ВЕЛИКИЙ СЫН ВОЛЬНОГО ДОНА
Сказано справедливо: культура России умножается талантами из ее регионов. Вспоминается 1983-й год. В Москве отмечалось 90-летие Алексея Федоровича Лосева. Ак-товый зал Дома ученых АН СССР забит до отказа - при-шло более полутысячи человек: философы, историки, физики, математики, лирики, музыканты, артисты, ху-дожники.
Люди разных возрастов и положений собрались в знак уважения и признательности. Зал не вмещал всех. Молодые почитатели юбиляра распахнули створки высо-ких и широких дверей и в вестибюле соорудили из столов амфитеатр, в котором разместилось еще полсотни человек.Я приехал на это собрание из аэропорта Внуково с небольшим опозданием. В зале уже свободных мест не было. Взобравшись на последний ряд амфитеатра, я увидел нечто необычное: уходящие в глубь зала ряды кресел не упирались в стол президиума. Вместо него стоял всего один стул, на котором лицом к народу сидел Лосев, опершись подбородком на рукоятку трости. Накануне был скандал: издана книжка А.Ф. Лосева о Владимире Соловьеве, «философией всеединства» которого Лосев был увлечен в своей далекой юности. В чиновно-академических кругах был разыгран очередной спектакль из сериала под названием «Борьба с лосевщиной». Собрание не было официальным мероприятием. Формально это была публичная лекция. Перед людьми сидел Мастер. Он твердо знает: рукописи не горят. Его взор устремлен прямо в души слушателей. Задают вопросы, и он отвечает. Кто-то пытается оспорить его жесткое суждение об античной греческой культуре: «Господа философствуют, а рабы трудятся». Не было, говорят ему, в античной Греции рабства, греки создали образцовое свободное демократическое общество. На то они и были философами. «Нет, - отвечал Лосев, - из навоза произрастают розы». У зрение трагедийности человеческой жизни в ее общественном и личностном проявлении - одна из инту- иций, которая проходит через все его гуманистически ори- вотированные искания.
Трагедийна и его собственная судьба. Каждый шаг его жизни и творчества движим страстью к диалектике. Всякое движение есть в себе и для себя разрешаемое противоречие. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Не заблуждается тот, кто не ищет истину. Не подвергается критике тот, кто не наступает другим на больные мозоли. Не умирает тот, кто не жил. И, вообще-то, из грязи родится чистота весны. Бросалось в глаза, что никому из вступавших с ним в беседу не приходило в голову титуловать его иначе, чем просто Алексей Федорович.Кто же он? Да просто Человек, родившийся и выросший в Новочеркасске на Дону. Известно, что Нижний Дон - место встречи эпох, культур, народов и отдельно взятых людей. Здесь есть все, что когда-либо произрастало на землях Мео- тиды. Здесь не просто мозаика культур. Нет! Танаис, Азов, Таганрог, Ростов, Новочеркасск - многоцветные камни южно-российского ожерелья культур. Из света, излучаемого ими, возникла энергия, питавшая таланты Лосева.
Лосев испытал на себе влияние тех страстей, борений и разломов, которые потрясали пореформенную Россию и привели к кризису и расшатыванию, казалось бы, незыб-лемых устоев российской культуры: державности, право-славия и народности. Противоречия жизни, в которую он только что вступил, сфокусированы в поступке его отца. Федор Лосев из станицы Урюпинской - выпускник Петер-бургской Придворной певческой капеллы, надворный со-ветник, архивариус Донской духовной консистории, учи-тель физики и математики, скрипач-виртуоз, дирижер и церковный регент, на одном из концертов которого при-сутствовал император Александр III с императрицей Марией Федоровной, - исчез из дома, бросив жену и сына, которому было всего три месяца. Нонсенс! Да, но только для тех, кто не желает помнить, что это время поступков князя Кропоткина, графа Толстого, зарождения российского либерализма, народничества и рабочего движения. Российская интеллигенция жаждала свободы.
По церковным установлениям брак не мог быть расторгнут. «По имени» у мамы был муж, у сына был отец, но отец был, совсем по Толстому, «живым трупом».
