик «прия власть един»421. Далее речь идет о смерти Рюрика, возмужании Игоря и начале похода на юг («И начаста воевали, и налезоста Днепрь реку и Смолнескъ град», откуда двинулись вниз по Днепру и вышли к Киеву)422.

ПВЛ по Лаврентьевскому списку (далее - ЛЛ), указав на места размещения Рюрика с братьями и о смерти последних, дает дополнительную информацию: «И прия власть Рюрикь, и раздал мужемъ своимъ грады, овому Полотескь, овому Ростовъ, другому Белоозеро. И по темь городомъсуть находници Варязи, а перьвии насельници в Новегороде Словене, въ Полотьски Кривичи, в Ростове Меря, в Беле-озере Весь, в Муроме Мурома; и теми всеми обладаше Рюрикь. И бяста оу него 2 мужа, не племени его, ни боярина423, и та испросистася ко Царюгроду с родомъ своимъ. И поидоста по Днепру», осев, в итоге, в Киеве424. И.Я. Фроянов видит здесь отражение претензий Новгорода, во-первых, «на господствующее положение в волости», во-вторых, на города Верхней Волги425. Иную позицию занимают С. Франклин и Д. Шепард. Признавая фольклорный характер «Сказания» («составители повести в ее окончательной форме, кажется, и сами до конца не знают, как согласовать различные предания и рассказы, бывшие в их распоряжении»), они заявляют, что составители Повести, «изображая «Новгород» как центр всей земли... не просто передавали esprit de corps и территориальные претензии своего времени. Ведь для новгородцев в начале XII в.

Думается, в отношении Мурома английские авторы идут по верному пути. В этом же направлении, на наш взгляд, лежит и правильный ответ на вопрос об обстоятельствах появления и других городов в летописном перечне. Новгород, Муром, Ростов, Полоцк и, в известной степени Белоозеро, располагаются на северных, ключевых участках двух важнейших транзитных международных путей, которые привлекали норманнов. В окрестностях этих городов найдены скандинавские вещи. Летописец не мог не знать о присутствии варягов в этих местах, хотя бы из тех же преданий и сказаний. Немаловажно, что Новгород, Муром, Ростов, Полоцк входят в тот узкий круг восточноевропейских городов, который отражен в скандинавских географических сочинениях427.

В несколько ином ракурсе эти события даются в Ипатьевском списке (далее - ИЛ) ПВЛ. По нему приглашенные варяги «придоша к Слове- номъ первее, и срубиша городъ Ладогу, и седе старейший в Ладозе Рю- рикъ, а другий Синеусъ на Белоозере, а третей Труворъ въ Изборьсце». По смерти братьев «прия власть всю одинъ; и пришедъ къ Ильмерю и сруби городъ надъ Волховомъ, и прозваша и Новъгородъ, и седе ту княжа и раздая мужемъ своимъ волости и городы рубати, овому Полътескъ, овому Ростовъ, овому Белоозеро». Далее дублируются сведения ЛЛ428.

В «ладожском» варианте «Сказания» можно не столько усматривать политические амбиции ладожан, проявившиеся в результате соперничества двух северных городов429, сколько отражение исторических реалий, обусловленных длительным процессом урбанизации на Севере Восточной Европы. В летописи варяги вначале «срубиша» Ладогу, а уже потом Новгород. Но ведь действительно, как свидетельствуют археологические данные, Ладога древнее Новгорода430. Возле Ростова и Бе- лоозера находились, так называемые, открытые торгово-ремесленные поселения (ОТРП)431.

Таким образом, реконструируется следующая картина. В IX в. скандинавы активизируют свою деятельность на территории Восточной Европы. В попытках противостояния им словене, кривичи, чудь, меря и, возможно, весь объединяют свои усилия и не безрезультатно: «Изгнаша Варяги за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собе володети»434 - отметила ПВЛ. Более конкретна НІ Л: «И въсташа Словене и Кривици и Меря и Чудь на Варягы, и изгнаша я за море; и начата владели сами собе и городы ставили»435. Видимо, это был первичный суперсоюз, который со временем мог в отношении отдельных «племен» перерасти во вторую стадию интеграции. На возможность реализации такого варианта содержатся косвенные указания в летописях. Так, отметив успешную акцию по изгнанию варягов, и ПВЛ, и Н1Л обращают внимание на серьезные противоречия между бывшими союзниками, переросшие в открытое вооруженное противостояние: «И не бе в нихъ правды, и въста родъ на родъ, [и] быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся»436; «И въсташа сами на ся воевать, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град, и не беше в нихъ правды»437. Возможно, это и была борьба за первенство в образовавшемся первичном суперсоюзе, которая, при победе одной из противоборствующих сторон, могла вывести данное объединение на вторую стадию интеграции. Однако местных ресурсов для перехода к новому этапу развития оказалось недостаточно. То ли силы противников были примерно равны, то ли не хватило времени, но произошло вмешательство третьей силы.

Впрочем, вполне возможно, что никакого суперсоюза или «союзной военной акции», направленной против варягов на самом деле не было, а описанные события - плод воображения летописца, стремившегося легенду о призвании логично вписать в контекст ранней истории - с одной стороны, и освятить «стариной» претензии Новгорода (относительно «молодого» города) на первенствующую роль в очерченном регионе - с другой438.

