§ 2. «Дело Скрыпника» и изменение приоритетов национальной политики

Вскоре понятия «национальный шовинист» и «классовый враг» стали соседствовать все чаще и чаще. Дальнейшее развитие данный постулат получил в феврале 1933 г. на пленуме ЦК КП(б)У.

Итак, виновный был найден - «классовый враг». Новый глава Харьковского обкома П.П. Постышев добавил: «Украина окружена нашими злейшими врагами, которые очень внимательно присматриваются к тому, как происходит процесс социалистического переустройства сельского хозяйства на Украине, которые особенно подхватывают и всячески раздувают каждую нашу промашку и срыв в деле колхозного строительства на Украине»¹⁰¹.

В своей речи Постышев подчеркнул возможность проникновения классового врага в советские и партийные органы в результате «механического проведения украинизации»: «Ведь это же факт, товарищи, что в партию и комсомол принимали нередко по признаку одной лишь только национальной принадлежности, только потому, что украинец.

Безусловно верно, что нам необходимо расширять свои ряды за счет коренных украинских кадров. Но эти коренные кадры нам надо воспитывать и брать в партию из среды рабочих и трудящихся крестьян. Ведь на основе достижений в области индустриализации Украины ширится база украинской культуры, национальной по форме и пролетарской по содержанию.

государственного аппарата по Яворским и Баданам нам не нужна, ибо это

102

чужие нам люди, враги рабочего класса и партии» .

После февральского пленума ЦК КП(б)У 1933 г. начала разворачиваться широкая кампания против националистических элементов, проникших в партийные, государственные органы, научные и культурные учреждения вследствие недостатков украинизации. Теперь нужно было найти виновного в «националистическом уклоне» при проведении украинизации. Основной удар пришелся по бывшему наркому просвещения Украины Н.А. Скрыпнику: именно его ведомство несло основную нагрузку при проведении украинизации.

Сохранившиеся воспоминания члена партии с 1917 г. Я.С. Блудова, в 1930-х годах исполнявшего обязанности ректора Харьковского государственного университета, вносят определенную ясность в картину сложных взаимоотношений центра и республики. В январе 1932 г. «вся советская общественность» тепло отметила 60-летие Скрыпника и 35- летие его революционной деятельности, а ЦК КП(б)У приветствовал его как «старого несгибаемого большевика-ленинца». Через год, 23 февраля 1933 г., он был снят с должности, что послужило началом

- 103

«антискрыпниковской» кампании¹⁰³.

Как вспоминал Блудов, не обошлось и без внутренних интриг. Первоначально виновными в националистическом уклоне были признаны секретарь ЦК КП(б)У по идеологии П.П. Любченко, редактировавший тогда «Комуніст» и заведующий отделом агитации, пропаганды и прессы

ЦК КП(б)У А.А. Хвыля (оба - бывшие боротьбисты). Как вспоминал Блудов, хотя оба они были сняты с должности в январе 1933 г., тем не менее сдаваться Любченко и Хвыля не захотели¹⁰⁴. Следует заметить, что Блудов допустил неточность: пленум ЦК КП(б)У состоялся 5-7 февраля 1933 г. На этом пленуме Постышев критиковал руководство идеологическим фронтом по партийной линии. 10 февраля по предложению Косиора и Постышева политбюро вынесло решение уволить Хвылю с должности заведующего отделом культуры и пропаганды.

1 r^n

марте побывали Чубарь, Косиор, Скрыпник .

10 марта 1933 г. в «Правде» появилась передовая статья под заголовком «Выше знамя пролетарского интернационализма», в которой речь шла о «сопротивлении разбитых контрреволюционных буржуазнокулацких националистических групп», об отсутствии «решительного отпора со стороны местных партийных и советских организаций» в «ряде районов, в частности, Белоруссии и Украины, а также Средней Азии и Казахстана». В статье было высказано много резких слов в адрес «некоторых местных партийных и советских работников», при попустительстве которых националистические элементы «стремятства противопоставлять интересы отдельных республик интересам всей страны, всячески игнорировать инонациональные языки и даже преследовать за употребление этих языков». «Правда» упоминала, среди прочего, «вопиющие факты грубейшего извращения линии национальной политики на Украине»: «И здесь кое-где была практика лишения национальных меньшинств права пользоваться родным языком, а со стороны отдельных руководящих украинских работников усиленно пропагандировалась шовинистическая идея об обязательной украинизации отдельных районов СССР.

