Очерк 1. «Гадание» Владимира Мономаха и события 1097-1113 гг.: опыт реконструкции

Использование нетрадиционных источников, новое прочтение тек-стов, казалось бы, полностью исследованных, максимально возможное извлечение содержащейся в них информации - имеют особо важное значение для изучения Древней Руси, учитывая как скудость Источниковой базы, так и весьма ограниченные перспективы ее расширения.

Начинается «Поучение» со своеобразного представления князя читателю и высказанной им гордости по поводу того, что многих христиан соблюл от бед по своей милости и отцовской молитве. К сожалению, пропуск в 4,5 строки не позволяет точно уловить мысль князя. За этим кратким вступлением следует интересующий нас текст: «Седя на санех, помыслих в души своей и похвалих Бога, иже мя сихъ дневъ грешнаго допровади. Да дети мои, или инъ кто, слышавъ сю грамотицю, не по- смеитеся, но ому же любо детии моихъ, а приметь е в сердце свое, и не ленитися начнеть, такоже тружатися. Первое, Бога деля и душа своея, страх имейте Божии в сердци своемь и милостыню творя не оскудну, то бо есть начаток всякому добру. Аще ли кому не люба грамотиця си, а не поохритаються, но тако се рекуть: на далечи пути, да на санех седя, безлепицю си молвилъ. Оусретоша бо мя слы от братья моея на Волзе, реша: “Потьснися к нам, да выженемъ Ростиславича и волость ихъ отъ- имем; иже ли не поидеши с нами, то мы собе будем, а ты собе”. И рехъ: “Аще вы ся и гневаете, не могу вы я ити, ни креста переступити”. И

410

отрядивъ я, вземъ Псалтырю, в печали разгнухъ я, и то ми ся выня: ’’Векую печалуеши, душе? Векую смущаеши мя?” и прочая.

Исследователи давно установили, что речь здесь идет о событиях, последовавших после Любечского съезда, когда ослепление Василька Те- ребовльского Святополком Изяславичем и Давыдом Игоревичем ввергло Русь в новую пучину междоусобий. Одни считают, что встреча состоялась весной 1099 г.4 (то есть - до Уветичского /Витичевского/ съезда), другие - зимой/весной 11015 (после съезда в Уветичах). Исследователи не сомневаются, что инициатором посольства являлся Святополк. С определением остальной «братьи» сложнее: кто-то ведет речь о Святославичах вообще, кто-то только о Давыде Святославиче.

В пользу того, что встреча состоялась весной 1099 г., казалось бы, свидетельствует фрагмент из Повести об ослеплении Василька, на который, обычно, и ссылаются исследователи: «Святополкъ же, прог- навъ Давыда, нача думати на Володаря и Василка, глаголя, яко “Се есть волость отца моего и брата”; и поиде на ня»6. Тем не менее версия с 1101 г. представляется предпочтительнее, и вот почему. Во-первых, как убедительно показал А. А. Гиппиус, «если бы послов отправлял Святополк весной 1099 г., они, с учетом времени, необходимого для поездки с Волыни на верхнюю Волгу, не могли застать Мономаха “в санях”. Но если дело происходило после Уветичского съезда, собиравшегося в августе 1100 г., зимняя встреча оказывается вполне возможной»7.

Святополк не мог обратиться весной 1099 г. к Мономаху и по другой причине. В 1098 г. он едва не был изгнан Мономахом и Святославичами из Киева за ослепление Василька. Его спасло только заступничество киевлян. Князья поручили ему самому наказать Давыда, что он, собственно, и пытался сделать11. В этих условиях создавать коалицию с Мономахом против Ростиславичей Святополк вряд ли бы решился. Правовые, да и нравственные его позиции, мягко говоря, были сомнительными, а политические и военные возможности - ограниченными. Еще менее вероятно в тех шатких для Святополка обстоятельствах ультимативное по форме предложение Мономаху: «...Иже ли не поидеши с нами, то мы собе будем, а ты собе» (это звучало едва ли не как: «Либо ты с нами, либо против нас»).

Другое дело, если события происходили после съезда в Уветичах. Здесь и по времени, как показал А.А. Гиппиус, нет противоречий, и правовая и политическая ситуация была иная. Давыд Игоревич, осужденный княжеским съездом, удалился в выделенный ему удел и отошел от дел. Ростиславичам направили ультиматум, который они отказались выполнять. Тем самым создавались правовые основания для военных санкций. Наконец, Святополк несомненно, усилился с присо-единением Волыни. Видимо, он пытался развить успех, о чем может свидетельствовать и инициированный им обмен Владимира-Волынского на Новгород (в котором сидел Мстислав Мономашич)12. В условиях исходящей угрозы от Святополка и Святославичей Владимиру разумно было пойти на заключение ряда с Ростиславичами. Предположить, что Владимир Мономах имел ввиду крестоцелование на Любечском съезде вряд ли возможно; в Уветичах Владимир, если верить летописи, являлся одним из инициаторов требования к Володарю по изъятию у Василька Теребовля13. Следовательно, и между этими двумя съездами ряда быть не могло. Остается только один реальный срок: между съездом в Уветичах и поездкой Владимира в Ростов. Но, если мы допустим, что встреча с послами произошла накануне съезда 1100 г., то тогда получится, что Владимир, участвуя в демарше относительно Теребовля, все-таки нарушил крестное целование. Такое развитие событий мало вероятно, поскольку, как следует из «Поучения», Владимир гордился своим поступком и увековечил его для потомков. Более того, придал ему сакральное значение, записав свое знаменитое гадание.

То, что ситуация была непростая, свидетельствует сам факт того огромного внимания, который уделил ей Владимир Мономах. Мало ли на его бурном веку было усобиц? Мало ли он целовал крест? Мало ли он принял посольств? Почему эта разгоравшаяся усобица и, именно, крестоцелование Ростиславичам так запали в душу Мономаху? Наконец, почему именно то, по горячим следам посольства, обращение к Псалтири не только скрупулезно зафиксировал князь, но и так настойчиво пытался донести важность этого события своим детям? Налицо особая значимость, судьбоносность для Мономаха и принятых решений, и обращения к Псалтири, повлиявших на судьбу князя и его «племени», на весь ход по-следующих событий.

Исследователи неоднократно обращались к этому эпизоду из «Поучения».

Однако, «подробности самого процесса гадания» для М.Н. Сперанского «не ясны». Он вообще сомневался в «возможности вполне разгадать... способ гадания... который применил Мономах». Тем не менее, автор не отказался от попытки «найти, по крайней мере, место для гадания Мономаха в ряду других гаданий, постараться изучить “гадательную” псал- тирь...»16. М.Н. Сперанский указывает на сохранившиеся древнейшие русские гадательные Псалтири, содержавшие «внизу страницы, на которой находится начало псалма», гадательные приписки17. При гадании по ним можно было применять «самый простой способ гадания по книге», каким «по своей псалтири гадал Владимир Мономах»: «разогнуть ее наудачу, дойти до начала псалма, прочесть его или только первый стих его и обратиться к приписке внизу страницы»18. Вместе с тем, по словам М.Н. Сперанского, «полного отождествления» сохранившихся гадательных Псалтирей «с той, которую могъ иметь в руках Мономах, нельзя предполагать: общий мог быть только, так сказать, первый акт гадания: “разгнухъ ю (псалтирь) и то ми ся выня”. Далее Мономах производит какую-то выборку “словец”19, сопоставление их, в результате чего получает отгадку на задуманное. Этой отгадки, даже если она была... готовой припиской в рукописи (“аще вы последняя не люба, а передняя приймайте”), этой приписки не находим в наших гадательных текстах XI-XIV вв.»20.

К гадательному тексту М.Н. Сперанский относит только «Векую пе- чална [...] исповемся ему»21.

В сходном ключе, отличаясь в деталях, рассуждал И.М. Ивакин: «У нас гадали преимущественно по псалтыри. Что попадалось, обыкновенно выписывалось тут же, на низу страниц»22. Комплекс выписок из Псалтири, содержащихся в «Поучении», он считал позднейшею вставкою23. По его мнению, к гаданию, последовавшему за встречей с послами, относятся «собственно слова: вскуе печалуеши, душе... и еще, может быть, два или три места» - князь «нашел их и записал вероятнее всего тут же, на низу страницъ». Они же и являются «ответом на тяготивший Мономаха вопрос.. . Что же касается других выписок, оне конечно относятся к другим случаям, которых в деятельной жизни великаго страдальца за русскую землю не могло быть мало». Исследователь допускает, что «может быть и помимо Мономаха кто-то еще приводил» выписки «в порядок, разместив по псалмам и стихам». И.М. Ивакин затрудняется с ответом на вопрос о порядке расположения выписок и заявляет: «... Если бы мы знали, какая выписка относится к какому событию в жизни Мономаха, то эти ныне отрывочныя, мертвыя письмена вдруг бы ожили, и может быть осветили бы не одну страницу души того, кто их делал»24.

Подобно М.Н. Сперанскому, И.М. Ивакин пытается решать проблему с помощью Псалтирей, содержавших гадательные приписки, однако не проводит четкой грани между «гадательными выписками» (выпавших стихов), и «гадательными приписками» (разъясняющими значение того или иного псалма)25.

В последствии исследователи не уделяли «гаданию» специального внимания, приводя либо точки зрения М.Н. Сперанского и И.М. Иваки- на26, либо уклоняясь от прямого ответа27. Сходным образом решает проблему и современный британский исследователь В.Ф. Брайан. По его словам, «киевский князь28 наугад открывает Псалтырь и находит слова “Векую печалуеши душе, векую смущаеши мя” (Псалом 42.5)»29. Собственно, этими строками и ограничивается анализ рассматриваемого случая «псалмомантии».

Другие исследователи отмечают психологическое, либо нравственно-этическое значение обращения Владимира к Псалтири. Так, еще Н.М. Ка- рамазин писал, что Мономах «развернул Псалтирь и читал с уми-лением...»30. Более детально психологический аспект чтения псалмов рассмотрел С.М. Соловьев, следующим образом реконструировав ход событий: «Угроза братьев разъединиться с ним сильно опечалила Мономаха; в этой печали он разогнул псалтырь и попал на место: “Векую печалуеши, душе? Векую смущаеши мя?” и проч. Утешенный псалмом, Мономах решился тут же написать своим сыновьям поучение, в котором господствует та мысль, что человек никогда не должен совращаться с правого пути и во всех случаях жизни должен полагаться на одного Бога, который не даст погибнуть человеку, творящему волю его. Выписавши из псалма те места, в которых выражается эта мысль, также наставление из Василия Великого, Мономах продолжает...»31. Это направление представлено и в современной историографии, в том числе зарубежной. Например, согласно Г. Подскальски, Владимир «подчеркивает свое нежелание принимать участие в междоусобной борьбе братьев. Охватывающую его при этом печаль он старается умерить словами Псалтири»32. Л. Мюллер, отмечая, что в Древней Руси «самой излюбленной из библейских книг была Псалтирь», пишет: «Об этом убедительно свидетельствует... Владимир Мономах, который рассказывает в “Поучении” своим сыновьям, как однажды, находясь в затруднительной политической ситуации, он искал внутреннего успокоения и утешения и обрел их» чтением Псалтири. Слова из пс. 41, по мнению Л. Мюллера, «по-видимому, были особенно дороги князю, поэтому он ставит их во главе маленького собрания изречений» из Псалтири33.

