Метод МарксаГлава 17. Правовая исоциальная система

Теперь мы всостоянии подойти, на мой взгляд, кключевому пункту нашего анализа ивсей нашей критики марксизма, аименно– кмарксовой теории государства и, как ни парадоксально это может звучать для некоторых, его теории бессилия любой политики.

Прежде чем перейти кследствиям такого понимания государства, следует отметить, что внем выражаются частично институционалистские, ачастично эссенциалистские элементы теории государства. Это понимание носит институционалистский характер втой мере, вкакой Маркс пытался установить, какие практические функции выполняют правовые институты вжизни общества. Однако оно является иэссенциалистским, поскольку Маркс вообще не исследовал разнообразия целей, которым эти институты могут впринципе служить (или создаются для этого), ине рассматривал, какие институциональные реформы необходимы, чтобы заставить государство служить тем целям, которые он сам считал желательными. Вместо выдвижения требований или предложений-проектов по поводу функций, которые, по его ожиданиям, должны выполнять государство, правовые институты иправительство, Маркс спрашивал: «Что такое государство?» Иначе говоря, он пытался раскрыть сущностную функцию правовых институтов. Ранее было уже показано, что на такой типично эссенциалистский вопрос нельзя ответить удовлетворительным образом. И, тем не менее, этот вопрос, без сомнения, хорошо согласуется спредложенным Марксом эссенциалистским иметафизическим подходом, всоответствии скоторым область идей инорм интерпретируется как проявление экономической реальности.

Каковы же следствия такой теории государства? Наиболее важным следствием является то, что вся политика, все правовые иполитические институты, равно как ився политическая борьба, не имеют первостепенного значения вжизни общества. Политика на самом деле бессильна. Она никогда не может коренным образом изменить экономическую реальность. Главная, если не единственная, задача любой просвещенной политической деятельности состоит внаблюдении за тем, чтобы изменения вюридическо-политической сфере шли вногу сизменениями всоциальной реальности, т.е.всредствах производства иотношениях между классами. Поэтому тех трудностей, которые должны возникнуть, если политика плетется позади реальных экономических событий, согласно Марксу, можно избежать.

Эти следствия еще раз демонстрируют нам единство марксовой историцистской системы мышления. Однако, если учесть, что немногие направления мысли сделали для возбуждения интереса кполитической деятельности столько, сколько сделал марксизм, то марксова теория фундаментального бессилия политики представляется несколько парадоксальной. (Марксисты, правда, могли бы ответить на это замечание, выдвинув два следующих аргумента. Первый состоит втом, что визложенной теории политическое действие все же обладает определенной функцией, так как хотя рабочая партия ине может своими действиями улучшить судьбу эксплуатируемых масс, ее борьба пробуждает классовое сознание итем самым готовит массы креволюции. Это аргумент радикального крыла марксистов. Другой аргумент, принадлежащий умеренному крылу, заключается втом, что внекоторые исторические периоды, аименно– когда силы двух противостоящих классов находятся вприблизительном равновесии, политические действия могут приносить непосредственную пользу. Втакие периоды политические усилия иполитическая энергия могут стать решающими факторами достижения важных улучшений вжизни рабочих. Очевидно, что сторонники второго аргумента жертвуют некоторыми фундаментальными положениями марксовой теории, но не осознают этого и, следовательно, не доходят до существа дела.)

Стоит заметить, что согласно марксистской теории, рабочая партия, так сказать, застрахована от совершения сколь-нибудь значительных политических ошибок до тех пор, пока она продолжает играть предназначенную ей роль иэнергично отстаивает требования рабочих.

