8. ДИАЛЕКТИКА И ФИЛОСОФИЯ
Кто говорит правду, тот у лгунов всегда считается изменником.
Э. Борнхёэ
С точки зрения укоренившегося обычая, приобретшего, кажется, уже прочность предрассудка, сама постановка вопроса об отношении диалектики к философии представляется лишенной смысла.
Разве существует диалектика вне философии? Всякий раз, как только речь заходит о диалектике, не имеется ли в виду именно философия? Не относятся ли все определения диалектики, понимаемой как теория, к характеристикам философии?Для сколько-нибудь вразумительного ответа на этот вопрос, необходимо выявить то основное значение, которое приобрел в истории науки и философии термин «диа-лектика». Речь пойдет пока не об определении диалектики как теоретической дисциплины, а о диалектике как термине, употребляемом вместо других терминов для выражения понятий об особенностях процесса развития. И в классической, и в современной литературе принято употреблять словосочетания «диалектика бытия», «такова диалектика жизни». Сплошь и рядом они значат «все течет, все меняется», «ничего нет постоянного», «одно превращается в другое», «все движется», «все превращается в свою противоположность». Но чаще всего термин «диалектика» употребляется вместо термина «противоречие»: диалектично - стало быть, противоречиво.
Термином «диалектика» в его значении, идентичном значению термина «противоречие», пользуются для выражения всеобщих характеристик и объективного бытия и отражающего бытие мышления. Выражение «объективная диалектика» равно по значению словосочетанию «объективное противоречие» и никак не может быть заменено выражением «объективная философия», а выражение «субъективная диалектика» равноценно словосочетанию «противоречие процесса познания», и оно не может быть приравнено выражению «субъективная философия».
Противоречие - суть диалектики, т.е. нечто такое, что находит выражение во всех остальных характеристиках диалектики бытия и мышления.
Отражение действительности в формах идеального противоречиво, т.е. диалектич- но, и эта его противоречивость не зависит от теорий, в которых осмысливается процесс познания. «Люди, - писал Ф. Энгельс,- мыслили диалектически задолго до того, как узнали, что такое диалектика, точно так же, как они говорили прозой задолго до того, как появилось слово «проза» (99.146). В рассмотренном значении термин «диалектика» никто не отождествляет с термином «философия», ибо только при чрезмерно развитой фантазии можно вообразить себе существование философии, независимой от теоретизирующего субъекта.Теперь можно перейти к рассмотрению тех значений термина «диалектика», которые он принимает, когда используется для обозначения науки, создаваемой с целью теоретического изображения «объективной диалектики» и «субъективной диалектики» («объективного противоречия» и «субъективного противоречия»). Область, в которой царствует «объективная диалектика» (объективное противоречие) - это природа и материальная жизнь общества. Область, в которой развертывается «субъективная диалектика» (субъективное противоречие) - это сфера идеально-преобразовательной, отражательной деятельности общественного человека, сфера духовного труда. Познание природы, материальной жизни общества, истории духовной культуры, если оно претендует на истинность, по необходимости должно быть воспроизведением предмета в его противоречивости, т.е. быть диалектическим. Это справедливо как по отношению к наукам о природе (естествознанию), так и по отношению к наукам общественно-историческим.- Во всякой науке столько истинности, сколько в ней осмысленно отражается противоречивость ее предмета.
Возьмем теперь известное ленинское определение диалектики: «В собственном смысле диалектика есть изучение противоречия в самой сущности предметов...» (36.227). Согласимся, что это определение характеризует диалекти-ку как научное теоретическое познание. Спрашивается, можно ли в этом определении вместо слова «диалектика» поставить слово «философия» и записать его так: «Фило-софия есть познание противоречия в самой сущности предметов».
Бесспорно, нельзя, ибо Ленин говорит здесь о той диалектике, т.е. о том постижении противоречия, которое присуще всему человеческому познанию: и наукам о природе, и общественно-историческим наукам. Образцы диалектики были даны просветителями XVIII в., но, как отмечал Энгельс, за пределами философии, в которой они были метафизиками (антидиалектиками). Классическая буржуазная политическая экономия выявила противоречивую природу буржуазного способа производства; буржуазные историки открыли борьбу классов; естествознание уже во времена Энгельса «доказало как в общем, так и в частностях, что дела в природе, в конечном счете, обстоят диалектически».Примеров, подтверждающих истинность тезиса Энгельса о том, что «всему человеческому познанию свойственна диалектика», можно привести великое множество. Если, скажем, физик в самой сущности предметов своего иссле-дования - в микрочастицах - познает противоречие волно-вых и корпускулярных свойств, то перестает ли он быть физиком и превращается ли он тем самым в философа? Если биолог открывает в «самой сущности» метаболизма противоречие ассимиляции и диссимиляции, то остается ли он биологом или становится философом? В первом слу-чае мы имеем дело с диалектиком-физиком, в другом - с диалектиком-биологом.