Г.-Д. Депман главный акцент делает на нравственно-этическом содержании псалтирных выписок, которые, по его мнению, Мономах, наряду с выдержками из «служб Великого поста» и цитат «из творений святых отцов Церкви» кладет «в основу своих выводов». «Выбор псалмов» исследователю «представляется примечательным. Это стихи, выражающие надежду, обетование и доверие к Богу». Г.-Д. Депман обращает внимание читателя на то, что «цитаты из Псалтири даны в “Поучении” именно там, где Владимир рассказывает, как его братья призывали его изгнать сыновей Ростислава и отобрать у них землю». Занятую при этом Владимиром нравственную позицию автор сравнивает с позицией, описанной в письме Олегу Святославичу34. Другие исследователи отмечают и психологическую, и нравственно-этическую нагрузку подборки псалмов в «Поучении»35.

Важным шагом в изучении и «Поучения» в целом, и выписок из Псалтири стали работы А.А. Гиппиуса36. Исследователь выделяет три этапа написания «Поучения»: «один, заключительный - около 1117 г., до которого доведена “летопись путей”», и два - на рубеже XI-XII вв.»37. На основе анализа текста «с точки зрения возможного присутствия в нем разновременных пластов»38, А.А. Гиппиус приходит к выводу, что «эпизод гадания на Псалтыри... и продолжающая его подборка псалтырных цитат» вставлены на втором этапе, после драматической встречи с послами братьев весной 1101 г. на Волге39. По его мнению, «сначала Мономах описывает саму ситуацию гадания, “обозначив” первый выпавший ему стих, а затем предлагает читателю уже упорядоченные (в буквальном смысле: и складохъ по ряду), то есть выстроенные в определенной смысловой последовательности выписки, начиная с того же стиха»40. В другом месте А.А. Гиппиус пишет: «Из текста недвусмысленно следует, что результаты гадания были тогда же упорядочены и записаны Мономахом, и таким образом возникла подборка псалтырных цитат, входящих в “Поучение”»41.

Представляет интерес и реконструкция текста «Поучения» в том виде, который он, по мнению А.А. Гиппиуса, должен был принять после вставки в него эпизода с гаданием и псалтирных цитат. В частности, за последней цитатой «”... воину хвала его”, и прочая», следовало: «Си словца прочитаюче, дети моя, божествная, похвалите Бога, давшаго нам милость свою. И се от худаго моего безумья наказанье; послушайте мне, аще не все примите, то половину»42. Таким образом, под «словцами божественными» следует понимать текст выписок из Псалтири. Дополнительным аргументом в пользу этого служит то обстоятельство, что сам Мономах эти выписки назвал словцами: «И потом собрахъ словца си любая...»43.

Вопрос о псалтирных выписках не получил дальнейшего развития у

А.А. Гиппиуса. Собственно, это и не входило в планы автора.

Итак, гадал Владимир Мономах по Псалтири, или просто читал ее для душевного успокоения? Думается, каждый прав по своему, однако сторонники «гадания» ближе к истине и вот почему. Вряд ли, конечно, можно отрицать нравственно-этическое и психологическое значение для Владимира обращения к Псалтири вообще, и в указанном случае - в частности. Однако детальное описание самого эпизода встречи с послами, последовавшего за тем обращения Мономаха к Псалтири, сама терминология «разгнухъ... ся выня»44, построение первых предложений45, обстоятельная и достаточно структурированная подборка стихов из псалмов, на которую усиленно автор пытается обратить внимание своих детей («Аще вы последняя не люба, а передняя приимаите» и др.), наконец, магическая завершенность самой конструкции - все это придает данной подборке роль особой важности, судьбоносности для князя и его потомков. Это «словца... божествная», «милость», дарованная ему и «семени его» от Бога.

Видимо, поэтому эпизод с послами и «гаданием» фактически ключевой в «Поучении» и исходный для последующих сюжетов. Сам Мономах, судя по всему, воспринимал его как важнейший в своей жизни, судьбоносный для него и его семени. Какая тайна хранится за печатью цитат из псалмов, заставившая Владимира так настойчиво взывать к детям: «Си словца прочитаюче, дети моя, божественная похвалите Бога, давшаго нам милость свою, и се от худаго моего безумья наказанье, послушайте меня, аще не всего примете, то половину»46. И что означает «аще не всего примете, то половину»? Не тоже, что и уже цитировавшееся: «Аще вы последняя не люба, а передняя приимаите»? Иными словами, для Мономаха главное не то, как отнесутся дети его собственным наставлениям, а как воспримут «словца... божествная»?

Стоит ли говорить о том, насколько серьезно в средневековье люди воспринимали те или иные божественные предзнаменования, насколько серьезно относились к разного рода гаданиям и пророчествам47. Древние славяне, например, не предпринимали важных решений, не посоветовавшись с богами48. Многие языческие традиции славян перешли и в повседневную практику Древней Руси. Естественно, что подобные явления сурово осуждались церковью, и люди благочестивые старались, по мере возможности, избегать языческих увлечений. Для них, однако, имелись другие средства приоткрыть завесу судьбы - обратиться к священным текстам, пришедшим к нам вместе с принятием христианства. С ними вместе пришли и сформировавшиеся в христианском мире традиции «открывания воли Божьей», генетически связанные с древнейшими га-даниями по книгам. Поэтому исследователь, стремясь проникнуть в сущ-ность исторических явлений прошлого, должен воспринимать все это не с позиций века позднейшего, как суеверие, а с позиций наших далеких предков. Разгадка этой «тайны Мономаха» позволит по-новому взглянуть не только на духовный мир самого князя и древнерусского общества, но и распутать многие клубки сложных политических коллизий рубежа XI-XII вв.

Вместе с тем, Владимир не гадал, в языческом понимании этого слова. Он открывал волю Божью. Об этом подробнее речь пойдет в даль-нейшем. Пока же, для удобства, в первом, языческом смысле, мы будем писать гадание, а во втором, христианском, - «гадание».

Существует несколько способов «гадания» на Псалтири. Задается вопрос, ответ на который хотел бы получить «гадающий» и: 1) загадывается произвольно номер страницы и строки сверху или снизу, потом отыскивается заданное место и читается ответ на поставленный вопрос49 (далее - 1-й вариант «гадания»); 2) произвольно открывается Псалтирь (другая священная книга) и читается50 (далее - 2-й вариант «гадания»);

произвольно открывается страница Псалтири и читается первый верхний стих. Когда гадающий находил ответ, он мог подобрать под него цитаты из других псалмов51 (далее - 3-й вариант «гадания»). Иногда задание усложняли, определяя страницу втыканием в разрез книги ножа или иглы52. Этот способ сродни произвольному открыванию страницы, но более объективен, поскольку гадающий (если он производит операцию корректно, не глядя на разрез книги) не может даже примерно определить, какую часть книги он открывает (первую треть, середину и т. п.).

Наконец, как отмечалось выше, существовали специальные гадательные Псалтири. Текст их мог содержать гадательные приписки внизу53, а мог быть разбит на рубрики с цифрами. Известны тексты с отгадками на каждый псалом, с приложением чертежей, изображающих круги и спираль с цифрами псалмов. Вероятно, необходимые статьи в двух последних случаях подыскивались с помощью бросания кубика54.

Вариант с гадательной Псалтирью следует исключить по ряду соображений. Владимир представил обширную выписку из Псалтири, которую и пытался донести до читателя, и которая сама по себе обладает законченным содержанием. Никаких намеков на разгадку по типу гадательной Псалтири нет и в помине. Сомнительно так же, чтобы Владимир, выделявшийся среди современников набожностью, использовал гадательную Псалтирь55. Кроме того, из дошедших до нас русских средневековых гаданий, относящихся к князьям, нигде не видим указаний на специальные гадательные книги. Гадали просто по священным книгам, толкуя смысл прочитанного. Предполагать, что Владимир Мономах действо-вал в этом плане иначе чем, скажем, Владимир Василькович или Михаил Тверской56 нет оснований. Именно в такой изначально неверной посылке, на наш взгляд, заключалась ошибка М.Н. Сперанского и И.М. Ивакина.

* * *

Принципы «гадания» Владимира Мономаха могут быть прояснены с помощью сохранившихся известий о «гаданиях» на священных книгах. Наибольшее значение для нас имеют русские средневековые источники57. Особый интерес представляет уникальное по полноте известие Галицко-Волынской летописи (под 1276 г.) о «гадании» Владимира Ва- сильковича: «...Вложи Богъ во сердце мысль благоу князю Володиме- рови: нача собе доумати, абы кде за Берестьем поставити городъ. И вся58 книги пророческыя, да тако собе во сердци мысля рече: «Господи Боже, сильный и всемогии, своимъ словомъ вся созидая и растрая. Што ми, Господи, проявишь грешномоу рабоу своемоу и на томъ станоу. Розъгноувъ [здесь и далее выделено нами. - В.П.] же книги, и выняся емоу пророчьство Исаино [Ис. 61: 1-4. - В.П.]: [\]59 “Духъ Господень на мне, егоже ради помаза мя благовестить нищимъ; посла мя щелити скроугменымъ сердцем, проповедати полоненикомъ отпоущение и сле- пымъ прозрение; [2] призывати лето Господне приятъно и день воз- дания Богу нашему; оутешити вся плачющаяся; [3] дати плачющимся

Сивооноу славоу, за попелъ помазание и (славоу), веселье оукрашение за духъ оуньтия; и нарекоутъсяроди правды, насажение Господне во славоу. [4] И созижютъ поустьтя вечная, запоустевшая преже, воздвигноути городы поусты, запоустевшая от рода”. Князь же Володимеръ от сего пророчества оуразуме милость Божию до себе, и нача искати места подобна, абы кде поставить городъ. Си же земля опоустела по 80 леть по Романе, ныне же Богъ воздвигноу ю милостью своею»60.

Процитированный текст достаточно прозрачен. Задумав построить город за Берестьем, чтобы возродить запустевший район, князь обратился за советом к Господу. Фактически, он хотел знать, угоден ли его замысел Богу, испрашивал Господня благословенья. Ответ был получен прямой и исчерпывающий.

Интересна сама процедура гадания. Владимир раскрыл книгу - выпало начало 61 главы Книги Пророка Исаии. Князь читал до тех пор (ст. 1-

, пока складывался связный, в соответствии с заданным вопросом, текст, и пока не получил полный ответ. Ключевой фразой (учитывая как предшествующие ей, так и следующие за ней), вероятно, являлась: «И созижютъ поустьтя вечная, запоустевшая преже, воздвигноути городы поусты, запоустевшая от рода». Особую силу пророчеству придавало наличие ключевого слова городы, прямо связанного с поставленным вопросом. Однако осмысление современниками этого гадания было, несомненно, шире. С одной стороны, строительство города здесь понимается и как начало возрождения, Божьей милостью, запустевшей «по 80 летъ по Романе» земли. С другой - признается особая миссия князя, как орудия промысла Господнего, которому и «вложи Богъ во сердце мысль благоу»61. Таким образом, пророчество могло вмещать в себя достаточно объемный текст. О сходстве процедуры гадания Владимира Васильковича с гаданием своего далекого предка свидетельствует терминология: розъгноувъ-разгнухъ; выняся-ся выня, на что давно обратили внимание исследователи62.