По-видимому, в середине IX в.440 одному из конунгов удалось относительно прочно осесть в Ладоге. Отголоском этих событий могут быть следы тотального пожара этого времени, зафиксированного археологами441. («Тотальный пожар» обычно пытаются связать с летописными известиями об изгнании варягов и последующих междоусобицах. Однако он мог быть следствием очередного норманнского вторжения442). Возможно, варяги, осев в Ладоге, укрепились там, срубив деревянную крепость443: «...И придоша къ Словеномъ первее и срубиша городъ Ладогу, и седе старейший в Ладозе Рюрик...»444. Правда следы такого укрепления еще не найдены. Напротив, выявлены остатки каменной крепости, построенной «вряд ли позже конца IX - начала X в.»445. По своему типу она не имеет аналогов в Восточной Европе и на побережье Балтийского моря в рассматриваемое время. «Наиболее близкие по устройству сооружения сухой кладки строились на территории Каролингской империи»446. Последнее обстоятельство может служить дополнительным косвенным обоснованием точки зрения о датском происхождении Рюрика, т.к. со странами Западной Европы были более связаны норвежские и датские викинги, которые и могли занести, может быть с помощью плененных специалистов, это «ноу-хау» фортификационного искусства франков. Отмечая, что «по времени постройки ладожская твердыня соответствует укреплениям, которые под влиянием походов викингов в массовом порядке сооружались в странах Западной Европы», А.Н. Кирпичников полагает, что Ладога была укреплена в связи с опасностью варяжских вторжений», и находившиеся в составе гарнизона норманны, «призваны были выступать против своих же соплеменников, если последние являлись с пиратскими целями»447.

Норманнские древности представлены так же на Рюриковом городище (середина-последние десятилетия IX - начало XI в.), предшествовавшем Новгороду, в районе Изборск-Псков, в округе Ростова и Белоозе- ра448, где располагались городища Сарское (VII-X вв) и Крутик (вторая половина IX - конец X в.), предшествовавшие, соответственно, древнерусскому Ростову и Белоозеру. С конца IX - начала X в. норманнские древности фиксируются в Енездово (рубеж IX-X - первая половина XI в.). Таким образом, археологический материал449, не противоречит летописному, и дальнейшая канва событий выстраивается следующим образом450.

Утвердившись в Ладоге, варяги, естественно, пытаются закрепиться на всем течении Волхова, для чего недалеко от оз. Ильмень срубили другой город, предшествовавший Новгороду (Рюриково городище), ставший, как предполагают, с конца IX в. экстерриториальной княжеской резиденцией451. В 860-е годы в пожаре гибнет племенной центр, располагавшийся при впадении р. Псковы в р. Великую, и «группа мигрантов, среди которых фиксируется присутствие скандинавов, основывает укрепленное поселение», которое, как полагает С.В. Белецкий, и названо в летописном «сказании о призвании» Изборском. Приблизительно тогда же гибнет поселение на Труворовом городище, не без участия тех же скандинавов452. Думается, что близкие по времени драматические события в Ладоге, на Труворовом городище и племенном центре у слияния Псковы и Великой, равно как и строительство Рюрикова городища взаимосвязаны и отражают начало широкой норманнской экспансии, приведшей к формированию Северного суперсоюза племен на первом этапе и к гегемонии Киева - на втором. Если верить летописи, в рассматриваемый период норманны утверждаются также в районе Белоозера, где по преданию вокняжился Синеус453. Следующий этап- распространение норманнского присутствия в район Ростова, Мурома и Полоцка.

Мы не должны воспринимать летописные сведения буквально. Легендарный характер их очевиден. Три брата, основателя народа или государства - сюжет широко известный в фольклорной и ранней литературной традиции у многих народов. Достаточно, например, сравнить его с летописным же преданием об основании Киева. Поэтому, раздавал ли Рюрик (или кто иной) своим мужам грады и какие именно - точно сказать нельзя. Однако исторические реалии из этого рассказа извлечь можно. Здесь отражен процесс перехода сформировавшегося под эгидой варягов северного суперсоюза племен в третью, заключительную стадию интеграции. Появление в летописных племенных центрах варяжских мужей, подчинявшихся конунгу, который сидел в Ладоге или на Рюриковом городище, свидетельствует об этом. Территория северного суперсоюза определяется землями союзов племен, фигурирующих в «сказании о призвании варягов» (сложна идентификация летописной «чюди») с городами Ладога, Новгород (Рюриково городище?), Муром (Чаадаевское городище?), Ростов (Сарское городище?), Полоцк, Изборск (городище, предшествовавшее средневековому Пскову?), Белоозеро (городище Крутик?), располагающимися на северных, ключевых участках двух важнейших транзитных международных путей, которые привлекали норманнов. Предшествующие древнерусским городам так называемые открытые торгово-ремесленные поселения (указаны в скобках)455 были, как показывает археологический материал, полиэтничны. На это же обстоятельство имеются намеки и в летописях456. Здесь же проскальзывают указания на надплеменной характер нового объединения. Если раньше словене, кривичи, меря, чудь каждые «свою волость имели», «кож- до своимъ родомъ владяше»,457 то теперь «всеми обладаше Рюрикь»458.

