3. Отношение населения к местному самоуправлению

Самой сложной проблемой становления местного самоуправления являет­ся отношение к нему со стороны населения, так называемого местного сообще­ства, его готовность и желание стать субъектом управления.

Переход к подлинному местному самоуправлению чрезвычайно сложен и требует значительного времени. Он связан с необходимостью для населения осознать себя источником власти, почувствовать свою силу и способность взять на себя ответственность за решение местных дел. Означает ли это, что все должны заниматься всем? Разумеется, нет. Общество уже нашло форму участия в управлении посредством делегирования части своих полномочий специаль­ному органу, который от его имени осуществляет власть. В этом отношении за­кон работает в полную силу, однако, мало кто убежден, что это и есть местное самоуправление.

Задача местных органов власти — удовлетворение интересов территори­альной общности. Никаких других интересов у них не должно быть. Но что та­кое интересы территориальной общности, в какой мере они совпадают с инте­ресами каждого ее члена, как они соотносятся с общегосударственными инте­ресами? Очевидно, именно здесь, в понимании этих взаимосвязей, таится ответ на вопрос, почему, как пишет уже цитированный Г.В. Атаманчук, местное са­моуправление у нас не получилось.

Признание местного самоуправления как особой формы публичной власти означает одновременно признание того, что наряду с частным и государствен­ным интересом существует также коллективный интерес местного сообщества, т.е.

В обыденном лексиконе под интересом подразумевается проявление лю­бопытства, внимания, а чаще выгоды, пользы для субъекта, независимо от того, кто или что является субъектом — личность, группа лиц или общество в целом. В литературе уже долгое время ведется дискуссия, касающаяся понятия «инте­рес»¹. Большинство авторов сходятся на том, что интерес — это субъективное выражение объективно существующей потребности. Существует даже такое классическое определение: «интерес — осознанная потребность». Это означает, что интерес проистекает из потребностей, которые можно классифицировать как биогенные и социогенные. Широко известны подходы к классификации по­требностей Маслоу, Херцбергера и других авторов^[CXIX][CXX]. Общим для всех является выделение биогенных потребностей в качестве основы, на которой базируется вся остальная пирамида. Говоря о биосоциальной природе человека, следует подчеркнуть, что его интересы регулируются не только сознанием или комму­никативным воздействием, но и природной составляющей, теми регуляторами, которые являются объективными. Нередко толкование понятия «интерес» но­сит противоречивый характер. Например, по мнению профессора А.Т. Ханипо- ва, «... две стороны интереса образуют диалектическое противоречие. Прежде всего, направленность на историческое творчество и направленность на само­утверждение — противоположную сторону интереса. Их взаимное отрицание проявляется уже в том, что они не совпадают между собой, а образуют два по­

люса, имеющие взаимоисключающее направление и результат»^[CXXI]. Очевидно, ав­тор имел в виду личные интересы. Если рассматривать эту мысль в контексте местного самоуправления, то ее следует понимать так, что любой житель, осу­ществляя активные действия и самоутверждаясь, тем самым тормозит процесс общественного развития и что «историческое творчество» возможно лишь во­преки самоуправлению.

Рассмотрим различие между личными, общественными, а также группо­выми, или муниципальными, интересами. Сначала о взаимоотношениях между личным и общественным интересами. Эти отношения следует рассматривать с точки зрения диалектики единичного, общего и особенного. Названные катего­рии имеют глубокое мировоззренческое и методологическое значение. Отрыв общего от единичного, абсолютизация и превращение его в то, что предшеству­ет единичному и творит его, выходят за рамки материализма. Как известно, на протяжении многих лет в нашей стране принижалось значение личного интере­са и в теории, и на практике. В основе такого подхода лежало снисходительное отношение к деятельности человека в историческом процессе («единица — ноль»), в формировании и изменении обстоятельств своего бытия. Такое пони­мание способствовало отношению к человеку как к «винтику», пренебрежению индивидуальными интересами и судьбами, выдвижению требований безуслов-

ного подчинения личного общественному, во имя политической или экономи­ческой целесообразности.

Такая аномалия неизбежно оборачивается недоверием к скомпрометиро­вавшему себя общественному интересу, вернее, к тому, что выдается за тако­вой. Что выдается за общественный интерес? Если рассматривать вопрос при­менительно к нашему времени, то это демократия, частная собственность, ры­нок, гражданское общество — все те многочисленные реформы, о которых уже говорилось в данном исследовании.

По отношению к обществу в целом член сообщества выступает как инди­вид, принадлежащий к этому сообществу. В чем-то интересы местного сообще­ства и общества в целом совпадают, а в чем-то совершенно противоположны. Когда эти две «силы» как бы уравновешивают друг друга, возникает гармония интересов. Интерес государства, например, состоит в том, чтобы получить от муниципального образования как можно больше средств в виде налогов. Такой подход буквально обескровливает территориальную общность. Муниципальное

образование, наоборот, заинтересовано в минимизации налогов и получении дотаций. В этом как раз и состоит суть так называемого группового эгоизма, который проявляется иногда в торможении производства, сокращении налогов и т.д. Такое противоречие может либо обостряться, когда одна сторона прева­лирует над другой, либо, наоборот, сглаживаться, когда удается найти опти­мальное сочетание группового и общего интересов.

На протяжении многих десятилетий в теории да и в практике, в пропаганде интересы «выстраивались» как бы по ранжиру: государственный, коллектив­ный или групповой и, наконец, личный. Вряд ли такое их соподчинение можно признать верным. Правильнее в качестве исходного при решении практических вопросов брать личный интерес. Ибо только личный интерес, вернее сказать, прежде всего, личный интерес, является главным побудителем к труду. Его пи­тают глубокие социальные, психологические и даже биологические корни, объ­ективные потребности, сформированные в течение тысячелетий.

Среди них надо назвать, прежде всего, физические (естественные) потреб­ности, связанные с необходимостью обеспечивать и поддерживать свое суще­ствование. Сама возможность их удовлетворения веками находилась в прямой зависимости от наличия и результатов собственности. И сейчас, очевидно, лич­ный интерес напрямую связан с проблемой собственности и чувством хозяина, причем не только с чувством, но и с реальным положением человека как хозяи­на средств производства и результатов труда.

Личный интерес собственника, если, конечно, он регулируется нормами права, является той силой, которая обеспечивает социальный прогресс.

Разумеется, не следует сбрасывать со счетов и интересы, формирующиеся на базе социальных потребностей, степень развитости которых характеризует степень «очеловечивания» человека.

Таким образом, носителем личного интереса является личность. Носите­лем общего интереса является государство, если считать, что государство — это «политическая организация общества с определенной формой правления»^[CXXII].

Государство имеет целый ряд обязательных признаков, по которым его можно идентифицировать. Устойчивыми признаками государства, как такового, явля­ются следующие:

1. Наличие строго определенной, международнопризнанной и охраняемой территории.

2. Наличие монопольных прав. Государство и только государство имеет право принятия законов и организации контроля за их исполнением, право на выпуск денег, внешнюю политику, сбор налогов, физическое насилие, создание вооруженных сил и т.д.

3. Наличие обязанностей. Обязанности государства тесно связаны с права­ми и состоят прежде всего в обеспечении безопасности граждан, исполнении законов всеми субъектами права, охране границ, удовлетворении материальных и духовных потребностей населения и т.д.

4. Наличие управленческих структур центральной и местной власти, спо­собных осуществлять эффективное управление.

5. Наличие социальной базы правящих сил, т.е. государственная власть должна опираться на поддержку всего народа или хотя бы какой-то его значи­тельной части. В противном случае она считается нелегитимной.

Пожалуй, можно найти и другие признаки. В стабильном государстве все они реализуются в полном объеме и сбалансированы между собой. Так же как без удовлетворения биогенных и социогенных потребностей не может сущест­вовать человеческая личность, так же и государство не может существовать без наличия признаков государства. Собственно говоря, признаки государства можно рассматривать в качестве потребностей государства как социально- политического института, необходимых для его существования. Отражение этих потребностей в общественном сознании и политике и есть государствен­ные интересы.

Что в этой связи следует понимать под групповым интересом или в нашем случае муниципальным интересом? По своей силе и степени влияния на пове­дение он не должен бы уступать ни личному, ни государственному интересу.

Если бы это было так, то проблемы местного самоуправления просто не суще­ствовало бы. А поскольку она существует, муниципальный интерес есть поня­тие, не имеющее такой определенности, как личный или государственный.

Под муниципальным интересом следует понимать интерес местного сооб­щества. По аналогии с государственным интересом определим признаки муни­ципального образования:

1. Территориальная основа, т.е. каждое муниципальное образование имеет вполне определенную территорию, закрепленную уставом и местным законода­тельством.

