1. Самоорганизация территориальных общностей: содержание и генезис основных понятий

Местное самоуправление занимает особое место в структуре власти. Не­случайно к нему приковывают свое внимание и юристы, и политологи, и со­циологи, и экономисты, и представители многих других отраслей знаний.

Управлять всей жизнедеятельностью города, любой территориальной общности в принципе невозможно. Вместе с тем было бы грубой ошибкой счи­тать, что территориальная общность может успешно жить и развиваться сама по себе, стихийно, без участия органов власти и управления. Еще Т. Гоббс в своем «Левиафане» писал: «Если бы мы могли предположить, что большая масса людей согласна соблюдать правила справедливости и другие естествен­ные законы при отсутствии общей власти, держащей их в страхе, то мы с таким

27

же основанием могли бы предположить то же самое и относительно всего чело­веческого рода, и тогда не существовало бы, да и не было бы никакой необхо­димости в существовании гражданского правления или государства, ибо тогда существовал бы мир без подчинения»^[20]. Но такого не мог предположить ни Т. Гоббс, ни кто-либо другой.

Любая территориальная общность представляет собой живой пример взаимодействия этих двух сил: стихийной самоорганизации и осмысленной ор­ганизационной деятельности.

Территориальная общность является базой для так называемого местного самоуправления. В последние годы предпринимается попытка институализации местного управления, заключения его в определенные правовые формы в соот­ветствии с образцами, имеющимися в других странах, прежде всего в Западной Европе и США. Положение Конституции Российской Федерации 1993 г., про­возглашающее в нашей стране местное самоуправление, ряд федеральных и ме­стных законов и, прежде всего, федеральный Закон «Об общих принципах ор­ганизации местного самоуправления в Российской Федерации», принятый в 1995 г., являют собой лишь некую законодательную базу для создания этого института. Более того, представляется, что эти документы как бы обозначают перспективу становления и развития местного самоуправления в России, но ни­как не констатируют и не отражают реальность. Годы, прошедшие после при-

28

нятия Конституции РФ и названного закона, показали, что между законода­тельными положениями и реальностью образовался большой зазор. Становле­ние местного самоуправления осуществляется не на основе закона, всех его по­ложений, касающихся компетенции, собственности, власти, делегирования го­сударственных полномочий и т.д., а на какой-то другой основе, очевидно, внут­ренне присущей закономерности развития данной социальной системы в усло­виях влияния на нее внешней среды.

Местное самоуправление уже в самом своем названии предполагает актив­ную роль территориальной общности в управленческой деятельности. Тради­ционное представление об управлении как субъект-объектном отношении здесь не совсем уместно. Население выполняет роль и объекта, и субъекта управле­ния. Объект всегда пассивен, и население в таком качестве легко представить. Остается неясной роль населения как субъекта управления. Сводить эту роль к участию в референдумах и голосовании было бы, пожалуй, некорректно. При­меры того, как, скажем, крестьяне самостоятельно, без участия органов власти решают проблемы выпаса индивидуального скота, устройства колодцев, мостов

29

через водоемы или даже организации празднеств, тоже не дают ответа на во­прос о том, как население проявляет себя в качестве субъекта управления. Оче­видно, понимание этой роли находится не «на поверхности» отношений власть — население, а в более глубоких слоях этих отношений. Отсюда возникает не­обходимость выяснения того, как соотносятся между собой такие понятия как управление и самоуправление, организация и самоорганизация, регулирование и саморегуляция.

Объектом - носителем проблемы исследования является территориаль­ная общность. Сделаем уточнение этого понятия, исходя из двух обстоя­тельств: во-первых, оно является одним из основополагающих в исследовании, следовательно, требует достаточно четкого определения, а во-вторых, отсутст­вие однозначного толкования влечет за собой разночтение и взаимонепонима- ние. Е.Е. Горяченко в своей работе «Территориальная общность в изменившем­ся обществе»^[23] дает подробный анализ этого определения и подходов, на основе которых различные ученые, прежде всего США и стран Западной Европы, вы­деляют территориальную общность из других социальных образований. Ей удалось вычленить основные элементы, составляющие территориальную общ­ность. По ее мнению, таких элементов три: общность территории, социальные взаимодействия, общественные связи. В целом соглашаясь с таким подходом, все же следует на основе анализа существующих концепций более обстоятель­но разобраться и с самим понятием и подходами к его изучению.

Понятие «территориальная общность» (community) широко распростране­но в социологической (преимущественно зарубежной) литературе. Вместе с тем среди социологов бытует точка зрения, что концепция «коммьюнити» — одна из наиболее сложных и противоречивых в современной общественной науке. При этом несогласованность определений возникает не столько из-за трудно­стей вербального описания социальной действительности, сколько является ре­зультатом разных ее трактовок.

зо

Вот несколько определений территориальной общности, которые исполь­зуются разными авторами: «Любое множество социальных отношений, осуще­ствляемых главным образом внутри некоторых границ поселений или террито­рий»¹. «Социальная сеть взаимодействующих индивидов, обычно концентриро­ванных в рамках определенной территории»^[24][25]. «Наименьшая территориальная группа, которая может объять все аспекты человеческой жизни... Это локальная группа, достаточно обширная, чтобы “включать” все главные институты, все статусы и интересы, которые может быть, и составляют общество.

Я. Щепаньский в работе «Элементарные понятия социологии» выводит понятие территориальной общности из более широкого понятия «социальная общность», которую он рассматривает как «объединения людей, в которых соз­дана и сохраняется, хотя бы в течение короткого периода, определенная соци­альная связь»^[27].

Общность, по Я. Щепаньскому, чаще всего понимается как территориальная общность, в рамках которой члены могут удовлетворять основные потребности. Он определяет территориальную общность как группу людей, «члены которой связаны узами общих отношений к территории, на которой они проживают, и узами отношений, вытекающих из факта проживания на общей территории»^[28].

Короче говоря, понятие «коммьюнити» относится «к местам, где люди со­держат свои дома, зарабатывают себе на жизнь, воспитывают детей и осущест­вляют большую часть своей жизнедеятельности»^[29].

Сегодня большинство социологов используют это понятие для обозначе­ния единиц территориальной организации общества, которые в определенном

31

смысле образуют замкнутую совокупность, например, деревня, небольшой го­родок, какой-либо пригородный район и т.п.

Вместе с тем, социологи испытывают определенные трудности в отделе­нии коммьюнити от других единиц социальной организации. Вопросы о том, что является коммьюнити, а что нет, где провести границу, отделяющую ком­мьюнити от других социальных образований, встают достаточно часто.

А. Сэтон и Т. Мэнсон, проанализировав 125 определений, пришли к выво­ду, что большинство из них концентрируют внимание на таких компонентах коммьюнити как территориальность, социальные взаимодействия или социаль­ные взаимоотношения, общие связи или общие действия.