I ЛО

работу» .

В статье имя Скрыпника прямо не упоминалось, однако намек на руководителя украинского Наркомпроса, выбравшего неудачный момент для изложения своих идей в «Пролетарской правде» 24 ноября 1932 г. (см. гл. 3 § 1), был очевиден. После этой статьи последовала критика в украинской прессе политики Наркомпроса. Весной 1933 г. Политбюро ЦК КП(б)У поддержало предложение Наркомпроса УССР «провести перепись детей по признаку родного языка» в рабочих центрах и некоторых городах Харьковской, Донецкой, Винницкой, Черниговской, Киевской, Днепропетровской, Одесской областей¹⁰⁹.

В газете «Комуніст» 25 марта 1933 г. появилась статья под названием «Ликвидировать извращения национальной политики в школе», в которой речь шла о механическом проведении украинизации и уменьшении числа русских школ в Харькове и Одессе. В Харькове 55 %, а в Одессе лишь 40 % русских детей обучаются на родном языке¹¹⁰. 11 апреля в той же газете появилось сообщение о последнем решении коллегии Наркомпроса о том, что «языком обучения в школах соцвоса, ликбеза и малограмотных должен быть родной язык ученика, определенный способом национального самоопределения человека, т.е. субъективного желания». Кроме того, газета сообщала об утвержденной новым наркомом просвещения директиве от 22 марта 1933 года «о переписи учащихся нулевой, первой и второй группы школ городов и сел со смешанным населением..., требующих особого внимания в деле обеспечения культурных потребностей нацменьшинств (русского, еврейского, польского и т.д.)»¹¹¹.

1 апреля 1933 г. коллегия Наркомпроса УССР приняла постановление «Об обеспечении культурных потребностей национальных меньшинств на Украине в деле школьного воспитания и ликбеза». Было признано существование фактов «национальных перегибов», заключающихся «в фактической принудительной украинизации части учащихся».

“объективностью”»¹¹³.

3 мая 1933 г. коллегия НКП УССР приняла постановление «О развертывании школьной сети и укомплектовании школ детьми в 1933-1934 году». В постановлении говорилось, что «неверные теоретические установки НКП о так называемом смешанном говоре и об основной языковой базе ... привели к тому, что в ряде городов и районов Украины обучение детей на родном языке не было обеспечено - и в ряде городов проводилась фактически украинизация детей, родным языком которых не был украинский». Речь шла о Харькове, Киеве, Одессе и ряде районов Донбасса. В 1933 г. коллегия Наркомпроса ставила задачу полного обеспечения обучения детей на родном языке¹¹⁴.

Не обошло вниманием руководство КП(б)У и положение на «украинском языковедческом фронте», причем разоблачение национализма в языкознании стала составной частью антискрыпниковской кампании. Сигналом к началу послужила статья А.А. Хвыли в газете «Коммуніст» от 4 апреля 1933 г. о необходимости «большевистской бдительности» в деле создания украинской советской культуры. Автор утверждал, что «процесс СВУ ярко вскрыл контрреволюционную работу украинского национализма, которая была направлена на возвращение Советской Украины в колонию польского империализма», в связи с чем решил «обратить внимание на работу, которую проводила СВУ в области создания украинской терминологии, украинского языка».

Стоит заметить, что весь апрель 1933 г. в УССР прошел под лозунгом борьбы с проявлениями национализма: при Наркомпросе была создана специальная комиссия под руководством Хвыли для проверки работы «на языковедческом фронте», а ЦК КП(б)У провело совещание ЦК КП(б)У по вопросам национальной политики, в центре внимания которой оказалась «обстановка на языковом фронте». Хвыля подчеркивал, что «среди определенных кругов работников нарпросвета гуляют “теории”, что будто бы идет поход на украинский язык, на украинскую культуру.

Партийные организации, комсомол, профсоюзы, органы нарпросвета должны развернуть большую воспитательную работу, дать нещадный отпор этого враждебному поклепу и повести решительную борьбу за осуществление генеральной линии партии на языковом фронте»¹¹⁶.

