38.Правление закона
…Я уже отмечал…, что концепция формальной справедливости, правильного ибеспристрастного использования публичных правил, вприменении кюридической системе, становится правлением закона.
Одним из примеров несправедливого действия является неприменение судьями идругими лицами, обладающими полномочиями, подходящего правила или неверная его интерпретация. Плодотворней вэтой связи думать не осерьезных нарушениях, примерами которых будут подкуп икоррупция или злоупотребления правовой системой сцелью преследования политических врагов, но, скорее, отаких тонких искажениях, как предрассудки ипредубежденность, так как они ведут креальной дискриминации отдельных групп вюридическом процессе. Правильное (геgulаг) ибеспристрастное ивэтом смысле честное исполнение закона мы можем назвать «справедливость как правильность». Это словосочетание богаче смыслом, чем «формальная справедливость».Правление закона явно связано со свободой. Мы можем вэтом убедиться, рассмотрев понятие правовой системы иее тесную связь спредписаниями, характеризующими справедливость как правильность. Правовая система является обязывающей иерархией общественных правил, адресованных рациональным индивидам сцелью регулирования их поведения исоздания рамок для социальной кооперации. Когда эти правила справедливы, они образуют основу для законных ожиданий. Они представляют собой основания, на которых люди могут полагаться друг на друга ипо праву протестовать, когда их ожидания не оправдываются. Если основания для таких притязаний неустойчивы, неустойчивы играницы свобод человека. Конечно, другим правилам также свойственны многие эти черты. Правила игр ичастных ассоциаций также адресованы рациональным индивидам сцелью придания формы их действиям. Если эти правила честные, или справедливые, то как только люди соглашаются сэтими условиями ипринимают вытекающие из них преимущества, возникающие при этом обязательства становятся основой для законных ожиданий.
Отличительной чертой правовой системы является ее всеобъемлющий характер ирегулятивные возможности по отношению кдругим ассоциациям. Определяемые ею конституционные органы обычно пользуются исключительным юридическим правом, по крайней мере, на более крайние формы принуждения. Виды принуждения, которые могут применять частные ассоциации, строго ограничены. Более того, правовой порядок устанавливает окончательные полномочия над некоторой четко определенной территорией. Еще одна его характеристика– широкий спектр регулируемых им действий ибазисная природа интересов, которые он призван защитить. Эти характеристики просто отражают тот факт, что закон определяет базисную структуру, врамках которой происходит преследование всех остальных интересов.Принимая, что юридический порядок– это система общественных правил, адресованных рациональным индивидам, мы можем объяснить предписания справедливости, которые ассоциируются справлением закона. Это такие предписания, на которых бы строилась любая система правил, всовершенстве воплощающая идею правовой системы. Это, конечно, не значит, что существующие законы снеобходимостью удовлетворяют этим предписаниям во всех случаях. Скорее эти максимы следуют из некоторого идеального представления, ккоторому, как ожидается, должны приближаться законы, по крайней мере, вбольшей своей части. Если отклонения от справедливости как правильности (геgulаг) становятся слишком распространенными, может возникнуть серьезный вопрос– асуществует ли система законов впротивоположность множеству конкретных приказов, нацеленных на реализацию интересов какого-либо диктатора или идеального великодушного деспота? Часто на этот вопрос нет ясного ответа. Смысл представления правового порядка ввиде системы общественных правил состоит втом, что он позволяет нам вывести предписания, связанные спринципом легальности. Более того, мы можем сказать, что при прочих равных условиях один правовой порядок осуществляется справедливее другого, если он лучше следует предписаниям правления закона.
