9. МАТЕРИАЛИЗМ, ФИЛОСОФИЯ, МИРОВОЗЗРЕНИЕ

Антонов есть огонь, но нет того закону, Чтобы любой огонь принадлежал Антону.

Козьма Прутков

В каком отношении к философии находятся материализм и идеализм? Существуют ли материализм и идеализм вне философии? Многим такие вопросы покажутся странными, особенно тем, кто убежден, что всякий материализм и идеализм есть в какой-то мере философствование.

Возьмем, к примеру, краткий обзор истории философии, которым Ф. Энгельс в «Анти-Дюринге» иллюстрирует закон отрицания отрицания: «Античная философия была первоначальным, стихийным материализмом. В качестве материализма стихийного, она не была способна выяснить отношение мышления к материи. Но необходимость добиться в этом вопросе ясности привела к учению об отделимой от тела душе, затем - к утверждению, что эта душа бессмертна, наконец, к монотеизму. Старый материализм подвергся, таким образом, отрицанию со стороны идеализма. Но в дальнейшем развитии философии идеализм тоже оказался несостоятельным и подвергся отрицанию со стороны современного материализма. Современный материализм - отрицание отрицания- представляет собой не простое восстановление старого материализма, ибо к непреходящим основам последнего он присоединяет еще все идейное содержание двух- тысячелетнего развития философии и естествознания, как и самой этой двухтысячелетней истории. Это вообще уже больше не философия, а просто мировоззрение, которое должно найти себе подтверждение и проявить себя не в некоей особой науке наук, а в реальных науках. Философия, та-ким образом, здесь «снята», т.е. «одновременно преодолена и сохранена», преодолена по форме, сохранена по своему действительному содержанию» (89.142).

Как было показано в предыдущем разделе, «действительным содержанием», сохраненным от философии в процессе ее преодоления, была диалектика в ее тождестве с логикой и теорией познания.

Но случилось нечто трагикомичное. Предложенный Г.В. Плехановым для обозначения диалектики и материализма (т.е. того, что было удержано Марксом из умершей философии) термин «диалектический и исторический ма-териализм» часть образованной публики восприняла как свидетельство признания Плехановым за теорией Маркса статуса «философии» в традиционном смысле этого слова. Но ведь там, где Энгельс говорит о современном материа-лизме как мировоззрении, он не дает определения философии, а предлагает лишь характеристику современного материализма вообще, где бы тот себя ни проявлял: в физике, биологии, механике, политэкономии, психологии - в любой «реальной науке». Материализм, взятый как мировоззрение, резюмирует двухтысячелетнее развитие философии, естествознания и истории общества.

Кстати, следует отметить, что Энгельс здесь говорит о развитии естествознания на протяжении двух тысяч лет наряду с развитием философии, а не об отпочковании естественных наук от философии, как это утверждается представителями схоластической традиции. В 1886 г., констатируя тот факт, что естествознание «превратилось из эмпирической науки в теоретическую, становясь при обобщении полученных результатов системой материалистического познания природы», что это «материалистическое воззрение на природу теперь покоится на еще более крепком фундаменте, чем в прошлом столетии», Энгельс тут же поясняет, в каком смысле он употребляет слово «материализм»: «Материалистическое мировоззрение означает просто по-нимание природы такой, какова она есть, без всяких по-сторонних прибавлений» (92.511, 513).

Конечно, Энгельс показывает всю сложность возникновения этого нового материалистического мировоззрения в понимании природы: «У греческих философов оно было первоначально чем-то само собою разумеющимся.

Сопоставление приведенных отрывков из «Анти-Дюринга» (1875) и «Диалектики природы» (1886) позволяет сделать вывод, что и в первом случае, характеризуя «современный материализм», и во втором случае, рассуждая о «материалистическом воззрении на природу», Энгельс имеет в виду отнюдь не гносеологический материализм Маркса, а материализм как неотъемлемое свойство науки XIX в., выделяя тот его вид, который получает у него название «естественно-научного материализма». Естественник может быть одновременно непреклонным «естественно-научным материалистом», но идеалистом в философии и исповедо-вать христианство в религии.