Когда Ленин говорит о диалектике, что она есть «познание противоречия в самой сущности предметов», то он определяет диалектику безотносительно к какой-либо определенной области науки. Это суждение о диалектике указывает на то общее, что ей присуще,, где бы ни обнаруживался диалектический характер познания и что бы ни выступало предметом исследования. Если механика открывает в своем предмете - в простом пространственном перемеще-нии тел - противоречие движения и покоя, прерывности и непрерывности, то она выступает как диалектическая тео-рия механического движения. Если химия во взаимодей-ствиях атомов открывает противоречие, то она становится диалектической теорией химических процессов. Если фи-лософия в своем собственном предмете обнаруживает про-тиворечия, то она при изображении этого предмета стано-вится диалектической философией, если, конечно, иметь в виду гегелевскую форму философии.
Обсуждаемая харак-теристика диалектики, следовательно, не может рассмат-риваться как спецификация диалектической философии, она есть определение любой отрасли знания, поднявшейся на уровень познания противоречия.Упомянутое высказывание Ленина есть определение ди-алектики вообще. Такой характер имеет и знаменитое оп-ределение диалектики, сформулированное Энгельсом в «Анти-Дюринге»: «Диалектика и есть не более как наука о всеобщих законах движения и развития природы, чело-веческого общества и мышления» (89.145). Разъясняя смысл этого определения и указывая одновременно на то, что эти законы открываются не одной какой-нибудь нау-кой, Энгельс писал в 1885 г. в специальной заметке, пред-назначенной для намечавшегося второго расширенного издания «Анти-Дюринга»: «В помещенном выше сочинении диалектика рассматривается как наука о наиболее общих законах всякого движения. Это означает, что ее законы должны иметь силу как для движения в природе и человеческой истории, так и для движения мышления. Подобный закон может быть познан в двух из этих трех областей и даже во всех трех без того, чтобы рутинеру-метафизику стало ясно, что он имеет дело с одним и тем же законом» (93.582). Это определение диалектики не есть указание на то, что вне, сверх или рядом с совокупным научным знанием существует особая наука о всеобщих законах движения, а есть подчеркивание той особенности, что наука XIX века в противоположность науке предшествовавших веков, носившей метафизический характер, является диалектикой, т.е. наукой о законах движения.
Еще Е. Дюринг пытался нарядить свою «философию дей-ствительности» в костюм с фальшивой наклейкой «нату-ральная диалектика». Цель работы Энгельса «Анти-Дюринг» - показать несовместимость «философии действительности», называющей себя «натуральной диалектикой», с естествознанием XIX в. Натурфилософским упражнениям Дюринга Энгельс по каждому важнейшему вопросу естествознания противопоставляет новейшие теоретические достижения механики, физики, химии, биологии.
Важно также иметь в виду, что метафизика (антидиалектика в плане методоло-гии) исторически существовала не только в философии, но и в форме положительного знания. Как антидиалектика, она была перенесена в философию именно из естествозна-ния. Энгельс несколько раз воспроизводит гегелевское об-щее определение метафизики как анитидиалектики: «Это наука о законченных вещах». В «Анти-Дюринге» науке XVII - XVIII вв., которая была «знанием законченных вещей», а не процессов, т.е. метафизикой, противополагается вся наука XIX в., ставшая исследованием движущихся вещей, т.е. наукой о законах вечного движения, диалектикой.В «Диалектике природы» Энгельс выявляет двойную диалектичность современного ему исследования природы. Естествознание становится диалектическим как по пред- мету исследования и теоретическим выводам из гигантского фактического материала, так и по методам исследования и мышления, которые неизбежно, но большей частью стихийно навязывались даже метафизически вышколен-ным теоретикам-естествоиспытателям.