Следовательно, так или иначе, имеет смысл говорить о наличии трех видов переменных:

— территориальной (географическая территория),

— социологической (социальное взаимодействие),

— психокультурной (общие связи).

Остановимся несколько подробнее на этих элементах определения.

Прежде всего, коммьюнити рассматривается как территориальная единица, т.е. объединение людей внутри определенного географического ареала. Следует сразу заметить, что территория (в отличие от чисто географического представ­ления: как точка на карте с определенными координатами) понимается как про­странственная среда, формирующая условия жизнедеятельности. При этом тер­ритория может выступать как независимая переменная, влияющая на жизнь территориальной общности, помогая объяснить местоположение, устойчивость, возникновение и потенциал развития коммьюнити, относительную самодоста­точность, т.е. способность удовлетворять свои основные потребности на ло­кальной территории. Вместе с тем, территория может рассматриваться и в каче­стве зависимой переменной, поскольку жители постоянно изменяют территори­альную среду, в которой они живут, преобразуют ее, адаптируют ее к своим по­требностям, охраняют, а иногда и уничтожают окружающую природную среду.

32

C другой стороны, коммьюнити выступает как базовая единица социаль­ной организации, как некоторая социальная целостность. Приверженцы этой точки зрения делают акцент на втором из выделенных элементов определения - социологическом.

В литературе встречаются, по крайней мере, два подхода к проблеме опи­сания коммьюнити как территориальной социальной организации: первый из которых состоит в рассмотрении территориальной общности как социальной группы или социальной системы, а второй — как сети взаимодействий.

Действительно, территориальная общность обладает основными свойства­ми, необходимыми для того, чтобы составляющую ее совокупность людей можно было рассматривать в качестве социальной группы: наличие членов группы (жителей), некоторые критерии членства (отнесения к группе), сово­купность предписанных ролей и множество норм, которых должны придержи­ваться члены группы. Характерной чертой территориальной общности, отли­чающей ее от других социальных групп, является наличие территориального измерения как группообразующего признака.

Достаточно распространенным является подход, рассматривающий терри­ториальную общность как систему, состоящую из отдельных подсистем, вы­полняющих «локально-релевантные» функции социализации, социального кон­троля, социального участия, взаимной поддержки, а также производства, рас­пределения и потребления. Представляется важным акцентировать внимание на территориальной общности как единице социальной организации, поскольку именно коммьюнити выступает в качестве первой из подсистем общества, ко­торая потенциально может удовлетворить весь круг основных потребностей че­ловека (физиологических, социальных, психологических). Ни семья, ни прави­тельство, ни церковь, ни добровольные ассоциации этого сделать не могут, так как любая из них менее комплексна, чем коммьюнити.

Другой подход к исследованию коммьюнити как к базовой единице соци­альной организации, предлагает описывать территориальную общность как сеть взаимодействий (причем ряд авторов рассматривают его как альтернативу под-

33

ходу с позиции социальных систем, но, по мнению Е.Е. Горяченко, они не про­тиворечат друг другу, имеют много общего и скорее дополняют друг друга). При этом взаимодействие «лицом к лицу» двух или нескольких людей, в кото­ром каждый принимает другого в расчет, встречается сейчас достаточно редко, за исключением, пожалуй, малых сельских поселений. В большинстве террито­риальных общностей наличие большого числа действующих лиц и недостаток или слабая осознанность общих интересов препятствуют такому контакту. Кроме того, взаимодействия осуществляются не только между отдельными ин­дивидами, но и между группами, институтами, причем как одного, так и разно­го уровня.

Акцент на третьем элементе определения - существовании общих связей или обязательств среди членов территориальной общности - ведет к необходи­мости представления коммьюнити как психокультурной единицы. При этом сторонники психологической перспективы утверждают, что люди видят смысл во взаимодействии, поскольку они идентифицируют себя со своей территори­альной общностью, в то время как приверженцы культурной перспективы счи­тают, что сама идентификация возможна потому, что члены коммьюнити име­ют общие цели, разделяют общие нормы и ценности.

Уточняя критерии выделения территориальной общности, можно сформу­лировать следующий их набор:

— территориальная концентрация населения;

— пространственная обособленность и локализация большей части ос­новных функций по воспроизводству территориальной группы населения на относительно компактной территории;

— относительная «самодостаточность» производственной и непроизвод­ственной сфер для удовлетворения основных потребностей населения;

— социально-экономическая целостность, проявляющаяся в большей ин­тенсивности внутренних связей по сравнению с внешними;

34

— однородность условий функционирования локальной общности и по­рождаемая их единством специфика качественного состава населения и среды его жизнедеятельности;

— осознание большинством жителей своей принадлежности к данной территориальной общности, их социальная самоидентификация;

— наличие у членов общности общих интересов, формирующих опреде­ленные типы поведения территориальной группы;

— наличие элементов самоуправления.

Исходя из вышеизложенного представления, объектом данного исследова­ния является локальная территориальная общность, представляющая собой це­лостную и относительно самостоятельную ячейку территориальной организа­ции общества. В качестве таковой выступает совокупность людей, объединен­ных социальными связями, возникающих по поводу определенных условий жизнедеятельности на территории, где они проживают. При таком подходе под территориальной общностью понимается территориальная группа населения, рас­сматриваемая в единстве с естественной и искусственной средой ее обитания¹.

Не преуменьшая значимости каждого из сформулированных критериев выделения территориальной общности, хотелось бы отметить особую роль двух из них: территориальная самоидентификация и социальное участие населения в развитии территории (самоуправление), на которых в дальнейшем и будет со­средоточено внимание, в ходе анализа эмпирических данных.

Ориентируясь на вышеизложенные критерии в качестве локальных терри­ториальных общностей следует рассматривать не только поселения небольшого масштаба: небольшой город, село, но и более крупные территориальные обра­зования. Согласно учению Ф. Тённиса¹ община (Gemeinschaft), сформирован­ная на основе инстинктов, чувств, органических отношений, создает нефор­мальные социальные группы. Пожалуй, эти группы и являются ядром местного

¹См. Горяченко Е.Е. Территориальная общность в изменяющихся условиях И Социс. Аспекты перехода к рыночной экономике (Материалы к XIII социологическому конгрессу). Ч. 1. - Новосибирск: ИЭ и ОПП СО РАН, 1994. - С.63-86.

35

самоуправления. Но удовлетворяют ли эти группы всем вышеперечисленным критериям, особенно в части экономической и социальной самодостаточности. Очевидно, в большинстве случаев не удовлетворяют. Общество (Gesellschaft), возникающее на рассудочной основе, также сохраняет многие элементы терри­ториальной общности. Различная степень локальности обуславливает различ­ную степень интегрированности населения и, очевидно, есть предел, за кото­рым о территориальной общности уже говорить нельзя. Следовательно, терри­ториальной общностью может быть город, село, группа сел, район и даже груп­па районов и городов, но территориальное образование должно отвечать обо­значенным критериям.