Для определения границ этого объединения не маловажно то обсто-ятельство, что Новгород, Муром, Ростов, Полоцк входят в тот узкий круг восточноевропейских городов (Holmgardr [Новгород], Moramar [Муром], Rostofa [Ростов], Palteskia [Полоцк], Surdalar [Суздаль], Symes [?], Ga- dar [?], Kaenugardr [Киев], Smaleskia [Смоленск]), который отражен в скандинавских географических сочинениях459. Эти города как бы очер-чивают район наиболее раннего активного присутствия скандинавов в Восточной Европе и, исключая Киев и Смоленск (под вопросом загадочные Сюрнес и Еадар), соответствуют, по-видимому, Северному суперсоюзу, возглавляемому варягами, на разных стадиях его формирования. На это же указывает карта распространения ланцетовидных наконечников стрел, привнесенных на Русь скандинавами460. Топография их находок представлена, в основном, районом Смоленска и территорией союзов племен, «призвавших» варягов. В пользу этого же свидетельствуют и по-следующие известия, связанные с подчинением земель под власть Киева. Означенные территории в этой связи, за исключением взятия Полоцка Владимиром, больше не упоминаются461.

Утверждение Рюрика с дружиной проходило отнюдь не мирным путем, а в острой борьбе с местными племенными союзами и, видимо, другими отрядами скандинавов462. Энергичными усилиями ему удалось объединить ряд восточнославянских и финно-угорских племенных союзов под своей властью. Вероятно, враждовавшие между собою варяжские группировки активно входили в союзные отношения с местными племенами. Как это могло осуществляться на практике, показывает пример объединения усилий викинга Торо льва и квенского князя Фаравида в «Саге об Эгиле». Фаравид просил помощи у Торольва против карелов, у которых «были более крепкие щиты, чем у квенов». Союзники совершили два военных мероприятия против карелов. Торольв получил равную долю добычи с Фаравидом, а каждый его дружинник - долю трех квенов463. Комментируя этот эпизод, Е.С. Лебедев писал: «Союз вождя дружины викингов с князьком чужого племени, когда военнотехническое превосходство норманнов... оказывается решающим в межплеменной распре, - модель отношении, реализованнная, видимо, не только в Фенноскандии, но и Прибалтике, и на Северо-Западе Руси»464.

В нашем случае, союзники Рюрика должны были занять первое место в иерархии образованного суперсоюза, после самих варяго-ру- сов. Этими союзниками, судя по всему, стали словене. Так, H1JI и ПВЛ (ЛЛ) указывают на то, что старший из призванных братьев сел княжить в Новгороде465. ПВЛ (ИЛ) сообщает, что «избрашася трие брата с роды своими, и пояша по собе всю Русь, и придоша къ Словеномъ первее и срубиша городъ Ладогу», где и сел первоначально старший - Рюрик466. То есть, Рюрик вокняжился у словен. Особое положение словен увидим и в событиях, связанных с походами Олега 882 г. (на Киев) и 907 г. (на Константинополь). Как бы там ни было, дальнейшая консолидация племенных объединений на территории Восточной Европы происходит под гегемонией варягов и не без участия со стороны «степи».

Вступление Северного суперсоюза в третью стадию интеграции позволило приступить к распространению его сферы влияния во вне. Взятие войсками Олега и Игоря Смоленска, а потом Киева ознаменовали начало новой волны норманнской экспансии, следствием чего стало расширение Северного суперсоюза на юг и перенесение резиденции русов в Киев467. Учитывая, что северный суперсоюз находился уже на высшей стадии интеграции, мы можем вести речь о первоначальном раннегосударственном ядре, его расширении, постепенном огосударствлении зон 1-й и 2-й стадий интеграции.

Утвердившись в Киеве, по ПВЛ, Олег наложил дани на древлян (883 г.), северян (884 г.) и радимичей (885 г.), после чего «обладая... Поляны, и Деревляны, [и] Северяны, и Радимичи, а с Уличи и Теверци имяше рать»468. Несколько иную картину дает Н1Л. По смерти Рюрика Игорь и Олег «налезоста Днепрь реку и Смолнескъ град», откуда пришли к Киеву (т.е, подчинены смоленские кривичи [«Смолнескъ градъ»] и поляне [Киев]). Далее речь идет о завоевании древлян и уличей. Однако когда Игорь «примучи Углече, възложи на ня дань, и вдасть Свеньдел- ду», то «не вдадяшется единъ град, именемъ Переселень». После того как в результате трехлетней осады город был взят, уличи, сидевшие вниз по Днепру, «приидоша межи Бъгъ и Днестръ, и седоша тамо»469. Т.е. уличи, не желая быть данниками, покинули прежние места обетования.

Таким образом, по версии H1JI, во времена Олега и Игоря к ранее уже входившим в состав суперсоюза племенным объединениям (ело- вене, кривичи /псковские/, меря и, вероятно, чудь /весь?/ 470) были присоединены только кривичи /смоленские/, поляне и древляне. Характерно, что по сведениям H1JI в походе Олега на Византию участвовали варяги, поляне, словене и кривичи411. Это закономерно, поскольку рассказ о примучивании древлян и уличей приходится на время по окончании греческого похода472. Удивляет отсутствие упоминания о северянах. H1JI их не знает. Сам город Чернигов, и в росписи «А се по святомъ крещении, о княжении киевьстемъ»473, и в собственно летописном тексте, впервые упоминается только в связи с завещанием Ярослава Мудрого под 1054 г.474. На страницах ПВЛ Чернигов появляется под 907 г., в перечне древнерусских городов, представители которых имеют право на получение «месячного» в Царьграде. Причем по рангу город поставлен сразу после Киева475. Однако данное упоминание, скорее всего, отражает иерархию более позднего времени, когда писалась летопись. Так, здесь же, на третьем месте, упоминается Переяславль, который в начале X в. еще не существовал476.