Любил ночами петь псалмы «измлада, николи же не изменяюше правила своего» Михаил Тверской. В Псалтири он находил утешение и когда томил-ся в колодках под стражей в Орде63. Накануне казни он снова обратился к Псалтири, видимо, уже с «гадательной» целью: «И по семь уже часу приближающеся и рече: “Дадите ми псалтырь, велми бо прискорбна есть душа моя”. И разгнувъ псалтирь обрете псалом: “Внуши, боже, молитву мою и вонми моление мое. Воскорбехъ печалию моею и смутих от гласа вражиа, яко во гневе враждаваху мне ”. В той бо час окаанныи Кавгадыи вхождаше къ цесарю и исхождааше со ответы на убиение блаженаго. Сеи же чтяше: “Сердце мое смутися во мне, и страх смерти нападе на мя”. И рече къ попомъ: “Скажите ми, что молвить псалом сии”. Они же не хотяще болши смущали его рекоша: “Се, господине, знакомии ти псалмы, в последней главизне того же псалма глаголеть: ‘Возверзи на Господа печаль свою, и Той тя припитает, не дасть в векы смятения праведнику’”. Он же паки глаголаше: “Кто даст ми крыле, да полечю и почию”. И пакы: “Се удалихся, водворихся в пустыни, чаю Бога спасающаго мя ”. Егда бо вожаху блаженаго в ловех со цесаремъ, и глаголаху к нему слугы его: “Се, господине, княже, проводници и кони голови, уклонися на горы, да животъ получиши”. Он же рече: “Не дай же ми Богь сего сотворити. Аще бо азъ един уклонюся, а люди своа оставивъ в таковеи беде, то кую похвалу приобрящу, но воля Господня да будет”. Скончавъ же псалмы и согну псалтирь. И се в той час един от отрокъ его воскочи в вежу обледевшимъ лицем и измолкшимъ гласомъ, глаголя: “Господине княже, едуть уже от Орды Кавгадыи и великим князь Юрьи со множествомъ народа прямо твоей вежи”»64.

Таким образом, Михаилу выпал пс. 5465, который он прочитал от начала до конца. Псалом знаменательный. Давид написал его во время своего бегства от Саула и проживания в пустыне. Согласно экзегетической традиции, здесь Давид «своими страданиями... изображает страдания, которые имел претерпеть Христос»66. Псалом, несомненно, соответствовал сложившейся ситуации, завершившейся мучительной казнью Михаила67.

Естественно, возникает вопрос, действительно ли перед нами псалом, выпавший Михаилу, или это вымысел автора повести? Как установил В.А. Кучкин, «Повесть о смерти в Орде Михаила Тверского написана по живым следам событий», «по крайней мере до 1325 г., вероятнее всего - вскоре после похорон Михаила, в конце 1319 - начале 1320 г.»68. Автор (настоятель Отроча монастыря Александр?) являлся не только очевидцем событий, но и, «видимо... духовным отцом» Михаила. В.А. Кучкин отмечает удивительную точность хронологии повести и достоверность приводимых фактов69. Вероятно, находясь рядом с князем, тем более в последние минуты его жизни, автор пытался детально фиксировать происходящее, особенно моменты, связанные со спасением души и духовным подвигом.

Допустим, однако, что молитвы и псалом автор задним числом «подобрал» под сложившуюся ситуацию. Это, по большому счету, не влияет на понимание принципа возможного «гадания» в том виде, в каком оно воспринималось современниками Михаила Тверского.

Пространная редакция повести приводит и другие псалмы, которые пел Михаил, находясь в заточении. Так, в день казни, после причащения, он пропел пс. 15, 22, 115™. Обращает внимание, что князь пропел три псалма. В одной из молитв, составленной им из священных текстов во время пребывания под стражей71, Михаил проговаривает и знакомый нам стих: «Но въскую, Боже, прискорбна еси, душе моя...»72. Характерно, что и перед своим последним в жизни обращением к Псалтири князь говорит: «Дадите ми псалтырь, велми бо есть прискорбна душа моя».

М.Н. Сперанский не сомневался в том, что Михаил перед смертью «гадал по псалтири»73. Сходные мысли развивал и И. М. Ивакин, полагавший, что князь «вероятно и вообще имел обыкновение гадать»74. Од-нако «гадание» это было, конечно же, не на гадательной Псалтири, а отгадку Михаил не составлял из «словец», а испрашивал у духовенства. Предсказание было неблагоприятным. Князь, видимо, это осознавал, а к духовенству обращался в робкой надежде, что они развеют его опасения. Находившиеся с ним священники явственно понимали зловещий смысл предсказания, но пытались увести мысли князя в другом направлении, чтобы не смущать его еще больше. Неблагоприятными были и сам псалом, и особенно ст. 3-5: «Внуши, боже, молитву мою... страх смерти нападе на мя». Стихи 8 {«Кто даст ми крыле [яко голубине], да полечю и почию») и 9 («Се удалихся, водворихся в пустыни, чаю Бога спасающаго мя»), видимо, могли внушать какую-то надежду. Но это, скорее, нереализованная надежда, как следует из приводимого рассказа об отказе Михаила бежать. Возможно, такие же проблески нереализованной надежды видны и в стихе «Возверзи на Господа печаль свою... ». Псалом, таким образом, не только предсказал Михаилу страдания Христовы, но и подвел итог сделанному им ранее нравственному выбору.

Каков же был принцип «гадания»? С одной стороны, псалом предсказывал Михаилу Христовы страдания. С другой стороны, возможно, могли абстрагироваться от содержания псалма и «гадать» по отдельным стихам. Может быть этот прием, указывая на ст. 23, пытались применить представители духовенства, чтобы отвлечь князя от зловещих предзнаменований. Правда, у них это получилось неуклюже, что было понятно и автору повести и, наверное, самому князю. Из самого же текста следует, что Михаил произвольно открыл Псалтирь и начал читать с первого стиха псалма75. Автор повести, с незначительными сокращениями, цитирует первые четыре стиха (Пс. 54: 2-5, согласно нумерации). Но сам Михаил, видимо, прочитал и Пс. 54: 6, являющийся продолжением Пс. 54: 576. Это следует из текста Повести, согласно которому Михаил (после того как обратился «кь попомъ» и выслушал их уклончивый ответ) продолжил чтение с Пс. 54: 777. Таким образом, Михаил читал первые 5 стихов псалма. То есть, пока шла связная мысль. Именно после этого он и обратился с вопросом к духовенству. Собственно пророческими являлись стихи 4-6, тогда как во 2-м и 3-м содержится просьба к Богу услышать молящегося.

Техника «гадания» Михаила совпадает с той, которую применил на Книгах пророков Владимир Василькович. Возможно, сходный вариант использовал и Владимир Мономах78. Вместе с тем, в случае с Мономахом, ситуация несколько иная. В отличие от своих потомков, он сам записал текст гадания. Но в этом как достоинство, так и недостатки источника. Владимир мог записать уже собственно пророческие слова, как он их воспринимал. Поэтому запись главного пророчества («Векую печална... исповемъся ему») могла быть следствием «гадания» как с начала псалма, так и «гадания» по первой бросившейся в глаза фразе (стиху). И в античных, и средневековых (византийских и западноевропейских источниках) имеются указания на подобный способ «гадания». Наиболее полный перечень таковых содержится в трудах М.Н. Сперанского и И.М. Ивакина79. Мы же остановимся лишь на некоторых из сохранившихся известий, проясняющих способ «гадания» и принцип толкования выпавшего текста.

* * *

В первую очередь, обратим внимание на «гадание» св. Феодоры. Со-вершив в мирской жизни невольный грех, нарушив супружескую верность, она пошла в монастырь и попросила у игуменьи Евангелие. Ей выпало: «Пилат отвечал: что я написал, то написал» (Иоанн, 19: 22). «Какую связь имели для нея эти слова Иоанна с ея невольным грехом, и как заключила она из них, что ей оставаться в миру нельзя, это конечно тайна ея чистой, смятенной души...» - комментирует И.М. Ивакин80. Напротив, думается, ответ достаточно прозрачен: «Что произошло, то произошло», или, другими словами: «содеянного не воротишь»; «грех совершен, значит совершен (грех есть грех)». Для человека верующего и впечатлительного, признающего прелюбодеяние тяжким грехом этого было достаточно.

Сходным образом посол византийского императора Иоанна получил в одном из храмов ответ на вопрос, стоит ли императору брать замуж выбранную девушку, которая внезапно заболела. Ответ из Евангелия гласил: «Брак готов, но званые не достойны были войти»81. Более того, «при посвящении в епископы в Константинопольской церкви долго держался обычай гадать, вошедший даже в чин поставлення епископа... Посвящаемому клали на голову евангелие, раскрывали, где случится, читали первую фразу на странице и по прочтенному заключали, каков пастырь будет вновь посвященный»82. Гадания были широко распространены и в высших слоях византийского общества, и в простом народе83. Не будем забывать, что Владимир Мономах по матери - «византиец».

Здесь, однако, следует вернуться к ранее сделанной оговорке. Гадания как таковые - порождение языческой эпохи и не могли одобряться церковью. Исследователи, правда, указывали, что к гаданию по священным книгам церковь и на Западе, и, особенно, на Востоке относилась более или менее снисходительно84. Однако, как представляется, и М.Н. Сперанский, и И.М. Ивакин, увлекшись поисками аналогий гаданиям по священным книгам, не обратили внимания на главное. То, что они называют гаданием по священным книгам (как, например, в приведенных выше случаях со св. Феодорой, послом Иоанна и поставлением в чин епископа) не воспринимались самими «гадающими» как гадание85. Это было, правильнее сказать, «узнавание (открывание) Божьей воли», получение «божественного знака», «предзнаменования» и т. п. Конечно, эта процедура формально не отличалась от процедуры собственно гадания. И даже цель, в основе своей, совпадала: узнать, угодно то или иное деяние Богу (богам); узнать будущее и т. п. Однако были и различия, прежде всего, на уровне оценочном, нравственном, действовавшем, естественно, в рамках христианских культурно-этических ценностей. Ограничены были, по сравнению с языческой традицией, средства (обращение за советом, откровением, к святым книгам) и способы (ограниченность вариантов манипуляций с текстом) достижения результата. Наконец, был лишь один адресат «гадания»: обращались к Господу, а отдельные святые могли выступать в роли посредников. Наглядный пример этому видим в гадании Меровея. Взятый под стражу по приказу отца, он смог бежать в базилику св. Мартина, под защиту святыни. Одна из пророчиц, через слуг, предсказала ему, «что в этом году умрет король Хильперик, и король Меровей будет править всем королевством, избавясь от братьев... Меровей, не веря пророчице, положил на могилу святого [Мартина. -

В.П.] три книги, то есть Псалтирь, книгу Царств и Евангелие, и, проведя всю ночь в молитвах, просил блаженного исповедника сказать ему, что будет с ним, и чтобы по божьему знаку он узнал, сможет ли получить королевство или нет. После этого он провел три дня в посте, бдении и молитвах и, придя вторично к святой могиле, открыл книгу, которая оказалась книгой Царств. Первая же строка на странице, которую он открыл, была следующего содержания: “За то, что вы оставили Господа, Бога вашего, и последовали за чужими богами, и поступили неправильно пред очами его, за это предал вас Господь, Бог ваш, в руки врагов ваших”. В Псалтири же открылся такой стих: “Однако за вероломство их ты положил им несчастья; Ты низверг их, пока они поднимались. Как пришли они в разорение? Внезапно они исчезли и погибли от беззакония своего”. В Евангелии же он нашел...: “Вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие”. Придя в смущение от этих ответов, Меровей очень долго плакал на могиле» святого, а потом со своей свитой покинул базилику86.