2. Правовая основа, включающая в себя соответствующие положения в Конституции РФ, федеральные законы, регулирующие вопросы местного само­управления, законодательство субъектов Федерации, устав муниципального образования.

3. Экономическая основа, которую составляют природные ресурсы, дви­жимое и недвижимое имущество, входящее в состав муниципального образова­ния, средства местного бюджета, государственная собственность, переданная местному самоуправлению для осуществления государственных функций.

4. Финансовая основа: средства местного бюджета, внебюджетные и ва­лютные фонды, кредитные ресурсы, дотации и субвенции от органов государ­ственной власти.

5. Органы местного самоуправления: представительные органы, глава му­ниципального образования, муниципальные служащие.

Все эти признаки в большинстве случаев имеются. Но можно ли их рас­сматривать как потребность населения в местном самоуправлении? Очевидно, нет. Эти признаки можно рассматривать как потребность органов местного са­моуправления в осуществлении своей власти, но их совсем недостаточно для того, чтобы они составляли интерес местного сообщества. Местное самоуправ­ление в нынешнем его состоянии — это как бы государство в миниатюре. Ин­тересы местного сообщества связаны с необходимостью проживания на од­ной территории, а следовательно, общими для всех жителей являются комму­

нальное хозяйство, транспорт и средства связи, отопление, освещение, водо­снабжение, медицинское обслуживание, состояние воздуха и воды, деятель­ность образовательных и культурных учреждений и т.д. Все, что направлено на совместное удовлетворение личных потребностей и интересов. Таким об­разом, местное самоуправление, как таковое, не входит в перечень неотъем­лемых интересов территориальной общности. Население заинтересовано в эффективном управлении и максимальном удовлетворении своих материаль­ных и духовных потребностей. Интерес к местному самоуправлению возникнет тогда, когда население увидит и почувствует, что только при его непосредст­венном участии потребности будут обеспечены.

Однако это отнюдь не означает, что нужно прекратить всякое управленче­ское действие и ждать, когда само население возьмется управлять самим собой. Лозунг «Каждая кухарка может управлять государством» себя не оправдал. Управлять должны профессионалы, но, подчеркну, от имени и под жестким кон­тролем местного сообщества. По сути дела, местное самоуправление сводится к формированию местных органов власти, к организации контроля за их деятельно­стью, оказанию влияния на эти органы с целью обеспечения групповых интересов местного сообщества. Групповые интересы (применительно к местному сообще­ству — муниципальные интересы) есть совокупность личных интересов членов местного сообщества, которые удовлетворяются ими совместно.

Таким образом, побудительной силой местного самоуправления являются муниципальные интересы, ибо оно «... начинается там и тогда, где и когда эф­фективное удовлетворение потребностей людей и реализация их способностей превосходят возможности самого индивида. Можно также сказать, что местное самоуправление заканчивается там и тогда, где и когда эффективное удовле­творение потребностей и реализация способностей людей выходят за возмож­ности местного сообщества»^[CXXIII].

Рассмотрим, как удовлетворяются эти интересы на примере города Ново­сибирска. Степень удовлетворенности групповых интересов во многом опреде­ляет отношение населения и к органам местного самоуправления, и к самому местному самоуправлению, а также готовность и желание участвовать в этом процессе в качестве субъекта.

В течение последних шести лет, начиная с 1996 г., автором данной работы и возглавляемым им научным подразделением Сибирской академии государст­венной службы с периодичностью в два года проводились исследования по те­ме «Готовность местного сообщества к осуществлению местного самоуправле­ния» на базе Новосибирска, Красноярска, Томска, Усть-Илимска Иркутской области и Каргата Новосибирской области. Несмотря на различия между этими городами, ключевые процессы в них протекают аналогично. Поэтому избран Новосибирск как медианный город. На его базе проследим характер отноше­ний, складывающихся между населением муниципальных образований как ис­точником власти и органами местного самоуправления^[CXXIV].

Результаты исследований показывают, что этот сложный, динамичный процесс протекает неравномерно. Заметны колебания и в сторону самооргани­зации населения, и в противоположную сторону — сосредоточение власти в руках органов местного самоуправления и даже их глав. Проблема организации местного самоуправления не может быть решена посредством декретирования еще и потому, что речь идет не обо всей территории страны или, скажем, об­ласти как едином целом, где одновременно вводится, например, должность пре­зидента или губернатора со всеми вытекающими отсюда последствиями. К ме­стному самоуправлению переходят отдельные города, районы, села, группы сел, другие поселения. Все они имеют свою специфику, свои условия, свой так называемый субъективный фактор, а следовательно, и разные возможности.

Поэтому совершенно очевидно, что местное самоуправление в силу этих фак­торов внедряется в разных местах по-разному, с разной скоростью, со своими специфическими успехами и проблемами. Но между ними есть и общее. И это общее взято за основу анализа.

Конечно, не все, характерное для больших городов, таких как Новоси­бирск, Красноярск, также характерно и для села. В селах, например, испокон веку многие вопросы решались всем миром — на сходах. Организация выпаса индивидуального скота, раздел угодий под сенокосы, под пашни, строительство мостов, рытье колодцев, мощение дорог и т.п. — все, что делалось людьми со­обща, независимо от того, какая была власть — царская, советская или нынеш­няя демократическая. Была потребность, и люди, невзирая на органы власти, осуществляли ее самостоятельно. В больших городах таких проблем, как в де­ревне, нет. Но есть другие, касающиеся подъезда, двора, детской площадки. И эти проблемы нередко решаются самостоятельно. Чаще же население уповает на администрацию, на органы власти, которые, собственно говоря, для этого и существуют.

Реформы не идут так быстро, как бы кому-то хотелось. Более того, какими бы талантливыми ни были реформаторы, в чистом виде их замыслы реализова­ны быть не могут, ибо наряду с организацией существует самоорганизация со­циальных общностей, есть традиции, источник которых — в прошлом. Со­шлемся на мнение двух наших крупнейших авторитетов. Один из них В.О. Ключевский, который, характеризуя реформы 1864 г., обращался к своим со­временникам со следующими словами: «Говорят, зачем нам понимание нашего прошлого, коль скоро мы порвали с ним, поскольку мы строим нашу жизнь на совершенно новых отношениях. Но тем самым мы игнорируем один наиваж­нейший момент в восторге и упоении от того, каким образом Реформа измени­ла русскую традицию, мы забываем о том, насколько эта “традиция” со своей стороны изменила Реформу»^[CXXV]. Действительно, «традиция» сильно влияет и по-

своему преобразовывает все идеи реформаторов так, что они становятся неуз­наваемыми. Так случалось не только с идеями реформ 1864 г., но и с идеями революции 1917 г., благими намерениями перестройки конца 80-х годов XX в. То же происходит и с идеей, заключенной в законодательстве о местном само­управлении. Но во всем этом есть определенная логика. И эту логику усмотрел другой русский историк С.М. Соловьев. По его мнению, «... новая эпоха может иметь непосредственное отношение только к эпохе ближайшей; новое начало получает непосредственное свое питание от начала только что перед ним выра­ботавшегося»¹. А выработалась в последние десятилетия советская власть, ха­рактеристика которой представлена в предыдущей главе. Следовательно, если верить С.М. Соловьеву, нынешние еще только формирующиеся органы местно­го самоуправления получают «питание» от советской власти, т.е. от теории и практики, близких к тем, что заключены в идее «государственной теории» мест­ного самоуправления, хотя формально выдаются за независимые от государства.

В этой связи довольно странными выглядят риторические вопросы В.И. Аршинова и Н.Г. Савичева, авторитетных специалистов в области социосинер­гетики, заданные ими в постмодерновом виде с подключением синергетической терминологии: «Кто виноват, что мы попали не на тот аттрактор?» и «Как нам переключиться на нужный аттрактор?»¹. Несмотря на то что эти вопросы зада­ны с определенной долей иронии, все же в них просматривается классический подход к социальному управлению, дескать, надо выбрать «хороший аттрак­тор» и «рулить» обществом в направлении к этому аттрактору. Это упрощение. Какой аттрактор лучше, а какой — хуже обсуждать нет смысла. Если с синерге­тической точки зрения посмотреть на настоящее, то именно оно было аттракто­ром всего предыдущего развития, оно было тем центром притяжения, которому были подчинены социальные процессы.

Как же прошлое, традиции и т.д. — все то, о чем говорил С.М. Соловьев, — влияют на настоящее? Здесь следует согласиться с С.П. Курдюмовым, кото-

¹См.: Соловьев С.М. Исторические письма. Соч. Т. 16. - M.: ИИ СССР, 1950. - С. 360.

