2. Социально-объективное регулирование социальных процессов

Наиболее дискуссионным, вызывающим большое число вопросов и сомне­ний является природное упорядочение социальных процессов. Во-первых, не­обходимо представить наше понимание понятия «природа».

Второе толкование более понятно. Человек выводится за пределы понятия «Природа», является как бы второй взаимодействующей с ней стороной. Если согласиться с этим понятием, то как же быть с нашим бренным телом? C наши­ми инстинктами и биогенными потребностями, нашим давлением крови и функциями органов чувств? Разве все это не входит в понятие «Природа»? Что же такое человек? В этом же словаре понятие «Человек» толкуется как «обще­ственное существо, обладающее сознанием, разумом, субъект общественно­исторической деятельности и культуры»^[93][94]. C этим нельзя не согласиться, но тот факт, что человек при всем при этом есть составная часть Природы и часто помимо своего сознания подчиняется ее законам, в этом определении не оговаривается.

Пожалуй более правильное определение понятию «Природа», дано в «Кратком толковом словаре русского языка». «Природа, — указывается в нем, — все существующее в мире, не созданное человеком (поля, леса, горы и т.д.)»^[95]. Конечно, в перечне элементов, составляющих понятие «Природа», нет человека, но можно догадаться, что предполагается и человек, ибо и он не соз-

108

дан человеком. Кто создал человека — трудно сказать. Церковь утверждает, что человека создал Бог.

Человека нельзя не отделять от Природы, рассматривать их как две проти­востоящие субстанции. Человека и Природу следует рассматривать как часть и целое, как элемент и систему. Основываясь на общей теории систем, предста­вим их взаимодействие именно как взаимодействие части и целого. Человек — существо биосоциальное и представляет собой биосоциальную систему. В нем как бы соприкасаются и реализуются в своем единстве биологическая и соци­альная системы.

В то же время можно предположить, что биологическая составляющая этой биосоциальной системы является подсистемой биологической системы, а социальная составляющая — социальной. Причем обе эти системы живут и развиваются по своим собственным законам, пересекаясь в человеке. Человек — это место встречи природы и культуры. Говоря «биологическая», имеем в виду то, что в Человеке является общим для всего животного мира. Разумеется, эта биосистема, в свою очередь, есть подсистема и даже элемент всеобщей сис­темы, каковой является Природа. Признав Человека существом биосоциальным и включенным своей биологической составляющей в биосистему, нам ничего не остается, как признать способность биологической природы Человека, как и любого существа, к развитию и самоорганизации по биологическим законам, по законам биосистемы. Причем рациональной самоорганизации, как и всему, что присуще Природе. Оставаясь в биологической системе, Человек самостоятель­но развивает социальную систему и представляет собой единство двух систем, развивающихся как единая биосоциальная суперсистема.

А теперь попытаемся подтвердить наши предположения конкретными примерами. Однажды автору пришлось наблюдать, как десятимесячный ребе­нок подполз к стене (дело было в деревенском доме) и начал ковырять своими пальчиками известку и есть ее. Просвещенные родители ребенка сказали, что ему, очевидно, не хватает кальция, потому он и ест известку. Наверное, они бы-

109 ли правы.

Судя по этому примеру, а таких примеров каждый может привести немало, следует сказать: да, в отношении Homo sapiens Природа участвует в сохранении особей на этапе их доинтеллектуального развития. По мере развития интеллек­та влияние Природы ослабевает. Природа «борется» за сохранение вида, и в этом отношении индивид ценен лишь постольку, поскольку он представляет данный вид. Не бережет же Природа каждую конкретную сороку, лисицу или березу. «Предпринимаются меры» по сохранению вида, ибо каждый вид в об­щей системе, каковую представляет собой Природа, являет собой необходимый элемент, без которого нарушилась бы в ней гармония, в результате чего возрос­ла бы вероятность возникновения природных катаклизмов. Эту мысль хорошо уловил казахский поэт Олжас Сулейменов, который в одном из своих стихо­творений воспевает навозного жука, гордого тем, что без него мир был бы не­полноценным. Между тем многие виды исчезают. Но это, очевидно, связано с динамическими процессами в Природе в целом и с грубым вмешательством че­ловека в естественный природный процесс.

Однако контроль за сохранением вида Человек разумный со стороны мате- ри-Природы сохраняется и по мере его интеллектуального совершенствования. Это уже не та неусыпная опека, что была раньше, когда он был младенцем. От­ношения меняются и становятся похожими на отношения матери со взрослым чадом. Природа многое отдает на откуп собственному интеллекту человека, но все же сохраняет свой контроль — незаметный, но строгий. В качестве примера может быть инстинкт. C точки зрения М. Шелера, «Инстинкт всегда служит виду. ...Этот признак резко отделяет инстинктивное поведение от дрессировки и всякого обучения, которые обладают индивидуальной полезностью, а не по-

по

лезностью для вида»¹.