Это описание Григория Турского весьма важно для понимания принципа христианского «гадания». Даже если допустить, что автор придумал весь эпизод в целом, либо от себя написал выпавшие Меровею места Священного Писания. Более того, во втором случае ценность данного текста, как источника, неизмеримо возрастает, поскольку автор моделирует «идеальную» (как это должно было быть по правилам) процедуру обращения за искомым ответом к высшим силам.

Теперь о самой процедуре и принципах «гадания». 1) Меровей, желая получить «знак божий», попытался заручиться помощью св. Мартина87. 2) Меровей задал четкий и конкретный вопрос - «сможет ли получить королевство или нет». Но этот, казалось бы, однозначный вопрос, несомненно, вбирал в себя многое, практически все для Меровея. Для него, в сложившейся ситуации, он означал фактически жизнь или смерть. Выбора не было - стать королем, или погибнуть. 3) Меровей гадал на трех (магическое число, священное для христиан) книгах, то есть - три раза открывал святые тексты. (Это допускает возможность троекратного открывания одной книги «гадающим», в зависимости от ситуации: от-сутствия трех книг; заранее заданной мысли убедиться в истинности предзнаменования и т. п.). 4) Меровей начинал читать, судя по всему, с первой строки открывшейся страницы.

На смысле выпавшего Меровею предзнаменования, следует остановиться особо, хотя его неблагоприятные последствия, в данном случае, очевидны и при буквальном толковании. Первое пророчество выпало из гл. 9 Третьей книги Царств, той ее части, в которой Господь обновляет с Соломоном свой завет, заключенный с Давидом и предупреждает израильский народ о наказаниях за неверность. Господь, в таком случае, грозит истреблением Израиля и храма (3 Цар. 9: 7-8). Далее следует: «И скажут: «за то, что они оставили Господа, Бога своего, Который вывел отцов их из земли Египетской, и приняли других богов... - за это навел на них Господь все сие бедствие» (3 Цар. 9:9). Григорий Турский передает в вольном изложении содержание последнего стиха, но, скажем так, с учетом и смысла, заложенного в двух предшествующих.

Из Псалтири выпал пс. 72: 18-19. Стихи примечательные, поскольку с 18 ст. Давид начинает пророчествовать об истреблении вавилонян88. Ци-тирование указанных стихов свидетельствует о том, что Меровей начинал читать не с начала псалма, а тоже, как и в первом случае, с начала страницы89. Если бы он читал с начала псалма, то взгляд его пал бы на более счастливые, с точки зрения предзнаменования, строки. Например, уже сам псалом открывается: «Коль благ Богъ Израилевъ правымъ серд- цемъ» (Пс. 72: 2).

Строки из Евангелия находятся в самом начале Матф. 26: 2 и содержат пророчество Иисуса Христа о своей смерти, сказанное ученикам. Обстоятельства их расположения не позволяют прояснить принцип поиска «предзнаменования», но вряд ли он отличался от первых двух.

Можно было и более простым способом узнать волю Божью - наугад открыть священный текст. Наглядный пример находим опять же у Григория Турского: «Однажды я был приглашен к Меровею на обед. Когда мы сидели вместе, он смиренно попросил меня почитать ему что- нибудь для наставления души. Открыв книгу Соломона, я остановился на первом стихе, который мне попался; он содержал следующее: “Глаз, насмехающийся над отцом, пусть выклюют вороны дольние”. Он же не понял этого, а я усмотрел в этом стихе предначертание Господа» - заключает Григорий90.

Григорий прочитал первый попавшийся ему стих (Притч. 30: 17). Таким образом, он: 1) открыл книгу в самом конце (гл. 30 - последняя в

Книге Притчей Соломоновых); 2) процитировал стих в сокращенном ва-рианте, опустив фразу «и пренебрегающий покорностию к матери». По-следнее обстоятельство свидетельствует о том, что Григорий записал уже толкование «предначертания»91.

Естественно, что данный случай отличается от «гадания» Меровея, который сознательно готовился к получению божественного «знамения», с соблюдением всех «формальностей». Разной была и «степень ответственности». От полученного ответа зависела дальнейшая судьба и сама жизнь Меровея. Григорий же случайно выхватил стих, признанный им за предзнаменование только потому, что поразительно точно соответствовал ситуации конфликта отца и сына. Как следует из текста, Григорий Турский готов был, «отчасти», признать правдоподобными обвинения Меровея в отношении отца и мачехи. Более того, открывшееся ему «предначертание Господа», не разубедило его в этом. Просто ему «стало ясно», что Богу было не угодно то, что обвинения эти исходили именно от сына. Вряд ли бы любую другую фразу, попавшуюся ему случайно и никак не ассоциировавшуюся с ситуацией, он принял бы при таких обстоятельствах как пророческую. При этом Григорий придерживался принципа буквального толкования, что опять же, может объясняться указанными обстоятельствами.

Описание Григория Турского свидетельствует, что попытки узнать судьбу из священных книг рассматривались не как собственно гадание, а как получение «знака», «предначертания» Господня. Все остальные способы узнать будущее апеллировали к дьяволу, и были ложны, поскольку дьявол - лжец92. Григорию представился случай показать это на примере обращения свиты Меровея к пророчице, а самого Меровея - к святым книгам. Первые апеллировали к дьяволу, второй - к Богу и св. Мартину. Соответственным оказался и результат. Меровей вскоре погиб (как было ему явлено по святым книгам), а не стал королем (как предсказала пророчица). Примечательно, что и сам Меровей поверил не пророчице, но святым письменам, восприняв выпавшее как верный знак своей погибели.

Соотношение собственно гадания и «открывания воли Божьей» по святым текстам можно понять на примере соотношения «роты» и «кресто- целования»93. Характерно, что и в русских средневековых источниках, во всех трех рассматриваемых известиях (Владимир Мономах, Владимир Василькович, Михаил Тверской), в которых исследователи усматривают указания на гадания, сам термин гадание, или синоним его, не употребляются.

В ходе исследования проблемы мы постарались проверить все наиболее вероятные способы «гадания» Владимира Мономаха. Учитывалась и возможность «нарушения» Владимиром принципов той или иной схемы, введение, по ходу гадания новых «вводных». Необходимость последней операции объяснялась как отсутствием принципиальной разницы в рассматриваемых системах «гадания», так и тем, что князь, все-таки, не являлся профессиональным «гадальщиком» и мог действовать исходя из душевного состояния, явно неуравновешенного, смятенного, как следует из «Поучения»94. Да и сам факт «общения с Господом» подразумевал определенное состояние транса. Это состояние могло, и должно было меняться по мере углубления в текст, особенно уже после первого выпавшего знаменательного стиха. Кроме того, Владимир сам, без свидетелей (вероятнее всего), совершал сакральное действо, и сам же его записал. Это обстоятельство также благоприятствовало возможности отхода от более-менее устоявшихся правил.

Прежде всего, попробуем определиться с первым, выпавшим стихом, несомненно, являвшимся результатом «гадания» («Векую печална еси...»). Стих повторяется в Псалтири трижды в двух псалмах (Пс. 41: 6, 12; 42: 5). Оба псалма небольшие (пс. 41 состоит из 12, а пс. 42 - из 5 стихов). Теоретически Владимир мог гадать и с начала псалма, и с начала страницы и методом «первого взгляда». Однако если он использовал способ известный по русским источникам и начинал чтение с начала псалма, то тогда, скорее всего, ему выпал пс. 42, а не 41. К такому мнению склоняет чтение ст. 4 и, особенно, ст. 5 пс. 41, наполненных благожелательным и пророческим смыслом для вопрошающего: «Бы- ша слезы моя мне хлебъ день и нощь, внегда глаголатися мне на всякъ день: где есть Богъ твой (Пс. 41: 4); Сия помянухъ, и излияхъ на мя душу мою: яко пройду в место селения дивна, даже до дому Божия, во гласе радования и исповедания, шума празднующаго» (Пс. 41: 5). Правда, осторожности ради, следует допустить и возможность того, что Мономаху, при чтении текста от начала псалма, оптимальным показался именно цитируемый стих, как наиболее соответствовавший тогдашнему состоянию его души. Необходимо также учитывать, что Владимир неплохо знал Псалтирь. Поэтому уже само выпадение псалма, еще до начала непосредственного чтения, вырабатывало в памяти ассоциации с прежними чтениями и восприятиями данного псалма и отдельных стихов. И в 41-м и в 42-м псалмах наиболее знаменательным являлся именно процитированный стих, как в плане содержания, так и в плане троекратного (!) повторения95. Такая магическая композиция не могла не оказать дополнительного усиливающего воздействия на восприятие «гадающего».

Однако и использование метода «первого взгляда» при работе с хорошо знакомым текстом также повышало вероятность того, что на открывшейся странице выпадет наиболее приглянувшийся ранее стих.

Более важно разобраться с последующими выписками из Псалтири: являлись ли они следствием продолжения операции «разгнухъ... ся выня» или это сознательная подборка автора, когда он, получив ответ на заданный вопрос из пс. 41 или 42, составил под него своеобразную подборку-псалом? Обращают на себя внимание два обстоятельства: Выписка из Псалтири состоит из 12 псалмов (если учесть, что «Векую пе- чална[...] исповемъся ему» содержится в двух псалмах - 41: 6, 12; 42: 5) и разбивается на 7 групп: [I] 41-42, [2] 36, [3] 123, [IV] 55, 57, 58, [V] 29, [VI] 62, 63, [VII] 31, 33. Таким образом, Владимир «открывал» Псалтирь 7 раз, а выписки сделал из 12 псалмов. При этом, открыв книгу, он мог прочесть до 4-х псалмов подряд (например, 55-58, сделав необходимые по смыслу выписки из 55, 57 и 58). Такое логически завершенное магическое действие вряд ли возможно признать случайным.

Вместе с тем, выписки из нескольких рядом стоящих псалмов сложно считать собственно «гаданием». Так необходимый ответ можно искать до бесконечности, что противоречит основному принципу «гадания». Еще менее вероятным представляется произвольное выпадение псалмов в таком порядке: 41 или42, 36,123, 55,57,58,29,62, 63,31, 33. Противоречит этому смысловая и композиционная взаимосвязь цитируемых стихов96. Интересные результаты дает анализ использованных Владимиром псалмов по надписям:

Пс. 41 «Въ конецъ, в разумъ сыновъ кореовыхъ, (псаломъ Давиду)»;

Пс. 42 «Псаломъ Давиду, не над писань оу еврей»;

Пс. 36 «Псаломъ Давиду»;

Пс. 123. «Песнь степеней»;

Пс. 55. «Въ конецъ, о людехъ от святыхъ оудаленыхъ, Давиду въ столпописание, внегда удержаша и иноплеменницы в Гефе»;

Пс. 57. «Въ конец, да не растлиши, Давиду в столпописание»;

Пс. 58. «Въ конецъ, да не растлиши, Давиду в столпописание, внегда посла Саулъ и стреже домъ его, еже оумертвити его»;

Пс. 29. «Псаломъ песни обновления дому Давидова»;

Пс. 31. «Псаломъ Давиду, разума»;

Пс. 33. «Псаломъ Давиду, внегда измени лице свое пред Авимелехомъ: и отпусти его, и отъиде»;

Пс. 62. «Псаломъ Давиду, внегда бытии ему въ пустыни иудейстей»;

Пс. 63. «Въ конецъ, псаломъ Давиду».