Лосев видел своего отца всего один раз, в возрасте 23 лет. Отцы, бросившие своих малых сыновей, помните: вы обрекаете их на пожизненные муки души, связанные с «феноменом одиночества», так донимавшим Лосева даже в преклонном возрасте.Мама его, Наталия, дочь протоиерея Алексея Поляко- ва, настоятеля храма Михаила Архангела в Новочеркасске, в знак протеста и следуя народническому поветрию, отдала подросшего сына не в церковно-приходскую, а простонародную начальную школу. По окончании ее он был определен в Новочеркасскую классическую гимназию.
В гимназические годы Лосев познакомился с трудами Владимира Соловьева о Пушкине, Лермонтове, Тютчеве, Фете, Полонском. В это же время он знакомится с сочине-ниями Оскара Уайльда, Метерлинка, Ибсена, Достоевско-го. Тогда же он прочитал «Заратустру» немецкого филосо-фа Ницше, а под влиянием книг француза Камиля Флам- мариона «Популярная астрономия» и «Звездное небо и его чудеса» увлекся космологией.
В возрасте 9 лет он попал на концерт шестилетней немецкой скрипачки Цецилии Ганзен, после чего попросил купить ему скрипку. Музыке он стал учиться в школе итальянца Ф.А. Стаджи. Это увлечение определило его сложившееся потом понимание музыки как философии, как музыкального энтузиазма.
Одновременно с этим сложилось страстное увлечение театром: он не пропускал ни одного представления и хорошо знал трагедии Шекспира и Шиллера, пьесы Мольера, Островского и Чехова. Но основное время и силы были отданы латыни и древнегреческому. Именно серьезная языковая подготовка заложила фундамент его страсти к диалектике, античной философии, к филигранным филологическим изысканиям. Чех И.А. Микош ввел его в мир античной литературы, он подарил ему четыре тома сочинений Платона. Оканчивая гимназию, Лосев уже твердо опреде-лился: изучение античной культуры во всех ее измерениях и в ее влиянии на духовную жизнь народов России будет делом всей его жизни.
В 18 лет, ко времени окончания гимназии, он получил земельный надел как числившийся казаком хутора Власо- во-Аютинского.
Сдача в аренду этой земли приносила ему годовой доход в 100 рублей. Это позволило ему к'1915 г. окончить Московский университет с двумя дипломами: по философии и классической филологии. Под руководством профессоров Московского университета он овладел всем, что необходимо для творческой исследовательской работы в области гуманитарного знания. Ему удалось преодолеть односторонние теологические и позитивистские трактовки античной философии и установить, что она есть эстетика мифомышления. Все его 360 опубликованных на момент 90-летия работ обосновывают главное его открытие: ан-тичная греческая духовная культура в ее истории есть последовательная смена различных формообразований мифо- сознания. Историческая трагедия этой культуры состоит в том, что индивидуалистический бунт софистов, Сократа, Платона, Аристотеля и скептиков против традиционной гомеровско-гесиодовской формы мифа завершается предельно абстрактным мифом неоплатонизма, подготовившим переход народов Римской империи к христианству, к царству равенства всех людей как «рабов божьих».Все исследователи творчества Лосева отмечают две наиболее характерные его черты: монументализм результатов и ювелирную точность его методов исследования. В его методологии слиты воедино качественные и количественные подходы к миру культуры. В целом его концепцию можно было бы представить как корпускулярно-волновую теорию социокультурного процесса. Эта теория развернута в многотомной «Истории античной эстетики». Мне лично очень помогла прозреть и понять, что такое миф, его кни-га «Античная мифология в ее историческом развитии», изданная в 1957 г.
С расстояния 10 лет после его кончины зримо величие содеянного им. Он преодолел все, что мешало постижению истины, но сохранил верность матери-родине и любовь к полнокровной человеческой жизни.
Он рисуется мне духовным Эльбрусом: стоящие рядом с ним пятитысячники, глубокие ущелья, шумящие по ним речки, грохочущие камнепады и снежные лавины, набегающие на его склоны облака - все это ничтожно малые детали на довольно плоском подножии этого гиганта. А.Ф. Лосев в полном объеме владел той всеобщей человеческой способностью, которая именуется разумом. А разум есть величайшая скромность духа, позволяющая ему относиться к каждой вещи так, как она этого заслуживает. Стремящихся к истине Лосев поощрял, а карьеристам- ничтожествам он откровенно говорил, что они ничтожны. Своим собственным делам он подвел итог коротким, но емким утверждением: «Я жил».