В известной мере проясняет ситуацию трактат Константина Багрянородного «Об управлении империей», составленный в 948-952 гг. Здесь наиболее ценны три известия: 1) «...приходящие из внешней Росиив Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда,в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии, а другие из крепости Милинис- ки,из Телиуцы, Чернигогии из Вусеграда.Итак, все они спускаются рекою Днепр и сходятся в крепости Киоава,называемой Самватас. Славяне же их пактиоты, а именно: кривипгеины, лендзаниныи прочие Славинии - рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лед, вводят в находящиеся по соседству водоемы», впадающие в Днепр, «и отправляются в Киову. Их вытаскивают для /оснастки/ и продают росам. Росыже, купив» долбленки «снаряжают их. И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются к Витичеву, которая является крепостью пактиотом росов,и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь...»;477 2) в ноябре «архонты выходят со всеми росамииз Киава и отправляются в полюдия..., а именно - в Славинии верви- анов, другувитов, кривичей, севериеви прочих славян,которые являются пактиотами росов.Кормясь там в течение зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лед на реке Днепр, возвращаются в Киав»;478 3) фе- ма Харавои соседит с Росией,а фема Иавдиертим [печенежские фемы. -

В.П.] соседит с подплатежными стране Роси иместностями, с улыпанами, дервленинами, лензанинамии прочими славянами»419.

Не касаясь проблемы «внешней» и «внутренней Росии»480, отметим, что у Константина росы противопоставлены славянам. Четкого представления о территории «Росии» он не имел. В трактате она определяется городами, где находились «росы». В упомянутых здесь городах исследователи усматривают Новгород, Смоленск, Любеч, Чернигов, Вышго- род, Витичев (проблемы Самватаса мы не касаемся). Все они (исключая, видимо, крепость-пактиот Витичев) связываются Константином с собственно Росией, росами,в противоположность Славиниям. кри- витеинам(кривичам), вервианам/дервленинам(древлянам), другу- витам(дреговичам), севериям(северянам), лендзанинам(волынянам? полянам?481), ультинам(уличам) и «прочим славянам»482.

Не трудно заметить, что указанные города располагаются строго по пути «из варяг в греки»483. Лишь Чернигов, казалось бы, остается несколько в стороне. Однако он имел важное значение на восточном направлении экспансии росов и находился на такой важной торговой артерии, связанной и с Днепровским, и с Волжским путями, как Десна. Кроме того - это пункты, где отмечено активное норманнское присутствие и где сидели представители киевского князя. Константин сообщает, что в Новгороде находился Святослав Игоревич. Русские летописи отмечают, что Олег посадил своих мужей в Смоленске и Любече (известие ПВЛ о Претиче под 968 г.484 и данные археологии485 позволяют включить в этот круг и Чернигов), тогда как в отношении других покоренных «племен» речь идет только о наложении дани. Указанные города являлись центрами союзов племен словен, кривичей смоленских, полян (Чернигов находился на поляно-северянском пограничье). То есть, здесь отражена та территория формирующегося суперсоюза, которая, по нашей классификации, находилась на третьей стадии интеграции486. Не случайно, может быть, Н1Л среди участников похода Олега отметила только варягов, полян, словени кривичей481.

Данные Н1Л о походе Олега отличаются от сведений ПВЛ не только датировкой488, но и перечнем племен, принимавших в нем участие. В ПВЛ этот список гораздо шире: варяги, словене, чудь, кривичи, меря, древляне, радимичи, поляне, северяне, вятичи, хорваты, дулебы, тиверцы(«яже соуть толковины»)489. В литературе он зачастую служил обоснованием точки зрения об обширности «державы Олега». Вряд ли для подобных выводов имеются серьезные основания. Та же ПВЛ, перечисляя состав войска Игоря в походе на Византию 944 г., отметит: «Игорь же совкупивъ вой многи, Варяги, Русь, и Поляны, Словени,и Кривичи, и Теверце, мПеченеги [наа]...»490. Как видим, костяк армии тот же, что и в перечне Н1Л при описании похода Олега. Добавились только тиверцы, которые использовались в 907 г. как «толковины», и печенеги. При этом, как и в случае с Н1Л, мы не знаем, только ли смоленские кривичи участвовали, или, может быть, еще псковские и полоцкие. В перечне ПВЛ добавлено и неопределенное «Русь», которая, как бы ее не понимать, подразумевалась обеими летописями и среди участников похода Олега491.

Видимо, не стоит придавать большого значения перечню ПВЛ под 907 г. Вряд ли княжеская «канцелярия» фиксировала участников похода. Расширенный их состав, представлений ПВЛ по сравнению с последующими акциями, мог объясняться победным завершением похода. Как незаурядное событие он сохранялся в памяти. Поэтому было немало желающих поучаствовать в нем «задним числом». Возможно также, что личное участие отдельных представителей тех или иных племен, на местах обрастало легендами и переносилось, со временем, на все «племя». Впрочем, некоторые не подчиненные Киеву племена могли отправиться на Византию в качестве союзников, надеясь на богатую добычу492. Наконец, сам летописец мог таким способом поднять статусность похода, придав ему общерусский характер (очертив круг участников теми территориальными пределами, в которых Русь находилась на момент написания текста).