Подобные высказывания со стороны Хвыли были не случайны: он был одним из самых активных борцов против враждебных элементов в украинской культуре. В чем состояла упомянутая «генеральная линия партии на языковом фронте», дает представление написанная Хвылей 24 апреля докладная записка С.В. Косиору и П.П. Постышеву, в которой говорилось о «большой вредительской работе» «украинской контрреволюции» «в вопросах создания украинской терминологии» и о «ликвидации общеизвестных в украинском и русском языках» научных и технических терминов¹¹⁷.

Основные претензии Хвыля предъявлял к работе скрыпниковского ведомства, главным образом к Государственной комиссии для разработки правил украинского правописания при Наркомпросе УССР. «Эти общие в украинском языке с русским языком термины ликвидировали, - утверждал автор записки, - выдумывая искусственные, так называемые украинские

самобытные слова, не имевшие и не имеющие никакого распространения

118

среди широких многомиллионных рабочих и колхозных масс» . В качестве примера Хвыля приводил замену слова «петит» в украинском языке на слово «дрібень», «сектор» - на «витинок», «сегмент» - на «утинок», «экран» - на «застувач», «экскаватор» на «копалку», «штепсель» - на «притичку», «аэрографию» - на «марсознавство», «атом» — на «неділка», «завод» - на «виробня»¹¹⁹. По мнению Хвыли, такие нововведения были крайне недопустимы, как и предложенная ранее

Скрыпником реформа украинского алфавита по введению двух латинских

120

букв для обозначения звуков «дз» и «дж» (соответственно «S» и «Ζ») .

Действительно, реформирование украинского языка нередко шло путем замены «русизмов» «исконно украинскими» словами, зачастую образованными от слов, имеющихся в западнославянских языках (польском и чешском). Если раньше на подобные случаи нередко смотрели сквозь пальцы, то в первой половине 1930-х годов ситуация в корне изменилась. «Процесс создания украинской научной терминологии, направление развития украинского научного языка - пошло по линии искусственного отрыва от братского украинскому языку - языка русского народа, - делал вывод Хвыля. - На языковедческом фронте националистические элементы делают все, чтобы между украинской советской культурой и русской советской культурой поставить барьер и направить развитие украинского языка на пути буржуазнонационалистические. Это делалось для того, чтобы пользуясь украинским языком воспитывать массы в кулацко-петлюровском духе, воспитать их в духе ненависти к социалистическому отечеству и любви к казацкой романтике, гетманщине и т.п.»¹²¹ Вскоре журнал «Більшовик України» поместил статью Хвыли «Искоренить, уничтожить националистические

корни на языковом фронте», созвучную его выступлению на совещании по

122

национальной политике и докладной записке .

Комиссия Наркомпроса УССР по проверке работы на языковом фронте приняла три резолюции по итогам своей работы: по докладу Хвыли «Националистическая опасность на языковом фронте и борьба против нее», по проверке работы по вопросам терминологии и по проверке работы в области грамматики. Комиссия критиковала «националистические теории самобытности развития украинского языка, пропаганда отрыва его

123

от общего процесса языкового строительства в СССР» . Как говорилось в резолюции, на практике это выразилось во вредительстве при составлении словарей, когда общеупотребительные и уже усвоенные термины заменялись искусственно созданными, убирались общие с русским языком лексические и синтаксические нормы, а в научную и учебную литературу проникали националистические взгляды на язык, национализм

124

пропагандировался через иллюстративный материал . Комиссия Наркомпроса постановила пересмотреть словари и исправить допущенные в них ошибки, пересмотреть научную и учебную литературу, скорректировать украинское правописание «в части правописания иностранных слов в части большей конкретизации пунктов об

125

употреблении «ґ» «ль», «л»» . Результатом работы комиссии стал

«Український правопис» 1933 г.: комиссия переработала правила

правописания 1928 г., внесла изменения в орфографию иностранных слов, исключила из украинского алфавита букву «ґ» и внесла правку в другие его параграфы. Эта редакция правописания была одобрена наркомом просвещения УССР В.П. Затонским 5 сентября 1933 г.¹²⁶

Не остался в стороне от антискрыпниковской кампании и П.П. Любченко. Весной 1933 года он написал Сталину два письма об