О существовании нефилософского материализма говорит и Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм», выделяя при этом две его формы. Первая из них - «наивный реализм». В противоположность таким толкованиям «наивного реализма», с точки зрения которых, он выглядит как основа субъективного идеализма (Фихте, Авенариус), Ленин определяет его как «стихийно, бессознательно материалистическую точку зрения, на которой стоит человечество, принимая существование внешнего мира не-зависимо от нашего сознания» (33.561). Показывая не-совместимость философского идеализма с «наивным реа-лизмом», Ленин раскрывает действительное содержание последнего, его связь с практической деятельностью людей, формулирует тот основной принцип, руководствуясь которым, гносеологический материализм строит свое отношение к наивному реализму.

Неприязненно-презрительное отношение философству-ющих либералов к наивному реализму наиболее отчетливо выражено в «Философском словаре» Э.Радлова. Наивный реализм толкуется в нем как мировоззрение некритического сознания, принимающего данные чувств за достоверные и не требующие толкования. «Наивный реализм, - сообщалось в словаре, - распадается при первом прикосновении критики, а именно как только субъективность ощущений выяснена, то тем самым наивный реализм становится невозможным» (84.224).

Вторая форма нефилософского материализма неразрыв-но связана с естествознанием. Через всю книгу Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» проходит мысль о том, что рассматриваемые им школы идеализма борются не только против теоретико-познавательного материализма, но и против материализма естествознания. «Посмотрите на отношение махизма, как философского течения, к естествознанию. Весь махизм борется с начала и до конца с «метафизикой» естествознания, называя этим именем естественно-исторический материализм, т.е. стихийное, несознаваемое, неоформленное, философски-бессознательное убеждение подавляющего большинства естествоиспытателей в объективной реальности внешнего мира, отражаемой нашим сознанием. И этот факт облыжно замалчивают наши махисты, затушевывая или запутывая неразрывную связь стихийного материализма естественников с философским материализмом как направлением, давным-давно известным и сотни раз подтвержденным Марксом и Энгельсом» (33.367).

Под бессознательностью здесь разумеется не психологическая бессознательность, а историко-философская, т.е. незнание естествоиспытателями того факта, что внутри философии, как особой формы сознания, давным-давно сложилась и успешно пробивает себе дорогу, преодолевая эту исторически неизбежную и преходящую форму, тенденция материализма, т.е.

Существование нефилософских форм материализма есть факт. Значение этого факта трудно переоценить, цбо стихийный материализм, обзываемый идеалистом И.Ремке «метафизикой улицы», с одной стороны, есть тот «камень», о который всегда спотыкаются ходули всех философских систем, а с другой стороны, он представляет собой ту питательную почву, на которой, вопреки всяким гонениям и запретам, а также либерально-профессорскому снобистскому фырканию по поводу «грубости материализма», вырастают исторически сменяющиеся формы материализма.

Место и роль естественно-исторического материализма в идеологической классовой борьбе Ленин показывает на примере тех страстей, которые разгорелись в конце XIX века вокруг книги Э. Геккеля «Мировые загадки»: «Популярная книжечка сделалась орудием классовой борьбы» (33.370). Ленин особенно подчеркивает «неискоренимость естественно-исторического материализма, непримиримость его со всей казенной профессорской философией и теологией» (33.371). Если учесть, что неотъемлемой особенностью всей буржуазной, казенной «профессорской философии» и является традиционно-схоластическое толкование философии как некоей всеобщей теории бытия, противопоставляемой «ограниченному» знанию «частных» наук, лишенному яко-бы мировоззренческого значения, то понятно, что особен-ное ожесточение книжка Геккеля вызвала именно своей претензией дать ответ на «мировые загадки», т.е.

Гносеологическая бессознательность представителей этого вида материализма очень часто выражается в нежелании принимать для обозначения своих взглядов слово «ма-териализм». Тот же Геккель, по словам Ленина, «сам от-рекается от материализма, отказывается от этой клички», но в то же время «издевается над философами с точки зрения материалиста, не видя того, что он стоит на точке зрения материалиста!» (33.371, 374).

