3. Представления о философии в диатрибической литературе России в XVIII и XIX вв.

Для решения задач, возникающих в ходе овладения культурным наследием, особый интерес представляет отечественная диатрибическая философская литература. Именно под ее влиянием формировались представления о философии в среде образованных людей России.

Согласно И.С. Свеницкому (170. 166), впервые определение философии на русском языке записано летописцем Нестором (XI в.). Оно представляло перевод определения из «Диалектики» Иоанна Дамаскина (VIII в.): «Философия есть знание существующего и его природы, знание человеческого и божественного, видимого и невидимого». А.И. Абрамов не совсем точно называет его аристотелевским (2.214). В составе этого определения лишь первая часть воспроизводит дух аристотелизма, а вторая часть есть пересказ платоновских суждений о философии. В кон-спекте курса лекций, который в Киево-Могилянской ака-демии читал епископ Георгий Конисский («Общая филосо-фия, разделенная на четыре отдела, содержащая логику, физику, метафизику и этику, изложенная в Киевской ака-демии под руководством светлейшего господина митропо-лита Тимофея Щербацкого, благодетельнейшего куратора этой академии, в 1749 г. преподобнейшим отцом Георгием Конисским»), содержалось определение философии в духе Аристотеля - как познания вещей через постижение их причин и самой универсальной из них - Бога (78.68). По свидетельству В.

Первым в России начал читать курс философии на русском языке профессор красноречия и философии Московского университета Н.Н. Поповский (середина XVIII в.). В «Речи, говоренной в начатии философских лекций» он ус-матривал задачу философии в познании законов природы, полагая также, что философ «рассуждает о всем, что ни есть на свете» и может указать «общие пути и средства всему человеческому благополучию». Обычное диатриби- ческое, заимствованное из античности определение фило-софии у него увито цветами красноречия: «Нет ничего в натуре столь великого и пространного, до чего бы она сво-ими проницательными рассуждениями не касалась. Все, что ни есть под солнцем, ее суду и рассмотрению подвержено; все внешнее и нижнее, явные и сокровенные созданий роды лежат перед ее глазами. От нее зависят все познания; она мать всех наук и художеств» (151.90, 92). Из этих рассуждений видно, что под предметом философии понимается вся действительность, а в отношениях с другими науками и отраслями духовной деятельности философия выступает как их источник, т.е. как наука наук .

В 1788 г. Московский университет опубликовал в пе- реводе с латыни книгу Якова Бруккера «Критическая история философии, служащая руководством к прямому познанию ученой истории, изданная на пользу обучающегося Российского юношества» (26). Книга эта упомянута в гегелевском списке «Источников по истории философии», где сказано: «Обширная компиляция, почерпнутая не из достоверных источников и по тогдашней моде перемежаемая собственными размышлениями; изложение в высшей степени неряшливое» (265.218). Гегель относил ее к числу первых европейских сочинений по истории философии после «Истории философии» Т.

Обращаясь к «почтенным питомцам науки», Я. Брук- кер формулировал для заучивания такие суждения о фило-софии, которые и в наше время кажутся многим предста-вителям диатрибики (как будет показано ниже) «священ-ными коровами»: «Философия, или любомудрие, есть основательное (сколько свойства вещи позволяют) из из-вестных и несомненных начал разума почерпнутое позна-ние; или есть такая наука, которая посредством понятий учит познавать качества и отличительные знаки предметов. Она целью своею имеет отчасти достижение, отчасти сохранение и возвышение благополучия, и разделения на главные свои части: на философию умственную, или Умословие, которое изощряет разум к познанию и исследованию, истины; всеобщую, или Вышеестествословие (Philosophia prima), которое рассматривает вообще понятия и начальные основания; естественную, или Естествословие, которое предметом имеет свойства мира и тел; Духословие (Pneumatica), которое рассуждает о боге, духа и душе; Нравственную, ко-торая волю преклоняет к добру; Законодательную, которая учит предписаниям естественного закона; Общественную, которая споспешествует благоустройству в гражданских и семейственных обществах» (26.9). Как видим, по количеству аспектов философии Я. Бруккер еще в середине XVIII в. поставил никем не побитый рекорд.

О глубине бруккеровского проникновения в сущность историко-философского процесса свидетельствует, например, замечание о Платоне: «Для достижения знатных чинов и для показания себя политиком воспало ему на мысль вздорное изображение метафизической области» (26.104). На титульном листе книги Я. Бруккера как символ философа был изображен медведь, сосущий собственную лапу, а под ним афоризм: «Ipse alimenta sibi» («сам себе пропитание») (247).

Содержание диатрибических сочинений, подобных брук- керовскому, действительно есть нечто высосанное из паль-ца. Должна была укреплять российское юношество, в религиозно-философских верноподданических чувствах перекликавшаяся с Брукнером «Сокращенная история философии от сотворения мира (!) до нынешних времен, которую с французского перевел В.

