Формирование правовой личности как атрибут новой правовой культуры

Вопрос о соотношении в целом личности и права - один из фунда­ментальнейших философско-правовых и социально-правовых вопросов. Тысячелетия исторического накопления и обогащения знаний о месте и роли, сущности и содержании, формах права, его генезисе и механизме его взаимодействия с человеком позволяют обратиться к исследованию в со­циологическом ключе взаимоотношений личности и права, находящих свое отражение в индивидуальной правовой культуре и - опосредованно - в правовой культуре общества.

именно и прежде всего свободы индивидов, последние же выступают в ка­честве «материи», носителей, сути и смысла права. «Там, где отрицается свободная индивидуальность, личность, правовое значение физического лица, - пишет В.С. Нерсесянц, - там нет и не может быть права (и право­вого принципа формального равенства), там не может быть и каких-то действительно правовых индивидуальных и иных (групповых, коллектив­ных, институциональных и т.д.) субъектов права, действительно правовых законов и правовых отношений и в обществе в целом, и в различных кон­кретных сферах общественной и политической жизни»^[118]. Однако при всей аргументированной убедительности данного подхода все же полагаем, что он должен быть концептуально дополнен. Поясним, что речь идет о роли свободы и необходимости в их взаимосвязи в процессе реального бытия (как природного, так и социального) человека и права.

И это в целом очень старый вопрос. Еще Г. Гоббс в своей специаль­ной работе «О свободе и необходимости» отмечал, что свобода, свободная от необходимости, не присуща воле человека^[119]. Им же были исследованы и вопросы, относящиеся к свободе, необходимости и случайности.

вание норм общения, добровольно принимаемых народом в силу их соот­ветствия обстоятельствам его бытия»^[120]. Однако позволим себе заметить, что основатели указанной правовой школы несколько преувеличивают роль случайности в становлении права. По мнению видного российского правоведа Б.Н. Чичерина, «как скоро люди вступают в известные взаим­ные отношения, так свобода одних должна воздействовать на свободу дру­гих. Отсюда прежде всего необходимость взаимных ограничений... Свобо­да должна быть определена и ограждена законом, то есть должна сделаться правом. В диком состоянии человек может пользоваться неограниченной властью, не нуждаясь и юридических определениях; в образованном обще­стве сохранение свободы возможно только при развитии права»^[121].

Анализ взаимоотношений, складывающихся между правом и лично­стью, требует разъяснения понятии права в объективном и субъективном смыслах, поскольку личность тесно связана с этими феноменами. «В пер­вом случае, - как указывает Н.И. Матузов, - эта связь состоит в том, что нормы объективного права регулируют поведение личности, во втором - в том, что личность использует те возможности, которые открывают перед ней субъективные права и свободы»^[122].

Весьма глубокий и оригинальный анализ признаков субъективного права в его соотношении с властью субъекта права (называемой порой «юри­дической властью») дан Г.В.

ность, направленную вовне. «Собственно говоря, пишет Г.В. Мальцев, — по­зитивная свобода человека есть не что иное как принадлежащая ему и долж­ным образом реализуемая власть прежде всего над самим собой, умение рас­порядиться собственными возможностями, личностным потенциалом и ре­сурсами. Когда мы говорим, что всякое право очерчивает для человека круг его свободы и власти, мы имеем в виду по сути дела один и тот же круг. Вла­ствующий, безусловно, свободен в пределах того, что ему подвластно; гра­ницы его свободы не могут выходить за пределы его власти. Позитивная сво­бода личности - господство человека над самим собой - получает продолже­ние и развитие в идее субъективного права как власти, а она означает нали­чие легальных способов передачи волевого решения управомоченного лица для исполнения другим лицом. Здесь мы и подходим к ответу на вопрос, по­чему юридическая власть субъекта есть именно власть, а не какое-либо дру­гое социальное явление»^[123]. Далее Г.В. Мальцев весьма метко резюмирует, что элементы поведения, свободно избираемого субъектами, сочетаются с эле­ментами нормативно «предписанного» поведения, причем последние также проходят через выбор субъекта: кто исполняет норму, считается согласив­шимся с нею. «Реально присутствующая в социальном отношении власть (доминация воли) одного человека над другим или другими, - утверждает Г.В. Мальцев, - сознается, нередко переживается участниками как власть нормы, необходимость подчинения правилу, предусматривающему такую доминацию при определенных условиях. На самом же деле человек подчиня­ется человеку, принимает к исполнению доминантную волю не из любви к норме или слепой привязанности к правилу, а ради решения близких ему ду­ховных и материальных проблем, в расчете на эквивалентное предоставле­ние, возмещение, награду либо на устранение риска что-либо потерять»^[124].