рый в известном споре с И.Р. Пригожиным о влиянии прошлого на настоящее утверждал, что прошлое создает бифуркационное поле, а будущее, некий ат­трактор, выводит на точку бифуркации, находящуюся в рамках этого поля, и определяет выбор пути развития. Более того, флуктуации, оказывающие ре­шающее влияние на систему в момент ее неравновесного состояния, тоже не носят случайный характер, а также обусловлены прошлым и настоящим.

Разумеется, существовавшая до недавнего времени жесткая иерархическая система государственной власти, советы в которой играли лишь вспомогатель­ную роль по отношению к партии, не могла не оказать своего воздействия на сознание и поведение населения. Слова из песни В. Высоцкого «Не надо ду­мать, с нами тот, кто все за нас решит», довольно точно воспроизводят особен­ности нашего менталитета. Видимо, не стоит строить иллюзий по поводу выбо­ра глав администраций, полагая, что это и есть основа самоуправления. Скорее всего, наоборот. Выборы глав администрации хорошо ложатся на указанную выше психологическую особенность населения, избирается именно тот, кто должен «все за нас решить».

Традиции в этом отношении очень сильны. И хотя царя или генерального секретаря народ не избирал всеобщим тайным голосованием, все хорошее и все плохое, происходившее в стране, связывали именно с ними. Однако цари или генеральные секретари были далеко и свою значимость в их выборах, даже если бы такие выборы были, человеку почувствовать трудно. Но, с другой стороны, ежегодно все население соответственно своему возрасту и положению прини­мало участие в выборах комсорга, профорга, парторга и т.д. Выбирали по принципу: кого выбрали, тот и работай. Дело всех остальных — наблюдать и критиковать. Нынешние выборы глав администраций во многом напоминают такой подход. Роль территориальной общности в осуществлении самоуправле­ния большинство граждан не ощущают.

¹См.: Аршинов В.И., Савичев Н.Г. Гражданское общество как проблема коммуникатив­ного действия // Синергетика: человек, общество. - M.: РАГС, 2000. - С. 186-187.

Всплеск общественной активности был отмечен в конце 1980-х — начале 1990-х годов. Он был связан с той значимостью граждан в намечавшихся про­цессах, которая постоянно подогревалась руководством страны и «политиче­скими активистами» как в центре, так и на местах. Государственные цели пере­стройки немалая часть населения воспринимала как глубоко личные, непосред­ственно касающиеся их жизни.

Но состояние общественной экспрессивности людей не может быть посто­янным, тем более в условиях, когда происходит осознание несовпадения госу­дарственных и личных интересов. Носители государственных интересов — го­сударственные деятели — не смогли и даже не пытались показать непосредст­венную связь происходящих в стране преобразований с частными, личными нуждами гражданина, а последовавшая за тем практика отстранения их от ре­ального участия в принятии решений, формировании власти, в распределении собственности и вовсе способствовала отходу широких масс населения от уча­стия в процессах, происходивших в стране, к политической, общественной, а затем и социальной апатии. После событий октября 1993 г. произошло оконча­тельное размежевание интересов гражданина и государства.

Анализ многочисленных попыток российского реформирования организа­ции местной жизни позволяет сделать вывод о том, что проблема несоответст­вия законодательства, юридически закрепленных норм правоотношений с ре­альной практикой, реальными отношениями между субъектами права являлась тем камнем преткновения, о который из века в век разбивались логичные и продуманные структуры общественных отношений, предлагаемые России ис­кренне радеющими о ней реформаторами. Уже общим местом стало утвержде­ние, что реальное, а не формальное становление самоуправления непосредст­венно, напрямую зависит от общественного сознания, от включения в эти про­цессы населения, гражданина.

Целью проводимых исследований было стремление понять, как местное сообщество, которое в соответствии с Законом должно являться одновременно и субъектом, и объектом управления, понимает его сущность, свое место в этом

процессе и насколько оно готово самоуправление осуществлять. Предваритель­ные наблюдения позволили предположить, что большинство граждан своей ро­ли в осуществлении самоуправления не ощущает. Работу избранного «руково­дителя города», а именно так воспринимается глава муниципального образова­ния, оценивают по вещам, касающимся непосредственной жизни граждан, та­ких как наличие горячей и холодной воды, отопление, освещение, уборка мусо­ра, работа общественного транспорта, учреждений народного образования, здравоохранения и т.д. Население не чувствует своей ответственности ни за чистоту улиц, ни за состояние общественного порядка, ни даже за состояние подъездов своего дома. Эти предположения полностью подтвердились в ходе опроса жителей Новосибирска и других городов Сибири.

Главное в социальном управлении — глубокое изучение объекта управле­ния, который, как известно, является одновременно и субъектом. Управленче­ские импульсы в территориальной общности идут не из одной «точки» — орга­на власти, а из огромного числа «точек», т.е. управленческие импульсы исходят из каждого элемента социальной системы. Причем эти импульсы могут носить как активный характер, например забастовки, митинги, так и пассивный, не проявленный открыто, но уже влияющий на общественное мнение. Все это формы давления на власть, которая может им не подчиняться, но тогда между органами власти и населением образуется разрыв, ведущий к полному отдале­нию и противостоянию.

Новосибирск, отметивший недавно свое стодесятилетие, — очень молодой город даже для Сибири. Он значительно моложе таких сибирских городов, как Тюмень, Томск, Красноярск, Барнаул, Бийск, но старше таких городов, как Братск, Ангарск, Усть-Илимск, которым всего по 20-25 лет. Однако, несмотря на это существенное различие, все они имеют примерно одинаковую структуру населения. Эти города, и старые и молодые, существенно выросли за несколько последних десятилетий. В основе роста лежал, разумеется, не только естест­венный прирост. Города росли и вбирали в себя население окружающих сел, деревень, других больших и малых городов. Среди опрошенных новосибирцев

только 34 % являются его уроженцами, а остальные — приезжие. Такая же кар­тина и в других городах Сибири — от 39 % уроженцев в Томске до 20 % — в Усть-Илимске. Больше всего уроженцев сибирских городов среди молодежи (до 30 лет). И все же в Новосибирске среди молодежи их только 40 %, осталь­ные — приезжие. Либо сами приехали, либо их привезли родители. Это означа­ет, что процесс миграции в последние 20-30 лет шел почти теми же темпами, что и в прошлые годы. Тенденция убывания числа уроженцев в зависимости от увеличения возраста прослеживается весьма отчетливо. Уроженцы Новосибир­ска, например, старше шестидесяти лет составляют всего 23 %. На этом осно­вании можно предположить, что в последние полвека, т.е. после Великой Оте­чественной войны города Сибири, и в их числе Новосибирск, росли за счет соб­ственного воспроизводства только на одну треть. Люди ехали отовсюду. Мно­гие прибывали из других городов и поселков, но больше всего из сельской ме­стности. Можно смело сказать, что Новосибирск и другие сибирские города на­селены «раскрестьяненными» крестьянами, порвавшими с сельским образом жизни, но еще не до конца расставшимися со своими крестьянскими привычка­ми и традициями.

В книге «Польский крестьянин в Европе и Америке» У. Томаса и Ф. Зна- нецкого¹ подробно описывается процесс ресоциализации польских крестьян в американском обществе. Авторы дали характеристику тому, как осуществлялся процесс интеграции инородных элементов в единый американский социальный организм. Совершенно иная ситуация складывалась при заселении сибирских городов. В связи с размещением здесь крупных промышленных объектов, строительством жилья, развитием социально-культурной сферы сюда хлынули люди из всех городов и весей нашей великой страны и прежде всего, как было сказано, из деревни. Приезжали и привозили с собой привычки, традиции, пра­вила, принятые в других местах. Это происходило и в Америке, но в Америке уже к концу XIX в. приезжих было меньшинство, а американских уроженцев — большинство. Здесь же все наоборот, приезжие составляли большинство. Ko-

¹См.: Култыгин В.П. Классическая социология. - M.: Наука, 2000. - С. 311-312, 353.

ренные новосибирцы иногда сознательно, но главным образом бессознательно должны были «переделывать» их, подчинять, как говорится, своему уставу. Процесс ресоциализации, как впрочем, и социализации, является самооргани­зующимся, спонтанным. Большое значение имела «масса». «Силы» коренных новосибирцев были значительно меньше, чем силы приезжих. Новосибирцы имели только одно преимущество: они были едины в ментальном смысле, а приезжие крайне дифференцированы. И все же в процессе взаимодействия из­менялись не только приезжие, но и коренные горожане. Их ментальность испы­тывала на себе воздействие самых разнообразных интересов, ценностей, веро­ваний, традиций, укладов жизни. Возник, образно говоря, «котел», в котором варился и продолжает до сих пор вариться характерный образ новосибирца с присущими только ему особенностями. То же самое происходит в Томске, Красноярске, Кемерове и других городах Сибири. Чтобы переработать то ог­ромное многообразие типов и сделать из него нечто однородное, требуется длительное время. Отсутствие такой однородности, очевидно, и является осо­бенностью Новосибирска и других городов Сибири.