Таким образом, территориальная общность как интегральное понятие ха­рактеризует любой тип поселения или группу поселений и как нельзя лучше отражает специфику объекта исследования. Однако ни в Конституции Россий­ской Федерации, ни в федеральном Законе «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» это понятие не употребля­ется. В законодательстве говорится о местном сообществе, причем подразуме­ваются жители отдельных поселений (городских и сельских), сельских округов (сельсоветы, волости и т.д.), районов. Возможны также двухуровневые органи­зации (районы и внутрирайонные муниципальные образования), город и внут­ригородские муниципальные образования. Такая многовариантность и неопре­деленность крайне неудобна в использовании. «Территориальная общность» — социологическое понятие, ясное по своему содержанию и может быть принято в качестве эквивалента любому из вышеназванных, сохраняя свой изначальный смысл^[30][31].

Широко используются в научных и публицистических изданиях такие по­нятия, как «становление» и «развитие». Применительно к местному само­управлению понятие «становление» однозначно предполагает нечто такое, чего

36

прежде не было. Но не было чего? Самоуправление в широком смысле слова как организация собственной жизнедеятельности в территориальных сообщест­вах всегда было. Было самоуправление и в форме крестьянской общины, и в форме земства, и в форме городского самоуправления, и сельских, поселковых и городских советов. Разница всегда состояла в степени и формах участия насе­ления в управленческой деятельности и, главное, в характере взаимодействия власти и населения, целенаправленной организационной деятельности органов власти и самоорганизации социального организма.

Чтобы данное исследование не потерялось во времени и, тем самым, не ут­ратило смысла, будем рассматривать местное самоуправление в нынешней его версии, обозначенной современным российским законодательством. В феде­ральном Законе «Об общих принципах организации местного самоуправления» записано: «Местное самоуправление в Российской Федерации — признаваемая и гарантируемая Конституцией Российской Федерации самостоятельная и под свою ответственность деятельность населения по решению непосредственно или через органы местного самоуправления вопросов местного значения, исхо­дя из интересов населения, его исторических и иных местных традиций»^[32]. В та­кой постановке местного самоуправления в России действительно еще не было. И для этого вполне оправдано понятие «становление». Попытаемся разобрать­ся с этим понятием и отделим его от таких понятий, как «насаждение», «вне­дрение», «учреждение» и т.п. «Становление», в отличие от всех других поня­тий, не предполагает произвола, чем оно нас и привлекает. Но действительно ли мы имеем дело со становлением? Действительно ли идет процесс спонтан­ного возникновения института местной власти или же мы вновь сталкиваемся с типичным насаждением сверху некоего института, который якобы должен функционировать на своей собственной основе и под свою ответственность. Попытаемся разобраться с понятиями. По мнению Гегеля, становление пред­ставляет собой среднее состояние между ничто и бытием: «Из становления воз-

37

никает наличное бытие... Его опосредование, становление находится позади него; это опосредование самого себя, и наличное бытие предстает, поэтому как некое первое, из которого исходят»¹.

Любопытное и весьма содержательное толкование понятия «становление» дает П. Штомпка. По его мнению, этот процесс основывается на взаимопро­никновении двух уровней социальной реальности. Первый уровень представ­ляют отдельные индивиды. В нашем случае это жители городов, поселений или же члены каких-то социальных групп или ассоциаций. Второй уровень, по мне­нию Штомпки, составляет социальная целостность надындивидуального типа. Это может быть территориальное сообщество или социальные группы, их ассо­циации. Штомпка интерпретирует социальные целостности как структуры, а социальные индивиды как деятелей, деятельность которых ограничена усло­виями структур.

Автор предлагаемой теории считает, что социальная реальность может иметь два способа существования — как потенциальная возможность и как действительность. В первом случае речь идет о внутренних тенденциях реаль­ности, неких зародышах будущего, способности к чему-либо, во втором случае — о процессах, преобразовании, развитии, деятельности. Как раскрывается по­тенциал структур и потенциал деятелей? Штомпка дает на этот вопрос сле­дующий ответ. Потенциал структур раскрывается в оперировании, а потенциал деятельности — в действиях, выполненных в операции. Местному сообществу, как и любой социальной системе, свойствен определенный консерватизм, оно стремится к устойчивости и самосохранению. Социальные индивиды, т.е. жи­тели конкретного поселения более динамичны. Они обладают свободой выбора и, пользуясь ею, стремятся либо идти вперед, к тому, что они считают прогрес­сивным, или же назад, что, по их мнению, более надежно. В любом случае «деятели» находятся в постоянном подвижном состоянии.

Если предельно упростить методологию, предлагаемую П. Штомпкой, из­менение потенциала общностей и индивидов можно понять как результат реа-

¹См.: Гегель Г.В.Ф. Наука логики. Т.1. - M.: Мысль, 1970. - С. 140-169.

38

лизации событий социальной практики, возникшей на основе взаимодействия структур и деятелей. События социальной практики, в свою очередь, в порядке обратной связи воздействуют как на структуры, так и на деятелей, изменяя тем самым социальную реальность. Изменяется способ операций, действий и дея­тельности. Изменяется и сама социальная практика¹. Таков по Штомпке про­цесс социального становления, который, и с ним нельзя не согласиться, никем не проектируется, но реализуется в результате совокупных целенаправленных операций и действий структур и индивидов в их единой и не прекращающейся деятельности. Чтобы этот процесс стал более понятен, приведем пример, ска­жем, касающийся становления новых форм народного образования в муници­пальном сообществе. Структура народного образования, несмотря на ее кон­сервативность, подвергается воздействию со стороны активных деятелей — ра­ботников народного образования. Что-то принимая, что-то не принимая, систе­ма преобразуется сама и преобразует всю деятельность элементов системы. Приобретает новый потенциал и система народного образования; работники этой сферы изменяют смысл своей деятельности и воздействуют теперь уже на измененную совокупную практику. Автор обращает внимание на эффект эмерджентности в этом процессе, т.е. возникновение, причем неожиданное, но­вого. Речь идет о структурах и их отношении к индивидам, действиях субъек­тов по отношению к структурам, событиях по отношению к деятелям. Все это характеризует процесс становления как самоорганизующийся.

В.Л. Романов, оценивая теорию социального становления в ее синергети­ческой интерпретации, находит ее в начальной стадии формирования. По его мнению, вектор дальнейших исследований, основанный на идее деятельностно­го сопряжения человека и социальных структур, будет сориентирован на сферу самоформирования связи частных и общих интересов социальных индивидов и общностей^[33][34].