Полнота возможностей для личности реализовывать и интериоризи- ровать в свое сознание права и свободы в контексте субъективного права обретает свое максимальное раскрытие в правовом государстве, функцио­нирование которого строго подчинено праву и ориентировано на соблюде­ние и защиту прав человека.

Само понятие правовой личности было введено в социальный дискурс еще в конце XIX - начале XX веков, когда у философов и правоведов возник­ла потребность связать идею существования и развития правового государст­ва с представлением о личности, обладающей специфическими свойствами. Такой тип личности назвали "правовой личностью". К настоящему времени это понятие и связанная с ним проблематика не потеряли своей актуальности, так как не только в России, но и в странах, которые давно идут по пути по­строения правового государства, к концу XX века явно назрел кризис право­сознания.

Основное содержание понятия "правовой личности" еще в начале XX века охарактеризовал Б.А. Кистяковский. Согласно его определению, правовая личность — это личность, дисциплинированная правом и устой­чивым правопорядком, наделенная всеми правами и свободно ими поль­зующаяся. Система правового государства в качестве атрибутивной со­ставляющей включает в себя рациональную задействованность личности в социально-правовой деятельности, в защите своих неотчуждаемых прав, понимание ею своей персональной ответственности за соблюдение законов государством и каждым гражданином. Следовательно, на базе определе­ния, данного Кистяковским, мы можем выделить и зафиксировать ряд ти­пологических характеристик, присущих правовой личности:

осознанность своих прав как личности;

осознанность своих обязанностей перед другими людьми, социаль­ными группами и обществом;

активность личности в пользовании своими правами и выполнении своих обязанностей.

Как мы уже пытались показать выше, правовая культура личности - это не прямая проекция или мини-вариант правовой культуры общества, хо­тя, безусловно, между первой и второй существует теснейшая связь. Инди­

видуальная правовая культура - это относительно самостоятельное образо­вание, формирующееся в ходе взаимодействия различных специфических социальных и психических регуляторов. Среди факторов, так или иначе в своей совокупности влияющих на формирование индивидуальной правовой культуры, необходимо назвать личные потребности и интересы, социаль­ный статус личности, принятые в окружающей личность социальной среде стереотипы правового поведения, конкретные особенности воспитания, об­разования, индивидуального мировосприятия, вероисповедание и сопря­женные с ним социокультурные традиции правопонимания, правовой мен­талитет, самооценка, индивидуальные психофизиологические параметры.

Возвращаясь к типологическим чертам правовой личности, необхо­димо отметить, что ее характеризуют: уверенность в том, что только сво­бода всех людей в обществе есть одна из надежных гарантий свободы ка­ждого; уважение достоинства других лиц, выступающих в качестве равных участников правового общения; чувство личной ответственности за свои поступки и внутреннее убеждение в важности исполнения человеком ле­жащих на нем обязанностей; уважение к закону; вера в то, что соблюдение принятых человеком обязательств - элементарное условие нормального со­существования людей в рамках общества.

В контексте единой правовой культуры общества уровень зрелости правовой культуры каждой отдельной личности остается вариативным, так как индивидуальная правовая социализация в своем качестве зависит от многих факторов - от глубины осознания и усвоения индивидом принци­пов доминирующего в обществе правопонимания; от того, насколько пол­но индивид информирован о нормах, процедурах, институтах реализации защиты своих прав; от аксиологической специфики отношения индивида к существующим правовым нормам, процедурам и институтам. Соответст­вующий требованиям современного общества уровень индивидуальной правовой культуры предполагает активное позитивное отношение к ду-

ховным ценностям правового характера, направленное на реализацию прав и свобод личности.