О сибиряках говорят, что это народ сборный, но отборный. Новосибирск в этом отношении наиболее характерен. Данные табл. 1 свидетельствуют о том, что большинство его жителей прибыли из деревни.

Таблица 1

Источники пополнения г. Новосибирска в зависимости от рода занятий (в процентах от общего числа опрошенных)

______________________________________ Род занятий___________________________ Откуда________________________________ непроиз-

∙⁷ рядовые произво- ^r предпри- ПЄНСИО- с-

поиехал C водствен- ^{r r}студенты безра-

IipntAaji рабочие дствен- ниматели неры _ez

^r ные слу- ^r ботные

ные слу- ^j

жащие жащие

Здесь родил­

ся 47 33 37 30 36 25 33

Из другого

города 12 31 19 22 20 32 27

Из сельской местности

41 36 44 48 44 43 40

Начиная с 1950-х годов, после того как с крестьян были сняты ограничения на право выезда из деревни, многие из них устремились в город. Но город тре­бовал не просто рабочих, а квалифицированных рабочих и тех, кто был спосо­бен стать таковыми в результате специального обучения. Далеко не всем удава­лось обосноваться в городе. Многим пришлось вернуться. В городе оставались наиболее удачливые. Таким образом, город на протяжении десятилетии «отса­сывал» из деревни наиболее развитых, энергичных и профессионально подго­товленных жителей. Этот процесс имел два наиболее выраженных этапа. После окончания средней школы почти все молодые люди устремлялись в город. Лучшие там оставались. У тех, кто вернулся в деревню, но впоследствии про­явил себя как талантливый организатор или квалифицированный специалист, тоже появлялись шансы перебраться в районный или областной центр. Таким образом, деревня все более и более оскудевала талантливыми или даже просто образованными людьми. Справедливости ради, следует сказать, что в город пе­ребирались не только лучшие, но и те, кто не любил крестьянский труд, да и вовсе не любил трудиться. Такие люди тоже находили себе применение в мега­полисе. Деревенская закваска многих горожан чувствуется повсеместно, при­чем часто не с лучшей стороны. Она проявляется в замусоренности городов, небрежении ко всему, что не является своим собственным. Город для многих выходцев из деревни все же остается чужим.

Автор этих строк в течение многих лет изучал сибирскую деревню и вы­нужден был констатировать, что в результате многолетней эксплуатации и при­теснения крестьянства его сознание оказалось сильно деформированным, раз­вились иждивенчество, апатия, пренебрежение к труду. Конечно, это касается не всех сельских жителей, но все-таки большей их части. В городе крестьянская жилка проявляется в последние десятилетия в садово-огородном движении. Полностью изменились такие понятия, как «дача» и «дачники». Из места отды­ха и развлечений дача стала местом напряженного труда. Здесь бывшие сель­ские жители не только производят необходимые им ягоды и овощи, но и реали­зуют врожденную потребность работы на земле. Хрестоматийное представле-

ниє о дачниках, известное с детства по пьесе А.М. Горького как о людях, развле­кающихся на лоне природы, и нынешняя реальность не имеют ничего общего.

Но в Новосибирск и другие крупные промышленные центры Сибири ехали не только сельские жители. Город притягивал не только рабочую силу, но и ин­теллект, талант, причем со всей страны. Ехали ученые, специалисты, работники народного образования и культуры. В следующем разделе следует дать развер­нутый теоретический анализ процесса урбанизации и взаимодействия города и деревни.

Данные, приведенные в табл. 1, позволяют сделать ряд интересных заклю­чений. Наибольший процент рядовых работников оказывается больше всего среди местных уроженцев. А среди предпринимателей большинство составля­ют приезжие. Люди с периферии едут в большой город за удачей и, как видим, многие не безуспешно. Как правило, очень активные люди, которые вследствие своей неустроенности и желания приобрести место «под солнцем», создают во­круг себя «зону возмущения», неважно притяжения или отталкивания, главное в том, что они сильно влияют на окружающих. Селекция среди этой категории населения очень жесткая — способность выжить на «пустом» месте есть далеко не у всех. Поэтому среди некоренных новосибирцев также много безработных. Безработные тоже являются центром социального возмущения. Среди них больше всего лиц, занимающихся уличной торговлей, попрошайничеством, из них рекрутируются бомжи, проститутки, социально опасные элементы.

Обращает на себя внимание довольно большой процент (31 %) служащих производственной сферы, прибывших в Новосибирск из других больших горо­дов. Это специалисты, которые ехали на Новосибирские предприятия и посте­пенно занимали ключевые посты как на производстве, так и в органах власти. Это особая категория приезжих. Они ехали, чтобы «покорить» Сибирь, и поко­рили ее, не пустив глубоких корней. Koe для кого это лишь ступенька для дви­жения дальше, наверх. Не учитывать такой фактор, решая проблемы местного самоуправления, нельзя.

Можно ли считать всех этих людей подлинными новосибирцами? Соци­альная психология утверждает, что интериоризация, т.е. момент, когда человек полностью идентифицирует себя с тем населением, в составе которого он жи­вет, зависит от целого ряда факторов. И прежде всего от продолжительности проживания. Как правило, для этого требуется 3-5 лет. Среди наших респон­дентов, а результаты опроса с небольшой ошибкой можно экстраполировать на все население, только 2 % проживают в городе меньше года, 8 % — от одного до пяти лет, остальные живут в городе более пяти лет. Таким образом, преиму­щественное большинство (90 %) населения живет в городе более пяти лет, т.е. можно предположить, что их процесс адаптации в той или иной степени завер­шился, и все они считают себя новосибирцами. Косвенным подтверждением такого вывода может быть ответ на вопрос «Нравится ли Вам Новосибирск?» (табл. 2).

Таблица 2

Нравится ли Вам Новосибирск?

(в процентах к общему числу опрошенных)

Эти ответы могут служить исходной базой не только для понимания отно­шений население — город, но и для практической работы по организации мест­ного самоуправления. Человек, как правило, стремится жить там, где он чувст­вует себя комфортно, где он находит источники существования для себя и сво­их детей, где ему удается реализовать свои потребности и интересы. Как видно из табл. 2, 72 % на вопрос «Нравится ли Вам Новосибирск?» отвечают: «Да, нравится» без каких бы то ни было оговорок, а еще 21 % он тоже нравится, но с некоторыми оговорками. Таким образом, общее число новосибирцев, с любо­вью и симпатией относящихся к своему городу, составляет 93 %. К числу наи­более горячих его поклонников относятся пенсионеры и студенты. У каждого жителя города, очевидно, имеется своя причина любить или не любить его. Любовь пенсионеров к городу понятна: здесь прожита жизнь или большая ее часть. Понятны также чувства студентов, основной состав которых либо мест­ные уроженцы, которым не с чем сравнивать, либо приехавшие с периферии, и столица Сибири пришлась им по вкусу. Что касается относительно низкой оценки интеллигенции, то здесь можно высказать лишь предположение. Интел­лигенция и служащие непроизводственной сферы принимают в расчет не толь­ко собственные эмоции, но и многочисленные объективные данные, касающие­ся и экологии, и архитектуры, и уровня цен на товары повседневного спроса, и многое другое. Для сравнения отметим, что в Томске, наоборот, именно интел­лигенция занимает первые места среди тех, кто испытывает наибольшие симпа­тии к своему городу. Томск не случайно называют сибирскими Афинами. Это старинный университетский город, имеющий свои, уходящие в глубь веков традиции, оригинальную архитектуру, отличающую его от городов-новостроек.

Говоря в целом, преимущественное большинство и новосибирцев, и томи­чей, и красноярцев испытывают искреннюю симпатию к своим городам незави­симо от пола, возраста и рода занятий. А коль скоро жители любят свои города, то можно предположить, что хотят сделать их лучше и готовы для этого при­ложить свои силы.

Характеризуя местное сообщество и его отношение к городу, нельзя не сказать о социальном самочувствии жителей города. Это сложный феномен. Его нельзя объяснить исключительно уровнем материального достатка, облада­нием традиционным набором: престижная квартира, машина, дача и т.д. Види­мо, в оценку социального самочувствия входит и общее душевное состояние, связанное с настоящим и будущим самих себя и своих близких.

Целиком и полностью своей жизнью удовлетворены всего 5 % новосибир­цев, еще 29 % оценивают свое социальное самочувствие как хорошее. Преиму­щественное большинство — 48 % своей жизнью удовлетворены на «тройку», а 16 % ею не удовлетворены, причем 5 % очень не удовлетворены. Среди крайне не удовлетворенных своей жизнью больше всего пенсионеров. Как видим, лю­бить свой город вовсе не означает быть довольным своей жизнью. Неудовле­творенность пенсионеров связана, скорее всего, с небольшим размером пенсии, но главное все же состоит в крушении идеалов, тревоге за будущее детей и внуков.