Необходимо учитывать и то, что, употребляя термин «наука», Энгельс имел в виду не некую бессвязную совокупность разрозненных научных дисциплин, а вполне зрелую форму познания мира, приобретшую характер целостной системы и социального института, внутри которого четко обозначилось разделение функций. Она не только удовлетворяла утилитарно-практические технологические потребности существующего способа производства, но и участвовала в построении антирелигиозной и антиметафи-зической картины мира. Наука в таком понимании пере-стает быть складом примеров, востребуемых любителями конструировать натурфилософские и социологические сис-темы. Диалектика как всестороннее учение о развитии, спасенное после крушения философии Гегеля (этой после-дней всеохватывающей философской системы мира) и ставшее достоянием науки, принимает различные формы. Соответственно трем крупным предметным областям исследования - природе, истории и мышлению, диалектика принимает либо форму диалектического теоретического естествознания (и в этом смысле вполне правомерно говорить о «диалектике природы»), либо форму диалектической теории социальных процессов (диалектика истории), либо форму диалектической логики (диалектический и исторический материализм).
Во всех трех случаях познание имеет дело с одними и теми же всеобщими законами движения, но выступающими каждый раз в специфической форме, которая обусловлена природой исследуемого предмета.Отличительную особенность материалистической диалектики Энгельс устанавливает посредством выделения той предметной области, которая остается еще за философией после ее отмирания. В «Анти-Дюринге» он прямо говорит о том, что логика и диалектика есть те науки, которые исследуют законы человеческого мышления (89.91). Диалектическая логика (диалектика как наука, исследующая противоречия процесса мышления) может оставаться фи-лософией только при том условии, что она берет мышле-ние и законы его развития в их отношении к бытию и законам бытия. Последовательно научная логика возмож-на лишь на основе материализма. Как раз эту сторону дела подчеркивал Маркс, указывая на прямую противопо-ложность своего метода гегелевскому методу, совпадающую с противоположностью материализма и идеализма. Равным образом и Энгельс, называя гегелевскую форму диалектики «идеологическим извращением», усматривал суть диалектики как философии в материалистическом решении вопроса об отношении «понятия» к «вещи» (94.301-302).
Различение диалектики как философской науки и диа-лектики, присущей естествознанию, дается также и Лени-ным в «Философских тетрадях»: «А естествознание пока-зывает нам... объективную природу в тех же ее качествах, превращение отдельного в общее, случайного в необходи-мое, переходы, переливы, взаимную связь противополож-ностей» (36.321). Если вдуматься в это положение, то ста-новится понятным, какой смысл вкладывал Ленин в вы-ражение «диалектика как философская наука», когда упрекал Г.В. Плеханова в том, что, написав о диалектике больше тысячи страниц, «собственно диалектике как фи-лософской науке» он не посвятил ни одной (36.248). Если исходить из того, что общее определение диалектики и есть ее определение как философской науки, то упрек Ленина лишается смысла, так как Плеханов неоднократно воспроизводил это общее определение и иллюстрировал его фактами из современной ему науки. Ведь Ленин здесь под «диалектикой как философской наукой» подразумевал логику.
Указанное различение диалектики в философии от диалектики в других областях научного знания дает ключ к пониманию тезиса о тождестве диалектики, логики и теории познания, сформулированного Лениным. Он настаивал не на связи трех якобы разных сторон и даже не на единстве, а именно на тождестве, говоря, что «не надо трех слов: это одно и то же» (36.301). Критикуя тех, кто заменяет в формулировке Ленина термин «тождество» термином «единство», Тодор Павлов резонно замечает, что принятие такой замены как правильной «значило бы признать, что Ленин просто заблуждался, когда вместо термина единство употребил термин тождествоо, и что, следо-вательно, это тождество оказалось у него чем-то случай-ным, чем-то вроде ляпсус лингвэ или ляпсус кал ями, - что недопустимо, если иметь в виду, что по таким основным, принципиальным в научном и идеологическом значении вопросам Ленин никогда не писал приблизительно и дву-смысленно» (78.78). Диалектика, логика и теория позна-ния могут быть поняты как тождественные только при том условии, если допускается, что предмет исследования у них один и тот же, а именно - сфера отношения мышления к бытию. За пределами этого диалектика может оказаться чем угодно, даже «онтологией». Но примененная к исследованию «отношения мышления к бытию», она дает диалек- тико-материалистическую теорию этой предметной области. «Диалектика и есть теория познания (Гегеля и) марксизма: вот на какую «сторону» дела (это не «сторона» дела, а суть дела) не обратил внимания Плеханов, не говоря уже о других марксистах» (36.321). Таков один из выводов, к которому пришел Ленин при анализе этой проблемы.