О страхе смерти и его роли в регулировании социальных отношений стоит сказать особо. Г. Спенсер, уделявший немало внимания связи общества и при­роды, характеризуя сущность социального контроля, отмечал, что этот кон­троль основывается на страхе: с одной стороны — перед живыми, с другой — перед мертвыми. Страх перед живыми он объяснял как страх перед каратель­ными органами государства, а также как необходимость соблюдать обществен­ную нравственность. А страх перед мертвыми — как страх перед будущей за­гробной жизнью¹. В данном случае меня интересует именно эта, вторая сторона социального контроля.

Все религии без исключения обращены к загробной жизни. Ибо таинство смерти порождает бесчисленное число версий о том, что будет после... Сущест-

¹ См.: Шелер М. Положение человека в космосе И Проблемы человека в западноевропей­ской философии.

² См.: Боулдинг К. Общая теория систем — скелет науки // Исследования по общей тео­рии систем: Сб. переводов. - M.: Прогресс, 1969. - С. 119.

Ill

вует огромное количество литературных источников, начиная от «Божествен­ной комедии» Данте и заканчивая, может быть, книжкой «Жизнь после жизни» американца Моуди. Есть и материалистическая версия — ничего. Но послед­нюю, несмотря на ее правдоподобность, признавать человеческое сознание противится. Хочется верить, что что-то все-таки есть. Эта вера лежит в основе религиозных учений, суть которых сводится к тому, что земная жизнь лишь подготовка к жизни подлинной, которая начнется, после того как праотец при­зовет человека к себе. И от того, каковой будет земная жизнь, определится и «жизнь» последующая. Отсюда вытекает понятие греха, моральных норм, дик­туемых религией. То есть, по сути дела, осознание человеком неизбежности своей смерти является основой регулирования социальных отношений.

Кроме страха есть и другие средства, с помощью которых Природа воздей­ствует на Человека, регулируя не только его биосистему, но и социальную жизнь. Имеется в виду любовь. Это понятие в широком обиходе у лириков, но кажется, здесь есть нечто выходящее за рамки поэзии. Прежде всего, половой инстинкт — биогенная потребность в воспроизведении себе подобных одно­значно свидетельствует о роли природного фактора в жизни человеческих су­ществ. Об этом глубоко и всесторонне высказался 3. Фрейд, а также многие его и сторонники, и оппоненты.

Затронем материю потоньше. Более того, это скорее не материя в традици­онном диаматовском смысле, а некая особая субстанция, которой трудно найти определение. Любовь между мужчиной и женщиной репродуктивного возраста следует рассматривать, как неосознанную селекцию. Мысль эта принадлежит С. Федорову, известному российскому врачу-офтальмологу. Зададим себе ко­щунственный вопрос: Бог — это мужчина или женщина? Вопрос сам по себе нелепый, ибо пол — это фактор размножения.

¹См.: Спенсер Г. Основание социологии. Т. 3. - СПб.: Тов-во Пантелеева, 1898. - С. 87.

112

генные потребности и способность с обеих сторон обеспечить рождение и вы­живание здорового потомства, общее физическое развитие, что также связано с тем же самым потомством.

Выбор партнера осуществляется, как правило, на подсознательном уровне. Молодым людям и не только молодым «нечто» буквально диктует, указывая на физические данные предполагаемого партнера. Все рационально и связано с процессом репродукции самого человека. Но любовь, воспетая поэтами, зиж­дется не только на физических данных партнера. Если бы было только это, то не было бы никакой любви. Не хочется уподобляться поэтам и описывать здесь любовные чувства. Насколько это известно из классической литературы, а мно­гие, испытавшие это на собственном опыте, и сами знают, что под любовью подразумевается такое состояние, когда конкретный индивидуум одного пола все свои устремления направляет к конкретному индивидууму другого пола, причем нередко физические данные, связанные с исполнением детородных функций, отступают на задний план, и остается только идеализированный об­раз. Видимо, это изображение любви не самое удачное. Хотелось лишь сказать, что в этом случае человек ведет себя крайне иррационально. Здесь мы сталки­ваемся с противоречием: с одной стороны, иррациональность поступков воз­растает по мере совершенствования интеллекта^[96], а с другой — любовь находит­ся за пределами рационального, т.е. она есть результат вмешательства сил При­роды в человеческие отношения. Не заподозрим же мы животных в любовных делах. Это привилегия исключительно человека.