Можно выделить несколько основных возможных вариантов взаимо­связанности правовой культуры личности с правовой культурой общества. При оптимальном варианте правовая культура личности полностью соот­ветствует принятым в обществе принципам и нормам права. Такое соот­ношение можно назвать идеальным. Чаще, однако, уровень правовой куль­туры личности оказывается ниже уровня правовой культуры общества, что проявляется в социальном осуждении здоровым обществом противоправ­ных практик. В то же время индивидуальная правовая культура может ока­заться и более высокой, превышая уровень правопонимания, характерный для данного конкретного общества, зафиксированный в его нормах. Этот вариант проявляется в том. что высокая индивидуальная правовая культу­ра, сложившаяся в результате, как правило, аккультурации на индивиду­альном уровне норм и представлений более высокоразвитого в правовом отношении общества, может послужить динамическим моментом развития новой юридической практики, стимулировать совершенствование законо­дательства и способствовать формированию новой социетальной правовой культуры. Если этого не случается, личность с более высокой правовой культурой в лучшем случае обречена на социальную изоляцию, а в репрес­сивных обществах зачастую становится объектом подавления.

Обязательной характеристикой правовой личности как социально­правовой категории является внешнее выражение ее внутреннего мира, то есть поведение, а поэтому, раскрывая структуру правовой личности, при­ходится обратиться к описанию ее поведенческих черт.

Важнейшей социально-поведенческой характеристикой правовой личности можно считать непосредственное участие в правотворческом процессе, будь то работа в законодательных органах государства, участие в обсуждении проектов законов и решений местных органов власти, внесе- 162

ние предложений в законодательные и государственные органы, в редак­ции газет, радио, телевидение, наконец, просто обязательное принятие участия в выборах и референдумах. Тем не менее простое выполнение за­конов, являясь обязательным условием правомерного поведения и, следо­вательно, атрибутивной чертой правовой личности, не может быть названо активным правотворчеством.

Вторую значимую черту поведения правовой личности составляет соз­нание и защита собственных нарушенных другими субъектами правоотно­шений прав. Защита своего права не является обязанностью гражданина, од­нако отказ от реализации этого права разрушает систему сдержек и противо­весов, на которой и построено правовое государство. Поэтому правовой лич­ностью может быть назван только индивид, активно защищающий свои пра­ва и пользующийся при этом исключительно правовыми методами.

В качестве еще одной поведенческой характеристики правовой лич­ности можно назвать, как нам кажется, участие в правоохранительной дея­тельности и работе общественных организаций. Однако в большинстве случаев деятельность в области социального контроля правовой сферы связана с защитой не только (а в ряде случае и не столько) самого гражда­нина, но и иных лиц. Поэтому данную установку скорее следует рассмат­ривать как готовность к защите прав третьих лиц. При этом в ряд третьих лиц необходимо включить не только отдельных индивидов, но и социаль­ные группы и общество в целом.

Следующая черта поведения правовой личности - участие в правовос­питательной деятельности, что в социологической терминологии правильнее назвать участием в правовой социализации. Любая система является устой­чивой только в том случае, если в случае недолговечности составляющих ее частей она воспроизводит подструктуры, подобные отмирающим. Ячейкой правового государства является отдельно взятая личность. Поэтому каждое последующее поколение должно соответствовать предыдущему, по крайне

мере в плане правового поведения. Так как существенную часть в процессе формирования психологической структуры правовой личности занимает процесс социализации, субъектами которого являются родители, школа и третьи лица, то каждая отдельно взятая правовая личность должна принимать активное участие в правовоспитательной деятельности.