Логика за этими пределами тоже может оказаться чем угодно, даже средством утопического конструирования кибернетической Галатеи из дискретных математических элементов. Но логика, выведенная за узкие рамки формализма и позитивизма, берущая свой предмет - законы и формы мышления в их историческом генезисе, понимающая их как отраженные законы и формы бытия, есть не что иное, как диалектико-материалистическая теория мышления. С точки зрения такой теории, «логические формы и законы не пустая оболочка, а отражение объективного мира» (36.162). «Логика есть учение о познании. Есть теория познания», - писал Ленин (36.163).
Но и теория познания, освобожденная от кантианского представления о том, что существует какой-то особый мир знания, отгороженный пропастью от мира «вещей в себе», становится подлинно научной только тогда, когда переводит всю свою проблематику сознательно в рамки «исконного гносеологического вопроса» - вопроса об отношении мышления к бытию - и начинает рассматривать процесс познания не с точки зрения нахождения неких «границ познания», которые не «перейдеши», а так, чтобы разоб-рать, как совершается переход от незнания к знанию, от неполного знания к полному. В теории познания тоже сле-дует, во-первых, «рассуждать диалектически», т.е. брать предмет теории познания в развитии, в противоречиях, и, во-вторых, материалистически, т.е. исследовать все зако-ны, формы, методы, стороны человеческого познания как исторически возникшие, как формы, вырабатываемые для отражения бытия, для практического овладения природ-ными и общественными законами и процессами.
В учении Маркса нет отдельно существующих диалектики, логики и теории познания, и все попытки изложить диалектическую логику, диалектику и теорию познания как отличающиеся друг от друга теоретические дисципли-ны, кроме дублирования традиционной проблематики, ни-чего не дали, если не считать бесконечных споров, сбиваю-щихся на «выяснения отношений» относительно того, «кому и как сидеть» на Волхонке в Институте философии Академии наук. Диалектический материализм есть тожде-ство диалектики, логики и теории познания, и в этом тож-дестве он есть наука о противоречивом и развивающемся сознании общественного человека, которое отражает в сво-их всеобщих формах не менее противоречивые природу и общественное бытие. Он есть наука о всеобщих законах, формах, методах, социальных институтах, посредством ко-торых предметно воплощается идеальное и при помощи которых различные общественные классы в различные эпохи осознавали свои материальные интересы и боролись за их осуществление. А так как до сих пор общество движется в классовых противоречиях, то учение Маркса по существу своему есть методологическая основа и одновременно средство политической борьбы, которую организованный пролетариат ведет против буржуазии. Ведь писал же Энгельс, выражая свое и Марксово убеждение, что материалистическая диалектика «вот уже много лет является нашим лучшим орудием труда и нашим острейшим оружием» (94.302).
Для понимания специфики диалектики в рамках Мар- ксова учения необходимо учитывать также те результаты, которые достигнуты диалектической логикой в исследовании противоречий общего и единичного, целого и части, единого и многого. Идущее вслед схоластической тради-ции противопоставление философии (и диалектики) дру-гим наукам по логической схеме - философия изучает все-общее (законы, имеющие силу для всех форм бытия и по-знания), а другие науки имеют дело только с частными законами - не выдерживает критики, как только мы обра-тимся к проблеме соотношения общего и единичного (от-дельного). К проблеме, имеющей отношение не только к исследованию действительного мира, но и к осознанию са-мого процесса мышления. В объективном мире всеобщее (всеобщие законы) не существует особняком, вне связи с единичным. Но и единичное не существует рядом со всеоб-щим, а включает его в себя. Оно есть форма бытия всеоб-щего. Скажем, закон всемирного тяготения не есть нечто стоящее за бесконечным количеством случаев взаимодей-ствия тяготеющих масс, а есть лишь абстракция от этих единичных конкретных взаимодействий.
Для того, кто достаточно тщательно вчитывался в характеристику Лениным взаимоотношения общего и отдельного, должно быть ясно, что противопоставление наук по принципу: одни изучают только всеобщее, а другие - только отдельное, с точки зрения диалектической логики, ли-шено основания, да к тому же еще оно противоречит фак-тическому положению дел в науке. Ленин констатирует: «Противоположности (отдельное противоположно общему) тождественны: отдельное не существует иначе как в той связи, которая ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть (так или иначе) общее. Всякое общее есть (частичка или сторо-на или сущность) отдельного. Всякое общее лишь прибли-зительно охватывает все отдельные предметы» (36.318).