Попытаемся выйти из этой противоречивой ситуации. Действует некая природная сила, заставляющая две вполне определенные особи соединиться. Очевидно, это делается из стремления обеспечить появление вполне опреде­ленных потомков от вполне определенных особей. Зачем Природе именно эти

из

потомки — остается неясным. Можно лишь предположить, что прав был Пла­тон, который вывел закон «гармонического разнообразия», согласно которому разнообразию потребностей людей соответствует разнообразие способностей к труду и разнообразие видов труда.

Гарантами сохранения вида являются инстинкты материнства и отцовства. Любопытно, что у животных, например у собак, как утверждают ученые- кинологи, инстинкт материнства утрачивается, как только щенок вырастает и становится взрослой собакой. В этом случае сука уже не чувствует себя его ма­терью и относится к нему как и к другим собакам. У человека родительского инстинкта хватает не только на детей, но и на внуков. Не зря говорят, что вну­ков дедушки и бабушки любят даже больше, чем собственных детей. Отсюда можно предположить, что природа проявляет меньше «беспокойства» за сохра­нение вида Собака, чем за сохранение вида Человек. Все это, так сказать, пря­мое регулирующее воздействие на человека и общество, идущее как бы изнут­ри, из биологической составляющей человека. Но есть и косвенное.

Чтобы жить, человек должен удовлетворять свои потребности: чувство го­лода, жажды, половые инстинкты. И в этом отношении он ничем не отличается от животных. Влияют ли эти потребности на общественную жизнь? Очевидно, следует дать положительный ответ на этот вопрос. Как для отдельного растения другие растения, произрастающие на данной территории, являются влияющей на него средой, так и для человека другие люди представляют собой часть той среды, которая оказывает на него свое влияние. Различные мыслители по- разному объясняли это влияние и то, к каким последствиям оно приводило. Широко известна теория общественного договора, идущая еще от Томаса Гоб­бса. В основе этой теории лежит самоорганизация людей, отказавшихся от вой­ны всех против всех и уступивших часть своей свободы государству, которое взяло на себя ответственность за обеспечение безопасности доверившихся ему граждан.

Любопытны представления о коммунизме Карла Маркса и Фридриха Эн­гельса, выраженные ими в «Немецкой идеологии». Там они многократно по-

114

вторяют, что коммунизм — это не идеальное государственное устройство, а процесс «очеловечивания человека», под которым они понимали такое состоя­ние личности, при котором во всей совокупности ее потребностей все большую долю занимают социальные и духовные потребности, формирующиеся истори­чески на чисто человеческой основе¹. Роль потребностей и интересов в жизни отдельного человека и общества в целом огромна. Это, на наш взгляд, фунда­ментальная основа самоорганизации. Если руководствоваться представлениями Маркса и Энгельса о роли потребностей в развитии человечества, то можно сказать, что по набору и характеру потребностей можно судить о личности, степени ее «очеловеченности». То же самое можно сказать и об обществе. Се­годня мы видим, что большинство нашего населения озабочено в основном удовлетворением биогенных потребностей. В таких условиях духовная жизнь, если совсем не замирает, то приобретает крайне ограниченные масштабы. Лич­ность постепенно деградирует. Развитие социальных и духовных потребностей требует, как известно, и свободного времени, и свободных ресурсов.

А.В. Чаянов^[97][98], выдающийся русский экономист-аграрник, к сожалению, по­гибший в годы массовых репрессий, в свое время выдвинул теорию, согласно которой «стоимость рубля возрастает по мере увеличения трудовых затрат». Чтобы эта мысль была более понятной, рассмотрим ее на примере. Предполо­жим, молодому здоровому мужчине требуется выкопать яму глубиной три мет­ра. Мужчина в нашем примере будет олицетворять собой всех работающих не­зависимо от специфики труда, а копка ямы — трудовой процесс. Итак, копает наш герой яму, выкопал первый метр. Он еще не устал, и первый метр достался ему относительно легко. Куда идут деньги, заработанные на этом этапе? Со­вершенно очевидно — на удовлетворение первой жизненной потребности, на пищу. Он обеспечивает пропитание себе и членам своей семьи. Начинается второй этап — копает второй метр. Работать уже значительно тяжелее. После того как он выкопает второй метр, сил уже почти не остается, то есть каждый

115

рубль, заработанный на втором метре, достается ему с большим трудом. Но вот и второй метр ямы выкопан. Куда идут заработанные с таким трудом деньги? На вторую важнейшую жизненную потребность — на одежду, жилище и т.п. После этого он приступает к третьему этапу — копает третий метр. Работать становится невыносимо тяжело, и каждый заработанный на третьем метре рубль достается работнику очень дорого.