В этой связи интересна последующая (после переноса княжеской резиденции в Киев) судьба тех земель, которые в свое время образовали Северный суперсоюз племен. В 1990-е гг. И.Я. Фроянов предложил новую оригинальную трактовку летописных свидетельств о наложении дани на «племена» Олегом и Игорем по занятии Киева. Анализируя текст HI J1 («Сеи же Игорь нача грады ставити, и дани устави Словеномъ и Варягомъ даяти, и Кривичемъ и Мерямъ дань даяти Варягомъ, а от Новагорода 300 гривень на лето мира деля, еже не дають») и ПВЛ («Се же Олегъ нача городы ставити, и оустави дани Словеномъ, Кривичемъ и Мери, и [устави] Варягомъ дань даяти от Новагорода гривень 300 на лето, мира деля, еже до смерти Ярославле даяше Варягомъ»493) он, вопреки укоренившейся в историографии традиции, пришел к выводу, что «Олег повелел выдать дань тем представителям северных племен, которые приняли участие в походе на Киев и обеспечили ему победу, т.е. словенам, кривичам и чуди (западной веси). Получили дань и варяги, вошедшие в состав Олегова войска. То была, вероятно, единовременная дань, или, “окуп”, контрибуция». «Однако летописцы XV-XVI вв. перекроили старые тексты, исказив суть того, что произошло в Киеве. Далекую от исторической правды версию приняли историки...»494.

И.Я. Фроянов, несомненно, прав, отвергая устоявшееся мнение о том, что Олег налагал дань на словен, кривичей и мерю, как правитель государства. Древнейший вариант, представленный в H1J1, действительно свидетельствует, что дань платилась варягам и словенам. Но получали ли дань их союзники кривичи и меря? В этом можно усомниться. На наш взгляд, понимание всей конструкции должно быть следующим: «Игорь... определил давать дань словенам и варягам, а кривичам и мери - давать дань варягам, а от Новгорода давать варягам 300 гривен в год, ради сохранения мира». Таким образом, варяги и словене получали дань с южных покоренных территорий, кривичи и меря обязывались данью варягам495, а Новгород должен был откупаться от набегов викингов.

Это не противоречит сложившейся ситуации. Варяги и словене занимали господствующее положение в Северном суперсоюзе племен. Логично, что когда оформился союз словен и варягов496, словене освободились от уплаты дани, тогда как остальные члены союза должны были платить дань не только варягам, но и словенам. Об особой роли словен свидетельствуют и другие факты: в перечне участников похода 907 г. на Константинополь они указаны вторыми (после варягов)497; Олег особо выделил словен из состава участников похода, приказав грекам: «шиите пре паволочите Руси, а Словеномъ кропинны»498; именно в Новгороде сидел, как подчеркнул Константин Багрянородный «Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии»499; именно там находили себе приют и поддержку в борьбе с Киевом Владимир и Ярослав; там же по традиции, занимали стол старшие сыновья великих князей киевских и т.п. Органичная связь новгородцев, словен, и с династией, и с «варягами» несомненна. Характерны и летописные пары: «словене и варяги, кривичи и меря» и т.п. Может быть осмысляя эту связь и написал летописец загадочное: «...И суть Новгородстии людие до днешнего дни от рода варяжьска»?500

В разночтениях о дани видно противоборство новгородской и киевской традиций. Известно, сколь позорно было данническое состояние501.

Это обстоятельство, равно как реалии XI - начала XII в., и побудило, по- видимому, киевского книжника «подправить» текст. Характерна и такая деталь. Касаясь новгородской дани в 300 гривен варягам, H1JI отметила неопределенно «еже не дають», тогда как ПВЛ конкретизировала: «еже до смерти Ярославле даяше Варягомъ»502. Иными словами, для новгородца было важно подчеркнуть, что дань не дают, причем таким образом, чтобы было не ясно, давали ли вообще. Киевский книжник, напротив, акцентировал внимание на уплате оной вплоть до кончины Ярослава.

Таким образом, расширение суперсоюза на юг и перенос резиденции русов в Киев, привели к известным изменениям в отношениях между субъектами северной «конфедерации». Кривичи, меря и, возможно, весь (летописная «чюдь»?) подчиняются Киеву, но, видимо, через посредство словен и оставшихся на севере варягов, осевших в упоминавшихся «виках»503. С возвышением полян, с которыми варяги-русь заключают союз504, началом формирования городов-государств менялся и расклад сил. Муромская и Ростовская (с Белоозером) земли попадают в непосредственную сферу влияния Киева и других Полянских центров. Не-которые территории выходят, возможно, из под власти русов. Так, из летописи следует, что в последней четверти X в. в Полоцке находился Рогволод, который не зависел ни от Ярополка Киевского, ни от Владимира Новгородского. В Турове сидел некий Туры. Обстоятельства появления их в названных городах туманны. Можно думать, что последние были заняты какими-то варяжскими дружинами, вожди которых могли быть никак не связаны с Рюриковичами: «Рогволодъ пришелъ и-замо- рья, имяше власть свою в Полотьске, а Туры в Турове...»505. Впрочем, нельзя исключать и их связи с летописными мужами Рюрика, которые получили от него города и которые (или их преемники), со временем, стали самостоятельными князьями. Благоприятная ситуация для этого могла наступить с уходом Олега и Игоря на юг, когда те были заняты «обустройством» новых владений.

Менялся и статус словен, которые, судя по всему, к середине второй трети X века оттесняются полянами, но сохраняют особое положение в объединении. Так, согласно известию весьма авторитетного и информи-рованного автора, Константина Багрянородного, в Новгороде «сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта России»506. Тем самым подтверждался и поддерживался особый статус Новгорода. Однако к тому времени, когда Святослав, решив уйти навсегда в свой излюбленный Переяславец на Дунае, начал наделять русскими столами своих сыновей, в Новгороде, если верить летописям, князя не было: «Святославъ посади Ярополка в Киеве, а Ольга в деревехъ. В се же время придоша льдье Нооугородь- стии, просяще князя собе: “Аще не пойдете к намъ, то налеземъ князя собе”. И рече к нимъ Святославъ: “Абы пошелъ кто к вамъ”. И отпреся Ярополкъ и Олегъ. И рече Добрыня: “Просите Володимера”... И реша Нооугородьци Святославу: “Въдаи ны Володимира”. Он же рече имъ: “Вото вы есть”. И пояша Нооугородьци Володимера к собе...»507.