Он даст более надежную основу для свободы иболее эффективные средства для создания схем кооперации. Однако поскольку эти предписания гарантируют лишь беспристрастное иправильное применение правил, каковыми бы они ни были, они совместимы снесправедливостью. Они налагают довольно слабые ограничения на базисную структуру, но такие, которыми ни вкоем случае нельзя пренебречь……Действия, требуемые законом, атакже запрещенные им, должны быть такого рода, чтобы давать людям возможность либо их выполнить, либо от них уклониться. Система правил, адресованная рациональным индивидам, для организации их поведения, предписывает то, что они могут, ачего не могут делать. Она не должна обязывать делать то, что сделано быть не может. Во#x2011;вторых, представление отом, что «следует» влечет «можно», передает имысль отом, что те, кто принимает законы иотдает приказы, делает это со всей искренностью. Законодатели, судьи идругие представители системы власти должны верить, что этим законам можно подчиняться, иони должны предполагать, что любые отдаваемые приказы могут быть выполнены. Но мало того, что власти должны действовать со всей искренностью; их искренность должна также признаваться теми, кто попадает всферу их полномочий. Законы икоманды принимаются вкачестве таковых, если существует всеобщее мнение, что им можно повиноваться ичто они выполнимы. Если это под вопросом, действия властей предположительно имеют какую#x2011;то другую цель. Наконец, это правило выражает требование отом, что правовая система не должна признавать результат действия вкачестве оправдывающего или, по крайней мере, смягчающего обстоятельства. Применяя законы, правовая система не может считать неспособность кдействию несущественным обстоятельством. На свободе лежал бы невыносимый груз, если бы юридическая ответственность не ограничивалась обычно только теми действиями, выполнять или не выполнять которые внашей власти.
Правление закона также подразумевает ипредписание, согласно которому подобное трактуется подобным образом.
Люди не могли бы регулировать свои действия спомощью правил, если бы это предписание не выполнялось. Конечно, эта идея уводит нас не слишком далеко, так как мы должны предполагать, что критерии подобия даны посредством самих юридических правил ипринципов, которые используются для их интерпретации. Тем не менее, предписание, согласно которому вподобных случаях должны применяться подобные решения, значительно ограничивают свободу действий судей идругих представителей власти. Это предписание заставляет их обосновывать различия, которые они проводят между людьми, спомощью указания на соответствующие юридические правила ипринципы. Вкаждом конкретном случае, если правила очень уж трудны инуждаются винтерпретации, оправдать произвольные решения может оказаться инетрудным. Но сувеличением количества случаев конструировать возможные обоснования для пристрастных решений становится все труднее. Требование последовательности распространяется, конечно, на интерпретацию всех правил ина обоснование на всех уровнях. Со временем продуманные аргументы для дискриминационных решений формулировать становится все труднее, апопытки это сделать становится все менее устойчивыми……Предписание, согласно которому не бывает преступления без закона (Nullum crimen sine lege), иподразумеваемые следствия также вытекают из понятия правовой системы. Это предписание требует, чтобы законы были известны ицеленаправленно распространялись, чтобы их смысл был точно определен, чтобы законодательные акты носили общий характер, как ввыражении, так ивнамерении, ине использовались для нанесения вреда определенным индивидам (лишения прав конкретных людей), чтобы, по крайней мере, наиболее серьезным нарушениям давалось строгое толкование, ичтобы уголовные законы не имели обратного действия ине были во вред тем, ккому они имеют отношение. Эти требования внеявном виде присутствуют видее регулирования поведения спомощью общественных правил, так как если, скажем, законодательные акты неясны втом, что они предписывают или запрещают, гражданин не знает, как он должен себя вести.
Более того, хотя время от времени имогут встречаться случаи лишения прав конкретных людей или обратного действия закона, они не могут быть устойчивыми ихарактерными чертами системы, если только она не преследует какой-либо другой цели. Тиран может изменять законы без предупреждения исоответствующим образом наказывать (если так можно выразиться) своих подчиненных, так как ему доставляет удовольствие наблюдать, сколько времени уних уходит на то, чтобы вычислить эти новые правила, следя за наказаниями, которые он налагает. Но эти правила не были бы правовой системой, так как они не служили бы организации социального поведения, обеспечивающего основу для оправданных ожиданий.Наконец, существуют такие предписания, которые определяют понятие естественной справедливости. Это директивы, предназначенные для сохранения целостности юридического процесса. Если законы– это директивы, адресованные рациональным индивидам для направления их деятельности, суды должны быть озабочены тем, чтобы применять ипретворять вжизнь эти правила подходящим образом. Нужно предпринять сознательное усилие, чтобы определить, имело ли место нарушение, иприменить подходящее наказание. Так, правовая система должна предусматривать проведение регулярных судебных процессов ислушаний, она должна содержать правила доказательства, гарантирующие рациональные процедуры расследования. Хотя вэтих процедурах существуют вариации, правление закона требует надлежащего процесса, т.е.разумно разработанного процесса установления истины методами, согласующимися сдругими целями правовой системы, установления того, имело ли место нарушение ипри каких условиях. Например, судьи должны быть независимы ибеспристрастны, иникто не может быть судьей всвоем собственном деле. Судебные процессы должны быть честными иоткрытыми ине принимать врасчет требования публики. Предписания естественной справедливости должны обеспечить беспристрастное иправильное исполнение правового порядка.