Главная идея этого примера состоит в том, что приступить к третьему мет­ру можно только после того, как выкопаны первые два. Работа на третьем метре всегда более тяжелая, чем на втором и тем более, чем на первом. Куда идут деньги, заработанные на третьем метре? Работник и его семья сыты, для этого хватило денег, заработанных на первом метре; одеты, обуты, имеют жилище. Эту потребность он удовлетворил, выкапывая второй метр, то есть базальные потребности человек удовлетворяет на первых этапах трудового процесса. Сле­довательно, деньги, заработанные на самом трудном этапе, идут на удовлетво­рение социогенных потребностей, социальных и духовных. «Очеловечивание человека» — процесс, требующий колоссальных трудовых затрат от работника, его упорства в достижении цели. Нередко бывает так, что человек к «третьему метру» вовсе не приступает, ограничивая свои потребности средствами, зарабо­танными на первых двух. Значит, биогенные потребности составляют почти всю совокупность потребностей человека. В этих условиях личность не разви­вается, человек не «очеловечивается». Более того, идет деградация личности.

Еще недавно в нашем обществе в широком ходу было понятие «разумные потребности». Никто не раскрывал, что такое разумные потребности, но име­лось в виду их ограничение. По сути дела, воспитывалось отрицательное отно­шение к труду, ибо очень многих удовлетворяло то, что они заработали на «первых двух метрах ямы», а к третьему либо вовсе не приступали, либо чуть- чуть поковыряли и бросили лопату. Чтобы работать на «третьем метре», нужна очень сильная мотивация, очень сильное стремление к самосовершенствова­нию, социальному и духовному развитию.

116

Здесь есть ряд обстоятельств, которые нельзя не учитывать. Прежде всего, природная среда. Продолжая наш пример с ямой, заметим: одно дело копать ее на южном побережье Франции и совсем другое — в вечной мерзлоте. Именно потому цивилизация возникла и получила стремительное развитие в Средизем­номорье, что там наиболее комфортные условия для человека, там копать «тре­тий метр» значительно легче. А следовательно, социальное и духовное развитие человека всегда шло опережающими по сравнению с Россией темпами.

Вот, скажем, как на это смотрит известный американский историк Ричард Пайпс: «Можно утверждать, что цивилизация начинается лишь тогда, когда по­сеянное зерно воспроизводит себя, по меньшей мере, пятикратно, именно этот минимум (предполагая отсутствие ввоза продовольствия) определяет, может ли значительная часть населения освободиться от необходимости производить продукты питания и обратиться к другим занятиям»^[99]. Далее в своей книге он утверждает, что только в середине XIX в. Россия достигла такого уровня уро­жайности зерновых, в то время как в Англии в это время урожайность зерновых достигала уровня — «сам двенадцать». Следовательно, до середины XIX в., ес­ли согласиться с Пайпсом, большинство нашего населения все свои жизненные силы отдавало тому, чтобы сохранить свое биологическое состояние. Чем суро­вее природно-климатические условия, тем больше жизненных сил уходит на удовлетворение биогенных потребностей и тем меньше их остается для разви­тия социогенных.

Указанные примеры свидетельствуют о влиянии географических условий на самоорганизацию общностей. Действительно, человек как зоологический вид испытывает на себе влияние рельефа местности, климата, растительного и животного мира, типов почв, наводнений, близости рек, морей и озер, мине­ральных богатств и т.д. Все это не просто влияет на человека, но во многом предопределяет его образ жизни, занятий, систему взаимоотношений и даже, как писали в свое время сторонники географической школы социологии Ф.

117

Ратцель, Ш. Монтескье, Э. Реклю и другие, оказывает влияние на формирова­ние определенного психологического типа, характера народа.

Таково наше видение природного регулирования общественной жизни. Соглашаясь с тем, что многое здесь носит гипотетический характер, все же приведенные мною факты трактовать иначе непросто.

Регулятивное воздействие на общественное развитие со стороны способа производства, его составляющих — производительных сил и производственных отношений. Такими регуляторами могут выступать рыночные цены, конку­рентная борьба, социальные противоречия и т.д.

Производственные отношения — это отношения людей в процессе произ­водства, обмена и распределения благ. Возникает сложная структура зависимо­стей между людьми.

Основой производственных отношений является форма собственности на средства производства. Форма собственности определяет производственные отношения в целом и, прежде всего, взаимоотношения всех общественных групп, занятых в процессе производства, в частности, принцип распределения произведенных благ, а также мест, занимаемых в результате разделения труда, и степень допустимого участия в доходе, приносимом производством. Именно здесь кроется «невидимая рука» Адама Смита, которая все ставит на свои места.