39

Соглашаясь с этой точкой зрения, хотелось бы проиллюстрировать ее на характере взаимоотношений по линии человек — общность. В человеке не мо­жет не присутствовать животное начало. Общество заковывает его в жесткие рамки, ограничивает поступки, опасные для других как в физическом, так и в моральном плане. Мы даже помыслить не можем, чтобы индивид мог позво­лить себе абсолютную свободу волеизъявления. Общество, будь то общество в целом или отдельная социальная общность, всегда стремится ограничить эту свободу в интересах всех. Если допустить полную свободу каждого, то неизбе­жен хаос, высвобождение самых низменных чувств и страстей. Но, ограничивая свободу личности всеми формами социального контроля, общество, с одной стороны, приводит к консервации личности, а с другой — идет к собственной стагнации и постепенной деградации. Процесс становления и в том, и в другом случае замирает.

Широкий либерализм, безусловно, является основой для социального творчества. Но, как показал опыт, он же рождает хаос, в котором резко активи­зируются некие личности, подавляющие большинство. Такое состояние неог­раниченной свободы сдерживает общее социальное развитие и может привести либо к социальному нигилизму, либо к социальному взрыву. Если идти по дру­гому пути — пути подавления свободы, это неизбежно приведет, и такие при­меры широко известны, к социальной апатии. В масштабах территориальной общности имеется возможность наблюдать оба варианта. Видны и социальное расслоение, и криминализация части населения, и скованность большинства, и апатия, и недоверие органам власти, и нежелание брать хотя бы какую-то от­ветственность за общее дело на себя.

Становление местного самоуправления — процесс объективный. Но вряд ли мы имеем право связывать этот самоорганизующийся процесс с теми воле­выми актами, с помощью которых насаждается новый институт местной вла­сти. Живой социальный организм отторгает чужеродный орган. Однако это не означает, что у нас нет оснований говорить о становлении местного самоуправ­ления. «Несмотря на периодически повторяющиеся в социуме перепады от

40

прорыва к свободе к ее тотальному связыванию, жизнеустройство человека не останавливается в своем продвижении. Более того, каждый такой перепад, про­исходит ли он в глобальном масштабе или ограничен локальными, вплоть до микроуровня, проявлениями, продуцирует параметры порядка, не только удер­живающие человечество от катастрофы, но и определяющие вектор его даль­нейшего революционного продвижения»^[35]. Местное самоуправление претерпе­вает такие перепады с высокой периодичностью (подробно об этом сказано в следующем разделе), и уже, можно сказать, сложился некий самоорганизую­щийся механизм противодействия внешнему влиянию, причем как либерально­го, так и тоталитарного характера.

Происходящие изменения во взаимодействии органов власти и населения не соответствуют чаяниям реформаторов, они не так стремительны и последо­вательны, как бы хотелось социальным технологам, но таков механизм соци­ального становления, его нельзя ускорить, нельзя «загнать» в заранее заготов­ленное русло, даже если это специальный федеральный Закон. Здесь нужно глубокое понимание закономерностей развития социального процесса. Накоп­ление и углубление таких знаний — главная задача теории социальной самоор­ганизации с выходом на теорию и практику социального регулирования. Задача эта непростая, но без ее решения становление местного самоуправления будет происходить с кризисными перепадами, чреватыми социальными катаклизмами.

Понятие «становление» часто ставят рядом с понятием «развитие». Поня­тие «развитие» тоже не имеет четкого определения в современной философ­ской и социологической литературе и нуждается в разъяснении нашего пони­мания в контексте самоорганизации. Наиболее распространенную точку зрения на это понятие дает Э.Г. Юдин. Он считает, что развитие есть «такая смена со­стояний, в основе которой лежит невозможность по тем или иным причинам сохранения существующих форм функционирования. Здесь объект как бы ока­зывается вынужденным выйти на иной уровень функционирования, прежде не­доступный и невозможный для него, а условием такого выхода является усло­

вие изменения организации объекта»¹. Попробуем наложить это определение на понятие «самоуправление территориальных общностей». Если согласиться с автором, то прежние формы функционирования этого института идут на слом и на их месте возникают новые. Такое представление о развитии местного само­управления представляется весьма упрощенным. Замена одних форм другими неизбежна, но этот процесс нельзя рассматривать как линейный, обусловлен­ный вполне определенными детерминантами.

В «Современном философском словаре» «развитие» трактуется как «поня­тие, характеризующее качественные изменения объектов, появление новых форм бытия, существование различных систем, сопряжение с преобразованием и внутренних и внешних связей. Вместе с понятиями “движение”, “становле­ние”, “процессуальность” понятие “развитие” позволяет описывать изменчи­вость Вселенной, возникновение природных форм, биологических видов и ин­дивидов, преобразование общественных систем»^[36][37]. Здесь вновь видно требова­ние возникновения принципиально нового или, по крайней мере, радикальной трансформации имеющегося. Следовательно, если согласиться с этим опреде­лением, местное самоуправление применительно к современному историческо­му этапу сперва развивается, а потом становится, ибо реформы 1993-1995 гг. привели к радикальному изменению этого института (хотя бы в нормативно­правовом отношении) и с тех пор каких-либо трансформаций не происходит. Однако словосочетание «развитие и становление» не привычно даже на слух. Более приемлема иная точка зрения, которую выражают П.В. Алексеев и А.В. Панин. Они считают, что из развития должны быть исключены моменты воз­никновения самой системы и момент ее распада, прекращения ее существова­ния... возникновение связано с происхождением и вместе с ним дает становле­ние. Бытие системы, — пишут далее авторы, — есть уже определенное качест­во, изменяемое, но сохраняемое на всем протяжении его существования. И да-

42

лее авторы делают вывод о том, что развитие представляет собой такое измене­ние состояния, которое происходит при условии сохранения его основы, т.е. некоторого исходного состояния¹.

Таким образом, это определение позволяет разделить становление и разви­тие, причем во вполне определенной очередности, как фазы динамического процесса. Первичное — становление. Оно создает некую качественно новую основу возможного. Затем идет развитие. Развивается то, что уже состоялось. Развитие дает новое качество, но сохраняется некая основа, позволяющая иден­тифицировать это качество. Анализируя этот сюжет, В. Романов задает вопрос: всегда ли становление предшествует развитию? По его мнению, развитие — это характеристика динамики бытия в определенной форме. Но любая форма, — утверждает он, — конечна, и развитие только поддерживает ее сохранение. Ис­черпав свой потенциал прогрессирования, развитие может принять обратное направление — в сторону свертывания процесса функционирования системы в данной ее форме. Когда такое развитие достигает критического предела, стано­вится невозможным сохранение существующей формы функционирования, и система вынуждена стать качественно иной, либо, распадаясь на составляющие ее элементы, превратиться в ничто, из которого вновь возникает нечто, т.е. ста­новится чем-то другим. Автор заключает свою мысль выводом о двух аспектах становления:

1. Становление как возникновение формы бытия.