Теперь связь правления закона со свободой достаточно ясна.
Свобода, как я уже говорил, это комплекс прав иобязанностей, определяемых институтами. Различные свободы указывают на действия, которые мы можем выбрать, если того пожелаем, икоторым (когда природа данной свободы это позволяет) другие обязаны не препятствовать. Но если нарушается правило «не бывает преступления без закона», скажем, всилу неясности инеопределенности законодательных актов, становится неясным инеопределенным, что же именно мы свободны делать. Ивтой степени, вкоторой это так, свобода ограничена оправданным страхом применения этого закона. Аналогичные следствия вытекают, если подобные случаи не решаются подобным образом, если юридический процесс не обладает внутренней цельностью, если закон считает возможным признавать результат действия вкачестве оправдывающего обстоятельства ит.д. Принцип легальности, таким образом, имеет прочное основание всогласии рациональных индивидов установить для себя максимальную равную свободу. Для того чтобы быть уверенными вобладании этими свободами иих реализации, граждане во вполне упорядоченном обществе наверняка захотят сохранения правления закона.Мы можем прийти кэтому заключению инесколько другим путем. Разумно предположить, что даже во вполне упорядоченном обществе полномочия правительства, связанные спринуждением, являются, до некоторой степени, необходимыми для стабильности социальной кооперации. Хотя люди изнают, что они разделяют общий смысл справедливости ичто каждый из них хочет придерживаться существующего устройства, они, тем не менее, могут не быть полностью уверены друг вдруге. Они могут подозревать, что некоторые не выполняют своей доли обязанностей, иуних может возникнуть искушение уклониться от выполнения исвоей доли. Общее осознание таких искушений может, вконце концов, обрушить весь этот порядок. Подозрение, что другие не выполняют своих обязанностей иобязательств, усиливается итем, что вотсутствие авторитарной интерпретации иприменения законов особенно легко найти причины для их нарушения. Таким образом, даже вотносительно идеальных условиях трудно представить, например, работающую схему подоходного налога, основанную на добровольном согласии. Такое устройство нестабильно. Роль полномочной публичной интерпретации правил, подкрепленных коллективными санкциями, заключается именно впреодолении этой нестабильности. Применяя публичную систему наказаний, правительство устраняет основания для предположения отом, что другие не подчиняются правилам. Представляется, что уже по одной этой причине всегда необходим принуждающий правитель, хотя во вполне упорядоченном обществе санкции не являются суровыми, и, возможно, нужда вних никогда ине возникнет. Дело, скорее, втом, что существование эффективного карающего механизма служит людям взаимной страховкой. Эту мысль истоящее за ней рассуждение мы можем считать тезисом Гоббса…
Создавая такую систему санкций, стороны, принимающие участие вконституционном собрании, должны взвесить ее недостатки. Эти недостатки, по крайней мере, двух типов: расходы по поддержанию такого органа, покрываемые, скажем, за счет налогов; ивторой тип– опасность для свободы репрезентативного гражданина, измеряемая вероятностью того, что эти санкции станут помехой его свободе. Образование принуждающего органа рационально только втом случае, если эти недостатки меньшие, чем потеря свободы вследствие нестабильности. Предполагая, что это так, лучшая организация будет такой, которая минимизирует эти опасности. Ясно, что, при прочих равных условиях, опасностей для свободы меньше тогда, когда закон применяется беспристрастно, стандартным образом ивсоответствии спринципом легальности. Хотя принуждающий механизм необходим, очевидно, что важно точно определить тенденцию его функционирования. Зная, какие именно действия он наказывает, изная, что вих власти либо выполнять, либо не выполнять эти действия, граждане соответствующим образом могут составить свои планы. Тот, кто подчиняется объявленным правилам, может никогда не опасаться ущемления своей свободы.