Удовлетворение био- и социогенных потребностей с необходимостью при­водит к совместной работе, разделению труда — словом, к определенной сис­теме производственных отношений. Замечу, что это происходит не по чьему-то повелению или желанию, а объективно, независимо от сознания участников этого процесса. То есть мы вновь видим объективный процесс социального ре­гулирования. Складывающиеся производственные отношения становятся осно­вой других форм совместной жизни, образующихся в результате взаимодейст­вия людей, возникает сеть внепроизводственных отношений. Таким образом, складывается сложнейший механизм социальной самоорганизации и само­управления.

118

Между природными и экономическими основами самоорганизации суще­ствует прочная зависимость. Строение социального организма и его жизненные процессы, географические условия устанавливают определенные рамки для процесса производства и оказывают влияние на формирование основы общест­венной жизни.

Убежденных сторонников в достаточности производственно­экономических механизмов в регулировании всех социальных процессов и от­сутствии необходимости роли в этом государства в истории науки было много. Достаточно вспомнить французскую школу физиократов, которая отводила го­сударству роль «ночного сторожа»; учение Адама Смита о «невидимой руке» управления; К. Маркса и Ф. Энегльса, которые также, как известно, отрицали необходимость государства при коммунизме. И в наше время эта тема не поте­ряла своей актуальности. Л. фон Мизес, Ф. фон Хайек, А. Горц и другие ученые XX в.¹ убедительно доказывают необходимость снижения роли и постепенного отмирания государства в свободном обществе. Все социальные процессы, по их мнению, с успехом урегулирует рынок, которому они дают широкое толкова­ние. Пожалуй, эти суждения слишком категоричны: регулирующую роль госу­дарства устранить нельзя. Другое дело, какой должна быть эта роль.

Проблемы социального регулирования занимали и занимают умы ученых. К сожалению, далеко не все работы переведены на русский язык и практически не известны нашему читателю. Уместно привести здесь некоторые фрагменты из книги А. Горца «Метаморфозы труда: критика экономического разума»^[100][101].

Автор рассматривает капиталистическое общество по примеру М. Вебера как общество всеобщей рациональности (разумеется, здесь излагаются лишь общие идеи Горца, накладывая их на современную российскую действитель­ность). М. Вебер подробно и обстоятельно писал о рациональной экономике,

119 рациональных финансах, рациональном управлении (бюрократии), о рацио­нальной этике — протестантизме. По мере рационализации всех этих сфер все более специализируются функции лиц, работающих в этих сферах. Эти лица, в принципе, могут и не знать цели, сфер и органов, в которых они работают. Они становятся функционерами, их деятельность предписывается извне и не связана с их личными целями.

Такой процесс образует некую «машину», в которой и люди, и коллективы людей действуют как детали этой машины независимо от того промышленная ли она или еще какая-то. Здесь тип сотрудничества отличается от трудового со­общества. Такого рода «машина», устроенная по принципу тэйлоризма, каза­лось бы, не должна иметь ни малейшего шанса на самоорганизацию и саморе­гуляцию, поскольку все ее элементы подчинены и действуют в рамках функ­циональной организации той огромной «машины», в которую в качестве со­ставной части включена та, элементом которой она является. Но это не так. Это было бы так, если бы индивид представлял винтик большой машины. Но слож­ная биосоциальная природа человеческого общества всякий раз разрывает функциональные связи и создает систему сложных гетерономных отношений. Как считает Горц, следует различать два типа гетероризации. Первый отно­сительная гетероризация действий, ведущих к незапланированным и неизвестным ранее действиям и отношениям. Второй тип — это действия, обусловленные орга­низованной программой, нацеленной на то, чтобы индивиды, не способные к взаи­мопониманию, достигли результата, о котором они ничего не знают.

Наиболее типичный пример первого типа гетероризации — через рынок. По мнению А. Горца, рынок есть авторегуляция. Он считает, что рынок — это механизм, который навязывает индивидам свои законы. Примером второго ти­па является правовое регулирование.

Всякое общество, причем не только современное, но и патриархальное, представляет собой систему, в рамках которой взаимодействуют подсистемы коммуникационной саморегуляции, спонтанной гетерорегуляции и запрограм­мированной гетерорегуляции.

120

Экономическая рациональность, составляющая сущность капитализма, опирается на программируемую гетероризацию. Она хорошо описана М. Вебе­ром, П. Сорокиным, Т. Парсоном и другими авторами. В ее основе лежат два вида регулирующих механизмов: побудительные регуляторы (богатство, пре­стиж и власть) и прескриптивные регуляторы (различные санкции).