127

ошибках при проведении национальной политики на Украине . Узнав, что Сталин «достаточно крепко обругал» его на заседании Политбюро 14

декабря 1932 г., что речь идет о его исключении из секретариата ЦК и

128

назначении его виновным за допущенные ошибки , Любченко решил снять с себя ответственность за некоторые из «допущенных ошибок», поскольку осуждал их «2-2,5 года назад, ставил вопрос о них перед ПБ ЦК

129

КП(б) Украины» . В первом письме речь шла о скрыпниковской теории «смешанного говора», о преподавании в вузах УССР в качестве самостоятельной дисциплины национального вопроса, о «правописании и формировании украинского языка», об ошибках «на историческом фронте»

130

(неправильной оценке Центральной Рады и т.д.) . В заслугу себе

Любченко ставил то обстоятельство, что по его предложению «ЦК отклонил дважды вносимое Наркомпросом предложение о приглашении на советскую Украину учителей-галичан», под его «непосредственным руководством была проведена очистка КП(б) Украины от националистических офицерских элементов», был проведен идейный и организационный разгром «националистических элементов на литературном фронте - ликвидация пролитфронта, собирание наших советских кадров писателей», в частности, «запрещена к печатанию и постановке националистическая пьеса Кулиша “Патетическая соната”». Кроме того, он обратил внимания на свои выступления против Бадана- Яворенко в 1929 году в Институте марксизма и о том, что, как редактор «Коммуниста», «не пустил в двадцатых числах ноября 1932 г. ... статью «Украинский вопрос в ЦЧО и Казахстане», где прямо ставился вопрос о необходимости преимущественного внимания к разрешению украинского

і о і

нацвопроса в ЦЧО» .

Во втором письме Сталину Любченко весьма подробно расписал вышеперечисленные ошибки Скрыпника и сделал попытку объяснить создавшееся положение. Бывший глава Наркомпроса, по мнению Любченко, пользовался исключительным положением в последние годы, что создало «излишнюю развязность у тов. Скрыпника, свело до минимума

132

критическое к себе отношение» .

Под давлением критики в июне 1933 г. на очередном пленуме ЦК КП(б)У Скрыпник вынужден был признавать свои ошибки: «Имеется поразительное сходство в тактике кулацких, контрреволюционных, националистических сил в колхозах, МТС и органах Наркомзема и, например, на культурном фронте, вплоть до Всеукраинской академии наук... Точно так же, как в области сельского хозяйства этот маневр, эта стратегическая линия кулака нами не была выявлена, как она не была выявлена и на культурном фронте. ...Во многих случаях я лично и сам

I 1Λ

ошибался» .

Однако Скрыпник недооценил нависшей над ним угрозы. Постышев, выступавший после него, уделил в своей речи основное внимание украинизации. Докладчик не мог допустить, чтобы нарком просвещения отделался «малой кровью». «Не подумайте, что враг орудовал только в системе наших земельных органов. Вредительские контрреволюционные элементы сумели расставить свои силы и на других участках социалистического строительства и притом нередко на руководящих постах, - указывал второй секретарь. - Возьмите культурный фронт. Культурное строительство на Украине, этот важнейший фактор осуществления ленинской национальной политики, имеет самое прямое и непосредственное отношение ко всей нашей повседневной борьбе. А ведь на этом серьезнейшем участке засело немало петлюровцев, махновцев, агентов иностранных контрразведок, пустивших глубокие корни, игравших руководящую роль на отдельных участках культурного строительства. Эти вредители и шпионы... насаждали... не нашу национальную по форме и социалистическую по содержанию украинскую культуру, а культуру националистическую, шовинистическую, буржуазную культуру Донцовых, Ефремовых, Грушевских, культуру, враждебную идеологии и интересам пролетариата и трудящегося крестьянства»¹³⁴. Цель такой «вредительской работы», по Постышеву, заключалась в том, чтобы «ослабить пролетарскую диктатуру, лихорадочно готовя новые вылазки против СССР, не покидая мечты об

і ?c

отрыве Украины от Советского Союза» .