Из предыдущих замечаний ясно, что даже для идеальной теории мы нуждаемся вперечне, хотя бы иочень ограниченном, карательных санкций. Принимая во внимание нормальные условия человеческой жизни, какие#x2011;то подобные меры необходимы. Я утверждал, что принципы, оправдывающие эти санкции, могут быть выведены из принципа свободы. Идеальная концепция здесь влюбом случае показывает, как должна быть устроена не#x2011;идеальная схема; иэто подтверждает предположение отом, что фундаментальной является именно идеальная теория. Мы также видим, что принцип ответственности не основан на идее отом, что наказание носит по преимуществу характер возмездия или обвинения. Скорее, оно признается во имя самой свободы. Втом случае, если граждане не имеют возможности знать, каков закон, ине имеют возможности принять во внимание его требования, карательные санкции применяться кним не должны. Этот принцип является просто следствием отношения кправовой системе как киерархии общественных правил, адресованных рациональным индивидам сцелью регулирования их сотрудничества ипридания необходимого веса свободе. Я полагаю, что такой взгляд на ответственность позволяет нам объяснить большинство отговорок иоправданий, которые уголовный закон относит кmens rea[8]; кроме того, он может послужить путеводителем кправовой реформе. Однако здесь не место далее обсуждать эти вопросы. Достаточно заметить, что идеальная теория нуждается вперечне карательных санкций вкачестве стабилизирующего устройства, атакже указывает на способ, спомощью которого должен быть разработан этот раздел теории частичного согласия. Отметим, что принцип свободы ведет кпринципу ответственности.
Моральные дилеммы, возникающие втеории частичного согласия, необходимо рассматривать, не забывая оприоритете свободы. Таким образом, мы можем представить различные неблагополучные ситуации, вкоторых может оказаться допустимым не столь сильно настаивать на выполнении установлении правления закона. Например, внекоторых чрезвычайных ситуациях люди могут привлекаться кответственности за определенные проступки, вопреки принципу, согласно которому «следует» влечет «можно». Представим, что под влиянием сильных религиозных антагонизмов члены соперничающих сект проводят сбор оружия иорганизуют вооруженные банды, готовясь кстычке со своими согражданами. Столкнувшись стакой ситуацией, правительство может принять закон, запрещающий владение огнестрельным оружием (если предположить, что владение им уже не является преступлением). Закон может также предусматривать, что достаточной уликой для обвинения будет обнаружение оружия вдоме подозреваемого, если только тот не сможет доказать, что оружие было подложено кем#x2011;то другим.За исключением этой оговорки, отсутствие намерения или знания ввопросе об обладании оружием, атакже соблюдение разумных мер предосторожности объявляются не относящимися кделу. Утверждают, что эти нормальные защитительные меры сделают закон неэффективным, иего невозможно будет претворить вжизнь.
Хотя этот закон нарушает предписание, согласно которому «следует» влечет «можно», он мог бы быть принят репрезентативным гражданином как меньшая потеря свободы, во всяком случае, если налагаемое наказание не слишком сурово. (Здесь я считаю, что, скажем, тюремное заключение представляет собой радикальное ограничение свободы, так что необходимо учитывать серьезность предполагаемого наказания.) Рассматривая эту ситуацию со стадии законодательства, можно было бы решить, что образование военизированных групп, которое можно предупредить спомощью принятия закона, является гораздо большей опасностью для свободы среднего гражданина, чем строгая ответственность за владение оружием. Граждане могут одобрить этот закон как меньшее из двух зол, примиряясь стем фактом, что хотя они могут быть привлечены кответственности за вещи, которые они не делали, угроза их свободе при любом другом развитии событий будет большей. Всилу существования серьезных разногласий, нет способа предотвратить некоторые несправедливости (как мы обычно их называем). Все, что можно сделать– это ограничить эти несправедливости наименее несправедливым образом…