Лишь в абстрагирующем рассудке закон тяготения и конкретные случаи взаимодействия масс (падение метеорита на землю) разведены в дихотомию всеобщего и единичного. С той же самой дихотомией мы встречаемся при исследовании процесса познания. Но знание конкретных единичных вещей и процессов невозможно без познания в то же самое время всеобщего, а всеобщее, в свою очередь, познается только через конкретные, единичные формы, в которых оно только и существует. Современное естествознание и общественно-исторические науки вместе с исследованием эмпирически фиксируемых единичных предметов ухватывают также и то всеобщее, что связано с этими предметами. «Образование (абстрактных) понятий и операции с ними уже включают в себе представление, убеждение, сознание закономерности объективной связи мира... Отрицать объективность понятий, объективность общего в отдельном и в особом, невозможно... Как простая форма стоимости, отдельный акт обмена одного, данного, товара на другой, уже включает в себе в неразвернутой форме все главные противоречия капитализма, - так уже самое простое обоб-щение, первое и простейшее образование понятий (сужде-ний, заключений etc.) означает познание человека все более и более глубокой объективной связи мира» (36.160-161).
Сам термин «частные науки» никогда не использовался Марксом, Энгельсом и Лениным, а попал в популяризаторскую литературу из старых учебников по философии. Словосочетание «частный закон» в качестве научного термина несостоятельно, так как содержит в себе логическую ошибку «противоречия в определении». С точки зрения диалектической логики, всякий закон, если доказано, что он закон, а не эмпирическое правило, есть форма всеобщности. Закон есть категория, а все категории одинаково всеобщи и не могут быть определяемы путем подведения под что-либо еще более общее. Если какая-либо фиксируемая регулярность, постоянно повторяющаяся связь, подведена под категорию «закон», то бессмысленно характеризовать эту регулярность только как «частную».
Так как всеобщее в действительном мире не существует отдельно от единичного и так как не изобретено еще способа внечувственного познания, если не считать появляющихся время от времени сенсационных сообщений малоразборчивых журналистов о передаче мыслей на расстоянии, то не может существовать наука, которая бы познавала всеобщее без познания единичного. Но так же, как невозможно существование единичного вне связи со всеобщим, так невозможна наука, которая ограничивала бы себя познанием единичного, частного. Разделение наук на общие и частные есть непреодоленный «остаток» схоластической традиции.
Современное представление о разделении наук связано с противопоставлением эмпирического знания теоретичес-кому знанию. Основанием для такого разделения является не то, что эмпирические науки исследуют единичное, а теоретические всеобщее, а то, что эмпирический уровень знания ориентирован на метод наблюдения и экспериментирование. И когда забывают, что необходимо еще и мыслить, то тогда такое познание вырождается в ползучий эмпиризм. Теоретический уровень познания есть в каждой из наук и определяется использованием логических методов и понятийного аппарата. Но и он, отрываясь от наблюдения и эксперимента, рискует превратиться в заурядное фантази-рование. Значит - свою эмпирию и свой теоретический уровень имеют все науки. Сказанное в равной мере относится и к философии, взятой в ее исторической судьбе. Были философы-эмпирики, сетовавшие по поводу непонятных и непривычных для них терминов «материализм» и «идеализм». Были также и «теоретики», не замечавшие, что без конкретного исследования реального предмета философия вырождалась в банальную профессорскую схоластику.
Рассуждения от имени Маркса о том, что философия (диалектика) берет мир как целое, не интересуясь частями его, а «частные науки» (предполагается, что они не имеют отношения к диалектике) интересуются только соответствующими частями мира, оказываются несостоятельными сразу же, как только мы примем во внимание то, что известно о соотношении целого и части из опыта развития познания и практики. В действительном мире части не существуют вне целого, а целое только в натурфилософии витализма, да еще у холистов, обладает существованием, независимым от составляющих его частей. Часть чего-либо действительно существует как часть только в составе це-лого, которое, в свою очередь, не существует иначе как в совокупности своих частей. Каждая часть несет на себе печать того целого, в состав которого она входит, но и целое в своих характеристиках зависит от свойств частей.