Вряд ли этот летописный рассказ уместно рассматривать как «красноречивое свидетельство» о второразрядной роли Новгорода, «не говоря уже о Ладоге», о презрительном отношении Святослава к «северной столице» Руси и т.п.508. Перед нами не протокольная запись речи Святослава, а книжная конструкция летописца. Смысл ее можно трактовать по-разному. Пожалуй, проще всего было бы усмотреть здесь попытку киевского летописца принизить значимость Новгорода - основного соперника Киева, опираясь на авторитетную «внешнюю санкцию», исходящую от легендарного Святослава. Однако не может не бросаться в глаза внешнее сходство нарисованного летописцем сюжета с ситуацией концаXI - начала XII в., в частности, с событиями 1102 г.509 Не переносил ли летописец на древнюю эпоху реалии своего времени, когда новгородцы «вскармливали» себе князей? Не естественен ли для него такой порядок вещей? Да и в очередной раз показать, какой город главнее, где сидели и куда стремились Рюриковичи, было не лишним. Получалось, таким образом, что княжеский стол в Новгороде вторичен, по сравнению со стольным столом киевским: Олег и Игорь ушли из Новгорода в Киев (как лучший, тем самым, и «старший»), сделав его «матерью городов русских», а Святослав назначил в Новгород одного из своих сыновей. Причем назначил подобно тому, как и древлянам. В такой летописной трактовке получалось, что новгородский стол даже менее престижен, чем древлянский. Новгород, таким образом, терял свою исключительность и превращался в один из подчиненных Киеву городов.

Не исключено также, что события 1102 г., в которых новгородцы унизили не только Святополка и его сына, но и, в известной степени, Киев, явились побудительным мотивом для конструирования рассказа о посольстве новгородцев к Святославу, став своеобразным, если так можно выразиться, «историческим реваншем». Символично, что в первом случае новгородцам дали по их просьбе «робичича», а во втором - представителя младшей ветви.

Но, если такая трактовка верна, непонятно, почему новгородские летописи, фактически дословно, повторяют рассказ ПВЛ о Святославе и новгородцах?510 Свидетельствовало ли это об их добросовестном отношении к источнику, или их вполне удовлетворял идеологический потенциал рассказа? Не будем забывать, что текст, выйдя из под пера автора, начинает жить самостоятельной жизнью. Смысл, который в него вкладывает создатель, никогда не воспринимается читателем адекватно. Нередко же, восприятие читателя существенно отличается от замысла автора. И чем длиннее история текста, тем шире пропасть такого несоответствия. Новгородцы вполне могли усматривать в данной летописной конструкции подтверждение своего исконного права брать на княжение угодных им князей, право «вскармливания» собственного князя511. Показательно, что Владимир, был молод, и нуждался в опеке Доб- рыни. Таким образом, новгородцы его «вскормили», подобно Мстиславу. Более того, Владимира новгородцам «дал» Святослав, а Мстислава - Всеволод. Тем самым, и тому, и другому обеспечивалась высокая внешняя санкция, преодоление которой было не во власти воспротивившимся их княжению в Новгороде киевским князьям Ярополку (сыну Святослава) и Святополку (племяннику Всеволода). Ведь санкция, исходящая от отца и дяди, выше, чем, соответственно, санкция от сына и племянника.

Отмеченные известия Константина Багрянородного и ПВЛ не проясняют в полной степени ни статус Новгорода в расширяющемся и усложняющемся суперсоюзе «племен», ни статус первых, присылаемых из Киева новгородских князей. В начале XI века Ярослав «урокомъ дающю дань Кыеву 2000 гривен от года до года, а тысяще Новегороде гридемъ раздаваху; и тако даяху въси князи новгородстии, а Ярославъ сего не даяше къ Кыеву отцу своему»512. К какому времени относится начало такого («тако даяху въси князи новгородстии») положения дел (в Новгороде до него сидели, как мы помним, Святослав и Владимир, а «по святом крещении» Вышеслав513) - неизвестно. Мы не знаем и про-исхождения этой дани. Возможно она взималась не со словен, а с других «племен» и перераспределялась в Киев через посредничество Новгорода. В любом случае словенам было выгодно сокращение поставок в Киев514.

Таким образом, в середине X века, если опираться на письменные источники, ядром развивающегося суперсоюза «племен» являлась тер-ритория, очерченная городами Киев, Вышгород, Чернигов, Любеч (По-лянская земля включая, возможно, западно-северянское пограничье), Смоленск (смоленские кривичи), Новгород (словене). Она охвачена 3-й, высшей стадией интеграции. Именно здесь располагалась зона наиболее активного славяно-скандинавского синтеза. «Славинии» (волыняне [лендзяне?], северяне, дреговичи, древляне, часть кривичей) Константина Багрянородного, платившие дань Руси, находились на второй стадии интеграции по отношению к Киеву. Наконец, некоторые племена вступали в военный союз с Киевом. Таковыми могли быть перечисленные ПВЛ в конце списка участников похода 907 г. на Константинополь вятичи, хорваты, дулебы, тиверцы. Характерно упоминание тиверцев и среди участников похода 944 г.