Не последнюю роль в формировании такой «бессозна-тельности», в неприятии слова «материализм» и в незна-нии истинной сути материализма играют те «разъяснения» материализма, которыми потчуют естественников предста-вители казенной схоластической философии. Например, авторы изданного в ФРГ «Философского словаря» пишут: «Материализм - воззрение, которое видит основу и суб-станцию всей действительности - не только материальной, но душевной и духовной - в материи» (83.352). Вся фальшь такого толкования материализма обнаруживается сразу же, как только мы посмотрим, какое понимание материи подсовывается читателю: «Материя - вещество; понятие, первоначально обозначающее отличительный признак очевидной пространственной телесности, еще без противополагания его жизни, душе и духу, и только после ряда исторических превращений развившееся в понятие «мертвого вещества», которое является так же и понятием, противоположным понятиям жизни, души, духа; в области мировоззрения это оформляется в материализмеf в сфере науки - в современном естествознании» (83.354).

Изолгав таким образом материализм и понятие материи, авторы словаря затем потешаются над бедным «односторонним» материализмом, который якобы «совершенно пасует перед всеми решающими, т.е. человеческими, проблемами (сознание, существование, смысл и цель жизни, ценности и т.д.), которые он отклоняет как мнимые, основные его положения - ряд догм и примитивная онтология, давно превзойденная западной мыслью. Материализм, образ мышления, предпочитаемый массами, поскольку они надеются осуществить свои цели прежде всего благодаря своему «весу», своему большому количеству и ощущают себя как нечто более или менее телесное» (83.353). Ничего, кроме предрассудков «высохших на мертвой схоластике мумий» против ненавистного им материализма, во всех этих квазинаучных рассуждениях нет. Понимать материализм как некую «онтологию» - это значит использовать очень дешевый прием для опровержения своего идейного противника. Относить Маркса и Энгельса, как это делают авторы словаря, к числу сторонников «примитивной онтологии» наряду с Фейербахом, Молешотом, Фогтом, Бюхнером, Геккелем, Дюрингом, - значит демонстрировать невежество.

Нельзя не отметить того единодушия, с которым казенные профессора философии разных стран и разных времен извращают суть материализма, претендуя на объектив-ность научного исследования и на роль борцов за свободу человеческого духа. Несколькими десятилетиями раньше в «Философском словаре» Э. Радлова русские либералы от философии писали: «Материализм есть философское уче-ние, признающее за истинную реальность неделимые частицы, занимающие пространство и отличающиеся друг от друга или количественно только, или же количественно и качественно» (84.157). Писано это было в надежде выставить материализм в смешном и нелепом виде: как же современная наука еще не дала ответа на вопрос, что такое атомы, и даже склонна сомневаться в существовании неделимых частиц, а глупые материалисты продолжают считать эти «неделимые частицы» единственной реальностью. Совсем в духе намека «Словаря» из ФРГ, содержащегося в утверждении: «В новейшей физике «материя» - обозначение некоторой особой точки поля» (83.354).

Во-первых, как мы видели, с точки зрения научного понимания дела, материализм вообще есть понимание действительности без всяких посторонних прибавлений. Поэтому приписывать материализму стремление найти для действительности некую находящуюся вне этой действительности «основу», «субстанцию» - значит толковать материализм превратно, т.е. в духе идеализма, мистифицировать его. Во-вторых, приписывать материализму такое понимание материи, когда она толкуется как «субстанция», «вещество», «мертвое вещество», - значит сводить всякий материализм до уровня, который был характерен для его «разносчиков» и популяризаторов середины XIX в. - Бюхнера, Фогта, Молешота.