Если не учитывать начального псалма, который, несомненно, «вынулся» Владимиру, то в 9 из 10 надписей (то есть - в 90 %) фигурирует Давид. При этом количество надписей, содержащих имя Давид, в разных изданиях Псалтири может колебаться, поскольку отдельные псалмы, не надписанные у иудеев, в православной традиции надписывались. Например, в приведенном варианте пс. 41 и 42 содержат в надписи имя Давида, а 123 - нет. Но имеются и обратные примеры97. Всего в Псалтири 150 псалмов. От 75-и (50 %) до 88-и (58, 7 %) псалмов, в зависимости от издания, содержат в надписи имя Давида98, тогда как в подборке Владимира таковых, минимум, 90 %. Уже данное обстоятельство может свидетельствовать в пользу сознательного выбора. Но усложним задачу.

Обратим внимание на характер надписей. Часть из них (Пс. 55, 57, 58,29, 33, 62 - или 60 %) имеют надпись (назовем ее условно) сюжетную/ действия. Для осторожности исключим из этой группы надпись Пс. 5799 и подсчитаем по максимуму сходные надписи в Псалтири в целом. Таковых там оказывается 23 (15,3 %). Еще более показательна надпись «не растлиши» («не погуби»), которая содержится в Псалтири в 4 псалмах100 (2,7 %), а у Владимира представлена в Пс. 57 и 58 (20 %)101.

Таким образом, Владимир сделал выписки из 10 псалмов (не считая собственно «гадания») - 6,7 % от их общего количества. Однако псалмов сюжетных/действия выписано 5 из 23 (21,7 %), «да не растлиши» - 2 из 4 (50 %).

Характерна и такая деталь: из 5 надписей сюжетных/действия содержание 4-х связано с тем, как Давид скрывался от врагов и ему угрожала смерть. В этой связи наблюдение А.А. Гиппиуса об отражении в «Поучении» нравственного кризиса, в который ввергла Мономаха встреча с послами на Волге, навеявшего мысли о смерти102, получает дополнительное обоснование.

Псалом «обновления дому» - единственный в Псалтири (100 %).

Подобный анализ можно продолжить. Однако и сказанного достаточно, чтобы сделать вывод: псалмы и стихи из них, которые в подборке Владимира следуют за собственно «гаданием» (41: 6, 12; 42: 5), сознательно подбирались князем. По крайней мере, блоки IV-VII103.

Выписки из Псалтири связаны по смыслу и условно разбиваются на 3 части. Такое разделение объясняется «техническими» причинами. Содержание первой составляют обширные выписки из пс. 36, который, видимо, особенно полюбился Владимиру. При этом он не всегда выписывал стихи дословно, иногда объединяя их по смыслу и передавая своими словами104. Вторая часть представляет собой выписки из Пс. 123: 2,3 [блок III], третья - из Пс. 55: 2-3; 57: 11-12; 58: 2-4; 29: 6; 62: 4-5; 63: 3; 31: 11; 33: 2 [блоки IV-VII].

Учитывая вышесказанное, а также смысловую цельность выписок Мономаха, вариант «гадания», когда под полученный ответ подбираются цитаты из других псалмов, на первый взгляд, кажется предпочтительнее. Владимир открыл Псалтирь и ему выпало: «Векую печална [... ] исповемся ему». Выпавший стих не только соответствовал душевному настроению князя, но и был весьма благоприятным в плане ответа на поставленный вопрос. Он разрешал сомнения и душевное смятение, возникшее по итогам встречи с послами, утверждал в правильности сделанного выбора. Но, самое главное, ответ сулил Мономаху, видимо, блестящее будущее. Под воздействием сильного душевного волнения, вызванного встречей и гаданием105 (когда в сознании проносится вся жизнь, в том числе, и образы будущего благополучия), Владимир и делает выписки из Псалтири, подбирая их и по смыслу, и композиционно. Из выписанных стихов он слагает свой собственный псалом-благодарность Господу106, в котором зашифрованы и история его взаимоотношений с братьями107, и содержание вопроса, на который он искал ответ у Всевышнего.

Однако если предположить подборку Владимиром цитат под полученный с помощью гадания ответ (Пс. 41:6, либо Пс. 41: 12, либо Пс. 42: 5), то возникает трудноразрешимый вопрос с цитатой из Пс. 123: 2,3, приведенной, к тому же, без начальной фразы. Цитата, как будто, выбивается из достаточно логично подобранных стихов. Отсутствие начальной фразы (выделена курсивом в квадратных скобках), тоже сложно объяснить: «[Яко аще не Господь бы быль в насъ (2)] Внегда стати человекомъ [на ны108], убо живы пожерли ны быша; внегда прогневатися ярости его на ны, убо вода бы ны потопила» (Пс. 123: 2-3). Почему

Владимир ее опустил, ведь она никак не выбивается из контекста общего настроения выписок, более того, представляется в смысловом плане для данной цитаты необходимой. Создается впечатление, что начальная фраза осталась на предшествующей странице. Поэтому закономерно возникает вопрос: а не «гадал» ли Владимир трижды? Выпадение Пс. 41 (42), 36 и 123 вполне укладывается в теорию вероятности. В таком случае налицо было бы и полное сакральное (магическое) завершение конструкции: 3 «гадания»; 7 - блоков (то есть - 7 раз Владимир открывал Псалтирь, из них 3 с собственно «гадательной» целью, а 4 - для составления собственно псалма); выписки из 12 псалмов. Все 3 (опять же магическая завершенность!) наиболее сакральных для христиан числа: 3 (Троица), 7 (седмица), 12 (апостолов).

Такой вариант толкования весьма привлекателен и имеет право на существование. При «гадании» допускались и повторные открытия книги. Главное, чтобы получаемые ответы коррелировались с первым (главным) предсказанием. Первая выпавшая фраза - самая ценная. Далее полученную мысль, не отклоняясь от заданного вопроса, можно развивать как посредством нового произвольного открывания книги, так и посредством подборки соответствующих цитат из священной книги. Этот способ своими корнями уходит в античность, к гаданиям на книгах Гомера. Потом он перешел и в христианскую традицию109. Таким образом, он, фактически, является разновидностью 3-го варианта гадания.

Имеются и аналогии собственно тройного «гадания», применявшегося, особенно в среде духовенства, но на трех разных книгах. Классический пример такового мы видели в случае с Меровеем. Этот вариант троекратно повышал точность восприятия знамения Божьего и к нему прибегали, вероятно, в крайних случаях110. Владимир Мономах, судя по всему, оказался после демарша братьев действительно в крайней ситуации. Не мог ли он в этом случае прибегнуть к наиболее «дей-ственному» способу гадания? А поскольку в его распоряжении не было других священных книг, кроме Псалтири, то он и заменил ею одной все остальные?111 Кроме того, не могло ли его к такой мысли подвигнуть и тройное повторение выпавшего стиха?

Проверим возможность подобного варианта. Процедура гадания могла быть следующей. Владимир открывает Псалтирь и ему выпадает: «Векую печална [...] исповемъся ему». Фраза, несомненно, точно отражающая внутреннее состояние Владимира Мономаха, пророческая и благожелательная. Второй раз выпадает: «Не ревнуй лукавнующимъ, ни завиди творящимь безаконье (36: 1) [...] зане лукавнующии потребят- ся, терпящий же Господа, - ти обладають землею» (36: 9). То есть, Владимир прочитал ст. 1-9 и, надо ему отдать должное, точно передал общее их содержание двумя фразами из ст. 1 и 9. При этом получилось и логическое и магически знаменательное завершение конструкции. Ст. 1- 9 не только продолжали благоприятную тенденцию, заданную первым гаданием, но и конкретизировали предсказание. Последующие стихи Пс. 36 следовали в том же смысловом русле, и Владимир записал и их (10- 17, 22-27). При этом князь не всегда выписывал стихи дословно, иногда объединяя их по смыслу и излагая своими словами. Так, представляется, что Владимир в «яко се грешници погыбнуть; праведныя же милуя и даеть», сжато передает содержание ст. 18-20. Ст. 21 опущен, поскольку содержание его, в основной части, перекрывается ст. 26 («Весь день милует и заимъ даеть праведный, и племя его благословлено будеть»). Для Владимира, видимо, не актуально было то, что «нечестивый берет взаймы и не отдает». Князя привлекает благотворительность праведного и особенно награда за нее для него и его потомков. Общий смысл стихов можно передать следующим образом. Не надо завидовать лукавым и творящим беззаконие, поскольку они будут истреблены, а кроткие, послушные Господу, «наследуют землю». Все козни грешников против праведных обратятся на них же. И вывод: «Уклонися от зла, створи добро, взищи мира и пожени, и живи в векы»112.

Завершая священный (магический) треугольник, Владимир открыл книгу в 3-й раз. Выпало: «...Внегда стати человекомъ[на ны], убо живы пожерли ны быша; внегда прогневатися ярости его на ны, убо вода бы ны потопила» (Пс. 123, 2-3). Не воспринял ли Владимир эти слова как знак прекратить гадание? Иначе почему он записал лишь этот отрывок без начала, и не счел нужным записать вполне (и даже очень) благожелательную для вопрошающего концовку, тогда как в представленном Владимиром усеченном варианте стих может восприниматься (если не знать, по какому поводу написан псалом и сказаны эти слова) и как - «не гневите Господа». Не воспринял ли эту фразу подобным образом и сам князь, прекратив дальнейшие попытки узнать Божью волю113? Если же мы предположим, что Владимир гадал с начала псалма (это не всегда возможно по техническим причинам, поскольку некоторые псалмы объемны), тогда он должен был в качестве гадания прочесть пс. 124. Тоже, кстати, весьма благожелательный для вопрошающего.

И далее Владимир из стихов нескольких псалмов составил собственный псалом, некоего рода молитву-просьбу к Господу. Завершается эта импровизированная молитва своеобразным его действием на пророчество. В соответствии с проявленной волей Всевышнего, он перестает томить душу печалью («Възвеселитися вси праведний сердцемь») и восхваляет Бога («’’Благословлю Господа на всяко время, воину хвала его” и прочая»),

В пользу такого варианта может свидетельствовать и порядок расположения задействованных псалмов: после пс. 123 выписки (за исключением пс. 29) следуют блоками (из двух и более рядом стоящих псал-мов).