Сложнее обстоят дела в отношении районов Ростова, Белоозера, Мурома, Изборска-Пскова (о Полоцке речь велась выше). При анализе текста летописей, на время забывающих о них и вновь вспоминающих в связи с действиями князя Владимира, создается впечатление, что ситуация со времен Рюрика не менялась, и они по прежнему были привязаны к основному ядру 3-й стадией интеграции. В пользу этого же свидетельствует и анализ археологических данных. Именно в первой половине X века «восточная торговля достигает апогея». Важнейшую роль в ней играют район Ростова - Ярославского Поволжья, Мурома. Интересно, что клады-гиганты дирхемов «размещены на главных коммуникациях от Булгара к Балтике (Муром, Полоцк, Великие Луки, устье Волхова)»515. Тогда же усиливается норманнское присутствие на северо-востоке516. В пользу этого свидетельствуют и восточные авторы, рисующие картину оживленного торгового обмена с участием русов и упоминающие 3 центра (группы) русов, с одним из которых, «Арсой» («Арсанией»), некоторые исследователи, небезосновательно, отождествляют Ярославское Поволжье и район Ростова517. Что касается псковских кривичей, то они, видимо, находились в орбите влияния Новгорода. Там так же зафиксировано заметное присутствие скандинавского элемента518. Несомненно, что связь территорий прежних субъектов Северного суперсоюза с Новгородом, Смоленском и Киевом поддерживалась оживленными контактами на Волго-Окском и Днепровском торговых путях и их ответвлениях. Очевидно, что и в Новгороде, и в Киеве прилагали все усилия по удержанию позиций в этих стратегически важных пунктах. Данное обстоятельство обусловливало общность интересов Киева и Новгорода.

Следовательно, мы можем предполагать, что не только территория вдоль пути из «Варяг в греки» находилась на третьей стадии интеграции, но и изначальная территория Северного суперсоюза. Лишь Полоцк на определенном этапе, вероятно, выпал из этой обоймы, до взятия его Владимиром в 980 г. (по ПВЛ). В середине X века, после погрома, устроенного Ольгой, 3-я стадия интеграции распространяется на древлянскую землю519. Походы Святослава ввели в круг данников вятичей. Вероятно, контроль за данной территорией осуществлялся из Мурома и Чернигова. Большая часть вятичской территории была охвачена третьей стадией интеграции, видимо, при Владимире Святославиче520. Однако еще во второй половине XI в. Владимир Мономах воевал с неким Ходотой и его сыном521.

Завершение формирования суперсоюза с центром в Киеве приходится на правление Владимира Святославича, когда происходит окончательное подчинение под дань восточнославянских племен, а в важнейшие центры назначаются княжеские наместники522. Показателен сам перечень столов, на которых оказались сыновья Владимира: Новгород, По-лоцк, Туров, Ростов, Муром, Владимир [Волынский], Тмутаракань и Древлянская земля [«Деревехъ»]523. Из описания последующих событий известно, что в Пскове княжил Судислав Владимирович524. В Смоленске более поздние летописи помещают Станислава Владимировича525. Если принять во внимание точку зрения С.В. Белецкого на происхождение Пскова, то получается, что Судислав сидел в «Изборске» «Сказания о призвании варягов», тогда как будущий средневековый Изборск был ос-нован на месте разрушенного варягами городища (Труворово) в 40-е гг. XI в.526

Как видно уже из вышеприведенного перечня, процесс назначения наместников не был единовременным. В Новгороде, Полоцке, Ростове, Муроме, Изборске мужи были посажены еще Рюриком, в Смоленске - Олегом, в древлянской земле, видимо, - Ольгой (Святослав там посадил сына Олега527). То есть, указанные центры (под вопросом - Полоцк) уже к тому времени были охвачены высшей стадией интеграции в рамках суперсоюза.

В отношении остальных точной информации нет. Если принять во внимание «лендзян»-волынян Константина Багрянородного528, то эта территория рано входит в круг данников Киева. Однако сам город Владимир-Волынский, если исходить из названия, был основан Владимиром

Святославичем как важный форпост на западном и юго-западном направлении русо-полянской экспансии. Видимо, это произошло в период борьбы за Перемышль и Нервен - предмет соперничества с Польшей и, возможно, Чехией. В данной связи интересен поход Владимира на хорватов, помещенный в ПВЛ под 992 г., о результатах которого умал-чивается529. Важное значение города отразится и в «завещании» Ярослава, когда он войдет в круг главнейших центров Руси, в которых во- княжатся Ярославичи530.

Дреговичи («другувиты») упоминаются Константином Багрянородным в той же связи, что и «лендзяне». Обстоятельства окончательной интеграции этой территории в состав Киевской Руси не ясны. Упоминание Туры, от которого «Туровци прозвашася»531, возможно лишь изложение этимологической легенды532. Однако, представляется, что здесь содержится и известный намек на пришлый характер княжой власти, и на ее связь с одним из норманнских вождей, отношение которого к Рюриковичам, как отмечалось выше, не известно.

Тмутаракань, не славянская по этническому облику, вошла под протекторат Руси, судя по всему, при том же Владимире533. Правда, А.П. Новосельцев полагает, что это произошло при Святославе, после взятия Саркела. Однако, «зная смутное упоминание у Иакова Мниха войны Владимира с хазарами, можно полагать, что этому князю пришлось восстанавливать русскую власть и на Тамани... »534.