Сущность власти, точнее, потребность во власти не поддается однознач­ному толкованию. Это явление коренится глубоко в природе человека как био­социального существа. Более определенно можно сказать о престиже и богатст­ве. Все эти регуляторы можно рассматривать как факторы, обусловливающие существование Человека, более того сохранение его как вида. Следовательно, принимая в расчет важность этих регулятивных механизмов для запрограмми­рованной регуляции, не следует преувеличивать их подчиненность воле регу­лирующих субъектов. Вместе с тем нельзя не видеть, что экспансия аппаратов управления приводит к все большему расколу в социальной системе. C одной стороны, масса населения функционирует без какой-либо связи с целями своих организаций. C другой — небольшая элита организаторов определяет цели ор­ганизации, принципы их функционирования, структуру управления и регуля­тивные механизмы. Существует, таким образом, все более усиливающийся как в общественной, так и в частной жизни раскол между функционирующим об­ществом и администрацией. Налицо разрыв между гражданской, самоуправ­ляемой сферой и государством, обладающим все более расширяющимися воз­можностями гетерорегуляции. Гетерорегуляция обусловливает необходимость функционирования таких «машин», как промышленность, администрация, об­щественные службы.

Раскол между самоорганизующейся сферой общества и государственной машиной сопровождается двумя видами рациональности. C одной стороны, это рациональность индивидов, которая является иррациональной по отношению к целям организации, а с другой — это рациональность организаций, не имеющая отношения к целям индивидов. Естественно, это не может не сказаться на жиз­ни индивидов, так как они опираются на различные нормы и ценности. Прежде

121

всего, это касается органов власти и населения. В советский период деклариро­валось неразрывное единство партии и народа, фактически общество подразде­лялось на тех, кто распоряжался государственной собственностью, т.е. номенк­латуру, и тех, кто ею не распоряжался¹. В настоящее время наши социологиче­ские исследования убедительно свидетельствуют о том, что между населением и властью снизу и доверху, а также олигархическими группами существует глубокое противоречие¹. В советское время была попытка через коллективное присвоение средств производства примирить трудящихся с их функциями и по­будить добровольно их принять. Это бы стало основой для гармонизации инди­видуальных и коллективных интересов. Более того, предполагалось государст­венный интерес сделать мотивирующей силой для каждого. Эта идея пронизы­вала все директивные документы, внушалась людям посредством агитацион­ной, идеологической работы.

И социализм, так же как капитализм, преследовал цели накопления и эко­номического роста. Для рационализации процесса достижения этих целей спонтанная гетерорегуляция посредством рынка была заменена другим регуля­тором — программируемой и целенаправленной гетерорегуляцией всего эко­номического аппарата, который получил название командно-административной системы.

Наш советский панрационализм потерпел неудачу. Объяснить ее только экономическими или историческими причинами нельзя. Глубинная причина этой неудачи имеет онтологический характер. Индустриально-бюрократическая машина представляет собой чрезвычайно сложное устройство, функционирова­ние которого требует разделения задач сверху донизу. Это значит, действия всех элементов, винтиков этой машины должны быть заранее определены и на­ходиться под жестким контролем. То есть все общество было организовано как машина, ибо все объекты, и крупные, и мелкие, и самые мелкие, выполняют строго определенную функцию. Такую функционализацию деятельности не-

¹ См.: Новокрещенов А.В., Пшеничникова Т.Д. Муниципальная власть и муниципальные служащие. - Новосибирск: СибАГС, 2000. - С. 15-30.

122

возможно превратить в добровольное социальное сотрудничество. Более того, функциональная интеграция индивидов по своей идее исключает социальную интеграцию. Следовательно, функциональная интеграция и социальная идут по различным направлениям, иногда способствуя, но чаще препятствуя друг другу.

Если машина хочет функционировать планируемым и исчисляемым обра­зом, то о добровольном и самоопределяющемся сотрудничестве не может быть и речи. Идти по этому пути — значит устранить «человеческий» фактор: заме­нить живой труд и свободного рабочего программируемым трудом и програм­мируемым рабочим.

Здесь таится сущность основного противоречия советского периода. Модель общества, базирующаяся на функциональном разделении труда, не может апеллиро­вать ни к профессиональному знанию, ни к духу сотрудничества трудящихся. Совет­ская модель строилась как раз на этих двух расходящихся и не стыкующихся между собой доминантах. C одной стороны, жестокий функционализм каждого винтика «машины», с другой — апелляция к сознанию, духу сотрудничества и личному бес­корыстному соучастию в реализации чуждых замыслов.

Таковы взгляды А. Горца в свободном их изложении. Как видим, они не имеют принципиального отличия от нашего представления процесса социаль­ного регулирования.

Любое общество, независимо от того, первобытное оно или современное, африканское или европейское, стремится упорядочить отношения между свои­ми членами. Для этого оно вырабатывает правила общежития и направляет усилия к тому, чтобы все социальные группы и отдельные личности их соблю­дали. Такие процессы происходят спонтанно. Очень убедительно на этот счет высказался П. Сорокин: «Люди, поставленные в необходимость жить совмест­но, волей-неволей должны вырабатывать какой-то порядок существования. Ни­какая продолжительная совместная жизнь их невозможна, если их отношения сегодня будут одни, завтра другие, если каждый из людей не будет знать, что

¹ Лонгитюдное социологическое исследование “Население и власть”.

