КТО ЗАСТРЕВАЕТ В ДВЕРЯХ, ТОМУ НЕ ВИДАТЬ НИКИ
Вы ввели в научный оборот концепт «диатрибичес- кая традиция». Для решения каких проблем понадобилось понятие «диатриба»?
Начнем с метафилософии. Все, кто учился в вузе, слушали лекции и сдавали экзамены по философии.
Надо так надо. Тем более, что о ней говорилось очень уважительно, как о науке. Считалось крамольным сомневаться в этом. Только недавно академик Д.С. Лихачев «открыл», что философия вовсе не наука, а сплошная идеология, и їіредло- жил убрать ее из учебных планов. Свежая ли это мысль? Нет. Еще в V в. до н.э. Аристофан в комедии «Облака» сжигает «мыслильню» Сократа. Спустя некоторое время греческие демократы приговаривают Сократа к смертной казни, а сицилийский тиран Дионисий продает Платона в рабство. Александр Македонский грозит карами своему учителю Аристотелю; Цицерону отрезают голову; Сенеку осуждают на смерть. В 529 г. император Византии благочестивый христианин Юстиниан изгоняет всех греческих философов в Персию. Удел многих философов, не сумевших угодить власть предержащим, - изгнание, тюрьма, казнь.Отношение к философии самих философов тоже было самым разным. Гегель считал ее идеалом науки. Фейербах же полагал, что она есть лишь рационализированная теология, и поэтому провозглашал: «Моя философия - никакой философии!». Тезис о «смерти философии» стал общим местом в литературе XIX в. В то же время множатся фило-софские школы и направления. Философия остается учеб-ным предметом в системе высшего образования и элементом культуры. Б. Рассел отвел ей роль нейтральной зоны между наукой и религией. Отметим, что слово «философия» в современных европейских языках имеет множество значений. Не осуществилась мечта логиков из монастыря Пор-Рояль - закрепить за этим словом только одно значение. Я же сейчас имею в виду лишь то значение, с которым это слово произносил Сократ в диалогах Платона и в рамках которого работала потом творческая фантазия Аристотеля и многих других крупных мыслителей вплоть до Гегеля.
Так что же такое философия в указанном Вами значении?
На этот вопрос я, присоединяясь к А.Ф.
Лосеву, отвечу так: философия в ее исходной форме есть абстрактно-логи-ческая мифология.В отличие от зооморфной, хтонической, топонимической, антропоморфной, исторической мифологий, она полагает в качестве начал (архэ) мира формы мыслительной деятельности и, в первую очередь, категории. Но этот ответ можно дать только при переходе на особую методологическую позицию. С легкой руки Б.М. Кедрова эта позиция в 70-х годах получила имя «метафилософия». Метафилософ должен покинуть чертоги философии и рассматривать ее извне как особое формообразование в истории культуры, отличающееся от религии, политики, искусства, науки.
Я был вытолкнут в позицию метафилософии в 1950 г., когда писал диссертацию о воззрениях К.А. Тимирязева. В тогдашней литературе его считали материалистом и, сле-довательно, философом.
Разве это не так? Ведь материализм - это одно из направлений именно в философии?
Так-то оно так, но при таком прямолинейном ходе мысли нарушается запрет Козьмы Пруткова: «Антонов есть огонь, но нет того закону, чтобы любой огонь принадлежал Антону» . Ведь любой человек, даже живущий в плену самых немыслимых фантазий, вынужден подчиняться «правилу грабель». Если он действует вопреки закону рычага, тяготения, горения, стоимости, уголовного кодекса, то на каждом шагу получает синяки и шишки. Без и до всякой философии человек вынужден, если он в здравом уме, быть материалистом. Такой материализм называется стихийным, т.е. нефилософским. Тимирязев, как и Сеченов, Мечников, Менделеев, формировался под влиянием «нигилизма» 60-х годов. Тезис Писарева и Ткачева «Покойную философию надо похоронить» оказал на них воздействие. Тимирязев находился в жестокой оппозиции к философам «серебряного века» и к философам вообще, а свои воззрения называл «механическими». Такая позиция была характерна для ученых доэйнштейновского периода. Она связана с отрицанием философии. «Физика, бойся метафизики!» - предупреждал Ньютон. При всей своей привязанности к господствовавшей религиозной идеологии, ученые в сфере собственно научно-теоретических изысканий по от-ношению к идее Бога придерживались принципа Лапласа: «Я в этой гипотезе не нуждаюсь».
