ХУК Сидней Идеология насилия
Сознание людей складывается под влиянием культуры, истории итех общественных институтов, вкоторых люди формируются. Конфликты интересов влюбом конкретном обществе или между обществами снеизбежностью отражаются всознании тех, кто вних живет… Пока люди остаются людьми, противоборство общественных интересов остается укорененным всамих условиях человеческого существования.
Вот почему мирные перспективы не могут быть обеспечены лишь благодаря соглашениям или объединениям на интеллектуальной основе вне зависимости от тех общественных институтов, ответственных за воспитание. Вот почему чисто внутренняя переоценка ценностей не может принести мира вобщество или укрепить его между народами, пока не произойдут коренные изменения всамих общественных структурах.Одна из главных наших иллюзий– это вера впревосходство ума, изолированного от общественных институтов. Она находит свое выражение вубеждении втом, что общая идеология– надежное идаже необходимое условие мира. Иногда акцент делается на единых традициях, языке, что дает надежды на мир. Однако известно, что самые жестокие войны велись между теми, кто придерживался одного итого же мировоззрения, примером чему служат религиозные войны…
Сдругой стороны, известно, что существуют нации, которые пребывали вмире, соприкасаясь сразличными идеологиями, традициями, языками. Если всеобщий мир зависит от установления единого для всех взгляда на вещи, будь то религиозный или светский, равно как иобщего языка, то различный исторический опыт делает неосуществимым образование общих традиций, потому достижения подобного мира– туманные перспективы. Наличие разнообразных, многочисленных точек зрения, традиций, языков– все это по целому ряду причин ввысшей степени желательно, не говоря уже отом, сколь ценно само разнообразие опыта. Ксчастью, вовсе не обязательно всеми ими жертвовать сцелью уменьшения опасности войны между народами или внутренних конфликтов.
Весьма опасным для мира идля внутреннего спокойствия представляется рост целого букета доктрин, которые я называю идеологией насилия. Эти идеологические течения развились на обочине движений социального протеста ипервоначально вдохновлялись идеалистическим пафосом осуждения войны иугнетения. Постепенно, однако, они выработали свои собственные программы. Они утверждают, если следовать из авторов, следующее: «Угроза насилия ипериодические вспышки насилия как такового, напоминающее ореальности подобной угрозы,– непременные условия разрешения конфликтов не только на международном уровне, но ивнутри национальных общин». Некоторые идут еще дальше, настаивая на том, что насилие иего угроза необходимы иполезны для достижения социальных реформ. Отказ от насилия осуждается как двуличие, как заигрывание систэблишментом сцелью достижения сним предательского мира… До настоящего времени те, кто защищали роль насилия как средства достижения социальных перемен, делали это восновном исходя из революционной перспективы, которая откровенно отрицала демократию как политическую систему, объявляемую либо лицемерием маскирующим классовое господство, либо явно несовершенным институтом самоуправления. Единственный вопрос, встававший перед революционером всвязи спроблемой насилия, был чисто практический: какова цена, эффективность ипоследствия внепарламентских средств оппозиции по сравнению слегальными средствами, если те применяются.
Одна из наиболее часто встречающихся ошибок всочинениях, апологетических по отношению кнасилию, втом, что такие понятия, как «сила» и«насилие», рассматриваются как идентичные… Различие впонимании таких понятий, как «сила» и«насилие», то обстоятельство, что вобыденном употреблении случается нередко нечто противоестественное взамене одного слова другим влюбом контексте, требует акцентировать то, что указанные понятия имеют отношение кразличным ситуациям или обстоятельствам. Насилие– это не просто физическая сила впримитивном смысле, но «противозаконное» или «аморальное» использование силы.
Вот почему термин «насилие» имеет отрицательный оттенок, вызывает неблагоприятные ассоциации, за исключением тех случаев, когда оно приближает установление более предпочтительного порядка вещей всфере политики иморали, устанавливаемого спомощью физической силы, т.е. когда «революционное насилие» становится оправданным.Понятие «сила» нейтрально всвоем значении. Его нельзя отрицать втех случаях, когда преодоление препятствий на пути осуществления идеала без применения силы становится неэффективным. Только твердолобые пацифисты могут неутомимо отвергать применение физической силы при любых обстоятельствах. Сила необходима для поддержания или осуществления правовых норм, для поддержания прав человека, обладающих таким моральным качеством, которое оправдывает подобные действия. Впротивным случае они не более чем упования иробкие надежды.