В познании, поскольку оно не может сразу охватить целое во всех его частях, судят о характере целого в соответствии с постигнутой его частью. Это настолько тривиально, что даже вошло в поговорку «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Но и от целого можно идти к знанию частей. В биологии, например, давно сформулирован закон соотношения роста. Он используется палеонтологами и антропологами для реконструкции облика целого организма даже по отдельным остаткам скелета. Если бы скульптор М.М. Герасимов руководствовался рассуждениями некоторых профессоров от философии, что-де только философия знает мир в целом, то он никогда бы не отважился восстановить облик Ивана Грозного по обнаруженному в гробнице черепу. Но, скажут нам, философы говорят о мире в целом, а здесь речь идет всего лишь об отдельном человеке. На это можно возразить указанием, что Иван Грозный воплощал в себе человеческий мир своего времени ничуть не хуже, чем знаменитые монады Лейб-ница природу вселенной. Всякая наука, исследуя свой предмет, познает в нем не только его собственную единичную природу, но и природу мира в целом. Не составляет исключения из этого правила и философия в ее исторических формах. Она в этом отношении не отличается от. других наук. В познании своего собственного особого предмета она приобщалась к познанию мира в целом.
Диалектика является действительно теорией познания только в том случае, если она открывает всеобщие законы развития путем конкретного исследования реальной предметной области, добывая свой собственный «научный хлеб» на своем собственном поле в поте лица, а не взимая царственную десятину, как это делала покойная философия. Только через знание единичного она поднимается к знанию общего, от знания многого к знанию единства. В своем тождестве с логикой и теорией познания диалектика исследует всеобщее: всеобщие законы развития, общее, единичное, часть, целое, многое, единое, качество, количество, форму, содержание, сущность, явление и др., словом, категории, в форме которых человеческое мышление, существовавшее задолго до появления философии, отражает мир и которые являются всеобщими характеристиками как бытия, так и мышления. Но и они становятся предметом специального исследования только тогда, когда обретают эмпирически фиксируемую предметную форму языка. Ведь «категория» в переводе этого слова на русский язык означает «суждение, определение, подразделение, рубрика». В логике со времен Аристотеля «категориями» называли виды суждений или определений, в отличие от обыденного употребления слова «категория» как синонима слова «понятие».
В стихии человеческого мышления суждения обычно высказываются о предметах внешнего мира. Так, если о каком-либо предмете говорится: «Этот предмет существует», то такое суждение относится к категории бытия. Если же о предмете утверждается, что он «медный», то это суждение относится к категории качества. Если он определяется как «весящий пять килограммов», то это суждение по категории количества. Если указывается, что он «круглый», то высказывается суждение в соответствии с категорией формы и т. д. Категории, т.е. виды суждений, отражают какую-либо одну сторону предмета. Ясно, что виды суждений (категории) не есть изобретение логиков, скажем, Аристотеля, который выделил и описал их, так же, как виды животных и растений не есть выдумка биологов, а химические элементы - изобретение химиков. Открытие видов суждений (категорий) - этих форм существования мысли - потребовало не меньших затрат умственной энергии, чем, например, открытие элементарных частиц. Прошел, вероятно, не один десяток веков после того, как люди научились высказывать суждения, и должен был накопиться значительный опыт мышления, чтобы логика, рассматривая этот опыт, смогла выделить из него эти основные формы мышления. Но старая формальная логика, вслед за Аристотелем, лишь фиксировала и систематизировала категории. Заслуга же диалектико-материалистической логики состоит в том, что она создала научную теорию категорий.
Упрек Маркса, высказанный им Прудону, не понимавшему, что люди, производя материальные условия своего существования, вместе с этим производят и экономические категории, выражая в них те отношения, которые склады- ваются в процессе производства, должен быть адресован формальной логике, и не только ей. Подобно тому, как экономические категории не создаются профессиональны-ми экономистами, хотя последние и выделяют их из обще-ственного сознания своей эпохи, так категории вообще не есть продукт творчества профессионалов-логиков, а произ-водятся людьми в ходе формирования их мышления. Нельзя изображать дело так, что человечество мыслит вне категориальной формы до тех пор, пока не появится логик, который создаст категории и тем самым осчастливит человечество. До всякой логической науки и независимо от нее люди мыслят в форме категорий.