Среди весьма довольных своей жизнью на первом месте предприниматели, на втором — руководители предприятий и организаций, на третьем — студен­ты. Все-таки ответ на вопрос «Кому в Новосибирске жить хорошо?» связан прежде всего с уровнем доходов. Что касается студентов, то они живут, как правило, за счет родителей, и материальные проблемы многих из них не беспо­коят. И все же 64 % новосибирцев не могут отнести себя к числу людей, до­вольных своей жизнью. Примерно та же ситуация и в других сибирских горо­дах. Что же их беспокоит? Оснований для беспокойства много. Проранжируем одиннадцать показателей в порядке убывания степени беспокойства:

% Место

1 2 3

Дороговизна жизни, рост цен 71 I

Рост преступности 61 II

Неблагополучная экологическая обстановка 40 III

Угроза безработицы 40 III

Продолжение таблицы

1 2 3

Качество медицинского обслуживания 39 IV

Остановка производства 35 V

Ухудшение условий для получения образования 35 V

Разделение общества на богатых и бедных 29 VI

Ухудшение отношений между людьми различных национальностей 18 VII

Угроза потери независимости страны 17 VIII

Возврат к прошлому 12 IX

Приведенные выше данные получены в результате опроса новосибирцев, но практически то же мы имеем в Томске и Красноярске. Первые пять позиций занимают проблемы витального характера. Рост преступности, неблагополуч­ная экологическая обстановка, безработица, низкое качество медицинского об­служивания (и все это на фоне бедности) — главное, что сегодня беспокоит людей.

Рассмотрим, как изменяются эти оценки в зависимости от социально­демографических признаков. В зависимости от возраста: молодежь больше бес­покоят угроза безработицы, условия для получения образования; пожилых лю­дей — рост цен, остановка производства, качество медицинского обслужива­ния, разделение на богатых и бедных и ухудшение отношений между людьми различных национальностей. У каждого возраста свои заботы, но у пожилых людей, кроме витальных, есть и чисто социальные, такие как усилившаяся по­ляризация общества на основе доходов и международное положение страны. Это говорит об их идеологической неадаптивности к происходящим социаль­ным переменам.

В зависимости от материального положения: богатых, т.е. тех, кто живет без материальных затруднений, прежде всего беспокоит рост преступности, экологическая обстановка и условия для получения образования; бедных — рост цен, угроза безработицы, качество медицинского обслуживания, деление общества на богатых и бедных. Сравнение позиций наиболее богатых и наибо­лее бедных жителей Новосибирска показывает, что, если богатых беспокоит

194 прежде всего преступность, то бедных — угроза безработицы и рост цен. Оче­видно, последних мало заботит преступность, ибо им нечего терять.

На основании опросов населения сибирских городов можно получить от­вет на некоторые вопросы, связанные с полемикой, касающейся вхождения ев­ропейской цивилизации в эпоху постмодерна, ведущейся среди американских и западноевропейских ученых, а теперь и среди российских. Попытаемся выяс­нить, какие ценности сегодня являются определяющими для новосибирцев, для разных категорий жителей города. Ориентация на успех, карьеру, высокий до­ход, как это свойственно для эпохи модерна, или же на духовное развитие, внутреннее обогащение и постижение мира во всех его ипостасях, как это свой­ственно для постмодерна. В 1970-е годы американский ученый китайского про­исхождения Лю Беньцзэ, исследуя качество жизни современного американско­го общества, задался тем же вопросом^[CXXVI]. В результате своих исследований он пришел к выводу, что население США можно поделить на две части: одну часть (примерно 80 %) он назвал потребителями, т.е. людьми, все устремления которых направлены на зарабатывание денег и приобретение домов, автомоби­лей, престижной мебели и т.д. Вторую часть он определил как постбуржуазное общество, сориентированное на духовное потребление и развитие. Эта часть, по его расчетам, составляет не более 20 %. Но исследование Лю Беньцзэ показало, что многое из того, к чему стремятся потребители, представители постбуржуаз­ного общества уже имели.

В ходе исследования мы попытались оценить с этих позиций жителей си­бирских городов, в частности Новосибирска (табл. 3).

Таблица З

Дифференциация жителей Новосибирска в зависимости от их отношения к тем или иным ценностям (в процентах к общему числу опрошенных)

Анализ табл. 3 позволяет утвердиться в мысли о том, что наше общество выпадает из западно-европейских представлений о модерне и постмодерне. Длительный советский период, когда господствовала христианская идея равен­ства в бедности и идея формирования нового человека как всесторонней, гар­монически развитой личности, не мог не сказаться и на сегодняшнем дне. Мы, скорее, идем не от модерна к постмодерну, а от доморощенного социализма к модерну (с точки зрения духовного потребления). Суть «американской мечты» — успех любой ценой, пока еще не дошла до сознания большинства наших лю­дей. Еще только 13 % считают, что супруга выбирать надо для жизненного ус­пеха. Еще только 27 % рассматривают «налаживание добрых отношений с людьми» как средство достижения своих целей. Еще только 34 % воспринима­ют свою одежду не как средство собственной презентации, а как удобство для самих себя. Для общества модерна характерно подчинение всего достижению

196

успеха: и знание художественной литературы, и связи с другими людьми, и одежда, и квартира, и автотранспорт, и знание иностранных языков, и посеще­ние концертов и выставок, и даже выбор супруга. Над нами еще «тяготеет» представление о всесторонней гармонически развитой личности.

Но вместе с тем нельзя не замечать ростков нового буржуазного общества со всеми его особенностями духовного потребления. Мы видим, что 8-15 % на­селения читают художественную литературу, одеваются, обновляют мебель, посещают выставки и даже выбирают супруга с одной целью — добиться успе­ха в жизни. Таким образом, можно сказать, что в составе нашего общества формируется новый социальный слой — носитель качественно нового созна­ния, слой, духовное потребление которого сориентировано на достижение карьеры, высокого материального благополучия. Этот слой составляет сегодня порядка 10-15 %, но можно предположить, что он будет возрастать.

Рассмотрим, как осуществляется выбор ценностей в зависимости от воз­раста жителей города (табл. 4).

Таблица 4 Возрастная дифференциация жителей Новосибирска

в зависимости от отношения к тем или иным ценностям

(в процентах к общему числу опрошенных)

Продолжение таблицы 4

Радикальных изменений в ценностных ориентациях пока не произошло. Но некоторые тенденции уже можно увидеть. Особенно в том, что касается на­лаживания отношений «с нужными людьми», изучение иностранных языков, углубление профессиональных знаний и выбора супруга. На этом основании мы можем предположить, что общественное сознание в нашей стране находит­ся на изломе. В то время как большинство все еще придерживается ценностей, сформированных при социализме, появилась немалая группа людей, особенно среди молодежи, которая лелеет новые идеалы, хорошо известные в современ­ном западном обществе. Любопытно отметить, что на выбор ценностей пока не влияют пол, образование и даже материальное положение респондентов. Коле­бание не очень существенное. Хотя респонденты с высшим образованием и те, кто имеет высокий социальный статус, проявляют большие склонности к под­чинению своих интересов достижению жизненного успеха.

Индикатором, характеризующим состояние общества, является отношение к работе. По мнению постмодернистов Дж. Гелбрейта, Ю. Хабермаса и других, в обществе постмодерна основной ценностью является уже не труд, а то, что достигается в результате труда: эстетические, этические, духовные продукты человеческой деятельности, занятия спортом и т.п. В нашей стране труд в со­ветское время считался делом чести, доблести и геройства. Все создается тру­дом и именно по труду осуществляется оценка человека, определяется его со­циальный статус. В последние годы отношение к труду сильно изменилось. Ос­тановились многие предприятия, появилась безработица, резко дифференциро­валась оплата труда, произошла переоценка престижности профессий.