Но и такой вариант имеет недостатки. Во-первых, Пс. 36: 1 («Не ревнуй лукавнующимъ, ни завиди творящимъ беззаконье») встречается и в письме Олегу Святославичу, что свидетельствует об особых предпочтениях Владимира Мономаха к данному псалму и чем, вероятно, объясняются столь обширные выписки из него. Письмо к Олегу было написано раньше «Поучения». Поэтому выпадение уже ранее цитировавшегося стиха возможно, но мало вероятно114. Во-вторых, все та же проблема пс. 123. При более внимательном рассмотрении видно, что Владимир его сознательно изменил: «Яко аще не Господь бы быль в насъ, внегда стати человекомъ на ны, убо живы пожерли ны быша; внегда прогневатися ярости ихъ на ны, убо вода бы ны потопила» на «Внегда стати человекомъ [на ны], оубо живы пожерли ны быша; внегда прогневатися ярости его на ны, оубо вода бы ны потопила». Тем самым меняется не столько смысл стиха (ему придается более угрожающий характер), сколько композиционное решение. Это обеспечивает и ритмический (что немаловажно в псалмовом жанре) и смысловой переход к последующей подборке псалмов. Суть: «Если восстанут на нас враги наши - живьем сожрут нас, если прольется на нас ярость Божья - воды потопят нас115. Помилуй меня Господи...» и т. д. Таким образом, выдержка из пс. 123, скорее всего, является переходной от пс. 36 к заключительной группе псалмов116. Правда, Владимир мог, как мы видели, передать и выпавшие стихи в перекомпонованном виде117.

Таким образом, вариант с одноразовым гаданием [блок I] и последующим подбором стихов [блоки II-VII] (создание своеобразного шестопсалмия в одном псалме) кажется более предпочтительным, чем вариант с троекратным гаданием [блоки I—III] и хвалебным псалмом [блоки IV-VII]. Однако нельзя отрицать и возможность последнего варианта. Тем более, что при чтении псалма фраза «убо вода бы ны потопила» могла ассоциироваться у князя со Всемирным потопом, в связи с чем он, автоматически, не вникая в детали (учтем и стрессовую ситуацию), написал его вместо ихъ"1. Такая ассоциация могла возникнуть только в случае прочтения стиха без начальной фразы. В противном случае получалась бессмыслица.

Нельзя также полностью исключать возможность использования Владимиром варианта, который продемонстрировал Григорий Турский на обеде у Меровея. Как мы помним, откликнувшись на просьбу хозяина «почитать ему что-нибудь для наставления души», он открыл книгу Соломона и остановился на первом ему попавшемся стихе. Григорий увидел в нем предначертание Божье, поскольку бросившийся в глаза стих поразительно точно соответствовал ситуации конфликта сына с отцом. Также и Владимир, взявшийся почитать Псалтирь для утешения, мог, открыв произвольно книгу, случайно остановиться на первом попавшемся стихе, который необычайно точно соответствовал его ситуации и, таким образом, усмотреть в стихе, выражаясь словами Григория Турского, «предначертание Господа». Но стих не только внешне соответствовал состоянию души Владимира. Князь, скорее всего, не мог не знать об экзегетической традиции толкования выпавшего стиха119, и данное обстоятельство еще более усилило значимость момента. В этих условиях князь вполне мог еще дважды открыть произвольно текст, а потом собрать под полученный результат соответствующую подборку из псалмов120. Тем не менее, данный вариант представляется маловероятным. В стрессовой ситуации Владимир, обратившись к Псалтири, несомненно, искал утешения не в самом акте чтения. Ему необходимо было разрушить завесу неопределенности, заслонявшую дальнейшую судьбу его и его рода, найти ответы, на терзавшие его вопросы. И, наконец, этому варианту противоречит и терминология “разгнухъ... ся выня”121.

Как бы там ни было, но выпавшее Владимиру предзнаменование в целом весьма благожелательно, даже если и не знать происхождения тех или иных псалмов и стихов, по какому поводу они сказаны Давидом. Однако во втором случае, положительный заряд предсказания еще более усиливается. Мы достоверно не знаем, насколько хорошо Владимир был знаком с историей написания того или иного псалма, знал ли он бытовавшие в христианской традиции их толкования, читал ли толковую Псалтирь. Однако любознательность князя, стремление учиться, достаточно широкое распространение на Руси толковых Псалтирей122, наконец, и это главное, сама смысловая подборка псалмов, дают основания для такого предположения. Князь, читая Псалтирь, особенно коротая с ней время в дальних поездках, вполне мог интересоваться у сопровождавшего его духовенства, что означает то или иное место в Писании. Это вообще свойственно любознательным верующим людям, тем более в ту эпоху, когда способов скоротать досуг было не много. К традиционному же праздному времяпровождению в пирах и застольях Владимир относился достаточно прохладно, о чем свидетельствуют его современники123. Наконец, при необходимости, князь мог получить любую доступную в то время информацию. Например, подобно Михаилу Тверскому, обратиться к духовенству для разъяснения непонятных ему мест Писания.

Следовательно, содержание выпавшего Владимиру «предзнаменования» и его компиляционного псалма можно попытаться разгадать не только методом буквального толкования, но и опираясь на экзегетическую традицию. О продуктивности подобного подхода свидетельствует вышеприведенный анализ «гадания» Михаила Тверского124. Определенный свет на принципы подобной трактовки псалмов может пролить «Чтение» и «Сказание» о Борисе и Глебе. Согласно данным сочинениям, Борис накануне смерти пел псалмы. «Чтение» приводит цитату из одного (Пс. 3: 2-4)125, а «Сказание» - из трех (Пс. 3: 2; 21: 17; 7: 2) псалмов126. Все они, согласно экзегетической традиции, соответствуют ситуации и настроению Бориса. Пс. 3 «приличествует... всякому подвергающемуся нападениям от врагов, видимых или невидимых». Пророк тяжело скорбит, «что подвергся такому злоумышлению со стороны своих домашних и друзей...»127. Пс. 21, согласно Феодориту и Георгию Богослову, «очевидно относится ко Христу. Он пророчествует о вочеловечении и спасительном страдании его, что и сбылось наконец»128. Цитируемый же стих 17 воспринимается как пророчество о пленении и казни Иисуса Христа129. Пс. 7 - «умилостивительная песнь, которою пророк старается преклонить Бога на милость и в которой призывает Его к себе на помощь»130. Опять же, для нас несущественно, на самом ли деле именно эти псалмы пел Борис, и пел ли вообще. Существенно то, что, согласно древнерусскому книжнику, той ситуации, в которой оказался Борис, наиболее полно соответствовали именно данные псалмы и цитируемые стихи.

Если судить по сохранившимся рукописям, на Руси популярны были толкования псалмов Феодорита и Афанасия131. Мы, естественно, не знаем, какая толковая Псалтирь132 была в распоряжении Владимира Моно-маха133. Нельзя исключать и возможность использования князем греческих рукописей, которые он, как предполагают исследователи, мог задействовать и для написания своего «Поучения»134.

Предлагаемый подход требует тщательного анализа, с использованием максимально-возможного круга святоотеческих толкований и дошедших до нас Псалтирей древнерусского периода. Поэтому в данной части работы представлены некоторые результаты предварительного исследования, опирающегося на изучение: 1) толкований Афанасия, Феодорита, Василия Великого; 2) Чудовской и Евгеньевской Псалтирей XI в.135; толковой Псалтири византийского богослова Евфимия Зигабена (ум. в 1118 г.)136.

В трактовке следует учитывать: разные принципы толкования псалмов137; общее содержание псалмов и обстоятельства их написания; содержание отдельных стихов; общую смысловую нагрузку подборки в целом, как своеобразного псалма Господу, скомпилированного Владимиром.

Конечно, предлагаемая реконструкция предусматривает высокую степень субъективности, однако, как представляется, она не противоречит самому принципу так называемого «гадания» и позволяет определить общую направленность мыслей Владимира Мономаха.

Пс. 41-42 содержат одну и ту же мысль. По мнению Феодорита, Феодора Антиохийского и Иоанна Златоуста в них Давид пророчествует о предстоящем вавилонском пленении евреев, переживает их страдания по отеческой земле138. Стих, выпавший Владимиру повторяется трижды (Пс. 41: 6, 12; 42: 5). По Иоанну Златоусту «здесь беседует съ своею душею каждый из благочестивых вавилонских пленников... А это Давид говорил от их лица потому, что получил удостоверение от Бога в будущем их возвращении в Иерусалим»139. «Уповай, говорит, душа моя, на Бога, потому что я буду славить его, по возвращении в Иерусалим»140. Повторяются пленным иудейским народом эти слова (Пс. 41: 12) «для того... чтобы исполнить себя надеждою и терпением»141. Третий раз говорится стих (Пс. 42: 5), «чтобы больше укрепить душу против скорби, дабы радовалась о том, что непременно освободится, по Феодориту, из плена»142. Пс. 41 надписан «въ конецъ». Такое надписание может означать, что псалом «содержит в себе и пророчества, на исполнение коих, как на цель или конец, должен обращать внимание читатель»143.

Пс. 36. - нравственный, содержащий вразумления, стоит особо144. Достаточно конкретен. Основное его содержание и имеющиеся толкования близки по сути: не подражай и не завидуй нынешнему счастью злых, так как они будут истреблены, а с благодарностью переносящие искушения, наследуют не только Царство небесное, но и блага земной жизни.

Слова пс. 123, согласно экзегетической традиции, произносятся евреями по возвращению из вавилонского пленения в Иерусалим. Они содержат благодарность Господу за избавление от плена и от врагов145. Как мы видели, стих был изменен Мономахом.

Пс 55. написан Давидом в благодарность Господу за спасение жизни, когда он, скрываясь от Саула, пришел в Геф. Народом здесь, по мнению Феодорита, Давид называет народ иудейский, находящийся в Вавилонском плену и поэтому удаленный «от святилища, то есть - от Иерусалимского храма. Надписывается “в конец” потому, что содержащиеся в нем о народе иудейском пророчества уже приближались к концу или исполнению»146.

«Помилуи мя, Боже, яко попра мя человек... (55:2). Попраша мя врази мои...» (55: 3). Согласно экзегетической традиции, если псалом произносится от лица Давида, то под «человеком» и «врагами» подразумеваются Саул и его сообщники. Если от лица плененных иудеев - Навуходоносор, от впавшего в грех человека - дьявол147.

Пс. 57 (как и Пс. 56) написан по случаю чудесного избавления Давида от Саула. Давиду представилась возможность убить спящего Саула, но он не воспользовался ею. Смерив свой гнев, не убив царя, Давид показал тем самым, что не верил спасению через погибель своих врагов, но только полагался в этом на Господа. Поэтому, как и предшествующий псалом, надписан «не растлиши»148. Характерно, что Мономахом выписаны ст. 11-12 пс. 57, в которых проводится мысль о спасении праведника (несправедливо подвергающегося злоумышлениям) и истреблении грешника (победе праведного над грешным). При этом, согласно отдельным толкованиям, речь идет не только о загробном воздаянии, но и о вознаграждении праведника и наказания грешника в сей жизни, что должно стать примером для других («И рече оубо человекъ: Аще есть плодъ праведника, и есть убо Богь судяи земли»)149.

Пс. 58 написан Давидом по поводу очередного спасения от Саула. В цитированных Владимиром стихах, «враги» и «восстающие» - Саул и его сообщники, которые едва не схватили Давида в его доме. Показа-тельно, что окончание ст. 4 [«собираются на меня сильные, не за престу-пление мое и не за грех мой, Господи]» Мономахом не записано. Почему Владимир не дописал ст. 4-й? Не потому ли, что не вполне был уверен в своей безгрешности в отношении «братьи»? Или это было вызвано композиционными соображениями?