Какие бы правила политической игры ни устанавливались вобществе сцелью разрешения конфликтов между отдельными лицами или группами лиц, вконце концов, сила должна отстаивать ипроводить вжизнь подобные законы там, где они попираются. Там, где какая-либо партия прибегает кнасилию, чтобы разрешить эти законы, сорвать ипохоронить сложившуюся процедуру, там она не имеет права уравнивать насилие исилу, призванную поддерживать законы, до тех пор, пока эта сила сохраняет свою приверженность кполитической системе, закрепляемой законами…
Демократия не способна функционировать, если политические решения осуществляются не посредством политического процесса, апод давлением бесчинствующей уличной толпы, вне зависимости от того, какими бы благими намерениями она ни руководствовалась. Безусловно, демократические институты работают медленно иподобно всем нашим институтам– несовершенно. Такова цена демократии, которую демократ срадостью оплачивает, потому что знает, основываясь на историческом ипсихологическом опыте, что цена любой другой политической альтернативы много выше. Демократ, избравший своим кредо демократию, помнит, что большинство может быть не право, но всилу этого он не согласится справлением меньшинства, которое может случайно оказаться правым.
Органичность процесса, посредством которого меньшинство может мирным путем стать большинством,– для него наиважнейший принцип. Если же демократический процесс функционирует таким образом, что попираются основополагающие моральные ценности какой#x2011;то группы граждан, те имеют право свергнуть эту систему спомощью революции, не оправдывая это, однако, ссылками на демократию. Тогда открывается возможность для других дать отпор подобным попыткам, исходя из собственного революционного или контрреволюционного мандата.Принципиальный демократ не может реформировать демократию, прибегая ксиле ине нарушая при этом пяти главных демократических принципов,– это положение также подвергается сомнению. Сторонники подобной точки зрения утверждают, что современные способы выражения своего несогласия неадекватны, что средства информации вобществе отравлены, что большинство введено взаблуждение всилу своего образования, что оно поражено пассивностью ипорабощено предрассудками. Если забыть об известных переменах во времени ифразеологии, то надо признать, что выпады против демократии столь же стары, как иее критика уПлатона. Но ведь Платон не претендовал на то, чтобы считаться демократом. То, что деятельность институтов иработа механизмов вусловиях американской демократии несовершенны, это не может быть оспорено. Но нельзя отрицать итого факта, что во многих отношениях они сегодня более совершенны, чем это былокогда-либо впрошлом, что диссидент получил возможность говорить громче, сболее высокой платформы, вызывая более широкий резонанс, чем прежде. Проблема стоит вследующем. Следует ли демократу, не удовлетворенному тем, как работает демократия, стремящемуся заставить ее быть более эффективной, обратиться кнасилию или использовать все другие средства, находящиеся вего распоряжении, содействующие тому, чтобы непросвещенное большинство стало просвещенным?Игде тот тест, который позволяет установить неадекватность существующих демократических механизмов лекарству, избранному для лечения его пороков? Как доказать, что меньшинство потерпело неудачу, убеждая большинство? Это равноценно попытке убедить демократа втом, что выборы являются подлинно демократическими только тогда, когда он вних побеждает.
Потерпев неудачу убедить большинство спомощью демократических иконституционных способов, меньшинство присваивает себе право от имени гипотетического будущего большинства устанавливать свои верования изаконы посредством насилия по отношению ксуществующему большинству. Испомощью серии извращений самого смысла слов это провозглашаться «демократическим методом реформирования демократии».Еще один тезис, апологетический по отношению кнасилию,– это оправдание тактики насильственного подрыва строя иоправдание конфронтации на том основании, что государство само использует силу… Только анархист, не признающий авторитета государства, способен обольщаться такого рода аргументацией. Впрочем, даже анархисты не склоны увлекаться ею, поскольку кней прибегают боевые группы ку#x2011;клукс-клана иим подобные организации. Влюбом обществе, демократическом или нет, где государство не обладает монополией на применение физической силы, которой подчинены все другие санкции, мы оказываемся лицом клицу снеизбежностью гражданской войны.