Другое важное следствие этой теории состоит втом, что впринципе все– даже демократические– правительства являются диктатурами правящего класса по отношению куправляемым. «Современная государственная власть,– говорится в«Манифесте Коммунистической партии»,– это только комитет, управляющий общими делами всего класса буржуазии». Согласно этой теории, то, что мы называем демократией, есть не что иное, как форма классовой диктатуры, которая оказывается наиболее удобной всоответствующих исторических условиях. (Эта доктрина не очень хорошо согласуется стеорией равновесия классов, проповедуемой упомянутым ранее умеренным крылом марксистов.) Аналогично тому, как государство при капитализме есть диктатура буржуазии, так ипосле грядущей социальной революции оно будет диктатурой пролетариата. Однако это пролетарское государство, по Марксу, должно утратить свои функции, как только прекратится сопротивление буржуазии. Дело втом, что пролетарская революция ведет кодноклассовому и, следовательно, бесклассовому обществу, вкотором уже не может быть классовой диктатуры. Таким образом, лишенное всех функций государство должно исчезнуть. «Оно отмирает»,– говорил Энгельс.

Я очень далек от того, чтобы защищать марксову теорию государства. Его теория бессилия всякой политики, ивчастности его точка зрения на демократию, представляются мне не просто ошибками, афатальными ошибками. Однако, следует признать, что за его изобретательными ивместе стем жестокими теориями, стоял социальный опыт жестокости иподавления. Ихотя Марксу, по моему мнению, так ине удалось понять будущее, которое он страстно стремился предвидеть, я считаю, что даже его ошибочные теории свидетельствуют оего глубоком социологическом анализе социальных условий того времени, его глубочайшем гуманизме ичувстве справедливости.

Марксова теория государства, несмотря на ее абстрактный ифилософский характер, безусловно, представляет собой интерпретацию того исторического периода, вкотором он жил. Частью этой теории является вполне обоснованный взгляд, согласно которому так называемая «промышленная революция» первоначально развивалась как революция главным образом в«материальных средствах производства», т.е.всфере машинного производства. Впоследствии это привело кпреобразованию классовой структуры общества иквозникновению новой социальной системы. Что же касается политических революций идругих преобразований правовой системы, то они происходят только на следующем этапе социального развития. Хотя эта марксова интерпретация «подъема капитализма» подверглась сомнению со стороны историков, которые смогли вскрыть ее глубокие идеологические основы (что, конечно, представляло собой серьезный аргумент против этой теории, но нельзя сказать, что Маркс совсем этого не осознавал), вряд ли можно сомневаться вценности этой марксистской концепции как первого приближения кописанию капиталистического общества. Тем самым Маркс оказал большую помощь своим последователям вэтой области. Некоторые из процессов, изучавшихся Марксом, сознательно поощрялись законодательными мерами ивдействительности стали возможными только благодаря законодательству (как об этом говорит сам Маркс), однако именно он впервые установил влияние экономического развития иэкономических интересов на законодательство ираскрыл функцию законодательных мер как орудия классовой борьбы, вособенности как средств создания «избыточного населения», авместе сним ипромышленного пролетариата.

Многие места втрудах Маркса показывают, что развиваемые им соображения, часть из которых мы только что изложили, укрепили его уверенность втом, что юридическо-политическая система есть лишь «надстройка» над социальной, т.е.экономической системой. Ихотя эта марксова теория была, безусловно, опровергнута последующим опытом, она не только до сих пор представляет интерес, но исодержит, как я полагаю, долю истины.

Исторический опыт Маркса оказал влияние не только на его общее видение отношений между экономической иполитической системами, но ина некоторые его другие взгляды, вчастности на либерализм идемократию, которые для него были только прикрытием диктатуры буржуазии.