Нелишне напомнить здесь замечание Энгельса по поводу превратного толкования материализма в книге Э. Геккеля «Антропогения, или история развития человека», где Геккель приписывает материализму явную бессмыслицу. «Согласно материалистическому мировоззрению, - утверждал Геккель,- материя, или вещество, существует раньше, чем движение, или живая сила; вещество создало силу». Язвительная реплика Энгельса: «Где он выкопал свой ма-териализм?» (92.523) побивает не только Геккеля, но и авторов вышеуказанного «Философского словаря». Для гносеологического материализма материя вовсе не «онто-логическая» категория - вещество, мертвое вещество или еще что-либо в этом роде, так как гносеологический мате-риализм устами Маркса и Энгельса уже давно возвестил о кончине философии, претендующей на роль онтологии. Вопросы о веществе, о различных его состояниях, о его превращениях, о связи его с энергией, да и само это поня-тие, есть достояние эмпирического и теоретического есте-ствознания, в пределах которых они имеют определенный, исторически изменяющийся смысл и значение. Из-за того, что в естественном языке науки слово «материя» употребляется как синоним слова «вещество», только малограмотный в историко-философском отношении человек или сознательный противник материализма, ищущий повод для его дискредитации, может сделать вывод о том, что материя как категория теории познания означает вещество.

Между тем именно материалистическая диалектика как логика и теория познания разъясняет то отличие, которое существует между естественнонаучным понятием материи (вещества) и «материей» как гносеологической категори-ей. Материализм создал также последовательно-научную теорию образования абстракций, в том числе и такой естественнонаучной абстракции, как материя (вещество). В замечаниях на доклад немецкого ботаника К. Негели «О границах естественнонаучного познания» (1877), в котором Негели с позиций узкого эмпиризма рассуждает о невозможности знать, что такое время, пространство, сила, материя, движение, покой, причина, действие, т.е. о не-возможности понять содержание тех категорий, которыми оперирует естествоиспытатель, как только он начинает мыслить, Энгельс писал: «Это старая история. Сперва со-здают абстракции, отвлекая их от чувственных вещей, а затем желают познать эти абстракции чувственно, желают видеть время и обонять пространство. Эмпирик до того втягивается в привычное ему эмпирическое познание, что воображает себя все еще находящимся в области чувствен-ного познания даже тогда, когда он оперирует абстракция-ми... Вещество, материя есть не что иное, как совокуп-ность веществ, из которой абстрагировано это понятие... такие слова, как «материя» и «движение», суть не более, как сокращения, в которых мы охватываем, сообразно их общим свойствам, множество различных чувственно вос-принимаемых вещей» (92.550).

Позже, в дополнениях к «Анти-Дюрингу» (1885), Энгельс, возвращаясь к вопросу о естественнонаучном понятии материи, пишет: «Материя как таковая, это - чистое создание мысли и абстракции. Мы отвлекаемся от качественных различий вещей, когда объединяем их как телесно существующие под понятием материи. Материя как таковая, в отличие от определенных, существующих материй, не является, таким образом, чем-то чувственно существующим. Когда естествознание ставит себе целью отыскать единообразную материю как таковую и свести качественные различия к чисто количественным различиям, образуемым сочетаниями тождественных мельчайших частиц, то оно поступает таким же образом, как если бы оно вместо вишен, груш, яблок желало видеть плод как таковой» (92.570). Короче, материя в этом ее определении есть одно из основных понятий теоретического естествознания, а не гносеологическая категория. Само собой разумеется, что конкретно-эмпирический материал, от которого абст-рагируется это понятие, не может не меняться по ходу развития науки. Это и находит выражение в изменении представлений о строении материи (вещества) и в релятивности самого этого понятия.

В истории философии термин «материя», в отличие от естествознания, использовался и используется в совершенно ином значении. Здесь материей называют то, что противоположно сознанию, что существует вне и независимо от сознания, т.е. материей называют объективную реальность. Все, что в каждом конкретном случае выступает в качестве противостоящего сознанию, являясь его объектом - поля, элементарные частицы, атомы, минералы, планетные системы, галактики, живые организмы, общественные системы, орудия производства и т. п., - все они, взятые с точки зрения их общего свойства существовать вне и независимо от сознания и быть объектом для сознания, охватываются гносеологической категорией «материя».