Еще математик XVII в. Б. Паскаль, изобретатель арифмометра и основатель гид-ростатики, сторонник янсенизма, констатировал: «Фило-софы запутываются в сути того, что нас окружает... Нет такой нелепости, которая не была бы сказана кем-либо из философов». Отвергая все виды самомнения и философского произвола, он призывал: «Будем же судить о природе, исходя не из нас, а из нее самой». Перекликаясь с этими мыслями Паскаля, российский химик М. Гольдштейн в 1902 г. писал по поводу увлечения эмпириокритицизмом: «Признавая всю справедливость точки зрения, что мир, каким мы его изучаем, есть только наше представление, мы должны ее немедленно же бросить, как только вступаем в область исследования природы, ибо, если мы этого не сделаем, очутимся в безвыходном положении». Признание реальности внешнего мира - первая предпосылка и основа научного исследования. Это тоже материализм, причем ма-териализм вынужденный, и он называется естественнонаучным. Он разновидность нефилософского материализма.Что же тогда получается? Выходит прав ИЛ. Крылов, и философские системы - это мыльные пузыри?
Да, именно такой вывод вытекает из традиции мета- философского скептицизма. Уже в античной философии наметилась тенденция самоотрицания. В первой половине XIX в. в жарких спорах родился вывод: «Философии пришел конец». Многие поняли это так, что от философии вообще ничего не остается. Но нашлись люди, которые не согласились с этим мнением. Например, А.И. Герцен в ходе тщательного анализа ситуации «конца философии» установил, что умершая философия оставила бесценное наследство. Она создала форму развитой мысли - диалектику. Обнаружилось, что философия в своем истинном содержа-нии всегда была логикой, т.е. исследованием человеческо-го сознания, мышления, познания. Но это содержание было закамуфлировано причудливо разукрашенными теологическими и метафизическими одеяниями. Метафилософские же скептики и ученые XIX в. в суете и спешке вместе с теологическим и метафизическим тряпьем выбросили на свалку истории и диалектику.
Они спохватились только тогда, когда вместе с Эйнштейном открыли мир, который не поддавался теоретическому осмыслению средствами логики рассудка, вскормленного ньютоновской механикой. Физике микромира пришлось рожать диалектику. Роды были облегчены тем, что уже имелся опыт Марксова диалектико- логического анализа форм социальной жизни. К концу XIX в. в обществе созрела потребность в научной, диалёктико- материалистической теории познания (гносеологии).Убедительно. Что можно сказать против?
Что вы! Когда вышесказанное было в 1957 г. опубликовано мною в Ростове, а в Москве обнародовано Э. Ильенковым и В. Коровиковым в виде знаменитых «Гносеологических тезисов», то философские генералы рассвирепели. Окрик в мой адрес на страницах «Вопросов философии» ректор РГУ Ю.А. Жданов оставил без внимания. А вот Ильенкова и Коровикова изгнали с философского факультета МГУ и наложили партвзыскание.
В этой драматической ситуации стало ясно, что есть стена, которая мешает увидеть и удержать ценное из наследства почившей философии. Генералы от философии, навесившие на себя ярлык марксизма, мертвой хваткой уцепились за метафизические одежки покойницы, т.е. за онтологию, которую во всех ее видах Маркс и Ленин считали продуктом профессорской схоластики. Ильенков посвятил свой талант мыслителя разработке проблем диалектической логики. Я же попытался разобраться со «стеной». Мне удалось установить, что она сложена из бесчисленных учебных руководств, в которых законсерви-рованы профессорские предрассудки разных эпох. Так я вышел на проблему «диатрибы».