Упоминание об «агентах национальных разведок» и шпионах свидетельствовало о серьезности намерений Постышева в отношении Скрыпника, которому сталинское руководство, по всей видимости, готовило судьбу сравнительно недавно разоблаченного академика С.А. Ефремова. «...Тот участок, которым до недавнего времени руководил тов. Скрыпник, - я имею в виду Наркомпрос и всю систему органов просвещения Украины, - оказался наиболее засоренным вредительскими, контрреволюционными, националистическими элементами, - подчеркнул

Постышев. - Ведь никакой борьбы против этих элементов здесь не было, и сам тов. Скрыпник вынужден признать, что здесь враги наши нередко получали крепкую и авторитетную защиту со стороны некоторых, очевидно слепых и глухих „коммунистов”... Дело украинизации в ряде случаев оказывалось в руках разной сволочи петлюровской...»¹³⁶

Руководящая роль союзного центра в деле Скрыпника не вызывает сомнений. Причем особую роль, по мнению ректора Блудова, сыграл Каганович: «Его направляющая рука чувствовалась во всем. Уж больно часто в статьях, докладах, выступлениях и в принимаемых резолюциях упоминалось его имя и подчеркивалось, что “под руководством Кагановича было вскрыто и разгромлено то-то и то-то”, что “особенно блестящей страницей в истории КП(б)У является проведенная под руководством Кагановича борьба против шумскизма”, что еще раньше

137

Каганович лично выправлял Скрыпника и т.д. и т.п.»

Политбюро ЦК КП(б)У потребовало от виновного официального документа с признанием ошибок. Вопрос об этом неоднократно обсуждался в июне - июле 1933 года. Так, 17 июня Политбюро сочло «документ, который написал Скрыпник» неудовлетворительным и

138

предложило его переработать . Но через неделю, как было оговорено, документ не был представлен. 26 июня Скрыпнику напомнили о

- 139 г

пресловутом «документе», назначив, на этот раз, трехдневный срок . 5 июля харьковское Политбюро вновь обратилось к тому же вопросу, потребовав от Скрыпника короткое письмо для публикации в прессе к утру 7 июля¹⁴⁰.

Утреннее заседание Политбюро ЦК КП(б)У 7 июля 1933 г. проходило в весьма напряженной обстановке. Скрыпник не выдержал и в начале обсуждения своего «вопроса» ушел, так что решение принималось в его отсутствие. Принимая во внимание, что «тов. Скрыпник не выполнил взятого на себя обязательства подать в ЦК короткое письмо с признанием своих ошибок и решительной полной их критикой для опубликования в прессе», что «поданный им документ не отвечает требованиям ЦК и игнорирует ряд данных тов. Скрыпнику ЦК указаний», было решено «признать необходимым вывести тов. Скрыпника из политбюро ЦК КП(б)У»¹⁴¹.

Между тем события приняли трагический оборот. Не выдержав напряжения, бывший нарком покончил жизнь самоубийством. «После рокового выстрела в грудь... Н.А. Скрыпник жил еще несколько десятков минут», - вспоминал лично присутствовавший при этом Блудов. Обращаясь к Косиору, спешно прибывшему в кабинет Срыпника, умирающий сказал: «Я прошу Вас передать моей партии мою последнюю к ней просьбу, простить меня... за эту... пожалуй, мою уже... последнюю, действительную ошибку...»¹⁴²

Вечером того же дня Политбюро вынуждено было собраться еще раз, чтобы отреагировать на трагедию. Решено было опубликовать в прессе следующее сообщение: «Скрыпник совершил акт малодушия,

недостойный всякого коммуниста и тем более члена ЦК. Причина этого недопустимого акта в том, что за последние годы тов. Скрыпник, запутавшись в своих связях с украинскими буржуазно

националистическими элементами, имевшими партбилет в кармане, и, не имея сил выбраться из этой паутины, стал жертвой этих контрреволюционных элементов и пошел на самоубийство. ...Похоронить тов. Скрыпника без почестей, принятых для членов ЦК»¹⁴³.

Давая такую оценку ситуации, члены Политбюро ЦК КП(б)У «убивали» сразу «двух зайцев». Сообщение для прессы не только объясняло причину самоубийства видного украинского коммуниста, таким путем харьковская партийная элита одновременно отмежевывалась от своего товарища, посмертно уличенного в связях с «украинскими буржуазно-националистическими элементами». Теперь обвинять

Скрыпника в «националистическом уклоне» было даже удобнее, чем прежде.