С точки зрения сказанного, вдвойне некорректно приписывать материализму понимание материи как «мертвого вещества», противопоставляемого жизни. «Махисты, - писал Ленин, - презрительно пожимают плечами по поводу «устарелых» взглядов «догматиков»-материалистов, которые держатся за опровергнутое будто бы «новейшей наукой» и «новейшим позитивизмом» понятие материи... Но совершенно непозволительно смешивать, как это делают махисты, учение о том или ином строении материи с гносеологической категорией, - смешивать вопрос о новых свойствах новых видов материи (например, электронов) со старым вопросом теории познания, вопросом об источни- ках нашего знания, о существовании объективной истины и т.д.» (33.131). С точки зрения гносеологического мате-риализма, такие понятия, как материя и сознание, явля-ются «двумя последними понятиями гносеологии». «Это - предельно широкие, самые широкие понятия, дальше ко-торых по сути дела (если не иметь в виду всегда возмож-ных изменений номенклатуры) не пошла до сих пор гно-сеология» (33.149).

Материализм не есть воззрение, которое якобы полагает, что материя, понимаемая как вещество, есть субстанция мира, т.е. некая до мира существующая и порождающая мир основа. Мир сам есть та объективная реальность, «которая существует вне нас, давным-давно называется в гносеологии материей и изучается естествознанием» (33.179). В естествознании быть материей - значит обладать телесностью, тогда как в теории познания быть материей - значит существовать вне и независимо от сознания, быть тем, что отражается сознанием. В последнем случае, определять материю иначе, как через противопоставление сознанию, не-возможно. Разбирая вопрос о приемах определения поня-тий «материя» и «сознание» в гносеологии, Ленин писал: «Только шарлатанство или крайнее скудоумие может тре-бовать такого «определения» этих двух «рядов» предельно широких понятий, которое бы не состояло в «простом по-вторении»: то или другое берется за первичное» 33.149).

Само собою разумеется, что сведения о материализме, которые содержатся в трудах либеральных профессоров философии, предназначенных для промывания мозгов интеллектуальной элиты, отгораживают ученых от понимания того, что же такое теоретико-познавательный материализм в действительности.

Когда Ленин указывал на «стихийность», а Энгельс - на «стыдливость» материализма естествоиспытателей своего времени, то этим они подчеркивали вынужденность этого материализма: хотят этого исследователи природы или не хотят, они не могут иначе действовать в каждой конкретной области исследования, как только с позиций материализма. Энгельс отмечал, что агностицизм в устах естество-испытателей - «не более чем фраза, и его никогда не при-меняют на деле... Что думать о зоологе, который сказал бы: «Собака имеет, по-видимому, четыре ноги, но мы не знаем, не имеет ли она в действительности четырех мил-лионов ног или вовсе не имеет ног» (92.556). Одно то, с каким постоянством, вопреки увлечениям каким-либо мод- ным «измом» идеалистической или агностической философии, естествоиспытатели вынуждены говорить о бесполезности идеализма в естественнонаучных исследованиях, о необходимости объяснения исследуемых явлений естественными причинами, свидетельствует о противоречии между профессиональными идеологами и учеными, т.е. о противоречии между той частью буржуазии, которая в силу существующего внутри этого класса разделения труда занята производством религиозно-идеалистической идеологии, «подпирающей» господство капитала, и той частью класса буржуазии, которая в качестве ученых осуществляет познание природных закономерностей, используемых в разрабатываемых и внедряемых в производство технологиях. Когда геккели говорят открыто о том, что при переходе от философии к естественнонаучному исследованию приходится оставлять в стороне религиозные и философско-идеалистические построения, то этим они рубят под корень претензии философов-идеалистов на создание такой теории познания, которая якобы соответствует духу позитивной науки.

Однако этот нефилософский материализм при всей его прогрессивности и диалектических тенденциях все же есть только одна из сторон мировоззрения буржуа-ученых, ко-торые не могут провести его сколько-нибудь последова-тельно. Наряду со стихийно-материалистическими тенден-циями и в вопиющем противоречии с ними, мировоззрение ученых может содержать в себе почти всю совокупность ходячих идей, разделяемых классом буржуазии. Отсюда и возникает задача: уметь взять у ученых-буржуа все то ценное, что они могут дать в каждой специальной области исследования, где они в силу необходимости являются непреклонными материалистами, и уметь обезопасить себя от их реакционных устремлений к философскому идеализму, религии, метафизике и конструированию своих соб-ственных философских систем. Разве Э. Геккель не стре-мился создать систему «монистической философии» и «по-зитивной религии»? Не обнаруживается ли у К. Штейнбуха попытка от имени кибернетики найти веские аргументы в пользу «сайентистского мифа» о единоспасающей миссии науки и техники, призванных якобы разрешить все социальные противоречия и конфликты современной эпохи и, таким образом, осчастливить страждущее человечество?