Необходимо также вернуться к уже исследовавшейся нами выше на­учно-правовой категории "правовой активности". Обычное содержательное наполнение данного термина дает возможность интерпретировать понятие правовой активности как обозначение высшего уровня правомерного пове­дения личности, включающего напряженную, инициативную деятельность по эффективному и наиболее полному осуществлению и защите прав и ис­полнению обязанностей. Тем не менее согласившись с признаком выделе­ния правовой активности как инициативной деятельности, мы не согласны с объемом видов деятельности: выполнение и защита прав и обязанностей и исполнение обязанностей. В рамках теории права такой подход вполне мо­жет быть оправдан, но в рамках социологии права и культуры он довольно узок. Поэтому в рамках всего социально-полезного поведения, содержание которого определено выше, мы можем выделить наиболее активную и ини­циативную часть, которую и назовем правовой активностью.

В этом ключе понимает правовую активность, к примеру, В.И. Гой- ман, который рассматривает ее как меру инициативности поведения, в свя­зи с чем выделяет три уровня правовой активности: высокий (творческий), средний (исполнительский) и низкий (репродуктивный)^[125]. Если творческий уровень правовой активности отличается значительной развитостью и про­явлением в правовой деятельности всех групп правовых свойств личности - информативных, ценностно-ориентирующих и поведенческих, то низкий

уровень характеризуется слабой выраженностью всех групп свойств, их недостаточной устойчивостью и глубиной.

Несомненно, для правовой личности характерен высокий уровень правовой активности. Однако возникает вопрос: а может ли правовая лич­ность обладать средним или низким уровнем правовой активности? Ответ на этот вопрос кроется в том, какой смысл мы вкладываем в категорию пра­вовой личности: "личность, проживающая в правовом государстве" или "инициативная, социально-активная личность". Проблема в том, что суще­ствует закон устойчивости систем: система устойчива только в том случае, если в ней имеется достаточное количество подсистем каждого вида. По­скольку личность может обладать любым уровнем правовой активности, то существующее в реальности правовое государство должно обладать полным набором личностей, как активных, так и пассивных. Более того, в государ­стве всегда имеется и достаточное количество неправовых личностей. Про­сто соотношение всех видов личностей должно быть оптимальным для того, чтобы обеспечивать работ}' системы сдержек и противовесов. В противном случае общество войдет в состояние аномии и вскоре погибнет.

Однако проблема шире. Ведь на практике может существовать мно­жество промежуточных уровней правовой активности, лежащих между высоким и низким уровнями, и ряд из них может соответствовать содер­жанию правовой личности. Е.А. Белканов использует термин «лояльность правосознания» и выделяет десять уровней лояльности, из которых пять относятся к позитивному поведению и пять к негативному. Правовую лич­ность как таковую могут характеризовать следующие уровни лояльности:

Активный положительный уровень (активный позитивизм). Для дан­ного уровня характерно в высшей степени положительное отношение к пра­ву, как правило, осознанное, которое проявляется в отношении большинства единичных правовых предписаний. Очень высока готовность к реализации правовых предписаний, к защите своих прав и прав третьих лиц при помо- 165

щи правовых процедур. Высока и степень доверия к правоохранительным органам. Лица, имеющие подобный уровень лояльности правосознания, достаточно редко совершают правонарушения, да и то незначительные.

Строго говоря, этим уровнем и исчерпывается понятие правовой личности. Однако. существует еще две группы, которые примыкают к группе правовой личности в строгом смысле. Это, прежде всего, группа, для которой характерен пассивный положительный уровень лояльности (пассивный позитивизм). Для этого уровня также характерна высокая сте­пень положительного отношения к праву. Оно обычно осознанное, но при повышенной роли моральных представлений. Уровень готовности к реали­зации правовых предписаний и защите своих субъективных прав при по­мощи легальных процедур достаточно высок.

В то же время для пассивного позитивизма характерна более низкая готовность к защите прав третьих лиц. В целом применительно к участию в социальном контроле правовой сферы преобладает установка на невме­шательство или на пассивное содействие.