2. Становление как трансформация бытия, прекратившего свое развитие^[38][39].

Несомненно, автор, являясь приверженцем синергетического миропонима­ния, усматривает процесс развития как прохождение через точки бифуркации и т.д. Нам тоже не чужда эта точка зрения, но возникает несколько вопросов. Прежде всего, автор утверждает наличие существования прогрессивного и об­ратного ему развития. То есть система, по его мнению, развивается в прогрес­сивном направлении, доходит до своего предела и начинает регрессировать,

43

доходит до некой точки и трансформируется в новую систему, существенно прогрессивную по отношению к старой. Здесь сразу возникает вопрос о крите­риях прогресса. Особенно важно получить ответ на этот вопрос применительно к социальным явлениям. Можно ли, следуя этой логике, считать, что местные советы, т.е. форма, предшествовавшая нынешней системе местного самоуправ­ления, возникнув, развивалась, но, достигнув пика прогресса, начала регресси­ровать в сторону современного представления о местном самоуправлении и по­степенно трансформировалась в нынешнее состояние? Думается, что это на­тяжка. Местные советы никогда даже не декларировали себя как форму местно­го самоуправления. Это всегда была государственная власть на местном уров­не. И, по сути, эта власть никуда не исчезла. Изменилось название, изменилась организационная форма, но сущность в большинстве случаев осталась прежней. Но есть и другое. За формальной стороной местных органов власти мы усмат­риваем самоорганизующееся население. Здесь действительно, как уже говори­лось, можно усмотреть и становление, и развитие как последовательные фазы динамики социальной реальности.

А теперь перейдем к понятию «самоорганизация». Это ключевое понятие исследования. Ему будет посвящена вся следующая глава. Здесь лишь попыта­емся дать предварительное «рабочее» толкование этого понятия и определить его место среди семейства родственных понятий, таких как «организация», «ор­ганизованность» и, может быть, «развитие», «регуляция», «управление» и «са­моуправление».

Формирующаяся общая теория социальной самоорганизации порождает много дискуссий. Прежде всего, возникают споры вокруг понятий «организа­ция» и «самоорганизация», что из них первично, а что вторично. Известный разработчик социологии организаций А.И. Пригожин, конечно, не отрицая роли и значения самоорганизации, считает, что этот механизм вступает в действие, когда обнаруживаются некоторые сферы, не охваченные целевой организаци­онной деятельностью. «Ее отсутствие, — пишет он, — не означает полной не­управляемости. Механизм управления в этом случае строится на основе взаи-

44 модействия спонтанных регуляторов, которые являются естественным продук­том функционирования социальных систем»¹. Получается, что самоорганизация находится как бы «на подхвате» у целенаправленной организации. Если по не­досмотру какие-то области остались без организующего воздействия, то трево­житься не следует, самоорганизация сама все доведет до разумного завершения.

Еще более радикальные суждения в дискуссии «Нужно ли организовывать самоорганизацию?» высказывает С. Сивова в статье «Нуждается ли самоорга­низация в управленческом обеспечении?», помещенной в Internet^[40][41]. Понимание автором сущности самоорганизации можно уяснить по нескольким фразам, взя­тыми из этой статьи: «успех самоорганизации зависит от того, насколько серь­езно восприняли руководители эту идею и подключились к ее реализации»; «насколько активно люди включились в нее, будучи уверенными в том, что это не дань моде, не кратковременное увлечение»; «следует акцентировать внима­ние на активной роли управленцев в развитии самоуправления»; «высококва­лифицированный персонал — необходимое условие перехода на принципы са­моорганизации»; «но даже на высококвалифицированный персонал нельзя без подготовки взвалить задачи самоорганизации» и т.д. Эти фразы вырваны из контекста, но только потому, что весь текст здесь привести невозможно, хотя, если бы они были приведены, то это бы дало еще большее основание убедиться в том, что автор предлагает заниматься тем, чем в свое время занимались пар­тийные комитеты, организуя политучебу, художественную самодеятельность и т.п. То, что предлагает автор, а вместе с ним и другие ее единомышленники, является не чем иным, как насилием над обществом, над личностью, не имею­щим ничего общего с самоорганизацией. Идти по этому пути в местном само­управлении — значит, реанимировать командную систему, доведя ее до абсурда.

Видимо, автор под самоорганизацией понимает нечто другое, отличное от того, что понимает современная наука. В мировоззренческом смысле самоорга-

45

низация — это природная реальность, изначально присущее природе явление. Это нескончаемый процесс движения материи от хаотического состояния к упорядоченному, от простых форм ее организации к сложным, высокооргани­зованным саморазвивающимся и самовоспроизводящимся системам. Основа­тель синергетики Г. Хакен, определяя самоорганизацию, писал: «Мы называем систему самоорганизующейся, если она без специфического внешнего воздей­ствия обретает какую-то временную или пространственную структуру. Под специфическим внешним воздействием мы понимаем такое, которое навязыва­ют системе структура и функционирование. В случае же самоорганизации сис­темы система испытывает извне неспецифическое воздействие»^[42]. Если в каче­стве иллюстрации этого положения взять местное самоуправление, то под спе­цифическим внешним воздействием легко понимается федеральное и местное законодательство, упорядочивающее данный институт, организуя работу по реализации законов. Хакен такое воздействие определяет как не соответствую­щее пониманию самоорганизации. Что касается неспецифического воздействия, то оно связано с особенностями любой открытой социальной системы, на кото­рую с неизбежностью воздействует среда.

Синергетика получила в последние годы большое распространение, можно сказать, что она стала модной. Это определенным образом отталкивает некото­рых традиционно мыслящих ученых. Но само это понятие за ажиотаж не отве­чает и носит совершенно нейтральный характер. По мнению Е.Н. Князевой и С.П. Курдюмова, «синергетика является теорией коэволюции и самоорганиза­ции сложных систем»¹. Несмотря на то что основатели синергетики Г. Хакен и И. Пригожин исследовали прежде всего физические, химические и биологиче­ские явления, а к социальным обращались редко, к настоящему времени на базе их учения возник большой пласт исследований в социальной сфере, что позво­ляет говорить об общей теории социальной самоорганизации. Обращение к фи­зическим явлениям можно объяснить не только тем, что и Хакен, и Пригожин,

46

и Курдюмов, и Малинецкий, и другие были специалистами в области физики, химии, математики, но еще и тем, что они стремились доказать и доказывали, что самоорганизация присуща не только человеческому обществу, но «лежит в основе всего сущего — начиная от атомов, через особи и сообщества, биогео­ценозы к галактикам и мирам»^[43][44].