Пс. 29, «...обновления дому...» единственный такого рода в Псалтири, в котором, согласно разным трактовкам, пророчествуется: об обновлении храма Соломона; обновлении души Давида; новоделании человеческой природы, совершенное Иисусом Христом и т.д.150 Определенную параллель можно провести с пс. 95 «Хвала песни Давиду, внегда домъ созидашася по пленении...». Не могло ли понятие «дом» восприниматься буквально? Например, в значении: семья, домочадцы, род, династияш, или, как в «Памяти и похвале...» Иакова Мниха, - Русская земля152. Тогда, если Владимир производил детальную подборку текстов, пс. 29 воспринимался как предзнаменование последующего обновления «дома», в то время как пс. 95 вел речь о созидании «дома» после пленения. «Пленение» же Владимирово еще не закончилось, хотя, как он уверовал из обращения к Псалтири, было не вечным. Думаем, он надеялся, что освобождение из плена и «обновление дома» будет скорым и, уж во всяком случае, непременным: «вечерь водворится плачь, а заутра радость».

Пс. 62 написан Давидом в пустыне, куда он бежал от Саула. Согласно Феодориту, Давид в нем открывает свою любовь к Богу «и Саоулову пагоубу предьвештаеть»153. В цитированных Мономахом стихах речь идет только о любви к Господу, милость которого для псалмопевца дороже самой жизни. Показателен заключительный, ст. 12 псалма, не цитировавшийся Мономахом: «Царь же возвеселится о Бозе: похвалится всякъ кленыйся имъ, яко заградишася оуста глаголющихъ неправедная», в котором Давидом предсказывается смерть Саула и собственное, милостью Божьей, воцарение154.

Пс. 63 одного содержания с 62-м, поскольку по Феодориту, «излагает наветы врагов Давида и пророчествует о будущем его освобождении». Цитируемые стихи - просьба к Господу о спасении от сонма злых людей155.

Пс. 31 написан Давидом, когда после грехов (прелюбодеяние с Вирсавией и убийство Урии), он пал «в различные помыслы и искушения»156. Однако Мономах не цитирует стихи, в которых речь идет о согрешении и раскаянии. Он выписал заключительный стих, обращенный к праведным. Но в нем содержится и предостережение праведным: «Кто хвалится пусть хвалится Господом; и кто думает, что он стоит, пусть смотрит, чтоб не пал. Посему и советует исправлять духом кротости, смотря и за собою, чтоб и тебе, говорит, не пасть в искушение» (Феод орит)157.

Пс. 33 написан Давидом по поводу своего избавления, когда он, спасения ради, притворился безумным перед Гефским царем. В цитированном стихе выражается не только благодарность Господу за избавление от смерти, но и дается обещание беспрестанно восхвалять Господа («Благословлю Господа на всяко время, воину хвала его [во оустехъ моихъ]»)158.

Возможно, что здесь Владимир, вслед за Давидом, дает обет постоянно возносить хвалу Господу. Уже Василий Великий, небесный патрон Владимира/Василия Мономаха, изъясняя «воину хвала его во оустехъ моихъ» писал: «Пророк, по-видимому, обещает нечто невозможное. Как может хвала Божия быть непрестанно во устах человека? Когда разговаривает он в обыкновенной и житейской беседе, в устах его нет Божией хвалы. Когда спит, хранит он совершенное молчание. Когда ест и пьет, как уста его произнесут хвалу? На сие отвечаем, что у внутреннего человека есть некоторые духовные уста, и посредством их питается он, приемля слово жизни, которое есть хлеб сшедый с небесе (Ии. 6, 56)»159. Не задавался ли подобным вопросом и Мономах, который, кстати, не процитировал «во оустехъ моихъ»? Правда, его «и прочая», могла подразумевать указание на продолжение и стиха, и псалма в целом. В этой связи уместно обратить внимание на места «Поучения», которые, как представляются, могут указывать на то, что Владимир действительно давал здесь обет Господу и старался его выполнять: «...Аще и на кони ездяче не будеть ни с кым орудья, аще инех молитвъ не оумеете молвити, а “Господи помилуи” зовете бес престани, втайне: та бо есть молитва всех лепши, нежели мыслити безлепицю ездя»160; «Заоутренюю отдавше Богови хвалу, и потом солнцю въсходящу, и оузревше солнце, и прославити Бога с радостью [...] тако похвалю Бога. И седше думати с дружиною, или люди оправливати, или на ловъ ехати, или поездити, или лечи спати...»161. Как видим, Владимир восхвалял Господа во всякое свободное от дел время, накануне дел и после них. Не потому ли он не процитировал «во оустехъ моихъ», что воспринимал фразу буквально, и понимал, что во время сна, разговора не мог выполнить обет? Что можно ручаться за его выполнение лишь в то время, когда «не будеть ни с кем орудья».

Интересна подборка Владимиром псалмов по обстоятельствам их написания и характеру пророчества. Пс. 55, 57, 58, 62, 33 - связаны с чу-десным избавлением Давида от врагов; Пс. 123, 55 (как и выпавший 41- 42) - с пророчеством о вавилонском пленении иудеев и последующим счастливым возвращением в Иерусалим; Пс. 31 - с совершением и ис-куплением греха; Пс. 36 - нравственный, содержащий вразумления (поу-чения); Пс. 29 -содержит пророчество об обновлении («дома»?, храма?, души?...), причем к лучшему; Пс. 57 и 62 - об истреблении грешника (гонителей); Пс. 63 - об «освобождении» Давида; Пс. 62 о воцарении Давида. При этом Пс. 36 предсказывает погибель злому, обладание землею праведному и его потомкам, пересекаясь по смыслу, практически со всеми другими выписанными Мономахом стихами.

Таким образом, выпавший Владимиру стих (Пс. 41:6, 12; 42: 5) являлся благоприятным для него предзнаменованием («Не томи печалью душу, надейся на Господа, Он тебе поможет, за что восславишь Его»). Вопрос, на который князь искал ответ, мог быть разным162, но суть его сводилась к будущему самого Мономаха и его рода. Попытаемся сузить круг догадок. Учитывая актуальность в представленной подборке псалтирных цитат темы «вавилонского пленения» и возвращения в Иерусалим, можно предположить, что вопрос был связан с киевским столом. «Стану ли я великим князем киевским»; «Займу ли я киевский стол» и т. п. Не будем забывать, что Киев ассоциировался с Иерусалимом163.

В таком случае ответ был получен прямой и исчерпывающий, поскольку выпавший стих пророчествовал о благополучном возвращении иудейского народа в Иерусалим; причем, как мы видели, трижды.

Если Владимир «гадал» трижды, то расшифровка полученного ответа могла быть следующей: да, ты из вавилонского/переяславского пленения, благодаря Господу, возвратишься в Иерусалим/Киев и восславишь Его (Пс. 41-42). Если будешь праведным, и не станешь завидовать лукавствующим и творящим беззаконие, Господь уничтожит твоих врагов, а ты и твой род наследуют Русскую землю (Пс. 36). Подобно иудеям, вернувшись в Киев, ты сможешь возблагодарить Господа за спасение от твоих врагов (Пс. 123). (Гели исходить из переделанного Владимиром стиха, последнее пророчество могло восприниматься и так: «Только не прогневай Господа, так как все в Гго воли»)164.

В пользу предполагаемого вопроса свидетельствует и то, что Владимир, признавая Чернигов «отчиной» Олега Святославича, ни разу не обмолвился о том, что Киев - отчина Святополка; рассказывая об уступке Чернигова Олегу165, нигде не говорит об уступке Киева Святополку. Более того, ПВЛ, отредактированная при Мономахе, проводит мысль о том, что Киев такой же «отень» стол Владимира, как и Святополка166.

Характерно в этом плане и сообщение в ПВЛ, являющееся, по мнению исследователей, результатом редакционной работы, о том, как Ярослав, особо выделяя из своих сыновей Всеволода, говорил ему: «’’Сыну мой! Благо тобе, яко слышю о тобе кротость, и радуюся, яко ты покоиши старость мою. Аще ти подасть Богъ прияти власть стола моего, по братьи своей, с правдою, а не с насильемь, то егда Богъ отведеть тя от житья сего, да ляжеши, идеже азъ лягу, оу гроба моего, понеже люблю тя паче братьи твоее”. Се же сбысться глаголь отца его, якоже глаголалъ бе. Сему приимшю послеже всея братья столь отца своего, по смерти брата своего»167.

Думается, что в этом тексте проводилась мысль и о законности занятия стола Владимиром в 1113 г. Характерно, что только Всеволод из Ярославичей лег в Софии у гроба отца, а потом, рядом с ним, его сыновья: сначала Ростислав Всеволодович (думается, не без стараний Мономаха), а потом и сам Владимир168. Такой чести удостоились только они. Погребение в центральной святыни Киева и всей Руси, рядом с ее создателем и, фактически, родоначальником правящей ветви Рюриковичей169, не только свидетельствовало о политических амбициях Всеволода и его племени, но и имело сакральное значение.

Показательно также, что Святославичи не рассматривались в качестве претендентов на Киев ни Владимиром, ни ПВЛ. Более того - Любечский съезд, на котором Святославичам вернули их вотчину, фактически вывел их из круга претендентов на Киевский стол170.

Можно найти и другие косвенные подтверждения изначальной нацеленности Владимира Всеволодовича на киевский стол. Например, анализ имен, дававшихся князьями своим сыновьям, позволил А.Ф. Лит-виной и Б.Ф. Успенскому выдвинуть предположение: «Не исключено, что уже к моменту рождения старшего сына Владимир Мономах прочил себя в Киевские князья, а этого сына [Мстислава. - В. П.] - в князья новгородские...»171. Возможно, что свидетельством ранних великокня-жеских амбиций Владимира Мономаха являются и слова «некролога», помещенного на смерть князя в Лаврентьевской летописи. По словам книжника, поскольку Владимир «всею душею възлюби Бога», «темь и Богъ вся прошенья его свершаше, и исполни лета его в доброденьстве, и поседе Кыеве на отни столе...»172.

* * *

Не трудно заметить, что Владимир и в псалтирных выписках, и в «Поучении» в целом, и в «Письме» Олегу Святославичу ассоциирует себя с Давидом. Под врагами, прежде всего Саулом, видимо, подразумеваются Святополк и его сообщники. Таким образом, просматривается оппозиция:

Давид=Владимир — Саул или Авессалом = Святополк Изяславич.

Подобно Давиду, Владимир: не является старшим по родовым счетам, соединяет в себе храбрость, кротость и скромность; надеется защититься не столько истреблением своих врагов, сколько Божьей помощью; получает пророчество от Бога (только путем «гадания» по Псалтири), о получении престола, наследовании мира им и его племенем; укрепляется духом и телом, борясь с дикими зверями и т.п. Не ощущал ли себя Владимир «Давидом» среди бесталанной братии, которым доставались почести, ими незаслуженные? Выше, подобно Давиду, и в вере, и в делах? Возникают сомнения и в том, что он признавал родовое старшинство, как главное основание для занятия киевского стола. Он если и следовал этому правилу, то внешне, учитывая умонастроения в обществе. (Подобно тому, как сам строго соблюдал посты173, но не требовал от других того же). Показательно, что в «Поучении» Мономах отмечает, как посадил его отец в Переяславле «перед братьею»174. Тем самым, Владимир был «выделен... из всех русских князей, поставлен впереди всех русских князей»175, в том числе и Изяславичей. Ко всему этому следовало бы добавить, помимо уже расхожего тезиса о соправительстве Всеволода и Мономаха, сам тон «Поучения». В частности, Владимир подчеркивает, что «посадил» Ярополка Изяславича во Владимире-Волынском: «И по- томъ ходивъ Володимерю, паки Ярополка посадих, и Ярополкъ оумре»176. Характерна сама фраза «посадих» в отношении старшего Изяславича: так можно сказать лишь в отношении нижестоящего, младшего, а не старшего князя. Следовательно, Владимир себя в то время рассматривал не ниже, а выше Изяславичей177.