123

он должен делать, как должен относиться к другим людям» . Нормы и правила не устанавливаются быстро и единовременно, они формируются постепенно в процессе совместной деятельности людей. Всеобщее признание получает и за­крепляется такое поведение, которое способствует устойчивости и стабильно­сти в развитии общества. «Опривыченные» действия и образцы поведения за­крепляются в социальных нормах. Отбор и закрепление образцов поведения и действия осуществляются с позиции их значимости и важности в первую оче­редь для выживания общества, а не отдельного индивида¹.

Выработав правила и образцы поведения, общество стремится привить их всем своим членам. Собственно в этом и состоит процесс социализации и вос­питания. Чтобы жить в обществе и пользоваться его благами, человек должен принять сложившиеся нормы поведения. Но, как известно, это происходит не всегда. Выработка единых норм для всех людей осложняется различными усло­виями существования различных социальных групп. Девиантное поведение так же естественно, как и нормальное. Но наличие девиации и девиантов приводит к возникновению различных форм социального контроля и, более того, делает необходимым принуждение. Среди граждан всегда найдутся те, кто не согла­сится добровольно соблюдать «правила справедливости и другие естественные законы», а следовательно, органы власти и управления необходимы.

Однако с этим выводом согласны не все. По мнению некоторых ученых, процесс спонтанного нормотворчества способен урегулировать отношения внутри общества без участия государства. К числу ученых, представляющих эту точку зрения, можно отнести таких разных по своим взглядам людей, как Фридрих фон Хайек и П.А. Кропоткин. Хайек, как известно, является апологе­том рыночной экономики. Рынок, по его мнению, замещает Левиафана. Эта точка зрения предполагает спонтанное возникновение общественного строя и отсутствие каких-либо проектов по его преобразованию. Исторический процесс не должен быть никому подчиненным. Для Хайека, так же как и для Адама

¹Cm.:Сорокин П. Общедоступный учебник по социологии. - M.: Наука, 1994. - С. 40-41.

124

Смита, регулирующая роль рынка должна сделать государство излишним. Ис­точником власти становится не государство, а закон, и только власти закона 2

нужно подчиняться .

Другим теоретиком, отрицающим необходимость регулирующей роли го­сударства и убежденным в способности общества самостоятельно упорядочить все отношения, является известный русский анархист П.А. Кропоткин. Для не­го даже закон является помехой самоорганизации, ибо он фиксирует какой-то миг реальности и сдерживает естественный изменяющийся социальный про­цесс. Кропоткин был убежден в том, что в основе развития всего живого лежит не борьба, а сотрудничество, не эгоизм, а альтруизм. «Взаимная помощь, — пи­сал он, — не только самое могучее орудие для каждого живого вида в его борь­бе за существование против враждебных сил природы и других враждебных видов, но она есть также главное орудие прогрессивного развития»³. Рассмат­ривая многочисленные факты взаимопомощи, содействия в живой природе (у насекомых, птиц, млекопитающих и прочих), в различных человеческих обще­ствах (деревенские общины, артели, города и т.д.), он приходит к выводу, что взаимная помощь настолько же закон природы, как и взаимная борьба.

Можно согласиться с П.А. Кропоткиным в том, что «человек есть часть природы, а его общественная жизнь есть также явление природы»⁴. Более того, можно принять его мнение о том, что общество — это организм, в котором ме­жду отдельными его членами отношения определяются не законами, как он пишет, «наследием исторического гнета и прошлого варварства», а взаимными соглашениями, свободно составлявшимися, равно как и привычками и обычая­ми также свободно признанными. Нельзя не согласиться и с замечанием П.А. Кропоткина о том, что они (эти отношения) не должны застывать в своих фор­мах и превращаться в нечто незыблемое под влиянием законов и суеверий, а

¹ См.: Акулич М.М. Функционально-целевое согласие: Становление и развитие // Социс. -2002. -№1.- С. 8.

² Бенуа Ален де. Хайек: Закон джунглей: Пер. с англ.

http://elem2000.virtualave.net/5hayek.htm

³ См.: Кропоткин П.А. Современная наука и анархия. - M.: Правда, 1990. - С. 274.

⁴ См.: Там же. - С. 282.