Среди респондентов, а опрашивалось только совершеннолетнее население, 42 % нигде не работают. Среди них 25 % — пенсионеры, 10 % — студенты и учащиеся средних специальных учебных заведений, 7 % — временно нерабо­тающие. Остальные работают. Из них 71 % сказали, что их работа им нравится, но заработная плата удовлетворяет только 32 %. Следовательно, работа содер­жит что-то такое, что важно для людей даже больше, чем зарплата. Можно предположить, что многие работают по призванию. Но это, скорее всего, не так. Большинство просто не знают своего призвания. Работа может нравиться, по­тому что хороший коллектив, хорошие отношения с руководством, близкое ме­сто жительства, хорошие условия труда и т.д. Весь этот перечень во многом оп­ределяет отношение к работе, но на первом месте для большинства все же зара­ботная плата. Немалая часть работающих (22 %) содержание деятельности ста­вит на первое место. Это очень важный показатель — более 20 % работающего населения Новосибирска нашла себя в работе и занимается делом, для которого они созданы самой природой. Но все же есть одно обстоятельство, которое за­ставляет в этом усомниться. Среди лиц, ценящих свою работу прежде всего за ее содержание больше всего наиболее богатых людей. Среди бедных на первое место ставят содержание своей работы всего 6 %. И все же можно предполо­жить, что наибольший доход приносит та работа, для выполнения которой у человека есть природный дар, в которой он реализует себя. Хотя сами носители этого сознания не всегда это понимают.

Эта краткая характеристика местного сообщества позволяет считать, что социальный мир города и сложен, и многообразен. Общей для всех или для большинства жителей является лишь любовь к своему городу. Что касается со­циальных услуг, то, несмотря на то что они используются совместно, требова­ния к ним у всех разные. Следовательно, и разное отношение к органам власти и к своему личному участию в делах города. Причем зависит это не только от мате­риального положения горожан, но и от их внутреннего мира, степени развитости потребностей, степени, пользуясь терминологией Маркса, очеловечивания.

Вместе с тем местное сообщество представляет собой социальную систе­му, все элементы которой находятся во взаимодействии. Будучи подверженной внешним влияниям, система легко переходит в неустойчивое состояние, чрева­тое хаосом. Но, как и всякая система, она стремится к самосохранению и упо­рядочению своих элементов. Сложность социального управления, правильнее сказать социальной деятельности органов местного самоуправления, состоит в необходимости понимать жизнь местного сообщества, улавливать импульсы, идущие от него, и адекватно на них реагировать. Неадекватное вмешательство в эту жизнь чревато разрушением хрупкого равновесия.

Здесь уместно сказать о гражданском обществе и соотношении этого поня­тия с местным самоуправлением. Несмотря на частое употребление термина «гражданское общество» и в научной литературе, и в речах политиков, четкого, однозначного определения этого понятия нет. Пожалуй, наиболее адекватна ге­гелевская трактовка — мир спонтанно формирующихся отношений. Этот мир отношений формируется там, где люди живут, работают, учатся, отдыхают, лечатся и т.д. По сути дела, в такой трактовке разницы между понятиями граж­данское общество и общество нет.

Но существует и другое представление о гражданском обществе как о не­кой совокупности организаций, возникших на основе совпадения интересов своих членов, выражающихся в системе негосударственных отношений. По мнению сторонников такой точки зрения, в гражданском обществе индивид, участвуя в общественной жизни, созревает как гражданин, как субъект полити­ческих отношений, который может оказывать влияние на формирование и дея­тельность государства, а государство должно быть выразителем и защитником интересов гражданского общества, а также защитником частных интересов граждан.

Все эти интересы получают воплощение прежде всего в деятельности ин­ститутов местного самоуправления, которые обеспечивают необходимые соци­альные условия для развития личности. Вся система местного самоуправления предоставляет жителю города возможность участия в управлении муниципаль­

ным образованием. Когда говорят, что население не имеет такой возможности, то ошибаются. Проблема в другом. Испытывает ли население потребность в этом? Наши исследования показывают, что психологически жители городов и районов не готовы к самоуправлению в формах, предписываемых законом. Большинству россиян присущ государственно-патерналистский менталитет, особенно носителям сельской культуры. Проживание в крупном городе еще не означает отрешение от культуры села.

Подход, согласно которому местное самоуправление рассматривается ис­ключительно как институт гражданского общества, превращающий свою волю в публичную власть, в управленческую структуру, решающий все вопросы ме­стного значения, представляется мифологичным. Нет этого на практике. Но и логическая цепочка: коль скоро нет у нас концентрированной воли местного сообщества, преобразованной в деятельность органов управления, то нет и гра­жданского общества, приводит к упрощенным выводам, основанным исключи­тельно на механистических подходах к социальному анализу. Воля местного сообщества выражается не в том, чтобы кому-то противостоять, кого-то побуж­дать или заставлять, а в том, что ее наличие и есть условие и внутренняя моти­вация социального управления. Это форма социальной регуляции, не подчи­няющаяся внешнему воздействию. Подход к пониманию гражданского общест­ва как мира спонтанно формирующихся отношений вполне адекватен пред­ставлению о социальной самоорганизации как формах объективной и субъек­тивной регуляций. Представление о гражданском обществе как об институте, имеющем своей целью организовать поддержку, а чаще всего противодействие государству, исключает указанные формы самоорганизации и предлагает толь­ко классическое субъектно-объектное управление.

Вернемся к материалам исследования и рассмотрим характер отношений, складывающихся между местным сообществом и органами местного само­управления. Прежде всего отношения к главе муниципального образования. Кому принадлежит власть в Новосибирске? Ответы на этот, казалось бы, три­виальный вопрос, заданный жителям Новосибирска, вполне могли бы служить

индикатором их готовности к осуществлению местного самоуправления. Если самоуправление как таковое уже существует, то население должно ощущать се­бя не только объектом, но и субъектом управленческой деятельности. Что каса­ется мэра, городского совета, аппарата мэрии, районной администрации, то это — всего лишь органы, которым местное сообщество делегировало часть своих полномочий и которые действуют, что называется, от имени и по поручению этого сообщества. Но патерналистское сознание преодолеть не так-то просто. По мнению 26 % новосибирцев, «хозяином» в городе является мэр, еще 12 % присовокупляют к нему аппарат мэрии. Получается, что, по мнению 38 % ново­сибирцев, полновластным «хозяином» в городе является избранный ими мэр со своим аппаратом, т.е. исполнительный орган. Но это не означает, что остальные 62 % власть в городе сохраняют за населением. Население как суверен власти воспринимают только 4 %. Столько же (4 %), в этой роли видят городской со­вет. Таким образом, только 8 % новосибирцев ощущают себя и своих предста­вителей — депутатов — в роли законных носителей власти в городе. Важно от­метить, что среди остальных: 19 % считают, что власть в городе принадлежит губернатору, 18 % — криминальным структурам, а 6 % убеждены в том, что в городе царит анархия, т.е. никакой власти нет; 10 % отказались от ответа на по­ставленный вопрос. Ответы жителей города в своем большинстве базируются не на знании законодательства, а на основе собственных наблюдений и своего понимания. Само понятие «власть» воспринимается многими как некая демо­ническая сила, которой подчинена жизнь в городе.

Как видим, однозначного мнения о том, кто осуществляет власть в городе, нет. Совершенно одиозным кажется причисление к власти криминальных структур. Но объективно отрицать их влияние на жизнь в городе, видимо, нель­зя. Если все-таки мнение жителей города принимать как реальность, следует признать, что монополии власти нет ни у кого. Власть дискретна. Влияние са­мого населения на жизнь в городе весьма незначительно.

Любопытно отметить, что среди тех, кто указал на мэра как на человека, которому принадлежит вся власть в городе, наибольший процент составляют

202 студенты и предприниматели, а также пенсионеры. Ответ студентов, видимо, связан с изучением законодательства, предпринимателей — с их вынужденны­ми контактами с мэрией. Что касается пенсионеров, то здесь ситуация иная. Надо отметить, что в 1996 г. в ходе подобного опроса полную власть за главой города признавали 46 % пенсионеров, они были в этом отношении на первом месте среди всех категорий населения. Авторитарность сознания старшего по­коления не могла проявиться иначе. Что же произошло за эти годы? Скорее всего, утрачено доверие к местным органам власти. Старшее поколение, кото­рое видело многое на своем веку и имело возможность сравнивать, постепенно уяснило, что глава муниципального образования — несамостоятельная фигура. Однако мало кто из ветеранов уверен в том, что он выполняет волю своих из­бирателей. О том, чью волю выполняет мэр, мнение пенсионеров (а они состав­ляют около 30 % населения) разделилось: одна часть считает, что волю губер­натора, другая — мафии. Весьма симптоматичны оба варианта. Признание до­минирующей в городе роли губернатора означает отрицание местного само­управления и по форме, и по сути. Признание доминирующей роли криминаль­ных структур означает падение официальной власти, которую подняли те, кому она нужна для реализации своих корыстных замыслов. Так ли это, трудно ска­зать, но таково мнение большого числа жителей города, и с этим нельзя не счи­таться. Опрос населения в других городах Сибири дает примерно ту же карти­ну: органы местного самоуправления делятся своей властью и с федеральными, и с региональными органами государственной власти, и с неформальными си­лами, и с бизнесом, и даже с криминальными структурами. Ни в одном городе не отмечено, сильного влияния населения на органы власти. Значение граждан­ского общества как политической силы пока не зафиксировано общественным сознанием.