Используя лозунг «равная исвободная конкуренция для всех», не ограниченный, или не регулируемый, законодательно капитализм успешно препятствовал принятию какого-либо законодательства отруде до 1833г. иеще втечение многих лет его практическому осуществлению. Следствием этого была жизнь рабочих втаком глубоком отчаянии итакой страшной нищете, которую вряд ли можно представить внаши дни. Особенно велики были страдания женщин идетей. Вот два примера, взятые из «Капитала» К.Маркса: «Уильям Вуд, девяти лет, начал работать, когда ему было 7лет и10месяцев… Он приходит ежедневно в6ч утра изаканчивает приблизительно в9ч вечера». «Итак, пятнадцать часов труда для семилетнего ребенка!»– восклицает официальный доклад комиссии по детской занятости 1863г. Другие дети были вынуждены начинать работу в4ч утра или работать всю ночь до 6ч утра идаже детей шести лет нередко принуждали ктяжелому ежедневному труду втечение 15ч. «Мэри Анн Уокли проработала без перерыва 26,5ч вместе с60другими девушками, по 30человек вкомнате… Врач, г#x2011;н Киз, вызванный слишком поздно кее смертному одру, показал перед «Coroner's Jury» («присяжными по осмотру трупов») без обиняков: «Мэри Анн Уокли умерла вследствие чрезмерно продолжительного труда впереполненной мастерской»… Чтобы дать врачу урок хорошего тона, «Coroner's Jury» всвоем заключении констатировало, что «она умерла от удара, но есть основания опасаться, что ее смерть могла быть ускорена чрезмерным трудом впереполненной мастерской…». Таковы были условия жизни рабочего класса даже в1863г., когда Маркс писал «Капитал». Его пылкий протест против этих преступлений, ккоторым тогда относились терпимо ииногда даже защищали не только профессиональные экономисты, но ипредставители церкви, навсегда обеспечит ему место среди освободителей человечества.

Принимая во внимание такой опыт, не стоит удивляться, что Маркс никогда не ценил высоко либерализм, авпарламентской демократии видел только скрытую диктатуру буржуазии. Ему легко было интерпретировать все приведенные ианалогичные им факты как подтверждающие его анализ отношений между правовой исоциальной системой. Всоответствии сдействовавшей вто время правовой системой, равенство исвобода вроде бы были установленными, по крайней мере, впервом приближении. Но что это означало вдействительности! Таким образом, мы ни вкоем случае не должны обвинять Маркса за то, что он настаивал на «реальности» экономических факторов исчитал правовую систему только надстройкой, прикрытием реальности иинструментом классового господства.

Противопоставление правовой исоциальной систем наиболее четко разработано в«Капитале». Водной из теоретических частей этого труда (более подробно рассматриваемой вгл.20) Маркс проводит анализ капиталистической экономической системы, используя очень сильное идеализирующее допущение, согласно которому правовая система буржуазного общества совершенна. Предполагается, что свобода, равенство перед законом исправедливость гарантированы каждому. Не существует привилегированных классов. Более того, Маркс допускает, что даже вэкономической сфере не существует никакого «грабежа», что «справедливая цена» уплачивается за все товары, включая ирабочую силу, которую рабочий продает капиталисту на рынке труда. Цена товаров «справедлива» втом смысле, что все товары продаются ипокупаются впропорции ксреднему количеству труда, необходимого для их производства (или, если использовать терминологию Маркса, они продаются ипокупаются всоответствии сих истинной «стоимостью»). Конечно, Маркс знал, что все это– сверхупрощение. Действительно, ведь по его собственному мнению, срабочими никогда не обходились справедливо– их, как правило, обманывали.

Однако, даже используя эти идеализирующие допущения, Маркс пытался показать, что ипри совершенной правовой системе экономическая система будет функционировать таким образом, что рабочие не смогут воспользоваться своей свободой. Несмотря на всю «справедливость» такой совершенной правовой системы, срабочими будут обходиться не намного лучше, чем срабами. Ведь если они бедны, то они могут продать себя, своих жен идетей на рынке труда только за то, что необходимо для воспроизводства их рабочей силы. Иначе говоря, за свою рабочую силу они получат не больше, чем скудные средства ксуществованию. Поэтому, считал Маркс, эксплуатация– это не просто грабеж. Ее нельзя устранить только правовыми средствами. (Всилу этого критические рассуждения П.Прудона, согласно которым «собственность есть кража», являются чрезвычайно поверхностными.)