И все шло потом гладко?
Конечно, нет. Тем более, что в 1962 г. я ввязался в драку с академиками. В Москве 150 авторов трудились над изданием шеститомной «Истории философии». Вышло только 5 томов, и авторы стали претендовать на Ленинскую премию. Видно было, что труд того не стоит. Но диссидентствующие философы, даже А. Зиновьев, дальше кукиша в кармане не шли. Проштудировав пять томов, я обнаружил, что это не серьезное концептуальное научное исследование, а бессвязная куча ученических конспектов, по страницам которых кочуют предрассудки тысячелетней давности.
Газета «Известия» опубликовала мою критическую заметку «Неоправданная поспешность». Меткость выстрела Ильенков прокомментировал репликой: «Никог-да ему не позволят защитить докторскую диссертацию». Комитет по Ленинским премиям под председательством академика Н.И. Дубинина отказал соискателям. Лопнула затея. В коллективе бушевали страсти. «Одним ударом ос-линого копыта разрушен труд большого коллектива», - исходил в патетике М.А. Дынник. «Что делать, если этот коллектив состоит из мулов, а мулы, как известно, в боль-шинстве своем бесплодны», - мудро, но самокритично кон-статировал Б.М. Кедров. С тех пор, что бы я ни публико-вал, рассматривалось из Москвы с пристрастием. Статья «Паганель теряет обаяние» в «Комсомольской правде» вызвала недовольство «самого Леонида Ильича» и запре-тительные санкции Госкомитета по печати (1964 г.). Выход монографии «О специфике философского знания» (1973 г.) сопровождался философским землетрясением от Свердловска до Ленинграда. Издание монографии «Про-блема специфики философии в диатрибической традиции » (1980 г.) и защита докторской диссертации (1981 г.) выз-вали цунами закулисной деятельности многих ревнителей «свободы духа», включая вице-президента Академии наукП.Н. Федосеева, академиков Л.Ф. Ильичева, М.Б. Митина, партаппаратчиков из ЦК КПСС, МГК и Ростовского обкома, сотрудников ведущих философских учреждений, председателя экспертного совета ВАК профессора С.И. Попова. Апофеозом восьмилетнего торжества «телефонного права» был отказ в присуждении докторской степени. Заместитель председателя ВАК профессор В.К. Гусев наставлял: «Вы вне закона, против вас академики. Стушуйтесь!» Главный философ АОН при ЦК КПСС, известный борец против «гносеологизма», профессор Х.М. Момджян публично и громогласно провозглашал: «Никогда в Советском Союзе А.В. Потемкину не будет присуждена докторская степень». Сбылось пророчество Ильенкова. Завершим наш поход против «диатрибы» словами профессора С.Н. Мареева: «А.В. Потемкин, друг и единомышленник Ильенкова, ко-торый и теперь живет в г. Ростове-на-Дону, специально выступил против диатрибической традиции в философии и показал, что все учебники по философии в советское время писались в духе именно этой традиции... Трудно передать, какую глухую неприязнь и озлобление вызвало это выступление не только у философских генералов, но и почти у всего «сообщества». Докторскую диссертацию ВАК так и не утвердил. Мотив был примерно такой: «Как мы можем его пропустить, если он нас не уважает» К этому следует добавить: теперь, в постсоветское время, когда не надо рядиться под Маркса, диатриба правит бал.
Вы что же категорически против диатрибы?
Нет. Я считаю, что все хорошо в меру. Кто был солдатом, тот хорошо знает разницу между учебными стрельбами и реальным боем. Он знает, что военные учения - лишь дверь в храм Победы. Кто застревает в дверях, тому не видать Ники. Алексей Васильевич Потемкин