Об «ошибке» Скрыпника с укором говорили у гроба его товарищи по партии - Г.И. Петровский, В.П. Затонский и К.В. Сухомлин. Характерна следующая деталь. Как вспоминал Блудов, «П.П. Постышев шел за гробом Н.А. Скрыпника все время с поникшей головой и во время траурного митинга у могилы стоял бледный и угрюмый, ни проронив ни слова, потупив взор в землю». «Видно было, - отмечал стоявший в трех метрах от Постышева автор воспоминаний, - что он страшно тяжело переживал эту

144

трагедию, потрясшую всех нас» .

После смерти Скрыпника кампания против национал-уклонистов приобрела еще больший размах. 10 июля 1933 г. политбюро ЦК КП(б)У решило провести партактивы по вопросу «О националистическом уклоне в рядах украинской парторганизации и о задаче борьбы с ним». Докладчиками были утверждены: «Любченко - Одесса и Тирасполь; Попов - Киев и Чернигов; Чубарь - Днепропетровск; Затонский - Сталино; т. Киллерог - Винница»¹⁴⁵. Выступления должны были подтвердить, с одной стороны, линию ЦК на украинизацию, и в то же время, обеспечить украинизации подлинное большевистское руководство. Так, выступая в Днепропетровске 11 июля 1933 г., В.Я. Чубарь говорил об обязанности дать надлежащий отпор всем попыткам ослабить большевистскую украинизацию, поскольку она вырвалась из рук парторганизации и попала в руки чуждых элементов. Приезд в помощь украинской организации товарищей Постышева и Попова, возвращение Балицкого и ряда других товарищей, создание политотделов - только все это поставили на новые рельсы вопрос о борьбе с националистическими уклонами, борьбу с национализмом на Украине¹⁴⁶.

После самоубийства Скрыпника ЦК ВКП(б) получил информацию о том, что «в связи с обсуждением ошибок ЦК КП(б)У в руководстве

национальным вопросом весь удар заострен лично против т. Косиора». Письмо об этом в ЦК КП(б)У отложилось в личном фонде Кагановича, но в материалах Политбюро, Оргбюро, Секретариата ЦК ВКП(б) и исходящих шифротелеграммах, хранящихся в РГАСПИ, указаний об отправке этого документа нет¹⁴⁷. Тем не менее, документ этот достаточно любопытный. ЦК ВКП(б) считало необходимым указать, что, «хотя за ошибки и недостатки руководства национальными делами, естественно, большую ответственность несет в первую очередь первый секретарь т. Косиор, но совершенно неправильным является попытка остальных членов Политбюро ЦК КП(б)У снять с себя ответственность за ошибки, которые допускало все Политбюро в целом». В частности, ЦК сочло «неправильным, что члены Политбюро ЦК КП(б)У выступили с речами, по сути дела, направленными против т. Косиора на большом активе Харьковской организации» 7 июля 1933 г. Эти выступления «не могут быть иначе истолкованы, как постановка вопроса об уходе т. Косиора из Украины», а такая постановка вопроса «формально неправильна потому, что такой вопрос необходимо поставить прежде всего перед ЦК ВКП(б), ибо дело идет о члене Политбюро ЦК ВКП(б) и первом секретаре крупнейшей организации партии и, во-вторых, ЦК ВКП(б) считает, что т. Косиор должен оставаться на Украине». По мнению центрального партийного руководства, «в связи с непартийным поступком т. Скрыпника, покончившего самоубийством, уход т. Косиора может толковаться как несогласие с национальной политикой ВКП(б), а в лучшем случае внутри партии может быть истолкован как уход в самый трудный момент, когда нужна серьезная развернутая идейно-политическая борьба с

148

националистическими и шовинистическими элементами» .

Центральное руководство беспокоила внешняя реакция не происходившие в УССР перемены. В западноукраинской прессе появились публикации очевидцев голода в УССР. Депутат польского Сената М.