Определений понятия «самоорганизация» много. Назовем некоторые из них. «Под самоорганизацией понимают процессы возникновения пространст­венно-временных структур в сложных нелинейных системах, находящихся в состояниях, далеких от равновесия, вблизи особых критических точек (так на­зываемых точек бифуркации), в окрестности которых поведение системы ста­новится неустойчивым. Последнее означает, что в этих точках система под воз­действием самых незначительных флуктуаций, может резко изменить свое со­стояние»^[45][46].

«Самоорганизация — это процесс, в котором создается и воспроизводится система, обладающая высоким уровнем сложности и большим количеством эле- „ ~ 4

ментов, связи между которыми имеют не жесткий, а вероятностный характер» .

«Самоорганизация — это проявление структур в системе, не испытываю­щей каких-либо целенаправленных внешних воздействий (под целенаправлен­ными здесь понимаются воздействия, навязывающие системе ту структуру, ко­торая в ней создается)»^[47].

Комментируя эти определения, В.Л. Романов^[48] делает следующие обобще­ния, которые ниже даются в комментариях:

47

1. «Самоорганизация есть процесс возникновения новой системы. Эта система или возникает вновь или воспроизводится из частей (элементов) какой- то имеющейся системы (переходов в новые системы)».

Если говорить о системе местного самоуправления, то она и возникает, и вновь воспроизводится из частей прежней системы, сохраняя подобие по боль­шинству признаков. Устойчивость и изменчивость как признаки системы име­ют место и в данном случае. Система, изменяясь, сохраняется.

2. «Трансформация исходных образований происходит в момент их крайней неустойчивости и высокой чувствительности к любым воздействиям, в том числе малейшим».

Забегая вперед, заметим, что трансформации системы местного само­управления еще не произошло, идет процесс становления новой системы, в ре­альности которой еще нет. Напомним, что становление означает стать собой, стать сообразным своим природным задаткам, сообразным своему предназна­чению в жизни.

3. «Из положения неустойчивости имеется несколько вариантов выхода, их находит сама система без какого-либо программирования извне».

Процесс становления местного самоуправления в последние годы под­тверждает этот вывод. В дальнейшем будет показано, что все законодательные и организационные меры, принимаемые органами государственной власти по упорядочению местного самоуправления, ничего не дают. Система сама ищет пути своего развития, преодолевая регулирующее воздействие, не соответст­вующее ее внутренней природе.

4. «Вновь образованная (трансформированная) система обладает более высоким уровнем сложности и активности».

C этим выводом нельзя согласиться, ибо он противоречит сущности само­организации. Нарастание все большей сложности и активности есть линейный процесс, а самоорганизация присуща исключительно нелинейным системам. Это, во-первых. Данный подход исключает энтропийно-негэнтропийный обмен, что также выводит его за рамки самоорганизации. Это, во-вторых. Если проил-

48

люстрировать это явление на примере местного самоуправления, то наиболее устойчива та система, которая более проста и понятна, а не та, которая сложна. Неустойчивость нынешней модели местного самоуправления состоит как раз в ее сложности и неадекватности реальным социальным процессам.

Завершая описание понятия «самоорганизация», сделаем попытку предло­жить собственное толкование, причем применительно к социальной системе. Социальная самоорганизация — это спонтанный процесс, свойственный любой социальной системе (от личности до человечества в целом), направленный од­новременно на ее самосохранение и развитие под нецеленаправленным воздей­ствием внешней среды.

А что же организация? Каково ее место в жизнедеятельности социума? Го­воря об организации, нельзя обойти А.А. Богданова с его ставшей бестселлером книгой «Тектология. Новая всеобщая организационная наука». По мнению многих авторов, он намного опередил свое время, явился предтечей и общей теории систем, и кибернетики, и синергетики. Центральное место в его учении занимает организация.

Понятие «организация» имеет два значения: статическое и динамическое. В статическом смысле слово «организация» происходит от французского «or­ganisation» — «строение, устройство чего-либо», т.е. организация определяется как внутренняя упорядоченность, согласованность, взаимодействие частей це­лого. В динамическом смысле слово «организация» происходит от латинского «organiso» — «сообщаю стройный вид, устраиваю», т.е. рассматривается как совокупность процессов или действий, ведущих к образованию и совершенст­вованию взаимосвязей между частями целого.

Автора интересуют оба смысла этого понятия. Применительно к местному самоуправлению в первом случае речь идет о том, как устроен этот институт, а во втором — о его создании, процессах, в результате которых возникает этот орган власти. Второй аспект интересует, конечно, в большей степени, ибо именно динамическая составляющая в понятии «организация» сопоставляется с понятием «самоорганизация», лежащим в основе исследования. В трактовке

49

А.А. Богданова организация не предполагает наличия субъектов. В основе тек- тологии лежит идея всеобщей организации как процесса образования систем. Всеобщность характеризует единство этих процессов во всем сущем, начиная от неорганического микромира до человечества и Вселенной. Таким образом, понятия «организация» и «самоорганизация» Богдановым не разделяются и не противопоставляются. В данном исследовании будет использоваться понятие «организация» как целенаправленный процесс по преобразованию имеющегося в наличии состояния и достижению некоего нового состояния в соответствии C замыслом субъекта деятельности.

Очевидно, нельзя обойти вниманием и такое понятие, как «организован­ность». Это одно из ключевых понятий тектологии. А.А. Богданов состояние организованности характеризует, исходя из биологического понимания орга­низма как целого, которое «больше» суммы своих частей. В настоящее время такой эффект называют синергией. И он считается наиболее характерным при­знаком системы. Анализируя этот эффект, Богданов дает понятие организован­ности и дезорганизованности. Синергия возникает в том случае, когда сумма активностей превышает сумму сопротивлений. Если наоборот, сумма сопро­тивлений выше суммы активностей, то имеет место дезорганизованность. Если же активности только уравновешивают имеющееся сопротивление- воздействие, то это — нейтральный комплекс. Этим явлением можно управ­лять, его можно усовершенствовать, видоизменять. По мнению А.И. Пригожи­на, именно в этом и состоит одна из главных причин столь частого обращения человека к организационным формам^[49]. В процессе анализа организации мест­ного самоуправления сделана попытка установить явления организованности и дезорганизованности, а также явления, которые считаются нейтральными. А.И. Пригожин развивает соображения А.А. Богданова, высказанные в отношении организованности. Он считает, что «организованность — состояние системы, позволяющее ей самонастраиваться при воздействии извне или изнутри. Цель — лишь один из возможных результатов функционирования, отклонение от це-

50

ли — не ошибка или просчет, а естественное свойство системы, следствие большой роли в ней непланируемых, стихийных факторов»¹. Такое понимание организованности удачно ложится на наше понимание социального процесса, в котором самоорганизация имеет свое законное место.

