Институт свидетелей

Известная незрелость византийского нотариата по сравнению с западноевропейским явствует, помимо всего прочего, еще и из той огромной роли, которую при заключении сделок и их документальном оформлении играл институт свидетелей.

Структурой акта предусматривалась специальная клаузула упоминания «подписавшихся ниже свидетелей», в присутствии которых (тшрошіи. cvamov, реже — сп буєоі385) была совершена уплата цены. Эта древняя

формула, фигурирующая еще в папирусах начиная с VI в. (например, папирусыС. Masp. 67126.15; SB. 5175. 10),386 по своей функции относится к клаузуле корроборации, хотя чаще всего и оторвана от последней, помещаясь обычно после даты, непосредственно перед свидетельскими подписями, но иногда примыкая вплотную к клаузуле уплаты цены.387 Стандартная формулировка * в присутствии нижеподписавшихся свидетелей», наличествующая в подавляющем числе актов, иногда варьируется, и эти вариации— не без некоторого значения. Так, причастие wtoypayavTcov заменяется на шВ-, лар-, или просто єирєйєутсоу, и это отражает то обстоятельство, что упомянутые свидетели, по-видимому, случайно оказались в то время и в том месте, когда и где составлялся акт[564] (особенно ясно это значение видно по вазелонским актам, где оно подчеркнуто глаголом tuxovtcov, например в купчей 1245 г.: ката цартирїаі; tcov єкєїає тохоутшу[565]).

aqioTtioxouq papxupaq[567] ясно показывает, на ком лежала обязанность обеспечения необходимых свидетелей, — на самих авторах (или авторе) акта. Иногда, помимо общего указания на присутствие свидетелей, в клаузулу вводятся и конкретные имена свидетелей, не обязательно всех (но в последнем случае может следовать приписка «и многих других»[568]).

Далее идут собственноручные подписи свидетелей, сформулированные в субъективной форме: «Я, такой- то, свидетельствуя, собственноручно подписал». Кроме этих обязательных элементов,[569] свидетели часто считали нужным заявить, что они присутствовали при заключении сделки, путем введения в свою подпись причастия jraptuv, иногда с обозначением вида сделки или типа акта в дательном падеже, а в меновной 1117г. из архива Дохиарского монастыря семь свидетелей (члены солунского клира) заявляют (все по одному шаблону, вероятно, каждый копировал подпись предыдущего коллеги), что они присутствуют при обмене недвижимостями и при уплате 50 иперперов цены.394

В количественном отношении чаще всего встречаются 5 и 7 свидетелей, но немало и других чисел (6, 9), причем с тенденцией к увеличению. Создается впечатление, что считалось: чем больше свидетелей, тем лучше. т Избыточное количество свидетельских подписей демонстрирует, например, дарственная 1274 г. из картулярия Лемвиотиесы, которую, помимо писца и табулярия Алексея Марулла, подписали 10 высокопоставленных сановников Смирнской митрополии, 7 свидетелей поставили свои сигноны, да еще на обороте акта есть подпись митрополита Смирны и еще одна скрепа табулярия.[570]''Аналогичную «субскрипционную инфляцию» наблюдаем мы и в других актах, например в купчей 1030 г. из архива монастыря Св. Пантелеймона на Афоне, которую подписали 12 свидетелей (все монахи и игумены афонских монастырей, из которых только один употребил формулу — «свидетельствуя, собственноручно подписал»);397 в меновной 982 г.

в дарственной 1101/02 г. из архива Лавры, подписанной 12 свидетельскими подписями;,ши т. д.

Чаще всего свидетелями выступают духовные лица, но также миряне, среди которых следует прежде всего отметить родственников и соседей: в тех случаях, когда право предпочтения не было ими использовано, они зачастую выступали в качестве свидетелей совершавшейся сделки, выражая свое согласие на отчуждение собственности.[571] Среди свидетелей часто фигурируют высокопоставленные персоны, представители высшей гражданской и церковной администрации, и поскольку, расписываясь, они всякий раз тщательно указывают свои звания и должности, акты становятся ценнейшим источником по просопографии и администрации. Участие должностных лиц иногда особо оговаривается и в клаузуле, они как бы выделяются из общего числа свидетелей. Так, в дарственной 1101/02 г. из архива Лавры говорится, что она совершается « в присутствии святейшего прота и нижеподписавшихся свидетелей» (действительно, список 12 свидетельских подписей начинает подпись прота св. Горы Косьмы, который отметил только, что ъшзурауи, не употребив слова цартиршу, впрочем, из остальных 11 свидетелей только двое употребили слово ^«ptupdjv в своих подписях);[572]в дарственной 1291 г. монастыря Лемвиотиссы сказано, что сделка совершена «в присутствии достойных доверия местных архонтов» (поскольку редактор картулярия опустил свидетельские подписи, нам неизвестно, какие именно «архонты» имеются в виду);[573]