Во-вторых, это группа, которой присущ конформный положитель­ный уровень лояльности (конформный позитивизм). Эта группа также ха­рактеризуется позитивным отношением к праву. Однако в большинстве случаев оно мало осознанно и мотивировано прежде всего групповой и корпоративной солидарностью, нормами групповой морали, содержащими в себе требования правомерного поведения. Высокая готовность к реали­зации правовых предписаний в данном случае обусловлена прежде всего воздействием группы. Число и тяжесть совершаемых этой категорией лиц правонарушений может возрастать, но они обычно не носят умышленного характера, за исключением некоторых малозначительных деяний. Готов­ность к защите своих прав при помощи легальных процедур средняя, а к участию в социальном контроле правовой сферы - низкая.

Уже следующий уровень лояльности в настоящей классификации мо­тивируется не столько положительным отношением к праву, сколько бояз­нью санкций как со стороны государства, так и со стороны группы. Лич­ность, находящуюся на таком уровне лояльности, уже нельзя характеризо­вать как правовую, так как она будет социально-позитивно вести себя толь­ко в рамках ориентированного на силовые методы контроля государства.

Итак, можно утверждать, что правовая личность представляет собой обладающую особыми типологическими и поведенческими характеристи­ками подструктуру социальной личности, адекватной гражданскому обще­ству и правовому государству. При этом от остальных типов личности правовая личность отличается степенью правомерности и активности по­ведения. Сознательное выполнение правовых предписаний, активная за­щита как своих прав, так и прав третьих лиц, активное участие в право­творческой деятельности органов государства, участие в правовоспита­тельной деятельности определяют содержание правовой личности. При этом присущие людям различные уровни лояльности правосознания по­зволяют наравне с правовой личностью выделить группу, соприкасаю­щуюся с ней и обеспечивающую устойчивость правового государства как системы - это личности с лояльностью правосознания, находящейся на уровне пассивного либо конформного позитивизма.

В условиях России государство традиционно сильно и от него сейчас зависит, выживет ли в России гражданское общество. Тут на передний план выдвигается личность. Однако, если вспомнить исторические и со­циокультурные реалии развития правовой культуры и правосознания в России, условия существования личности в контексте российской право­вой системы, специфику жизненного пространства личности в российском социальном пространстве, то закономерно встает вопрос: можно ли утвер­ждать, что социально личность есть правовая единица общества, если она не являлась таковой ни до революции, ни после нее - при социализме? По- 167

видимому, для этого нужно время и определенные экономические, граж­данские предпосылки, которых нет в сегодняшнем кризисном российском обществе. Согласно, например, тому же Ю.М. Лотману, российская куль­турная модель определяется "расстоянием между уже нет и еще нет"^[126]. Это уже не варварство, но и не цивилизованность в полном смысле, поскольку здесь отсутствует самое важное для установления цивилизованных отно­шений - представление о ценности личности, о ценности другого, о воз­можности с ним договориться. Возможно ли в таком обществе признание в качестве базовой ценности свободы личности? Кросскультурное исследо­вание ценностей, проведенное международной лабораторией социальной психологии в бывших "странах народной демократии", показало, что сво­бода не относится к числу актуальных позитивных ценностей, занимая в иерархии сознания одно из последних мест^[127]. Трудно говорить о выработке законодательно-исполнительных механизмов защиты свободы личности в обществе, не осознавшем ценность такой свободы. Наконец, "низкая пра­вовая культура должностных лиц, — пишет Е.А. Лукашева, - усугубляемая отсутствием реальной ответственности за отступление от права, ярче всего проявляется в неуважении права и пренебрежении им. Права человека - категория, чуждая правосознанию большинства тех, кто, согласно Консти­туции, призван обеспечить их незыблемость"^[128].

По поводу личности россиянина как социального типа В. Белинский в свое время заметил, что ее важнейший психологический механизм - это самолюбие, существенным отличием которого от чувства собственного достоинства считается не свобода и непринужденность проявления своего "я", а болезненная установка на возможность ущемления такой свободы.