Очевидно, что после всего вышеизложенного нет необходимости говорить о приоритете того или иного понятия: и самоорганизация, и организация уме­стны и объективны. Однако когда под организацией понимается целенаправ­ленный процесс, определяемый чьей-то конкретной волей, то можно с уверен­ностью заявить, что успех этого начинания зависит от того, насколько оно со­ответствует закономерностям общественного развития.

Такой подход, несмотря на то что он, по нашему мнению, отражает реаль­ность, требует все-таки разъяснения, более четкого выражения позиции, в част­ности, в определении роли человека в социальном процессе. Как остроумно за­метил П. Штомпка: «В картине мироздания люди до сих пор отсутствуют... ав­томатические саморегулирующиеся механизмы царствуют, кажется, независи­мо от человеческих усилий. Если люди и появляются, то только как хорошо управляемые марионетки, бездушные исполнители, носители предопределен­ных вердиктов истории...»². Но было бы ошибкой считать, что общая теория самоорганизации выбрасывает человека за пределы своих интересов. По мне­нию В.С. Егорова, «синергетическое представление мира определяет сегодня человека ни более, ни менее как орган самосознания природы, а, следовательно, и общество в качестве уникальной составляющей природного мира»¹.

Тема данного исследования касается процессов управления и самоуправ­ления, двух этих сил, их воздействия на жизнедеятельность реальных социаль­ных общностей, следовательно, мы не можем не обозначить роли и значения человеческих усилий. Вместе с тем рассматривать социальное управление лишь как управление организациями было бы ошибкой. Общество, любая территори­альная общность имеет масштабный характер. Это социальная, самооргани-

¹ См.: Там же. - С. 93.

² См.: Штомпка П. Указ. соч. - С.61.

51

зующаяся система. Механизм самоорганизации охватывает не только социаль­ные, политические, хозяйственные явления, но факторы самого различного плана, например, биоприродные, демографические, психологические и духов­ные. И традиции, и нравственность, и само государство — продукты самоорга­низации общества. Все это в полной мере касается территориальных общно­стей, которые имеют весьма существенное отличие от организаций и обладают глубинной самоорганизующейся природой.

Под социальным управлением, если говорить в общих чертах, можно по­нимать организацию жизнедеятельности в неравновесной среде. Авторы учеб­ного пособия «Основы современного социального управления. Теория и мето­дология»¹ утверждают, что социальное управление как самостоятельное науч­ное направление и особая научная дисциплина пока только складывается, не имеет единого статуса и стандарта, а логика и методология предмета еще не восприняты на уровне тех требований, которые предъявляются к этой отрасли знаний и учебной дисциплине современной практикой управления обществен­ными делами. Действительно, в литературе можно встретить много самых раз­нообразных взглядов на этот предмет, причем, характерных и для классическо­го, и для неклассического, и постнеклассического периодов развития науки. Но прежде коротко о каждом из этих периодов. Это необходимо для того, чтобы иметь возможность различать одни и те же понятия в контексте разных этапов развития науки.

Классическая наука (от Дж. Бруно, Г. Галилея до теории относительности А. Эйнштейна, включая философские системы от Р. Декарта до Г. Гегеля). Здесь время — только независимый параметр в формулах описания мира; мир в целом неподвижен и упорядочен. На этом этапе существовало представление о возможности линейного измерения природных и общественных процессов, что создавало иллюзию возможности целенаправленного проектирования будущего и получения необходимых субъекту управления результатов. Сегодня еще го-

¹См.: Егоров В.С. Социальный реализм. - M.: Наука, 1999. - С. 78.

52

ворят о так называемом управлении обществом, не понимая, что современной наукой отвергнут этот подход.

Но между современной наукой — постнеклассической и классической — находятся еще два этапа: постклассический и неклассический. Постклассиче­ская наука (ограничена рамками теории относительности А. Эйнштейна и ме­тодологией релятивизма). Здесь мировоззренческая схема почти такая же, как в классической науке, отличающаяся только тем, что субъект науки «включает­ся» в познание и от него зависит результат когнитивного процесса. Неклассиче­ская наука (от термодинамики до квантовой механики, определившей вероят­ностную модель мира). Тут на сцену выходит признак случайности, стохастич- ности, дополнительности, в мир «входит стрела времени» (благодаря энтропии и термодинамике). Основанный на неклассических представлениях кибернети­ческий подход к управлению техническими, биологическими и социальными системами вывел парадигму управления за механистические рамки, однако пределы «сохраняющей» управленческой стратегии не были преодолены^[50][51]. Ино­гда эти этапы объединяют в один с общим названием — неклассический. В дальнейшем мы будем поступать так же.

Постнеклассическая наука (современный этап истории развития познания, проявляющий себя в концепции самоорганизующегося мира). Здесь находят свое отражение: идея эволюции как идея саморазвивающегося мира, принцип нарушения симметрии и его связь со стохастичностью, описание особых харак­теристик развивающихся объектов — нелинейность, неравновесность, откры­тость, механизм возникновения упорядоченных структур из хаоса, роль инфор­мации и динамических процессов и т.д.

Разумеется, не все ученые с одинаковым почтением восприняли постне­классическую науку, тем более что в концептуальном отношении общая теория

53

самоорганизации еще не завершена, еще встречается достаточно много проти­воречий, разных толкований одних и тех же понятий.

Традиционно социальное управление определяется в узком и широком смыслах. Энциклопедический социологический словарь определяет его как «средство реализации государственной политики, которая предполагает в каче­стве основных объектов своего внимания социальное обеспечение (пенсионное, обеспечение по старости, инвалидности и т.д.), системы здравоохранения, обра­зования, науки и культуры»¹. Это определение в узком смысле. А вот в широ­ком смысле. Оно взято из словаря «Социальное управление»: «Социальное управление определяется как осознанное, систематическое, специально органи­зованное воздействие на общество по упорядочению и совершенствованию его социально-деятельностной структуры в процессе выработки и достижения це­ли»^[52][53]. Как видим, оба эти определения — и узкое, и широкое — находятся стро­го в рамках классической науки. Общество и все, что его составляет, — объект управления, органы власти — субъект. Причем субъект сам определяет и цель, и характер преобразования объекта в соответствии с этой целью, т.е. решает его судьбу.

Весьма убедительно постнеклассический подход к социальному управле­нию демонстрирует В.Л. Романов. Место субъекта, по его мнению, находится в структуре общества. Непосредственно включенный в социальную жизнь, он живет этой жизнью, ее проблемами, организуется в процессе социальной само­организации и реализуется в деле организации среды, в которую он включен. Отсюда — полисубъектность социального управления и иерархически органи­зованный и пронизывающий все общество управленческий процесс. Социаль­ные изменения вносят коррективы в структурные и качественные характери­стики субъектов и объектов управления, не противопоставляя их при этом, а синергезируя субъектно-объектные отношения.