125

постоянно развиваться, применяясь к новым требованиям жизни... . Но можно ли на этом основании утверждать о том, что государство враждебно по отно­шению к населению, как это утверждают анархисты. Очевидно, нет

Системный подход отрицает возможность независимого существования отдельных общин. Это скорее взаимодействующие элементы системы, каковой является общество. Целостность — один из основополагающих принципов сис­темного подхода. Другой принцип — взаимосвязанность элементов. Функцио­нирование системы предполагает процесс управления, а следовательно, процесс появления управляющей и управляемой систем, взаимообусловливающих друг друга. Социальный прогресс состоит не в отрицании органа управления, а в гармонизации отношений двух подсистем. Тем более что социальное управле­ние — это не управление обществом, а управление социально-экономическими процессами.

Взаимодействие и взаимовлияние всех подсистем неизбежны. Это есть ре­зультат социальной диффузии. В конце XIX в. в философских и социологиче­ских кругах велась оживленная дискуссия между эволюционистами и диффу- зионистами. Ярким представителем диффузионизма был Ф. Ратцель, который в своем многотомном исследовании «Народоведение»^[102][103] утверждал, что народы, избегающие всесторонних контактов с ближними и дальними соседями, обре­чены на отставание в своем развитии. Только в результате диффузионных процес­сов социальные общности получают стремительное и гармоничное развитие.

Что же такое социальная диффузия? И как она способствует обеспечению целостности социальной системы? Латинское слов diffusio (буквально распро­странение, растекание) физики употребляют для обозначения медленного про­никновения молекул одного вещества в другое при их непосредственном со­прикосновении.

В социологии это понятие практически не используется, хотя явления, схожие с физическими, имеются и в обществе.

126

Пожалуй, ни у кого не вызывают сомнения такие факты, когда два челове­ка, долгое время живущие вместе, начинают походить друг на друга, причем не только в образе мышления и поведении, но даже и внешне. Можно привести немало примеров взаимовлияния различных социальных групп, вплоть до на­ций и рас.

Социальная диффузия очевидна. Неочевидным является лишь механизм социальной диффузии. Если, конечно, вообще можно использовать в данном случае слово «механизм». Попытаемся охарактеризовать некоторые его при­знаки.

Социальная диффузия является свойством различных социальных систем (не важно, является эта система обществом в целом, социальной группой или отдельной личностью) и становится возможной в результате их взаимодейст­вия, причем контакт может быть как непосредственно физическим, так и ин­формационным; осуществляется независимо от степени сложности социальной структуры систем, вступающих во взаимодействие, от этого зависят лишь тем­пы диффузионного процесса. Она происходит одновременно с обратным про­цессом — противодействием социальных систем проникновению в них ино­родных свойств; направлена главным образом на укрепление и совершенство­вание социальной системы, хотя возможны и противоположные результаты.

Следовательно, социальная диффузия обеспечивает целостность системы и взаимосвязанность ее элементов. Это самоорганизующийся процесс.

Социальное взаимодействие осуществляется также и в форме комменса­лизма. Термин «комменсализм» взят из биологии и означает такой тип взаимо­отношений, при котором один из двух обитающих вместе видов, извлекает пользу из совместного существования, не причиняя, однако, вреда другому ви­ду^[104]. В обществе комменсализм легко обнаружить во взаимодействии между различными производствами. В качестве примера можно взять электростанцию в городе Северске Томской области и предприятия, использующие горячую во­ду этой станции для своих нужд. Нужно отметить, что взаимодействия типа

127 комменсализма могут иметь глубокие качественные различия. Они могут спо­собствовать либо взаимному положительному развитию взаимодействующих объектов, либо взаимному их подавлению.

Из биологи также известен еще один тип взаимодействия — мутуализм. Это такой тип, при котором взаимодействующие системы извлекают обоюдную пользу. Сельское хозяйство не может развиваться без развития промышленно­сти. И наоборот, промышленность не может существовать без продуктов сель­ского хозяйства. Типичным примером мутуалистических отношений может служить взаимоотношение предприятий, производящих и перерабатывающих сельскохозяйственную продукцию. Что хорошо для одних, то хорошо и для других.

Пожалуй, существуют и другие типы взаимодействия типа содействие. В свое время в связи с появлением дарвинизма, теорий типа борьба за существо­вание идеи сотрудничества были забыты. Приведенные здесь примеры свиде­тельствуют о том, что именно сотрудничество создает условия существования социальных систем. Местное самоуправление как социальная система также зиждется не столько на борьбе, сколько на сотрудничестве и содействии взаи­мосвязанных элементов. Прежде всего, речь идет о содействии таких подсис­тем, как население и органы местного самоуправления.

Современные представления о социальном управлении, выражаемые сто­ронниками постенклассической парадигмы, сосредоточивают свое внимание чаще всего на данном типе социального упорядочения. Действительно, мир спонтанно формирующихся отношений, что в свое время Гегель называл граж­данским обществом, представляет собой феномен социальной самоорганизации.

128