Другая специфическая характеристика правосознания россиянина, о которой мы уже говорили в предыдущей главе, была выявлена в психологи­ческих исследованиях, показавших, что в отличие от западноевропейских правовых представлений, связывающих функцию закона с обеспечением справедливости, т.е. защитой позитивных ценностей, в отечественное право­сознание "внедряется" представление о негативной, карающей функции пра­ва, составляющее наследие тоталитаризма¹. Можно расширить эти данные выводом о том, что в отечественном сознании законы и право воспринима­ются только как обязанности личности перед государством, но не кик права.

И тем не менее при дефиците ряда объективных социальных и внут­ренних субъективных условий, по-видимому, можно говорить о возникно­вении предпосылок формирования правового типа личности. Для этого не­обходимо дифференцировать отношения, которые обычно рассматривают­ся нерасчлененно, синкретично. Первые два отношения были дифферен­цированы еще Н.Я. Данилевским, который писал, что буржуазному праву удалось решить одновременно обе части правовой задачи - взаимоотно­шения как личности с государством, так и личностей друг с другом. Вто­рые два отношения, связанные в западном правовом сознании, - это права и обязанности, которые интегрировались взаимной ответственностью: го­сударства перед личностью, гарантировавшего обеспечение ее прав, и лич­ностью перед государством, гарантировавшей выполнение своих обязан­ностей. В российской социальной жизни и сознании личности оказались разорванными те два отношения, которые, по мнению Н.Я. Данилевского, связаны в западном праве, — отношение к государству и к другим людям. Не только разорваны права и обязанности, связанные в правовых государ­ствах, но права вытеснены, заменены обязанностями. "Христианское сми­рение было ложно истолковано, — пишет Н.А. Бердяев, анализируя истоки

Воловикова М.И. Моральное развитие и активность личности //Активность и жизненная позиция личности, M., 1988. С. 170-186.

и смысл русского коммунизма, — и этим истолкованием пользовались для отрицания человеческого достоинства, для требования покорности всяко­му социальному злу"^[129].

В настоящее время наблюдается тенденция к разгосударствлению, формированию гражданского сектора общества. Но это противоречивый процесс. C одной стороны, признаются права личности не только как гра­жданина (по отношению к государству), но и как человека, что "преодоле­вает одностороннее рассмотрение человека в его взаимосвязи только с го­сударством, сужение сферы его самоопределения"^[130]. Тем самым новая Кон­ституция РФ "восстанавливает те общечеловеческие ценности, которые были утверждены в результате буржуазных революций"^[131]. C другой - "в последние годы произошло ослабление российской государственности, а это — движение в сторону, противоположную обществу, основанному на праве"^[132]. Суть этого противоречия в том, что, предоставляя личности боль­шую свободу, общество одновременно не в силах взять на себя обяза­тельств по защите прав, связанных с этой свободой, — оно не имеет разви­тых правовых механизмов защиты свобод. Очевидно, что права, предос­тавляемые гражданам РФ, реализация которых гарантирована в большей степени, - преимущественно политические (избирательные и т.д.). Но из этого следует чрезвычайно важный вывод: способность и культура пользо­вания своими человеческими правами принадлежит личности. Несмотря на то, что Россия не имеет исторических традиций в области права, несмотря на пережитый ею период тоталитарного подавления правового сознания и отсутствие правовых механизмов защиты свободы личности в современ­ный период, возможно, единственным путем построения правового обще­

ства окажется путь "снизу". Это - путь становления правового сознания личности, ее способности, умений отстаивания и защиты своих прав.