54

В такой трактовке идея управления применительно к местному сообществу представляет собой ярко выраженную форму самоуправления. Это как раз тот подход, в котором, по нашему мнению, сегодня нуждается российское общество.

В таком контексте процесс социального управления рассматривается в но­вом представлении. Объективно он берет начало не из одной какой-то высшей точки социального пространства, а зарождается во множестве микроуровневых очагов социальной самоорганизации. Самоорганизация, организация и управ­ление в рамках местного сообщества, сопрягаясь, образуют самоуправляемый социальный локус. В процессе взаимодействия локальных социальных образо­ваний — территориальных общностей — происходит отбор параметров поряд­ка, согласовывающих отношения и поведение компонентов системы следующе­го организационного уровня и т.д.¹

К вопросу, связанному с социальным управлением в рамках территориаль­ных общностей, вернемся в следующих главах, здесь же отметим, что пред­ставленная выше схема наиболее адекватна нашему представлению о местном самоуправлении на современном этапе и в перспективе. Когда речь идет о ста­новлении, то имеется в виду становление этой модели, которой, разумеется, еще нет, но которая уже влияет на характер отношений личности и социальной общности, социальной общности и государства. Это как некая структура- аттрактор, ориентирующая ход социального процесса.

В самом общем плане данное исследование затрагивает проблему взаимо­действия органов власти и самоорганизующейся территориальной общности. Но и власть, и самоорганизация являются формами социального регулирова­ния. Именно тот факт, что регулирующее начало выступает как общий, опреде­ляющий внутреннее содержание этого явления признак, позволяет независимо от имеющихся разнокачественных моментов говорить о них как о явлениях од­нопорядковой сущности. Более того, регулятивный момент составляет опреде­ляющее внутреннее содержание данных явлений. Для того чтобы лучше понять это, коротко поясним сущность социального регулирования.

¹См.: Романов В.Л. Указ. соч. - С. 95-96.

55

Прежде всего, следует сказать, что это непременный атрибут обществен­ных отношений. По мнению М.Н. Сетрова, «регулирование может быть опре­делено как процесс изменения взаимосвязи элементов системы, направленный на ее сохранение. Это определение, — добавляет он, — охватывает все виды регулирования, в том числе и процесс управления»¹. Принимая в целом это оп­ределение хотелось бы дать некоторое пояснение. И процесс самоорганизации, и тем более процесс социального управления далеко не всегда ведут к сохране­нию социальной системы, более того, иногда можно увидеть целенаправленный процесс ее разрушения. Можно ли в этом случае эти процессы рассматривать как регулирующие? Пожалуй, да, можем, ибо любое созидание предполагает разрушение, изменение. Приверженность подобным взглядам отнюдь не озна­чает приверженность революционным, кризисным преобразованиям. Такое по­нимание скорее следует рассматривать как процесс упорядочения изменений. Применительно к местному самоуправлению можно говорить о гармонизации в отношениях между населением и властью.

Социальное управление носит междисциплинарный характер. В этой связи может возникнуть вопрос, в рамках какой науки строится данное исследование. Ответ на него может быть простым: объектом исследования является террито­риальная общность, исследуются процессы взаимодействия местных органов власти и местного сообщества. Следовательно, можно вести речь о социологии управления. Но поскольку эта научная дисциплина возникла совсем недавно, в определении ее предмета нет однозначного толкования. Одни понимают социо­логию управления как изучение социологических аспектов деятельности, дру­гие же, как управление социальными системами. Показательным в этом отно­шении является заседание «круглого стола», проведенного 20 февраля 1998 го­да в Российской академии государственной службы при Президенте РФ^[54][55]. Здесь наиболее отчетливо были артикулированы три точки зрения. Одна из них при­надлежит профессору Ж.Т. Тощенко. По его мнению, социология управления

56

занимается изучением людей, их взаимоотношениями, связями, их сознанием, поведением в процессе совместного выполнения задач. Другая точка зрения принадлежит профессору В.П. Щербине Он считает, что в фокусе интересов социолога в управлении оказывается та особая подсистема средств регуляции человеческого поведения, которая именуется социальной организацией и осно­ву которой составляют формальные и неформальные отношения. Социология управления ориентирует на изучение процессов и логики целедостижения и це­леполагания.

Еще одну точку зрения предложил доцент О.А. Уржа: социология управ­ления - наука об отношениях, которые возникают в системе управления. Пред­мет ее - управленческие отношения. Социология управления призвана изучать процессы управления, субъекты управления, формы, методы и средства управ­ленческих взаимодействий субъектов, отношения руководства - подчинения.

Все эти определения имеют право на существование. Признать одно един­ственно верным, а другие ошибочными было бы неправильно. Обобщая все эти определения, можно сказать, что социология управления изучает закономерно­сти и свойства управленческих процессов и отношений (применительно к об­ществу - отношений между органами власти и населением), просматривая их сквозь призму социологического знания. Данные, полученные социологом, по­зволяют органам власти принимать правильные решения, адекватные естест­венному ходу социального развития.

Путеводной нитью исследования является общая теория социальной само­организации, принятая в качестве методологической основы. Ее сущность ос­новывает социолого-синергетический подход, базирующийся на следующих концептуальных положениях.

«Во-первых, в рамках общесоциологической теории общество рассматри­вается в органическом единстве с природой, в динамике коэволюционного раз­вития с ней.

Во-вторых, признается возможность экстраполяции на общество теорети­ко-методологических положений синергетики, в частности, закономерностей

57 самоорганизации в открытых нелинейных системах и диссипативных процес­сов, характеризующих механизмы выкристаллизовывания порядка из хаоса.

В-третьих, анализ динамических состояний неравновесных социальных систем опирается на принципы нелинейного мышления с использованием би­фуркационных моделей развития и соответствующих показателей.

В-четвертых, разрабатываются процедуры эмпирической проверки мето­дами социологии и с помощью ее инструментария перспективных идей и гипо­тез общественного развития, основанных на синергетическом мировидении и нелинейном мышлении»¹.

В качестве единиц анализа при таком подходе принимаются показатели, характеризующие действие механизмов самоорганизации и саморегулирования в сложных системах. Основными индикаторами шкалы измерений при диагно­стике социальных процессов выступают: степень открытости или закрытости системы, ее стабильности или неустойчивости (неравновесности), линейности или нелинейности, преобладания в ней хаоса или порядка.

Порядок в местном самоуправлении величина крайне неопределенная. Не­смотря на эту неопределенность, общество испытывает в нем острую потреб­ность, что в свою очередь обусловливает необходимость глубокого и всесто­роннего изучения проблемы социального упорядочения.