Единственным пока аргументом, свидетельствующим о движении по пу­ти развития местного самоуправления, являются выборы мэра города и депу­татов городского совета. Основательная характеристика электорального пове­дения населения сибирских городов дана в следующем разделе. Здесь лишь

отметим, что эта акция еще не продвинула сознание горожан в сторону полно­го народовластия.

За последние десять лет изменилось очень многое: и экономика, и идеоло­гия, и политическая система. Меняется социально классовая структура общест­ва, межгрупповые и межличностные отношения, меняется и работа местных органов власти. Но большинство сибиряков существенных изменений в их ра­боте пока не замечают, а если и замечают, то в худшую сторону. Такое мнение возникает, видимо, потому, что происходящие изменения не вписываются в нашу ментальность. Наше население привыкло к тому, что органы власти ре­шают все вопросы: от деятельности предприятий до внутрисемейных и личных. Ситуация изменилась, многие вопросы приходится решать самостоятельно, ли­бо обращаться в такие инстанции, о возможном существовании которых, люди даже не подозревали.

Деятельность органов местного самоуправления целиком и полностью должна быть сориентирована на удовлетворение муниципальных интересов. В противном случае, они должны называться по-другому.

Может ли само население повлиять на жизнь города? В законодательстве о местном самоуправлении властные полномочия населения описываются доста­точно подробно. Но этот вопрос, заданный горожанам, ставит их в тупик.

Уверенность в том, что они лично могут повлиять на принятие решений, проявили всего 3 %. Остальные либо заявили об обратном, либо уклонились от ответа. Наиболее реальное воздействие на деятельность органов местного са­моуправления, по мнению респондентов, население может оказать лишь в ходе выборов мэра города. И то так считают только 2 %. Получается так, что, даже избирая мэра, преимущественная часть жителей не верит, что это может повли­ять на будущее своего города. Другой вариант: через участие в деятельности партий или движений — 3 %. Большинство партий и движений носят сугубо номинальный характер и всерьез они никем не воспринимаются. Более серьез­ное значение избиратели придают воздействию на органы власти средств мас­совой информации (13 %), выборам депутатов (16 %), митингам и пикетам

(10 %). Но большинство все же весьма скептически смотрит на свою возмож­ность воздействовать на органы власти, 56 % отвечают: «Никак не может».

Воздействие на органы власти с помощью таких акций протеста, как забас­товка, голодовка и т.д., активно использовавшееся в середине 1990-х годов, по­степенно утратило свою новизну, а вместе с ней и эффективность. Лишь чуть больше половины опрошенных горожан с пониманием относятся к забастов­кам, остальные к ним относятся либо равнодушно (20 %), либо отрицательно (23 %). Да и сами акции подобного рода стали редкостью. Люди чувствуют их бесполезность.

Классический путь влияния населения на решение жизненно важных во­просов — деятельность представительных органов власти. Деятельность насе­ления через своих представителей — первое и основное условие местного са­моуправления. Но, как видим, только 16 % верят в серьезность и значимость этого института власти. Дискредитация депутатов всех уровней, ведущаяся в средствах массовой информации с благословения исполнительной ветви вла­сти, да и недееспособность самого депутатского корпуса привели к тому, что этот институт воспринимается населением пессимистично. Достаточно сказать, что выборы депутатов новосибирского городского совета в 2000 г. не состоя­лись вследствие низкой активности избирателей. На повторные выборы пришло всего 37 %, что было воспринято исполнительными органами как большая победа. Выборы состоялись, но две трети избирателей их все же проигнорировали.

Все это характерно не только для Новосибирска. Абсентеизм населения на выборах представительных органов власти повсеместен. Только каждый шес­той избиратель помнит депутата городского совета, избранного от его избира­тельного округа.

Ненамного лучше ситуация и с отношением населения к исполнительной ветви власти. Например, в Новосибирске 70 % совершеннолетних жителей не знают фамилию главы администрации района, в котором они живут, 30 % не знают даже, где находится здание районной администрации. В большинстве это молодежь. Но не только. Равнодушие к органам власти ощущается и среди старшего поколения.

Несмотря на бушующие в последние годы дискуссии в научной литературе и средствах массовой информации вокруг проблемы местного самоуправления, многих она совершенно не затрагивает. Более 70 % жителей сибирских городов с уверенностью заявляют, что население не имеет ни желания, ни готовности осуществлять его в своих муниципальных образованиях ни в какой форме. Причем каждый четвертый даже не представляет, что это такое. Большое со­мнение вызывает другая крайность — отчетливое представление о местном са­моуправлении не только со стороны трех четвертей новосибирцев, которые по результатам опроса якобы знают, что это такое, но и со стороны теоретиков, за­нимающихся этой проблемой. Главное требование, предъявляемое к местному самоуправлению, как правило, сводится к совмещению в лице населения субъ­екта и объекта управления. Субъект управления автоматически представляется в классическом его виде. Это тот, кто формулирует цель, вырабатывает средст­ва ее достижения, организует его и т.д. Поскольку местное сообщество этим не занимается, то якобы и местного самоуправления у нас нет. Очень пессими­стично высказался на этот счет Ф.М. Бородкин: «С моей точки зрения, у нас никогда не было местного самоуправления, если не считать периода древнесла­вянской общины»¹.

Ж.Т. Тощенко и Г.А. Цветкова на основе широкомасштабного исследова­ния констатируют: «Даже в тех случаях, когда политики всех уровней говорят о самоуправлении, оно, по сути дела, таковым не является, ибо этим термином условно обозначается реально существующая власть на местах, которая стара­ется решать местные проблемы всеми возможными и достижимыми для нее средствами. Властные органы в городах и районах, по сути дела, являются пер­вым звеном государственной власти и находятся в полной зависимости от вы­шестоящих органов власти в республике, крае, области, округе, а не от населе­ния...»^[127][128]. Подобных заключений, сделанных учеными и практиками, можно

привести еще много, и с ними нельзя не согласиться. Действительно, население не стало субъектом управления в классическом его понимании, но станет ли оно когда-либо таковым? Может ли оно в принципе выполнять функции субъ­екта во всей его полноте, а если может, то как оно это будет делать? Заданный вопрос носит риторический характер, ибо ответ на него очевиден — не может. Этого нет нигде: ни во Франции, ни в Голландии, ни в Германии, ни в Соеди­ненных Штатах Америки. Возможно, где-то люди, ведущие первобытный образ жизни, и осуществляют непосредственное участие в управлении, но и там, ско­рее всего, это является прерогативой вождя. Там, где хоть в какой-то мере про­является цивилизация, там обязательно, на основе самоорганизации, из общей массы выделяется (не всегда демократическим путем) лидер, который берет на себя ответственность за управление. По мнению норвежского ученого О. Оф- фердала, на Западе очень широко распространен миф об автономии муници­пальных единиц, об их самостоятельности и массовом участии населения в управлении. На самом деле «... по мере развития “государства благоденствия” местные правительства, безусловно, являются инструментом воплощения в жизнь политического курса центрального правительства»¹.

Знакомство с опытом организации местного самоуправления западноевро­пейских стран позволило увидеть различные формы местной власти, но нигде не удалось обнаружить такое явление, чтобы население само осуществляло власть, являлось ее субъектом, за исключением моментов выборов и референ­думов. Так что же такое местное самоуправление? В первой главе настоящей работы была сделана попытка ответить на этот вопрос: одна из форм социаль­ной регуляции. Упуская здесь объективные формы, остановимся лишь на соци­ально-субъективных. Говоря о том, что у нас нет местного самоуправления, ав- торы этих заявлении , очевидно, имеют в виду отсутствие участия населения в непосредственном управлении. Но этого нет нигде и это невозможно. Процесс ^[129][130]

политической самоорганизации общества всегда состоит в выделении социу­мом из своей среды лидеров, делегировании им части своих полномочий и по­ручении им осуществления власти над собой. Сущность демократизма состоит в том, чтобы эффективно контролировать и корректировать их деятельность. Именно этот механизм у нас недостаточно отлажен. И именно сюда должны быть сосредоточены усилия и законодателей, и партий, и общественных объе­динений. Механизмом такого контроля является, как принято считать, актив­ность гражданского общества. Но совокупности граждан, зорко следящих за деятельностью органов власти и поправляющих их на каждом шагу, у нас дей­ствительно нет. И это, пожалуй, хорошо. Ибо далеко не все, что предпринима­ют органы власти, даже если они все делают открыто и прозрачно, понятно лю­дям. Известно, что масса легко поддается манипулированию. Если отладить механизм корректировки деятельности местных органов власти со стороны ме­стного сообщества, то легко себе представить, что этот механизм будет подчи­нен чьим-то корыстным интересам. Совершенно очевидно, что деятельность органов власти будет направлена не на удовлетворение муниципальных инте­ресов. Общеизвестным механизмом контроля за деятельностью администраций являются средства массовой информации. Но и этот «механизм» эффективен, если СМИ неподотчетны какой-то силе (политической или экономической), стремящейся к достижению своих целей за счет сообщества.