Рудницкая вспоминала: «Уже в течение всего 1932 г. во Львове ходили упорные слухи, что на советской Украине голод. Но никто, по-видимому, тогда еще не осознавал, насколько ситуация серьезная и угрожающая. Только известие о самоубийстве Скрыпника стало для всех доказательством, что за Збручем творится что-то отчаянное...»¹⁴⁹ О Скрыпнике речь шла и в письме В.К. Винниченко по поводу национального вопроса на Украине и международного положения СССР, которое было направлено 15 сентября 1933 г. в Политбюро ЦК КП(б)У и в Политбюро ВКП(б) Сталину. «Вы, товарищи, держащие в своих руках руководство всей политикой Советов, в большинстве своем либо по происхождению, либо по воспитанию - русские (здесь и далее выделено Винниченко - Е.Б.). Вы с детства привыкли к определенному отношению к национальному вопросу в России в смысле господства русской национальной культуры и национальности»¹⁵⁰, - писал Винниченко. Писатель коснулся также и причин происходивших в УССР событий. «Я не знаю всех условий и причин смерти таких выдающихся и ценных людей на Украине, как Хвылевой и Скрыпник, но мне, как и всем, ясно, что произошла она на почве национальных отношений и конфликтов»¹⁵¹, - утверждал автор письма. Самоубийство Скрыпника, по мнению Винниченко, «объективно сигнализирует о несовершенном практическом

152

разрешении нацвопроса на Украине» .

Вскоре обозначившаяся тенденция к корректировке украинизации получила официальное закрепление. 18 ноября 1933 г. был созван объединенный пленум ЦК и ЦКК КП(б)У, рассмотревший, помимо итогов прошедшего сельскохозяйственного года, итоги и ближайшие задачи проведения национальной политики на Украине. Подводя идеологическую базу под разворачивающуюся борьбу с «националистической угрозой», украинское партийное руководство особо подчеркивало значение внешнеполитического фактора. По его мнению, основная угроза исходила из Германии и Польши. «Установление фашистской диктатуры в Германии, - говорилось в резолюции пленума, - прямая поддержка русских и украинских белогвардейцев германскими фашистами и английскими твердолобыми, открытая пропаганда отторжения Украины от Советского Союза в германской фашистской печати, публичные выступления ответственных польских фашистских кругов... за антисоветский блок Польши с фашистской Германией и, наконец, борьба между польскими и германскими фашистскими кругами за гегемонию в лагере украинской контрреволюции - все это безусловно стимулировало контрреволюционную активность остатков разгромленных

153

капиталистических элементов на Советской Украине» .

Действительно, советское политическое руководство весьма беспокоила реакция западноукраинских общественных сил на политику большевиков в УССР. Западная Украина весьма остро реагировала на сообщения о массовом голоде, который достиг своей высшей точки летом 1933 г. Свидетельством такой остроты явилось нападение на советское консульство во Львове 21 октября 1933 г., в результате которого активистом нелегальной Организации украинских националистов М. Лемыком был убит секретарь консультства А.П. Майлов, а другой

154

сотрудник ранен .

Сталинское руководство требовало от Варшавы запретить деятельность польских «прометеистов» и весьма жестко отнестись к антисоветским настроениям на Западной Украине. Поскольку эти требования Польша удовлетворить никак не могла, наметившееся было улучшение польско-советских отношений (в июле 1932 г. был заключен пакт о ненападении между СССР и Польшей) вновь сменилось свертыванием политического сотрудничества.

К тому же наметилась нормализация польско-немецких отношений. Попытки Берлина договориться с Варшавой (польско-немецкая декларация о ненападении была подписана 26 января 1934 г.) рассматривались в Москве как начало сговора о предоставлении Польше свободы рук на Украине и совместном походе против СССР¹⁵⁵. Как известно, в начале 1934 г. было объявлено о переносе столицы УССР из Харькова в Киев, при этом говорилось и о польско-германских замыслах положить конец существованию украинской советской государственности.

Ноябрьский пленум 1933 г. положил официальное начало антинационалистической кампании на Украине: «КП(б)У проглядела и своевременно не вскрыла усиленного проникновения украинских националистических элементов, остатков разгромленного классового врага в руководящие органы колхозов, МТС, в различные советские, земельные, культурные органы и даже в партийные организации для вредительства и контрреволюционного саботажа мероприятий партии и советской власти. Контрреволюционные элементы..., пользуясь флагом украинизации, осуществляли буржуазно-националистические методы взаимного отчуждения трудящихся различных наций и разжигания национальной вражды»¹⁵⁶.