дарственная 1381 г. из архива Дохиарского монастыря была совершена «в присутствии архонтов Мануила Девлицина, Георгия Ангела и Мануила Касандрина, которые и расписались как свидетели (других подписей нет);[574] при совершении купчей на ветряную мельницу (1436 г.) сделка получает особый вес от присутствия «всесвятейшего митрополита Кизикского и экзарха всего Геллеспонта» Митрофана.[575] В качестве таких «архонтов» часто присутствуют при изготовлении документов, оформляющих частные сделки, такие церковные чины, как проты Афона, игумены монастырей, скевофилаки, протэкдики, великие экономы, иеромнимоны, девтеревоны и т.

Лавры Афанасий, игумен Даниил, монах Дорофей, игумен Петр Калиукас, «царский спафарокандидат, назначенный турмархом» Николай, некий Димитрий сын Ламари (по-видимому, мирянин), игумен Кирилл, спафарокандидат Кириак Катава, некий Павел сын Феофана (без сомнения, тоже мирянин).[577]

Известно, что именно участие (помимо писца и но- тария) должностных лиц, большей частью церковных «архонтов», а также и светских (например, судей и местных стратигов в южноитальянских актах),[578] в совершении актов, когда они наряду с автором документа и официальными свидетелями тоже ставят свою подпись в эсхатоколе, побудило Феррари выступить с предположением о связи этого явления с практикой совершения instrumentum publicum по римскому праву, реализуемого путем его инсинуации в gesta munici- palia.[579] Однако, еще раз проанализировав доступный нам материал, мы склонны присоединиться к точке зрения Фалькенхаузен и Амелотти, что такого рода лица

упоминаются в тексте актов и затем расписываются «как нормальные свидетели», хотя, может быть, и наиболее желанные, более «достойные доверия» и авторитетные, так как принадлежат к местной чиновной знати, гражданской и церковной.10U Именно поэтому им отдается предпочтение и оказывается особое уважение путем выделения из общего числа свидетелей.

И еще одно: выше мы имели возможность убедиться, что новелла Ирины, определяя различные категории свидетелей, «достойных доверия», исходила прежде всего из их социального статуса, а не из культурного уровня. Лев VI своей 43-й новеллой также прямо и недвусмысленно предписывал, что «как в сельской местности, так и в городах завещания (а значит, и все прочие частные акты. — И. М.) могут быть скреплены и неграмотными свидетелями, лишь бы их образ жизни свидетельствовал о том, что они достойны доверия».[581] Надо сказать, что юридическая практика буквально следовала этим предписаниям: среди сви-

детелей действительно встречается много и малограмотных, и просто неграмотных. Последние в таких случаях ограничивались собственноручной постановкой креста, а расписывался за них от их лица или писец акта, или один из грамотных свидетелей, что всякий раз оговаривалось следующей формулой: «Я, такой- то, присутствуя при такой-то сделке, свидетельствуя, подписал (честной) крест собственноручно, текст же (то ёе vicpoq) — рукой такого-то» или «...честной крест и имя мое собственноручно, остальное — рукой тако- го-то».[582]

Особого внимания в этом смысле заслуживает вспыхнувший в рамках круглого стола на конференции по греко-византийской палеографии (Париж, октябрь 1974 г.) спор о письме «олигограмматов» (малограмотных) на материалах их свидетельских подписей в актах XI-XV вв. Андре Гийу, в частности, оперируя актом из архива Ватопедского монастыря на Афоне, воспроизводит факсимильно и публикует 31 свидетельскую под ним подпись (все «монахи и игумены»), из которых 14 выполнены унциалом.[583] Был сделан общий вывод, что унциалом расписались «олигограмматы». Однако внимательное ознакомление с унциальными

свидетельскими подписями как этого акта, так и других, нам известных,[584] заставляет нас усомниться в общезначимости этого вывода; ведь их орфография, как правило, ничем не уступает орфографии минус- кульно-курсивных подписей. Не имеем ли мы здесь дело с элементарными попытками удовлетворить существовавшее в те времена (как, впрочем, и сейчас) требование «читабельности» подписи (ср. нередко встречающееся и ныне требование заполнять какой- либо бланк «печатными буквами»), что имело важное значение в случае судебного разбирательства, ибо позволяло апеллировать как к свидетелям, так и к автору документа, чтобы гарантировать его подлинность? В пользу этого говорит как будто и нарочитая читабельность минускульных подписей.