Угодный князю Енгалычеву учитель философии Формей в своем изложении истории философии исходил из убеждения, что «благополучие временное человеков зависит от со-единения сколько возможно трех вещей: здравой религии, здравой политики, здравой философии» (213. XIX), что людям надобно «богопочитание, на догмах... основанное» (214. XX). Приходя в дурное расположение духа от обилия «вредных книг» «мнимых философов», он сетовал: «Ныне куда ни обратишь взор, всюду усмотришь философов; но имя сие присваивает себе всяк, кто хочет...» (214. 432).

Этот «немецкий ученый писатель» (как его аттестует малый «Лярусс») делил историю философии на «три периода: 1) от сотворения мира до основания Рима; 2) от основания Рима до возобновления наук; 3) от сего возобновления до нынешних времен». В первом разделе своего опуса, озаглавленном «История философии до потопа», он так описывает «философические познания ...обитателей земноводного шара»: «Адам, говорят, имел врожденную философию», но «праотец наш был весьма ограниченный философ», ибо «допустил себя обмануту быти» змиевыми «хитросплетенными софизмами»; «Каин был человек злой, сие известно: следовательно, исповедывал и учил Епикуреизму (!); но кого, когда и как, сего никто сказать не может» (214.51).

Впрочем, Формей был столь же самокритичен, как и красноречив, ибо строго ограничивал себя: «Вот все то, что пространнее писать не надлежит в рассуждении такой материи», так как то, что обычно говорится на основе священного писания о допотопных философических познаниях, «есть плод или неосновательных догадок, или, может быть, сущих врак» (214.

В 1833 г. было издано сочинение Ф. Ф. Сидонского «Введение в науку философии», о котором Г. Струве гово-рит как об «оригинальном сочинении, посвященном все-стороннему изучению основных начал философии», про-никнутом «истинно философским духом» (184. III, 13). Протоиерей, доктор философии Ф.Ф. Сидонский препода-вал богословие в духовной академии и университете Пе-тербурга, будучи в немилости у руководства русской пра-вославной церкви. При изложении философских знаний он исходил из тезиса «Об уместности философского иссле-дования», но «при всем владычестве веры». Как и всякий представитель диатрибики, он ратовал за соединение фи-лософии и религии, науки и веры в «развитых умах», обо-сновывал идею о том, что «в творческой области познава-тельных стремлений человека» с необходимостью должно быть отведено место для религиозной веры.

У Сидонского дана специфически семинаристская ха-рактеристика философии, которая представлялась ему «родом умственных соображений» (173.III). Он думал, что философия «не есть наука общеугодная» и поэтому «под-вергалась недоразумениям» (173.V). Иногда его рассужде-ния предвосхищают афоризмы Козьмы Пруткова: «Все на-уки свет; Философия - по преимуществу свет... ее свет тягостный вначале, скоро облегчает зрение и услаждает взоры неподдельным величием видов» (173. V). Сквозь красоты семинаристского стиля прорисовывается обычное диатрибическое представление: здесь и «основы всего су-щего», и «ключ к сокровеннейшим тайнам природы», и мысли, высота которых «поразительна, приложение об-ширно» (173. 5), и «полное прояснение законов природы и ума» (173.6), и «уразумение бытия и законов целой все-ленной» (173.27), и «о целом мире» (173.37), и объяснение «загадочного бытия целого мира» (173.85). Как про-стодушно писал автор: «Вопросы час от часу высшие» (173.27).

В 1834 г. в переводе и с предисловием академика меди-цины Д. Be л ланского была опубликована книжка польского философа-шеллингианца, реакционера и антисоциалиста, профессора Виленского университета Юзефа Голуховского «Философия, относящаяся к жизни целых народов и каждого человека». Представляет интерес и мнение о философии, высказанное Действительным Статским Советником Д. Велланским. В «Предуведомлении» от издателя он выражает глубокое убеждение в том, что философия занимает «высочайшую степень в области наук», а ее предмет - «вечная и беспредельная сущность» вещей (49.I-V).

Голуховский в своей книжке, изданной сначала на немецком языке в Эрлангене (Германия) в 1822 г., жалуясь на немцев, которые «философию обыкновенно считают пустым умствованием», склоняется к мнению, что «философия сама по себе есть жизнь, или паче цветущее состояние жизни» (40.75). Главная цель, которую преследовал Голуховский, состояла в разъяснении читателю «идеи философии, в ее чистоте и живости», в ее отношении к наукам, к религии, к государству. Он настаивает, что по предмету своему философия есть рассмотрение «действительных происшествий в возможной их идее, или в Боге, как абсолютном начале всего существующего» (49.32), что специальные науки не способны вполне удовлетворить духовные запросы человека, ибо эти «науки исследуют и излагают частные токмо принадлежности начального единства, тогда как философия рассматривает свое единство в его целости. Без философии все науки не имели бы между собой никакой связи и составляли бы одне кучи развалин» (49.331).