Роль главного «украинского националиста» была отведена покойному Скрыпнику. «Линия Скрыпника» и «возглавляемого им уклона» была направлена, по словам Косиора, на «ослабление хозяйственных, государственных и культурных связей Украины с другими советскими республиками, на ослабление Советского Союза», на «максимальный отрыв украинского языка от русского, на замену сходных с русскими слов в украинском языке польскими, чешскими, немецкими»,

157

и, наконец, на «насильственную украинизацию школы» .

Сам набор обвинений весьма показателен. Дальнейшее развитие событий прогнозировалось легко: постепенное усиление

централизаторских тенденций и сворачивание украинизации (в первую очередь, в области просвещения), недаром на пленуме подчеркивалась неразрывная связь дальнейшего проведения большевистской украинизации

158

и интернационального воспитания масс . В качестве основных задач в идеологической области выдвигались: выращивание «настоящих советских украинских кадров»; укрепление руководства печатью, просвещением, наукой и культурой; борьба с «буржуазнонационалистической контрабандой на теоретическом фронте» и укрепление связи украинской советской литературы и искусства с литературой и искусством других народов СССР¹⁵⁹.

Окончательно расставил акценты в пересмотре национальной политики и украинизации XVII съезд ВКП(б), состоявшийся 26 января - 9 февраля 1934 г. Заявив о «ликвидации остатков антиленинских группировок», Сталин предупреждал о живучести «остатков их идеологии», особенно «в области национального вопроса»¹⁶⁰. В качестве примера была приведена Украина: «На Украине еще совсем недавно уклон к украинскому национализму не представлял главной опасности, но когда перестали с ним бороться и дали ему разрастись до того, что он сомкнулся с интервенционистами, этот уклон стал главной опасностью»¹⁶¹.

Постышев конкретизировал положение Сталина. В первую очередь он подчеркнул несколько «особенностей классовой борьбы на Украине» (это стало аксиомой и повторялось украинскими руководителями всякий раз, когда речь заходила о контрреволюции, классовом враге и т.п.). В первую очередь на Украине «классовый враг маскирует свою работу против социалистического строительства националистическим знаменем и шовинистическими лозунгами». Особая же ожесточенность гражданской войны в республике способствовала тому, что «кулак прошел большую школу борьбы против советской власти». Здесь же «больше всего осело обломков разных контрреволюционных организаций и партий». Кроме того, Украина в силу сложившейся международной ситуации «является объектом притязаний различных интервенционистских штабов». И, наконец, была отмечена особенность внутрипартийной ситуации в УССР: «уклонисты в КП(б)У в общепартийных вопросах обычно смыкались и смыкаются с националистическими элементами в ее рядах, с уклонистами в национальном вопросе»¹⁶².

Постышев всячески подчеркивал остроту создавшейся в республике ситуации. «Националистической контрреволюции на Украине» весьма способствовал «неразоблаченный в течение ряда лет» националистический уклон во главе со Скрыпником. Последний обвинялся как в теоретических, так и тактических ошибках. К первым следовало отнести «толкование национального вопроса... как самостоятельного, самодовлеющего», «подмену задачи борьбы за воспитание классового пролетарского самосознания задачей развития национального сознания», «приукрашивание роли контрреволюционной Центральной рады и украинских националистических партий», переоценку украинского вопроса в октябре 1917 г.

В своей практической деятельности Скрыпник, по мнению Постышева, также совершил ряд ошибок. Задачу борьбы в национальном вопросе на два фронта он подменял борьбой «только лишь против великорусского шовинизма», насаждая «принудительную украинизацию школ». В конечном счете его действия мешали укреплению «братского союза трудящихся народов»: «...Националистический уклон во главе со Скрыпником был прямым продолжением уклона Шумского в 1927 г. ... И тот и другой работали на дело отрыва Украины от Советского Союза, на дело империалистического порабощения украинских рабочих и крестьян»¹⁶³. В том же духе были выдержаны выступления на съезде и других делегатов от Украины - С.В. Косиора, Г.И. Петровского, А.Г. Шлихтера.