Конечно, человек обыденного мышления не сознает, что он мыслит категориально, что его суждения выступают то в форме «количества», то в форме «качества», то в форме «движения» и т. д., подобно тому, как какое-нибудь рас-тение не подозревает, что ботаник определяет его и отно-сит к такому-то виду, имеющему мудреное латинское наи-менование. Миллиарды людей, живущих в настоящее вре-мя, высказывают только за один день такое количество суждений о самых разнообразных предметах и по самым различным поводам, что оно вполне сопоставимо с количе-ством существующих на этот день индивидов животного и растительного мира. Учитывая, что доля свободного вре-мени будет постоянно увеличиваться, мы должны признать, что количество высказываемых человечеством суждений имеет тенденцию стремиться к бесконечности. Однако все это многообразие суждений осуществляется в виде некоторого ограниченного числа основных форм суждений (категорий), которые в отношении друг к другу представляют определенную систему, причем систему, развивающуюся по законам диалектики.
Ясно, что задача диалектики, тождественной с логикой и теорией познания, заключается не в том, чтобы изобретать категории и системы категорий и навязывать их мыс-лящему человечеству - в этом отношении человечество следует раз и навсегда оставить в покое. Задача состоит в том, чтобы за бесконечным многообразием единичных, случайным образом высказываемых суждений открыть их устойчивые формы, их связи, их систему, законы, которым подчиняется движение этой системы. При этом необходи-мо показывать, как это кажущееся хаотичным движение человеческого мышления отражает не менее случайное и хаотичное движение бытия и законы этого движения.
Разумеется, на основе теоретического знания существу-ющих видов суждений, а также тех законов, в соответствии с которыми функционирует отражающее в суждениях мир человеческое мышление, логик может и должен, если в этом есть общественная потребность, «вырастить» новый вид суждения (категорию). Но он должен помнить, что разрешение этой задачи не менее трудно, чем создание нового вида животного или нового химического элемента. Ведь для получения трансурановых химических элементов потребовались такие колоссальные затраты материальных и умственных ресурсов, которые оказались под силу толь-ко самым могущественным странам мира. Очевидно, что для создания новой категории, а тем более новой системы категорий, потребовались бы коренные изменения в строе реального мышления. А они, как известно, не совершают-ся по воле Цезаря или института философии. Ибо челове-чество ничего без особой на то необходимости не меняет в укладе своей жизни и в своем мышлении, тем более ради тщеславия какого-либо правителя или философа. Можно, конечно, скрестить логическую «липу» с логической «оси-ной» и окрестить полученный результат новой категорией, но вся трудность будет заключаться в том, чтобы заставить человечество, а не только пару или даже сотню око-лологических модниц мыслить в форме этой логической «липосины».
То обстоятельство, что люди вместе с производством своей материальной жизни производят также и категории, не может не запечатлеться в содержании категорий и в их характере. Вообще, следует заметить, что не любой достаточно часто встречающийся тип суждений и резюмирующее его понятие могут быть возведены в ранг категории, а только такие, которые носят всеобщий характер, т.е. они обязательны для всех людей, живущих в одинаковых общественно-исторических условиях. Эта обязательность не предписывается волей логики или каким-либо социальным институтом, а проистекает из трех совершенно объективных источников. Во-первых, какой-либо тип суждения становится категорией, т.е. условием объективности суждения, потому что в нем как мотив, как повод для суждения выражена какая-либо общественно-значимая всеобщая по-требность и связанный с нею материальный интерес. Именно они заставляют человека относиться к вещному миру как к предмету, судить о нем с какой-либо одной стороны. Материальная потребность понуждает к выделе- нию в предмете того, что соответствует ей, может удов-летворить ее. Во-вторых, в категориях отражается какая- либо сторона предмета, имеющая всеобщий характер и на-личествующая у всех предметов. Не бывает предметов без качества, количества, формы, содержания, движения, предметов, не обладающих существованием в пространстве и во времени и т. д. В-третьих, в категориях отражен также тот способ деятельности, при помощи которого человечество, используя всеобщие стороны предметного мира, удовлетворяет свои всеобщие потребности. В категориях, во всеобщих типах суждений, человек противопоставляет себя миру предметов, относится к нему субъективно, делает меркой мира свою материальную, но выраженную в идеальной форме потребность. Поэтому-то категории и есть «ступеньки выделения» человека из природы (36.85).