Чтобы нейтрализовать подобные реакционные поползновения, необходимо четкое представление о том, что такое гносеологический материализм. Ясность здесй нужна особенно потому, что идейные противники Маркса несчет-ное количество раз пытались представить дело так, будто бы у Маркса была своя «философия», что она лишь одна из возможных философских систем или онтологий. Осо-бенно настойчиво внушается мысль, что эта философия при построении своей системы мира полагает в качестве «начала всех начал» экономику. Тот же просвещенно-ли-беральный «Философский словарь», изданный в ФРГ, ут-верждает: «Для марксистского диалектического материа-лизма диалектика есть прежде всего внутренняя законо-мерность экономического развития и, поскольку от последнего зависит все остальное, закономерность всего происходящего вообще» (83.198). Совсем в духе К.М. Тахта- рева, писавшего в 1919 году: «Маркс дал собственную, чисто экономическую философию истории» (82.13). Такие характеристики, как правило, сопровождаются доверительными, но фальшивыми сообщениями, что гносеологической основой такой онтологии является некритически воспроизведенный наивный реализм и что материализм вообще не способен построить научную терию познания.

Но, как было показано, учение Маркса не содержит никакой онтологии, тем более «экономической». Маркс самым решительным образом отводит от себя подозрения в создании очередной философской системы в духе аристоте- левско-схоластической традиции. С научной точностью кон-статируя тот факт, что вместе с крушением последней ве-ликой философской системы - гегелевской - отмирает фи-лософия как особая форма общественного сознания, Маркс рассматривает все попытки созидания философских систем как исторически реакционное занятие, в котором заинтересованы социальные силы, вынужденные рано или поздно уйти с общественной арены.

Отличительную особенность материализма Маркс видел не в том, что он есть некая онтология, т.е. учение о материи как первой сущности. Так же как специфику философского идеализма, Маркс усматривал не в том, что он есть онтология, делающая предметом исследования идею в ее перевоплощениях. Суть и того и другого заключается в ином. Если то рациональное, что выпадает в осадок после процессов разложения философии как науки наук, воплощается в тождестве диалектики, логики и теории познания, если суть всех вопросов, которыми занималась и занимается философия, резюмируется в проблеме отношения мышления к бытию, то ясно, что ничего другого материализм не означает, кроме такого решения этой проблемы, в котором бытие полагается как первичное, а сознание как отражение бытия. Приводя Энгельсово определение материализма и идеализма как двух противоположных направлений в решении вопроса об отношении мышления к бытию, Ленин пишет: «Всякое иное употребление понятий (философского) идеализма и материализма ведет лишь к путанице» (32.52).

Есть особый смысл в постоянном и настойчивом подчеркивании Лениным того, что теория Маркса во всей ее методологической проблематике и в способах ее решения есть гносеологический материализм. Смысл этот, как нам представляется, состоит в стремлении указать на последовательность, цельность, сознательность в проведении линии материализма Марксом и Энгельсом, а также на отличие их теории от прежних форм философского материализма и от неразвитого, стихийного, половинчатого материализма естествоиспытателей .

Содержание учения Маркса в его кратчайшем выраже-нии сводится к материалистическому истолкованию человеческого познания, природы и общества: «Точно так же, как познание человека отражает независимо от него существующую природу, т.е. развивающуюся материю, так общественное познание человека (разные взгляды и учения философские, религиозные, политические и т. п.) отражает экономический строй общества. Политические учреждения являются надстройкой над экономическим основанием. Мы видим, например, как разные политические формы современных европейских государств служат укреплению господства буржуазии над пролетариатом» (35.44). Материализм не есть отдельная часть Марксова учения. Напротив, он представляет собой способ решения всех проблем. Заходит ли речь о диалектике форм мышления - эта диалектика рассматривается как отражение, идеальное воспроизведение противоречивости бытия. Ставится ли вопрос о противоречии конечного и бесконечного в математике - аналог его отыскивается в действительном мире. Берется ли для исследования религиозное фантазирование - корень его отыскивается в действительной порабощенности человека природными и социальными материальными условиями жизни.