Наконец, нравоучительный тон «Письма» к Олегу. Так старший обращается к младшему, отец - к сыну, умудренный и благочестивый - к беспутому. А чего стоит только фраза: «И рещи бяше Давыдскы: “Аз знаю грех мой предо мною есть воину”. Не крове деля пролитья, - помаза- никъ Божии Давидъ, прелюбодеянье створи посыпа главу свою...»178. Но ведь Владимир и поступает в этом случае с письмом подобно Давиду! А другое обращение: «Но сам разумей, мне ли бы послати к тебе достойно, ци ли тобе ко мне?»179. Почему Владимир считал, что первым вести речь о примирении должен Олег? Ведь он старше в родовой иерархии. Не развивает ли здесь Владимир идею нового принципа княжого первенства, основанного не на родовом старшинстве, а на «Божьей воле», фактически же, на личных качествах180? Если да, то тогда становятся более понятны и уступка в 1093 г. Киева Святополку, и отказ от борьбы за Чернигов. А поведение князя в 1113г., когда он только после второго приглашения откликнулся на просьбу киевлян? Думается, что уверенность в исполнении Божьего промысла, тайны которого приоткрылись ему в 1101 г., была одной из едва ли не самых веских причин того, что Владимир, после смерти Святополка, не спешил с приездом в Киев, соблюдал выдержку и «рамки приличия». Не размышлял ли он словами Давида, в трактовке Феодорита на пс. 62: 12: «Азъ же... отъ тебе царство приим, не обрадоую ся о сьмерти ихъ, нъ о твоемъ промышлении»181 (или что-то вроде этого).

Таким образом, Владимир надеялся не столько на родовое старшинство и «отчинное право», сколько на Господа. Поэтому занятие киевского стола - это дело Господа, а глас народа - глас Божий. Для Мономаха главное - спасение души182. И крестоцелование он требует от детей соблюдать именно ради спасения души183. Могут возразить, что мы слишком идеализируем князя, что за его действиями стоит, в первую очередь, практический расчет. Но дело в том, что для Владимира спасение души и праведность, с одной стороны, и прагматизм - с другой, совпадают. Ведь все в воле Божьей. Бог - высший судия, который карает грешников, и воздает праведникам. Причем не только в вечной, но и в земной жизни. Поэтому такое внимание в «Поучении» формированию «имиджа» князя среди населения, такое внимание «общественному элементу»184- не только дань новым общественно-политическим реалиям, которые Владимир Мономах понял раньше и лучше других185. Это и попытка практической реализации христианских (в большей даже степени, может быть, ветхозаветных, более близких пониманию и князя, и русского общества) принципов. Соединение указанных факторов, помноженное на особенности исторической ситуации, и сформировали феномен Владимира Мономаха.

Показательно, что сходные оценки Владимиру содержатся и в летописном «некрологе» на его смерть. По словам летописца, Владимир не только «всею душею възлюби Бога», но и соблюдал заповеди Божьи, «и Божьи страхъ... имея в сердци». Помня слово Господне о любви друг к другу и врагам своим, о необходимости творить добро «ненавидящим вас», Владимир «не взношашеся, ни величашеся, но на Бога възлагаше все. И Богъ покаряше под нозе его вся врагы»186.

В сочинениях Мономаха и ряде других древнерусских произведений, так или иначе проводивших взгляд Владимира Всеволодовича, прослеживается еще одна оппозиция, органически связанная с отмеченной выше: св. Борис=Владимир Мономах - Святополк Окаянный=Святополк Изяславич. На определенные параллели Владимира и его современников могло наталкивать само имя Святополка Изяславича - тезки Святополка Окаянного187. Возможно, что эту мысль и пытался провести, в завуалированной форме, устами Владимира Мономаха, автор «Повести об ослеплении Василька»: «Володимеръ же слышавъ, яко ять бысть Василько и слеплень, ужасеся, и всплакавь и рече: “Сего не бывало есть в Русьскеи земьли ни при дедех наших, ни при отцих наших, сякого зла”. И ту абье посла к Давыду и к Олгови Святославичема, глаголя: “Поидета к Городцю, да поправим сего зла, еже ся створи се в Русьскеи земьли и в насъ, в братьи, оже верже [нъ] в ны ножь. Да аще сего не правимъ, то болшее зло встанеть в нас, и начнеть брат брата закалати”»188. Таким образом, невольно всплывала аналогия с другим Святополком - Окаянным. Могло ли быть до этого зло большее, чем убийство Бориса и Глеба Святополком Окаянным? Получалось, что два самых тяжких зла, свершившихся на Руси, исходили от двух Свято полков: Окаянного и Изяславича.

T.J1. Вилкул недавно обратила внимание на то, что два печерских подвижника, Василий и Федор, замученные Мстиславом Святополковичем носили «крестильные имена Мономаха и его сына Мстислава»189. В этой связи она верно отметила, что «именная символика, споспешествование собственных святых - ко всему этому воображение средневекового человека было весьма чувствительно»190. С.Я. Сендерович указал на соотношение в ПВЛ: «володимеръ / миръ vs. стполкъ / рать»191. По его словам, «летописец придавал значение именам и категоризировал князей по именам»192.

Явно антисвятополковскую и промономаховскую направленность имеет «Сказание о чудесах Бориса и Глеба», на что уже обращалось внимание в литературе193. Святополк несправедливо осудил двух мужей и забыл о них. Несправедливость была устранена чудесным вмешательством святых Бориса и Глеба, которые велели сказать князю, что если он не покается и не перестанет поступать несправедливо, то не избежит кары. Показательно, что согласно Божьему промыслу и воли Бориса и Глеба, Святополку не удалось осуществить свой замысел по строительству нового храма, в честь святых мучеников. В то же время, Владимир украсил их гробницы, а Олег построил новую церковь. Однако Святополк, несмотря на все мольбы последнего, препятствовал переносу гробниц святых мучеников в новый храм. Это удалось осуществить только тогда, когда в Киеве вокняжился Мономах. Перенесение святых мощей вылилось в торжество церкви и двух княжеских родов - Всеволодовичей и Святославичей194. Таким образом, автор «Сказания» проводил мысль о том, что Борис и Глеб, как бы, отторгали Святополка Изяславича, отказываясь принимать от него знаки внимания и почитания. Это была своеобразная внешняя санкция, исходящая от святых Рюриковичей, направленная на сакральное исключение Святополка из рода, и освящавшая власть потомков Всеволода (Мономаха и Мономашичей) и Святослава (Олега, Давида и их потомков).

Можно указать и на Киево-Печерский патерик, рисовавший отрицательные образы Святополка и его сына Мстислава195.

Об особом отношении Мономаха к Борису и Глебу идет речь в летописном некрологе Владимиру Мономаху: «... Велику же веру стяжа к Богу и сродникома своима, к святыма мученикама Борису и Глебу. Темь и церковь прекрасну созда на Лте, во имя ею, идеже святаго Бориса кровь прольяна быс»196.

Борисоглебская тема присутствует и в сочинениях самого Мономаха. По словам Д. Оболенского, «неоднократные упоминания о св. Борисе... весьма существенны для понимания религиозного мировоззрения, которым проникнуты религиозные сочинения Владимира»197.

Г. Подскальски, комментируя поведение главного героя, отмечал: «Владимир Мономах был первым политическим деятелем, который вышел за рамки чисто внешнего почитания святых братьев и в одной из конфликтных ситуаций на практике реализовал морально-полити-ческую концепцию Борисо-Глебского житийного цикла»198. Формально (независимо от истинных планов) Владимир был прав, отказываясь войти в коалицию, направленную против Ростиславичей. Ослепив Василька, Святополк нарушил крестное целование. Более того - совершил тяжкое злодеяние. Владимир, напротив, отказывая Святополку, не преступал крестного целования и совершал подвиг братолюбия и кротости. Сродни Борису и Глебу, увековечению памяти которых он так много уделял вни-мания. В письме к Олегу он даже повторил знаменитую евангельскую фразу199, вложенную составителем «Сказания о Борисе и Глебе» в уста Бориса200. Фраза, конечно, сама по себе была актуальной и могла попасть в письмо независимо от сказания. Однако, скорее всего, зависимость имела место, поскольку Владимир не мог не знать о «Сказании», первая редакция которого, судя по всему, написана до 1072 г.201 В конце 70 - начале 80- х гг. того же столетия Нестор написал «Чтение о житии и погублений блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба»202. Памятники Борисоглебского цикла были широко известны. Для последующих «так называемых повестей о княжеских преступлениях» (Повесть об ослеплении Василька Теребовльского и др.) они выполняли «роль архетипического текста»203. Наконец, И.У. Будовниц обратил внимание на связь «Поучения» со «Сказанием о чудесах Бориса и Глеба»204.

Налицо также параллели в состоянии Бориса и Владимира накануне их «выбора». Здесь и глубокое душевное смятение, и вверение своей судьбы в руки Господа, и обращение к Псалтири. И Борис перед смертью пел псалмы, и Владимир слагает своеобразную песнь из псалмов. Даже мотивы псалмов схожи205.

Не могло не вызывать ассоциаций и другое знаменательное совпадение: Бориса предали земле в Вышгороде, у церкви св. Василия206. (Василий Великий - небесный патрон Владимира Мономаха). Наконец, по материнским линиям и св. мученики, и Владимир Мономах были связаны с византийским императорским домом.

Таким образом, Мономах подготовил себе и своему племени дополнительное, сакральное, обоснование (наряду с погребением отца и брата в Софии у гроба Ярослава Мудрого) на первенство в княжеской среде.

Определенные ассоциации возникали и в политическом плане. Ярополк (отец Святополка Окаянного) сидел в Киеве прежде Владимира Святославича (отца Бориса). Борис уступил Киев добровольно, по старшинству, Святополку, и то же самое, впоследствии, сделал Владимир Мономах в отношении Святополка Изяславича207. Совершив злодеяние против брата, Святополк Окаянный оказался вне рода. Отсюда, неизбежно, вставал вопрос о соответствующей трактовке преступления Святополка Изяславича в отношении Василька Теребовльского. Реальные события, таким образом, проводили параллель Борис - Василько, а не Борис - Мономах. Но не свидетельствуют ли рассматриваемые строки, записанные Владимиром Всеволодовичем, что и ему грозила судьба Василька или, даже, самого Бориса? Как бы там ни было, из всего этого калейдоскопа событий возникала и еще одна параллель - Владимир Мономах - Ярослав Мудрый. Так же как и его дед, Владимир должен был стать мстителем за обиду нанесенную роду, а вернее - Божьим орудием мести второму Каину. Однако, как показали события, Господь для потомков предусмотрел иной сценарий действий, чем для их предков.

* * *

Знаменательно, что предсказания Псалтири сбылись. Род Владимира Всеволодовича оказался и самым многочисленным, и самым удачливым на Руси. Потомки Мономаха сидели и на Московском столе вплоть до пресечения «династии Калитовичей».