Число категорий отнюдь не сводится к тем нескольким парам, которые под именем «категорий диалектики» фигурируют в учебных пособиях. Во-первых, оно различно для разных исторических эпох развития человечества. Во-вторых, установить точное число категорий - значило бы решить такую же задачу, как, скажем, указать точное число видов животных и растений, живущих «здесь и теперь». В-третьих, в связи с тем, что мышление имеет исторический характер, соответствующие категории отмирают вместе с уходящими способами материального производства, формами реальной социальной жизни людей.
Дело материалистической диалектики, тождественной с логикой и теорией познания, состоит не столько в опре-делении числа категорий, хотя и это важно, сколько в разработке теории категорий, в изучении наличного мышления эпохи и в предсказании на основе этого изучения того, какие изменения могут произойти в категориальном строе мышления, что в нем отомрет и что может занять место отжившего.
Справедливо сказано, что назначение логической науки состоит не в том, что она научает мыслить. Тому, кто не приобрел этой способности вместе с образованием и воспитанием, не поможет даже самый распрекрасный учебник по логике. Но еще более верно и то, что эффективное ведение идеологической и политической борьбы вообще и от имени рабочего класса в частности невозможно без овладе-ния самыми последними достижениями диалектики, логи-ки и теории познания, понятых в их тождестве. Без зна-ния этой науки идеолог и политик рискует оказаться в положении не столько сражающегося, сколько сражаемо-го. Духовная элита буржуазии давно это поняла, устрем-ляясь за логической выучкой в оксфорды, гарварды и сор- бонны. Умение производить идеи, пропагандировать их, т.е. превращать их в господствующие идеи, искусство убеждать не менее сложно, чем искусство выпекать хлеб. Оно предполагает знание тех законов, по которым мыслит масса человечества, именно к нему в конечном счете обращено слово политика и идеолога. Если Ленину и его соратникам хотя бы на некоторое время удалось «убедить Россию» в преимуществах социалистического пути развития, то это произошло не в последнюю очередь благодаря интенсивной работе революционной интеллигенции по усвоению логики, диалектики и теории познания.
Оценивая вклад Маркса в разработку диалектики, Ленин в статье «Переписка Маркса с Энгельсом» писал: «Если попытаться одним словом определить, так сказать, фокус всей переписки, тот центральный пункт, к которому сходится вся сеть высказываемых и обсуждаемых идей, то это слово будет диалектика. Применение материалистической диалектики к переработке всей политической экономии, с основания ее, - к истории, к естествознанию, к филосо-фии, к политике и тактике рабочего класса, - вот что более всего интересует Маркса и Энгельса, вот в чем они вносят наиболее существенное и наиболее новое, BQT В чем их гениальный шаг вперед в истории революционной мыс-ли» (ПСС, т.24, с.264). Из этой оценки можно сделать только один вывод: применение диалектики к критике философии дает диалектику как диалектическую логику и теорию познания; во всех остальных случаях, интересуясь историческими формами диалектики, Маркс и Энгельс способствуют оформлению современного теоретического естествознания, научной политической экономии и теории о стратегии и тактике борьбы рабочего класса.
Из всего сказанного выше следует, что совпадение диа-лектики, логики и теории познания означает преодоление не только «онтологизма» философии, но и идущего от Канта и современного позитивизма узкого, по сути дела агностического и идеалистического, «гносеологизма» в понимании специфики философского знания. Диалектико-материали- стическое понимание тождества всеобщих законов бытия и мышления прямо противоположно гегелевской трактовке этой проблемы. У Гегеля это тождество развертывается на основе абсолютного идеализма. Диалектика Маркса не является ни онтологией, ни гносеологией в том смысле, какой этим терминам придавала традиционная философия. Диалектика Маркса - это наука о всеобщих законах мыш-ления, отражающего действительность, и вместе с тем, а также вследствие этого наука о всеобщих законах разви-тия самой действительности. Поэтому она выступает как неотъемлемая составная часть мировоззрения Маркса и его последователей.
Диалектика и философия не тождественны. И как раз в доказательстве нетождественности диалектики и философии состоит заслуга Маркса. Он был убежден сам и убеждал других, что всему человеческому познанию свойственна диалектика. Философия же в ее традиционном толковании оказывается идеологическим довеском госу-дарства, а еще тем, что еще до Маркса русский баснописец И.А. Крылов выразил образом «барского занятия» по «надуванию пузырей» для плавания в водах «моря забве-ния».