Либертарно-правовая доктрина соотношения морали и ПРАВА В ГОСУДАРСТВЕННОМ РЕГУЛИРОВАНИИ ОБЩЕСТВЕННЫХ ОТНОШЕНИИ

Чистый тип правового государства с неизбежностью предполагает модель “многокультурного общества”, вне зависимости от того* идет ли речь об относительно гомогенном или крайне гетерогенном этни­ческом составе гражданского населения той или иной страны.

Из чего вытекает такая необходимость и даже неизбежность?

Дело в том, что в отличие от культуры, которая является матери­ально-содержательным явлением* право представляет собой фор­мально-логический феномен.

Элементы права могут быть частью органичной целостности куль­туры, но в данном случае речь будет идти не собственно о праве, не о “чистом праве¹', но о некоторых его компонентах, ассимилированных культурой и подвергшихся ее воздействию, а с другой стороны, воз­действующих на нее. Собственно именно с этим мы и сталкиваемся применительно к естественному праву* являющемуся продуктом той или иной культуры с господствующими в ней стержневыми ценностями.

Однако право имеет и свою собственную реальность, независимую от культурного контекста* Речь идет об особом феномене с прису-

64

щими только ему содержанием и внутренней логикой, которые в силу своего абстрактного и универсального характера не подвержены влиянию культурной среды.

Таким образом, право и культура не как феномены, а как ноумены существуют в параллельных пространствах, пересекаясь, но не слива­ясь друг с другом.

В своей ноуменальное™ культура является более широким явле­нием, чем право, правовые аспекты являются лишь одной из многих составляющих культуры, но и право, взятое в своей собственной ре­альности, так же шире культуры, ибо принципы чистого права охва­тывают многие (потенциально - все) культуры, ио не сводятся ни к одной из них.

Метаисторический проект модернизма подразумевает удержание права в рамках органического единства культуры, при этом нацио­нальное государство обеспечивает и защищает нравственное единство общества, опираясь на культурно обусловленные элементы права.

Однако индивидуалистическая дезинтеграция нравственно одно­родного общества, атомизация социокультурного пространства сде­лали невозможным универсальное регулирование общественных от­ношений на основе партикулярных нравственных норм* В связи с этим существенно возросла роль собственно правовых ценностей, ко­торые в отличие от партикулярных морально-нравственных воззре­ний, производных от различных культурных предпочтений внутри многокультурного общества, были наделены тем универсальным со­держанием, которое позволяло сохранить единство различных групп в рамках единого гражданского общества.

Можно сказать, что именно на фоне дезинтеграции государственно организованного единства культуры, выпавшее из него право стано­вится самим собой, избавляясь от моралистских и культурнических наслоений*

Признавая за индивидами свободу в выборе убеждений и образа жизни, творческой реализации, такое, чистое право создает необходи-

65

мые предпосылки для максимального плюрализма в культурной жиз­ни общества, подрывая тем самым его иитегристское (силовое) ор­ганическое единство.

Интегристская культура модерна (в отличие от более плюрали­стичного традиционного общества) предполагает унификацию во всем - от литературного языка, исключающего говоры и жаргоны, до ма­неры одеваться, стричься, питаться и т.д. Соответственно она сразу же оказывается несостоятельной как только люди, к ней принадлежащие, начинают резко отклоняться от ее стандартов, в том как выглядеть, как себя вести, как говорить, что думать, как думать и т.д.

Меж тем, право неизбежно наделяет, должно наделять человека всеми этими правами, следовательно, оно вольно или невольно пре­вращает органически единую культуру в конгломерат культур и суб­культур свободного общества.

C точки зрения права, свобода и права одного человека могут быть ограничены только свободой и правами другого человека, но никак не некими над-индивидуальными ценностями и интересами.

Это означает, что один человек может делать все, что хочет, кроме того, что помешает другим людям делать то же самое.

Если поступок некоего лица, не нарушающего прав и свобод других лиц, все же идет вразрез с теми или иными моральными, этическими или эстетическими ценностями, то это может быть основанием для характе­ристики его в качестве аморального, безнравственного, некрасивого, с точки зрения частной или групповой, но не может быть основанием для его запрета, с точки зрения всеобщей, с точки зрения права.

Ни мораль, ни религия, ни идеология или воззрение не могут огра­ничивать право человека делать то, что не мешает другим людям сво­бодно пользоваться своими правами.

Единственная надындивидуальная категория, которая при опре­деленных обстоятельствах может правомерно ограничить свободу че-

66

I

ловека, никак не посягающего на права других лиц, это соображения го­сударственной безопасности. Однако совсем не потому, что государство является воплощением нравственной идеи или национального духа, а потому, что сохранение государства в целом является необходимым ус­ловием для обеспечения прав человека, т.е. реализации главной функции государства. Не будет государства, некому будет обеспечить права от­дельно взятого человека, поэтому, там, где это действительно необходи­мо, интересы государственной безопасности могут быть основанием дня правомерного ограничения пределов свободы отдельных граждан.

При этом, естественно, речь не может идти о подмене приоритетов

- некоторые права человека ограничиваются не во имя государства, но во имя сохранения основных прав человека и только постольку, по­скольку ограничение менее значимых прав личности во имя спасения государства необходимо для сохранения более важных прав человека.

Данные идеи вытекают из либертарно-правовой доктрины права, с точки зрения которой, правовое государство служит средством для защи­ты права, поддержания в обществе правового порядка, что предполагает универсально-правовой характер государства и его отделение от парти­кулярно-моральных (религиозных, идеологических ц т.д*) ценностей.

Последние в этом случае относятся нс к публичной, подлежащей государственно-правовому регулированию, но к частной сфере и яв­ляются не делом государства, но личным делом, приватным простран­ством индивида, где сувереном является только он сам*