б) знания как реализация экзистенции
Сознание человека осуществляет его экзистенцию посредством выражения знаний и ценностей. Однако определение сущности или целесообразности человека через знание лишает его возможности свободы.
Знание может трактоваться как спасение (гностицизм) и выступать гарантией решения проблемы смысла существования, при этом неизбежно «программировать» его. Свободный выбор остается возможным, если только исходить из онтологической реальности личности, соотносящей знание и жизнь через творчество. В поиске знания человек выражает стремление к Истине как высшей объективности. Задает ли истина себя субъекту? На этот вопрос дал ответ Хайдеггер: «Сущность истины есть свобода»[139]. Это означает возможность быть открытым для открытого откровения. Чтобы совершить какое-либо действие или заключить вывод, необходимо иметь свободу выразить свое согласие или несогласие относительно объекта. Хайдеггер отмечает, что, хотя объективность и достижима для субъекта, она проявляется вместе с субъективностью и остается в распоряжении человека. В то же время Хайдеггер настаивает на том, что согласованность, достигнутую в моменте допущения к раскрытию сущего, никогда нельзя понимать как «переживание» и «чувство», так как в этом случае она лишится своей сущности получает истолкование через видимость. Но переживание осуществляется в силу того, что человек, не имея никакого понятия о согласованности, допускается в ее сферу в поиске сущего как целого. Хайдеггер, комментируя Канта, в вопросе о том, что наука и философия должны сами соблюдать свои законы, а не выступать глашатаями внешних факторов, приходит к выводу, что познание есть не просто вхождение в пределы всеобщего. Сущность истины, и в этом остается только согласиться с великим мыслителем ХХ века, - не пустая «генерализация» «абстрактной» всеобщности, а скрытая единичность прошлой истории раскрытия смысла того, что называется бытием. Э. Левинас, комментируя М. Хайдеггера, заключает, что его учение было последним всплеском метафизики и субъективизма, конец которого начался вместе с ХХ веком: «Гуманитарные науки и Хайдеггер в своих итогах приходят: те - к тождеству математической постижимости, оттесняющей в идеологию субъекта, личность, его единство и избранничество; он - к укоренению человека в бытии, вестником и поэтом которого ему отныне быть»[140].Весьма интересны собственные рассуждения Левинаса о сущности субъективного. В частности, он акцентирует внимание на пассивности субъекта, открывающего себя бытию, истине, знанию. Активное Я возвращается к «пассивности некоторого себя ... Здесь никакой пассивности не хватит: выставление на обзор есть возможный позор; искренность обнажает самое искренность. Есть - сказывание. Сказывание словно имеет свой смысл прежде раскрываемой им истины, прежде воцарения знания и информации, им сообщаемой, такое сказывание не сказало слова и бесконеч- но.»[141]Субъективность принадлежит тому, что «чисто и несказанно», но субъективность субъекта означает его небезразличие, полагает философ, и решает этот парадокс через обращение к понятию «Другого», в связи с которым получают новый смысл и учение Хайдеггера и гуманитарные науки. Подход Левинаса к рассматриваемым проблемам бытия и смысла ценно- стен по своей сути и глубоко экзистенциален по выражению. Надо сказать, что подобные концепции второй половины и конца ХХ века дают основание говорить о возрождении экзистенциальной волны и тенденциях к становлению неоэкзистенциализма, мировоззрения, уже пережившему столкновение с технократизмом и постмодернизмом.