Последовательное проведение достроенного доверху ма-териализма в решении проблем, охватываемых тождеством диалектики, логики и теории познания, как раз и превращает остающееся от прежней философии учение о мышлении в подлинную науку.

Материализму в его основных видах и исторически сме-няющихся формах противостоит идеализм, в котором так-же необходимо отличать идеализм философский от идеа-лизма нефилософского. Последний может существовать в виде суеверий, предрассудков, свойственных и первобыт-ному сознанию, и современному обыденному сознанию. Но в систематизированной форме он находит выражение в ре-лигии. Философский идеализм есть направление внутри той специальной сферы знания, которая исследует отно-шение мышления к бытию, и состоит он в том, что при решении всех вопросов этого вида знания - от проблемы ощущения до вопроса о сущности государства - он неиз-менно придерживается принципа - сознание первично, а бытие производно от него.

В связи с анализом вопроса о специфике философского знания необходимо обратить особое внимание на то обстоятельство, что разделение философов на два лагеря, на две партии - материалистов и идеалистов - особенно ясно показывает, что ничто другое не является предметом философского рассмотрения, кроме отношения мышления к бытию. Причем этот «предмет» один и тот же и для прежнего философского материализма, и для философского идеализма. Анализ Лениным «гносеологических корней» философского идеализма прямо подтверждает этот вывод.

В самом деле, вдумаемся в ход мысли Ленина, когда он ставит и решает вопрос о «гносеологических корнях». Если в теории познания рассуждать диалектически, то процесс человеческого познания, являющийся для теории познания предметом исследования, предстанет «как живое, многостороннее (при вечно увеличивающемся числе сторон) познание с бездной оттенков всякого подхода, приближения к действительности» (36.32).

Старый материализм не умел применять диалектику в теории познания, не умел понять человеческое познание как процесс. Поэтому философский идеализм казался ему только чепухой. Но если принять во внимание, что любой философ-идеалист, что бы он о себе ни воображал, делает предметом исследования сложный, противоречивый, многосторонний процесс познания (отношение мышления к бытию), если он при этом подходит к предмету исследования односторонне, с субъективным пристрастием, вырывает из процесса познания и делает предметом рассмотрения или только ощущения, превращая их в «элементы*мира», или понятие, превращая его под именем «идеи» в демиур- га действительности, или волю, или релятивность я т.д. и т.п., то становится ясным, что ничего таинственного в са-мом механизме возникновения идеалистических «философских систем» нет, ибо из каждого оттенка процесса познания, если его отделить от целого, можно соорудить систему.

Ленин вновь и вновь возвращался к мысли о том, что человеческое познание, независимо от всякой философии, диалектично, т.е. сложно; оно не есть прямая линия, а похоже на спираль, на живое древо. Человеческое познание, взятое в его историческом развитии, плодотворно, истинно, всесильно, объективно, абсолютно. Но, если продолжить сравнение познания с «живым древом», оно когда-то было слабым зеленым росточком и, став могучим и ветвистым, продолжает расти, образуя новые побеги. Философии, если она желает быть научной теорией познания, приходится иметь дело с этим «живым древом», делать его предметом своего исследования. В каждую эпоху оно предстает изменившимся, с отжившими старыми ветвями, с новыми побегами. Во времена Аристотеля «древо» познания было совсем еще «зеленым», не деревом еще, а, скорее, намеком на него; в наше время познавательная, идеально-преобразовательная деятельность превратилась в мощную отрасль общественного разделения труда, породив массовые профессии ученого, художника, политика и т.д.