По мнению Ф.М. Бородкина, «... местное самоуправление является функ­цией объединения, прежде всего, местного населения, местного сообщества. Трудно представить себе, как может существовать местное самоуправление, ес­ли население в нем не нуждается. Отсутствие нужды в самоуправлении означа­ет, что либо потребности населения могут удовлетворяться без его участия в управлении, либо в сознании населения нет механизма самоорганизации»^[131]. Что касается присутствия или отсутствия «механизма самоорганизации» в сознании населения, этот вопрос не дискутируется. Самоорганизация — свойство не

только живой, но и косной природы. А социальная самоорганизация, т.е. соци­альное упорядочение, есть не что иное, как ее проявление. Механизма саморе­гуляции в сознании населения, очевидно, нет. Саморегуляция осуществляется бессознательно, в результате взаимодействия индивидов, стремящихся к удов­летворению своих интересов.

Зададим основной вопрос: население нуждается в местном самоуправле­нии или оно нуждается в эффективном решении местных социально-бытовых проблем, удовлетворении муниципальных интересов? Ответ напрашивается сам собой — преимущественное большинство нуждается, прежде всего, и главным образом в решении своих, так называемых муниципальных интересов. Коль скоро это так, тогда какой смысл в федеральных и местных законах, сотнях и тысячах публикаций о местном самоуправлении, которого, по мнению авторов, население с нетерпением ждет, и только упрямые чиновники-бюрократы не хо­тят делиться с ним своей властью. Наше социологическое исследование пока­зывает, что это далеко не так. Население в своем большинстве не понимает, че­го от него хотят, не понимает, почему местные органы власти называются орга­нами местного самоуправления. По мнению преимущественного большинства и городских, и сельских жителей местные органы власти независимо от того, как они называются (до сих пор районные администрации люди называют райис­полкомами), должны нести бремя ответственности за все местные дела, быть тем органом, в который можно обратиться за решением своих проблем, где можно найти правду и справедливость. Если бы это было так, то лучшего и же­лать не надо. Но наше исследование убеждает в обратном. Разрыв между насе­лением и местными органами власти, несмотря на то что они называются орга­нами самоуправления, по сравнению с советским периодом не сокращается, а, скорее всего, растет.

Попавшись на удочку термина «местное самоуправление» и понимая, что речь в этом случае идет о совмещении субъекта и объекта управления, многие региональные органы власти пытаются внедрять народовластие. Приведем пример из деятельности муниципального образования Северо-Байкальского

района Бурятии. Это фрагмент из выступления главы администрации района: «Один из способов решения проблемы бытового обслуживания и коммунально­го хозяйства — введение самообложения населения сел и поселков. В этом от­ношении интересен опыт с. Байкальское. Дело идет о решении проблем, кото­рые не могли быть решены сходом — или нет средств в районном или местном бюджете, или выделение им отложено на перспективу.

Поэтому сельчане под руководством администрации несколько раз в год созывают сельский сход, где определяют основные проблемы и намечают их решить за свои средства. Называется это самообложением, т.е. сначала опреде­ляется сумма на решение того или иного вопроса, затем она разделяется на ко­личество дворов, и каждый знает, какую сумму ему надо внести в общий котел. Таким образом, в селе был решен вопрос об оборудовании и содержании летне­го водопровода, скважин для забора воды. Но самым ярким проявлением само­обложения стало сохранение в селе почтового отделения, которое хотело со­кратить районное отделение связи из-за отсутствия средств на отопление зда­ния. В этом случае село не только теряло почтовое отделение, но и рабочие места для его служащих. На сельском сходе было решено отопление здания взять на свой счет.

Путем самообложения в селе решаются и другие проблемы. Например, благоустройство села, частичное выделение средств на строительство сельского рынка, помощь школе в приобретении медикаментов, спортинвентаря для сель­ской спортивной команды, помощь музею села и многое другое.

Деньги, собранные по принципу самообложения, распределяются на сове­те самоуправления при администрации села. Отчет за растраченную сумму пе­ред односельчанами и советом самоуправления делает глава администрации»¹. Эта картинка из жизни местных сообществ может быть представлена как рос­ток подлинного местного самоуправления. Здесь действительно население вы-

'Утюжникова В.А. О практике работы с сельскими, поселковыми администрациями по улучшению социально-экономического положения территорий // Социально-экономическое развитие и деятельность сельских администраций в условиях местного самоуправления. - Улан-Удэ: БГУ, 2001. - С. 108.

ступает и как объект, и как субъект управления. Оно и решение принимает, и организует исполнение, и финансирует его, и осуществляет контроль. Но мож­но ли сказать, что за таким подходом будущее? Примеры самостоятельного ре­шения населением многих хозяйственно-бытовых вопросов на селе были все­гда. На протяжении столетий люди были вынуждены заниматься этим, но озна­чает ли такое положение, что это хорошо и что населению это нравится? Нечто подобное в настоящее время происходит в школах, когда многие школьные проблемы решаются за счет родителей; в системе здравоохранения, когда боль­ные ложатся в больницы со своими лекарствами и даже со своим постельным бельем. Думается, люди с удовольствием бы занимались каждый своим делом, предоставив органам власти решать проблемы водоснабжения, отопления, об­разования и почтовой связи. Уже были приведены примеры, как в конце про­шлого века крестьяне из губерний, где вводилось земство, выступали против него, так как налог вырастал многократно. Всякий, кто знаком с нынешней на­логовой системой, хорошо знает, сколько процентов отчисляется в различные уровни бюджета с каждого заработанного рубля в виде налогов. Новые поборы вряд ли вызовут удовлетворение, тем более что заработная плата на селе чрез­вычайно низкая. Такие формы возможны в условиях организационной слабости и материально-финансовой беспомощности местных органов власти. Неслож­ные логические рассуждения приводят к выводу, согласно которому «подлин­ное народовластие» возможно только в условиях бессилия органов власти. Следова­тельно, нужно обессиливать местную власть и мы получим местное самоуправление. Нелепость такого вывода очевидна. Однако практика его подтверждает.

Местные органы власти должны быть сильными, компетентными, поль­зующимися доверием народа. Это доверие возникает только в том случае, если их деятельность будет направлена на удовлетворение интересов местного со­общества. Процесс управления должен базироваться на глубоком знании само­организации территориальной общности. Речь идет о необходимости изучения процесса социально-объективной регуляции, выражающейся в горизонтальном взаимодействии, начиная с соседских связей, отношений с коллегами и закан­

чивая общественными движениями. Этот процесс в советское время управлялся органами власти, партийными, профсоюзными, комсомольскими организация­ми. В постсовесткое время он пошел стихийно. К 2000 г. в России было зареги­стрировано более полумиллиона негосударственных организаций в качестве юридических лиц. Это, если брать на душу населения, больше, чем где бы то ни было в Западной Европе. Конечно, не все организации работают одинаково плодотворно. Но сам факт создания таких организаций, не предполагающих получение прибыли, весьма показателен. Очевидно это результат, с одной сто­роны, неэффективности существующих властных структур, а с другой — от­крывшейся для людей возможности реализовать свои социальные потребности. Наиболее показательными примерами таких организаций являются садово- огородные товарищества, кооперативы по созданию и обслуживанию овоще­хранилищ, гаражные кооперативы. Люди объединяются для совместного удов­летворения своих потребностей. По данным департамента юстиции админист­рации Новосибирской области за 2000 г., в области зарегистрированы общест­венные объединения, которые, согласно своим уставам, удовлетворяют потреб­ности населения в сферах, почти целиком перекрывающих сферу компетенции орга­нов местного самоуправления, определенную федеральным Законом «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации».

Профессор Ф.М. Бородкин еще в 1996 г. предложил систему доказа­тельств, согласно которой эти негосударственные объединения и есть органы местного самоуправления^[132]. Данная работа не предполагает включения в дис­куссию, к которой призывает автор, и выстраивать аргументы против его пози­ции. Важно лишь учитывать, что органы местного самоуправления — это поли­тические органы, органы власти, которая неразрывна с принуждением. То, что профессор Бородкин понимает под органами местного самоуправления есть форма самоорганизации населения, то, что называется социокультурной регу­ляцией.

Гармония во взаимодействии естественного процесса социального разви­тия, с одной стороны, и социального управления — с другой, есть залог под­линного и высокоэффективного местного самоуправления.