Что же может актуализировать правовое сознание россиянина как личности и рассматриваться как объективная предпосылка ее правовых представлений? Мы предполагаем, что основным содержанием этих пред­ставлений не может быть достижение свободы, ее главная ценность, так же как личностным механизмом их актуализации нельзя считать неразвитое в силу исторических, социальных и экономических причин чувство ценно­сти своего "я" и собственного достоинства. Объективной предпосылкой является жизненная ситуация, жизненная позиция современной личности. Личность оказалась предоставленной самой себе во всех измерениях сво­его жизнеобеспечения. Старая государственная система руководствовалась в отношении граждан двумя измерениями: статикой и гарантированностью финансового обеспечения (на среднем или низком уровне). В настоящее время, учитывая резкую дифференцированность экономического положе­ния разных социальных слоев, каждая личность должна обеспечивать себя прожиточным уровнем, а, следовательно, искать новые источники дохо­дов, сочетать сразу несколько профессиональных деятельностей, менять профессию, осваивать другие ее виды или "на свой страх и риск" зани­маться коммерцией, которая характеризуется значительной степенью не­определенности, негарантированности. В связи с прекращением пожиз­ненного обеспечения трудом и зарплатой перед личностью открылась воз­можность выбора: повышение профессионального уровня или отказ от не­го, продолжение профессиональной деятельности в стабильных государст­венных структурах или уход в коммерческие, связанные с риском и неста­бильностью, выбор между добыванием средств трудом или другими путя­ми. Личность, привыкшая к ориентации "на всех", к социальному сравне­нию, подражанию, оказалась перед необходимостью самоопределения в сложных, неопределенных, быстро меняющихся ситуациях. Она столкну­

лась с необходимостью сопоставления своих возрастных, профессиональ­ных и других возможностей и ограничений с запросом на рынке труда, с требованиями разных организаций, служб, фирм. Она оказалась в ситуации конкуренции. Все это в свою очередь обострило восприятие личностью действительности, актуализировало ее способность и потребность в соци­альном мышлении. Выражаясь обыденным языком, личности оказалась предоставлена возможность выживать и одиночку — свобода защищать свою жизнь, свобода выживать или процветать.

Именно это положение личности, такая организация ее жизненного пространства актуализирует ее правовые представления — потребность по­нять действующие в обществе правила, нормы, узнать информацию, выяс­нить достоверность - недостоверность своих ожиданий и "чужих обеща­ний". Кроме необходимости осуществления чисто юридических процедур, связанных с открытием фирм, оформлением собственности или пособий, потребности выяснить законосообразность определенных действий, в соз­нании людей с разной мерой остроты возникает желание понять и осмыс­лить либо все социальное целое, в котором протекает множество противо­речивых социальных процессов, либо ту жизненную ситуацию, в которой оказался каждый, в ее более общем или конкретном выражении.

Итак, мы подошли к необходимости сделать некоторые выводы. Правовая культура личности как совокупность идей, ценностей, дорефлек- сивных габитусных установок на правомерное поведение на уровне соци­альной практики воплощается в правовой активности, что проявляется в сознательной организации своего жизненного пространства как простран­ства правовых по характеру социальных взаимодействий. Конституируя такое жизненное пространство, личность тем самым непрерывно структу­рирует самое себя как активный и сознательный субъект правоотношений, носитель специфического правопонимания и аксиологии.

В то же время необходимо подчеркнуть, что исследование правовой культуры в аспекте формирования личности представляет собой наиболее сложную часть поставленной нами задачи. Причин этому несколько. Во- первых, и это главное, все, что связано с внутренними механизмами лич­ностной трансформации, требует привлечения к исследованию психологи­ческих концепций, терминов и методологий, что мы и попытались по мере возможного делать. Во-вторых, говоря о правовой личности, мы, по сути дела, вводим идеально-типическую конструкцию, аналогичную конструк­циям М.Вебера. Однако обращение к идеально-типическому конструиро­ванию имеет смысл только в аналитических целях. Обрисовав типологиче­ские черты правовой личности, мы выполнили поставленную перед собой аналитическую задачу. Но на уровне социальной конкретики, сталкиваясь с реальными сложностями формирования правового государства и адек­ватной ему правовой культуры в России и пытаясь найти им объяснение, мы не можем удовлетвориться описанием идеального типа и соответст­вующего ему спектра социальных действий. Нам приходится обратиться к синтезу использованных нами выше подходов - постструктуралистского, институционального, феноменологического, социокультурного, чтобы за­фиксировать основные характеристики глубокого кризиса правосознания, с которым мы имеем дело в современном российском обществе.