Эти выводы убедили Маркса втом, что рабочие не могут возлагать больших надежд на улучшение правовой системы, которая, как все знают, одинаково жалует ибогатых, ибедных свободой спать на садовых скамейках икоторая одинаково угрожает им наказанием за попытку жить «без явных средств ксуществованию». Таким образом, Маркс пришел ктому, что (используя гегелевский язык) может быть названо различием между формальной иматериальной свободой. Формальная, или правовая, свобода (хотя нельзя сказать, что Маркс ценил ее низко) оказывается совершенно недостаточной, чтобы гарантировать нам ту свободу, которую Маркс считал целью исторического развития человечества. На самом деле существенна действительная, т.е.экономическая, или материальная, свобода. Ее можно добиться, только освободив всех от тяжелого труда. «Сокращение рабочего дня– основное условие» этого освобождения.

Как же мы должны отнестись кэтой части марксовой теории? Должны ли мы поверить Марксу втом, что политика, или система правовых институтов, не способна исправить существующее положение дел, апомочь может только глубокая социальная революция, полное изменение «социальной системы»? Или мы должны поверить защитникам не ограниченной, или не регулируемой, законодательно «капиталистической» системы, подчеркивающим (думаю, правильно) громадные преимущества, которые можно извлечь из механизма свободного рынка, изаключающим из этого, что по#x2011;настоящему свободный рынок труда может дать величайшую выгоду всем, кто внем участвует?

Я уверен, что несправедливость ибесчеловечность описанной Марксом не ограниченной законодательно «капиталистической системы» не подлежит сомнению. Особенности этой системы можно лучше понять, используя то, что впредшествующей главе мы назвали парадоксом свободы. Свобода сама себя упраздняет, если она не ограничена. Неограниченная свобода означает, что сильный человек свободен запугать того, кто слабее, илишить его свободы. Именно поэтому мы требуем такого ограничения свободы государством, при котором свобода каждого человека защищена законом. Никто не должен жить за счет милосердия других, все должны иметь право на защиту со стороны государства.

Я считаю, что эти соображения, первоначально относившиеся канализу царства грубой силы, т.е.физического устрашения, должны быть применены также икэкономической сфере. Даже если государство защищает своих граждан от запугивания физическим насилием (как оно, впринципе, делает всистеме не ограниченного законодательно капитализма), наши цели могут оказаться недостижимыми из#x2011;за неспособности государства защитить граждан от злоупотребления экономической властью. Втаком государстве экономически сильный все еще свободен запугивать того, кто экономически слаб, иможет отнять унего свободу. Вэтих условиях неограниченная экономическая свобода может быть столь же саморазрушающей, сколь инеограниченная физическая свобода, иэкономическая сила может быть почти так же опасна, как ифизическое насилие. Дело втом, что тот, кто обладает излишком пищи, может заставить тех, кто голодает, «свободно» принять рабство, не используя при этом никакого насилия. Иесли предполагается, что государство ограничивает свою деятельность подавлением насилия (изащитой собственности), то экономически мощное меньшинство может эксплуатировать большую часть населения– всех тех, кто экономически слаб.

Если этот анализ правилен, то совершенно ясно, какое лекарство необходимо для лечения рассматриваемой социальной болезни. Таким лекарством должно быть политическое средство, подобное тому, которое мы используем против физического насилия. Мы должны сконструировать опирающийся на мощь государства социальный институт защиты экономически слабых от экономически сильных. Государство должно заботиться отом, чтобы никому не приходилось вступать внесправедливые отношения из страха голодной смерти или экономического краха.

Это, конечно, означает, что принцип государственного невмешательства вэкономику– принцип, на котором основывается не ограниченная законодательно экономическая система капитализма, должен быть отброшен. Если мы хотим защитить свободу, то должны потребовать, чтобы политика неограниченной экономической свободы была заменена плановым вмешательством государства вэкономику. Мы должны потребовать, чтобы не ограниченный законодательно капитализм уступил дорогу экономическому интервенционизму. Именно это ипроизошло вдействительности. Экономическая система, описанная иподвергнутая критике Марксом, прекратила свое существование. Однако она была заменена не на систему, вкоторой государство постепенно теряет свои функции и, следовательно, «отмирает», ана различные интервенционистские системы, вкоторых функции государства вэкономической сфере распространяются далеко запределы защиты собственности и«свободных» договоров…