С другой стороны, поучал Голуховский, и религия нуждается в философии. Люди, которые стремятся истребить философию, считая ее поводом к греху и безбожию, не правы. Не озаряясь светом философии, они «блуждают во тьме неведенья при смятении их духа». Основой государства является деятельность идей, «возбужденных и распростертых в народе» при помощи философского образования. «Великие народы суть только те, в коих сияет небесный луч мудрости, произведенный идеями» (49.70). Философия совершенно необходима каждому отдельному человеку. «Философия может поставить человека выше всех обстоятельств жизни и возвести его на такую точку зре- ния, откуда ему видно ничтожество всех предметов, за ко-торыми люди гоняются с толиким рвением, и величие того, что совершенно скрыто от их взора» (49.70).

Вновь перед нами совокупность представлений, согласно которым, философия есть знание всей действительности в ее конечной причине (Боге), наука наук (наука, собираю-щая разрозненные знания воедино), сила, определяющая прогресс общества и совершенствование личности. Г. Стру-ве, оценивавший книжку Голуховского в конце XIX в., был о ней весьма высокого мнения: «Это, без всякого сомне-ния, одно из замечательнейших сочинений ...оно сохрани-ло свое значение по настоящее время» (184.237).

Д. Велланский не случайно оказался переводчиком книжки Ю. Голуховского. Ведь он сам был первым русским шел-лингианцем и в 1815 г. написал брошюру по «философским вопросам естествознания», в которой, преисполнившись мыслью о «ничтожестве» естествознания перед философией, утверждал: «При мнимой важности обыкновенных физических познаний ни одно еще явление натуры не представлено и не выведено в оных из последней его причины, а посему из всех физических умоположений, признаваемых классическими и общими, нет ни единого истинного» (29.2).

В период с середины до конца XIX в. в России издавались учебные руководства, написанные Ф. Надежиным (119), П.Г. Редкиным (165), Ф. Голубинским (42), А.А. Козловым (74, 75), Н. Страховым (182), А. Струнниковым (190), В. Д. Кудрявцевым (80), Г.И. Челпановым (228), А.О. Ма- ковельским (105). Особенно активизировалось издание учебных пособий с 1863 г., когда после тринадцатилетнего перерыва возобновилось преподавание философии в учебных заведениях. Содержание некоторых из них уже рассматривалось в нашей могографии «О специфике философского знания», которая включена в это издание под названием «В лабиринтах философии».

Из диатрибических сочинений этого времени интересен учебник логики философского либерала JI. Троицкого, в котором разбору определений философии отведен специ-альный раздел. Повторив обычные для диатрибики рас-суждения, М. Троицкий ставит и пытается решить вопрос, можно ли отождествлять философию с наукой. Ход его мыслей во многом предвосхищает логику рассуждений ре-визионистов, выступавших против мнимого «сциентизма» Энгельса. «Из критики разнообразных определений фило-софии,- писал М. Троицкий,- вытекают, несомненно, прежде всего, два вывода. Во-первых, философия не может быть отделена от науки; нельзя исключить из философии, ни в школьном, ни в более широком смысле, таких наук, как психология, логика, эстетика. Во-вторых, понятие философии не совпадает, по объему, с понятием науки, потому что первое шире последнего. Отождествляя философию с наукой, мы должны были бы все ненаучное признать нефилософским; следовательно, исключить из философии учение о нравственных вероятностях (теодицея, философия религии) и учение о мыслимости нефеноменальных вещей (метафизика). А на это не согласится вполне ни одна философская школа; без философии религии и метафизики, для большинства философов, нет философии... Отсюда вытекает следующее полное заключение. Философия не может быть отделена от науки; но также не может вполне и совпадать с нею. Она должна, таким образом, совпадать со специальною наукою только в некоторой мере, или быть не наукою, а научною или положительною, не отказываясь, в своем последнем слове, быть также проблематическою и гипотетическою» (196. 43-44).

Троицкий настолько уже прогрессивен, что не желает признавать за науку теодицею (оправдание Бога), метафизику и философию религии, но он также не желает открыто рвать с дорогими ему предрассудками. Так формируется представление, что философия - это крыша, под которой мирно уживаются наука (логика) и теология (учение о нравственных вероятностях).

Рассмотрение суждений о предмете философии, о ее месте в системе знания и социальной функции, переходивших из одного учебного руководства в другое, позволяет сделать вывод, что в большинстве своем они укладываются в рамки, заданные античной и средневековой диатриби- кой. Обычно в набор определений входили утверждения: философия - наука о мире целом, о последних основаниях и законах всего существующего; она содержит в себе онтологический, логический и аксиологический аспекты; философия - прародительница всех наук; она - наука, стоящая над всеми видами знания как их вершина и образец - «золотой крест над храмом познания» (105.23). Социальная роль философии также усмотривалась в том, чтобы руководить личной и общественной жизнью человека и воспитывать у него любовь к божественной премудрости. Из знакомства с диатрибическими определениями складывается впечатление о философии совсем в духе Цицерона: «О философия, водите л ьница души, изыскательница добродетелей, гонительница пороков! Что стало бы без тебя не только со мной, но и со всем родом человеческим!» (224.324) .