Наконец, мы не знаем какие города «раздая» Владимир отобранным им варягам, после утверждения в Киеве535. Вероятно среди них были и некоторые из вышеперечисленных.

В исторической литературе неоднократно обращалось внимание на то, что многие «племена» приходилось покорять повторно, как следствие весьма слабой их интеграции в рамках формирующейся Киевской Руси. Вряд ли возможно ставить под сомнение реальность такого положения дел. Однако, повторные походы, на наш взгляд, могли быть вызваны не только попытками «племен» освободиться из под «опеки» Киева, но и выходом их на третью стадию интеграции. Какими средствами это достигалось, видно на примере древлян536. Возможно этими обстоятельствами объясняется и поход Владимира на радимичей, которые, по свидетельству ПВЛ, были подчинены еще Олегом537. Само выражение, подытоживающее результаты акции («и платять дань Руси, повозъ везуть и до сего дне»538), содержит указание на новый характер зависимости, который сохранялся и во времена летописца. То же самое можно предположить и в отношении двух походов на вятичей539.

Насколько болезненным был для данников процесс перехода со 2-й стадии интеграции на 3-ю, свидетельствуют и отечественные, и иностранные источники. Особую ценность представляют известия о древлянах, которые содержатся в ПВЛ под 945-946 гг. На момент убийства Игоря, древляне сами управляли собой: у них были свои князья (Мал - возглавлявший древлянское объединение, и князья отдельных, входивших в его состав «племен»), свои старейшины и верховный орган власти - вече. Выделение старшего города (Искоростеня), народное собрание которого, собственно, и принимало важнейшие решения, касающиеся Древлянской земли в целом, свидетельствовало о процессе трансформации «союза племен» в город-государство540. Зависимость от Киева заключается в выплате дани, за которой приходят княжие мужи (Свенельд), или сам князь (Игорь)541. Пережив как неизбежное бедствие пребывание сборщиков дани, древляне опять были предоставлены сами себе. Так было до тех пор, пока древляне не убили Игоря. Последовавшая затем многоплановая карательная экспедиция Ольги привела к ликвидации местных «племенных» институтов власти (сопровождавшейся уничтожением либо пленением древлянской знати) и к прямому правлению здесь киевских наместников542. Таким образом, до погрома, учиненного Ольгой, Древлянская земля по отношению к Киеву находилась на 2-й стадии интеграции, а после погрома - перешла на 3-ю стадию.

Известия ПВЛ органично дополняются свидетельством Видукинда Корвейского о драматической борьбе западных славян с превосходящими силами германского императора. Из них мы видим, что разные формы зависимости славян воспринимались славянами по-разному, что наиболее неприемлемой являлась та, которая, согласно нашей классификации, наступала на 3-й стадии интеграции. Так, согласно Видукинду, император, стремясь отомстить за злодеяние славян, вторгся в «страну варваров». Послы от славян заявили, что их народ «хочет платить дань согласно обычаю, оставаясь на положении союзника543, тем не менее, они хотят сами удерживать власть в [своей] стране; они согласны на мир только на таких условиях, в противном случае будут с оружием бороться за свободу. Император ответил, что никоим образом не отказывается от мира с ними, но предложить его на любых условиях не может»544.

.Эти известия тем более ценны, если учесть этнокультурную близость восточных и балтийских славян, их, примерно, равностадиальное развитие.

Таким образом, самым позорным считалось принять у себя наместников и тем самым окончательно покориться. Видимо поэтому наиболее ожесточенная борьба разыгралась на этом этапе и в Восточной Европе. Не случайно основная масса племенных центров погибает на рубеже X- XI вв. Как показывают археологические исследования, из 83 стационарно исследованных городищ IX - начала XI в. 24 (28,9 %) «прекратили существование к началу XI в. Всего из археологически изученных древнерусских укрепленных поселений не дожили до середины XII в. 37 (15,3 %) из 242 памятников. Тибель большинства из них на рубеже X - XI вв. объясняется не только ударами кочевников, но и становлением единого государства Руси»545. Это яркий показатель того, что господство Киева распространялось не столько посредством «рядов», как полагают некоторые исследователи546, сколько с помощью насилия (следствием которого и были «ряды»), А Рюриковичи, в прямом смысле слова, утверждались на костях «племенных князей».

Распад родоплеменных связей, явственно обозначившийся ко второй половине X века, способствовал активизации процессов трансформации племенных союзов в города-государства547. Однако процесс этот протекал неравномерно. Если, например, на территории полян и словен первые симптомы организации общества на территориальных началах фиксируются, по летописям, по крайней мере, с конца второй трети X столетия548, то в отдельных регионах вятичского мира родоплеменные отношения были сильны, видимо, еще при Владимире Мономахе. Таким образом, различия в темпах политогенеза и в характере интеграции между различными субъектами суперсоюза сохранялись. По мере оформления городов-государств происходила трансформация сложного (включающего в себя элементы, связанные разным уровнем интеграции) суперсоюза «племен» в федерацию земель (городов-государств) с центром в Киеве. Асинхронность политогенеза в различных частях восточнославянского мира придавала Киевской Руси конца X - начала XI в. сложный и неоднородный характер - она сочетала в себе элементы и суперсоюза «племен» и федерации земель (то есть, являлась образованием переходным от суперсоюза племен к союзу /федерации/ земель). Окончательно «федерация» оформляется в середине XI в.549.

Дцром ее станет собственно бывшая Полянская земля, включая и районы наиболее сильного русо-полянского влияния - так называемая «Русская земля» в узком смысле слова550.