Теория познания, исследующая общественно-историческое «древо познания» в его генезисе, в объективном содержании возникающих и отмирающих форм, в социальных функциях; открывающая законы, которым подчиняется процесс постижения действительного мира, есть не что иное, как современный материализм. Теория познания, которая берет и исследует познание только через одну из граней, в виде одной из его веточек, рискует выродиться в пустоцвет. Любой фрагмент познания, если в основу его иссле-дования положены «прямолинейность и односторонность, деревянность и окостенелость, субъективизм и субъектив-ная слепота», может быть превращен в нечто самостоя-тельное, в «прямую линию», которая ведет к поповщине, где ее закрепляет классовый интерес.

Нетрудно заметить, что в фрагменте «К вопросу о диалектике» Лениным сжато изложено Марксово понимание специфики философского знания. Здесь очерчена та его предметная область, научное изображение которой дает материалистическую диалектику, диалектическую логику, материалистическую теорию познания. Это лишь различ- ные имена для одного и того же. Когда Ленин в «Фило-софских тетрадях» говорит, что «области познания, из коих должна сложиться теория познания и диалектика», т- это история философии, история отдельных наук, история умственного развития животных, история языка, история техники, психология и физиология органов чувств, то речь здесь опять-таки идет не о простом суммировании дости-жений каждой из указанных областей или выстраивании их в систему, а о том, чтобы очертить приблизительные границы той предметной области, эмпирическое и теоретическое исследование которой ведет к созданию научной, подлинно материалистической теории познания (36.314). Всем своим содержанием такая теория познания выступает в качестве неотъемлемой части последовательного научного мировоззрения. Она участвует в формировании мировоззрения в сплаве со всей совокупностью социально-экономического знания, в тесном сотрудничестве с современным теоретическим естествознанием.

Логика идеологической борьбы неумолимо раскалывает современный духовный мир человечества так, что на одной стороне оказываются религия, самоновейшие «онтологии», претендующие на исправление «бездушно-объективной» науки и дополняющие ее «человеческой картиной» мира, и все оттенки философского идеализма. На другой стороне оказывается последовательно научное мировоззрение, суммирующее все завоевания современного научного познания.

Подчеркивая мировоззренческое значение наук о природе, Ленин в свое время отметил фальшивость попыток Маха обосновать тезис о нейтральности науки в идеологической борьбе: «Наука беспартийна в борьбе материализма с идеализмом и религией, это - излюбленная идея не одного Маха, а всех современных буржуазных профессоров, этих, по справедливому замечанию... И. Дицгена, «дипломированных лакеев, оглупляющих народ вымученным идеализмом» (33.141, 142).

Для философии связь с политикой так же несомненна, как несомненна неразрывная связь между идеологической и политической борьбой, которую ведет буржуазия. Поэтому вопрос об отношении материализма к религии и философскому идеализму, а также вопрос о роли и месте нефилософских видов материализма (наивного реализма и естественно-исторического материализма) в столкновении мировоззрений есть важнейшие вопросы стратегии и тактики идеологической борьбы. В борьбе за умы людей, за освобождение человека от духовного рабства, от тысячелетиями насаждавшейся привычки питаться отравленной, но дурманящей духовной пищей приходится сталкиваться с церковью и философским идеализмом. Опорой в борьбе против церковных доктрин и бесчисленных онтолого-философ- ских систем является стихийный материализм здравомыс-лящих людей, которые в практике своей «руководятся всецело и исключительно материалистической теорией познания» (33.143). Естественно-исторический материализм как характерная черта мировоззрения ученых является союзником гносеологического материализма. Так ставил вопрос Ленин в книге «Материализм и эмпириокритицизм» и в статье «О значении воинствующего материализма».

Диалектика - не трибунал, а оружие для обретения подлинной свободы мысли. Именно она помогает человеку труда сохранять во здравии свой рассудок, противостоять власть имущим и их прислужникам - «интеллектуальным полицейским» в философских мундирах. Всякий же, кто тратит время на «философствование», говаривал дедушка Крылов, «не рай вкусил, а заживо скончался». Чтобы по-жинать плоды, надобно разбрасывать их. Тот, кто мыслит диалектически, обретает разум и открывает путь в царство свободы. Да будет так!