Рациональность как ценность
Будьте внимательны к своим мыслям - они начало поступков.
Лао-цзы
а) отношение к рациональному мышлению в различных культурах
Г лавным основанием утверждения гуманизма и антропоцентризма является наличие разума как исключительного признака, присущего лишь человеку.
С развитием европейской цивилизации шел процесс «отчуждения» идеи разума от идеи человека, который выразился в том, что человек стал определяться как единство противоречивых процессов и стремлений, ведомый одновременно и страстями, и инстинктами, и разумом, а потому - существо далеко не идеальное. Разум начинает рассматриваться как самостоятельная сущность («чистый разум»), господство которого связывалось с идеалом и долженствованием. Так понимаемый разум становится определяющим в формировании другой важнейшей мировоззренческой ценности цивилизации - рациональности, идеи величия Разума.Гомеостатические народы, чье мироощущение внутренне направленно на гармонию с природой, не связаны приоритетом рационального мышления и, следовательно, не имеют этой ценности в качестве определяющей. Их мышление не подчинено законам логики, оно не фиксирует противоречивость бытия, и здесь в целом можно согласиться с Л. Леви-Брюлем, В. Арсеньевым, В. Иорданским и многими другими исследователями в том, что оно ориентировано иначе, чем наше. Присущее «народам природы» мышление и познание, как свидетельствуют антропологи и этнографы, не стремится к объективности, не ищет доказательств в практическом опыте, не раздваивает действительность на антагонизмы. Оно интуитивно, иррационально (т.е. не исходит из законов логики и здравого рассудка), «мистично» (повсюду чувствует действие мистических причин, допускает, что одно и тоже существо может одновременно пребывать в различных местах и т.д.), «сверхъестественно» (т.к. ни одно существо, ни один предмет, ни одно явление природы не выступает в коллективных представлениях этих народов тем, чем они кажутся нам, о чем свидетельствует их отношение ко снам, своей тени, имени, названию и др.).
«Их мышление, — пишет Л. Леви-Брюль, — не стремиться избегать противоречий, оно не имеет склонность без всякого основания в них впадать»321, в то время как здравый смысл западного мышления стремиться ясно и четко зафиксировать все противоречия реальности для того, чтобы осознать их и преодолеть. Некоторые исследователи сравнивают первобытные племена с детьми, живущими своими эмоциями, капризами, минутными настроениями. Детям не присуща логика взрослых, и их объяснения выглядят убедительными только для них самих. Например, народы чама, живущие на берегах реки Укаяли в Южной Америке считают обидным для себя сходство с обезьянами. Поэтому она зажимают своим новорожденным голову спереди и сзади двумя дощечками на несколько месяцев и тем самым сплющивают ее, чтобы не походить на круглоголовых приматов. Общение с белыми людьми для них унизительно и они стараются его избегать, поскольку европейцыслишком близки к обезьянам[305]. Европейцы часто приходили к противоположным выводам и их рассуждения также видятся ими вполне логичными.
Рациональное мышление присуще гомеостатическим народам в основном в практической сфере, где они показывают себя как прекрасные охотники, земледельцы, рыболовы, скотоводы, ремесленники, - исполняющие свои действия, руководствуясь житейской логикой и «здравым смыслом». Так В.Б. Иорданский отмечает: «Существует много сведений о так называемых «точных» (рациональных) знаниях традиционных народов, например, об обработке почв, ее видах, типах деревьев»[306]. Что касается сферы всеобщих, мировоззренческих знаний или представлений о собственном Я, то они переполнены иррациональными представлениями. Об этом свидетельствует их мифология, магия, повседневные суеверия. Вера в таинственные силы, общение с ними, отсутствие четкой границы между сном и явью, вещами и представлениями о них, существами и их изображением - свидетельствуют о мистическом, иррациональном восприятии мира и человека.
Следует заметить, что большинство исследователей разделилось в отношении к мировоззренческим представлениям этих народов.
Одни пытаются найти общее, характерное для всех типов культур - верования, ритуалы, социальные институты, приходя к выводу о психологическом единстве человечества (Э.Б. Тайлор, Д.Д. Фрэзер, А.С. Токарев [307]). Другие, среди них Л. Леви-Брюль, В.Р. Арсеньев и др., считают мышление современных первобытных народов качественно отличным от цивилизационного (В. Арсеньев например, связывает это с теорией «функциональной асимметрии мозга», утверждая, что восточное мышление является «правополушарным», в отличие от «левополушарного» - западного)[308]. Если в их отношении можно говорить о науке, считают они, то только об интуитивной и субъективной, а следовательно, с точки зрения европейского мышления, несостоятельной. По нашему мнению, поиски обретения вариантов устойчивого существования теми или иными народами могут быть многообразны, однако, их объединяет общая цель - наиболее полная, богатая, содержательная форма жизни. Собственное существование гомеостатические народы видят только в единстве с природной средой, поэтому их вариант решения проблемы жизни - экоцентризм. Отсутствие культа разума и логики являются основаниями для целостного мироощущения, где интуиция раньше фактов подсказывает, насколько опасен конфликт с природой.Восточный традиционный тип мышления также выражает стремление к избежанию антиномий и логических приемов познания, и если его представители исходят из наличия противоположностей в мире. то видят их естественное состояние не в борьбе. а в гармонии. Наиболее ярко это нашло проявление в буддизме. даосизме. дзэн-буддизме. цель которых показать. что логическое мышление «не является чем-то конечным. и что существует некое трансцендентальное выражение внутреннего сосредоточия. которое не доступно простой интеллектуальной мудрости»[309]. Восточное познание известно стремлением подняться выше логики и найти утверждение. которое не имело бы антитезы. логического рассечения. Но и здесь были свои исключения. такие как философия ньяя. разработавшая законы логики и рационального знания.
В Индии знание. воспринимается большинством школ сотериологи- чески. как возможность избежания страданий. проистекающих от причинных зависимостей мира. В то же время диалектика знания-незнания. приведенная в Упанишадах. весьма близка к даосской доктрине. Здесь развивается идея о том. что сознание любого существа. обладающего знанием. тождественно Брахману. Однако какое-либо определенное знание возможно в отношении всего. что может стать объектом познания. но оно не возможно в отношении того. кто не может быть таким объектом. то есть Брахмана. поскольку он выступает субъектом любого познания. Брахман не может стать объектом самопознания. так как в его тождестве с самим собой не возможно провести различие между субъектом и объектом и сам этот субъект не может перестать быть познающим. ради того. чтобы стать быть познанным. «И уж тем более нельзя сказать. - говорится в комментариях Шанкарачарьи. что Брахман способен стать объектом познания для кого-то еще. кроме самого себя. так как вне его нет никого и ничего. что может обладать знанием (всякое знание. даже относительное. является ничем иным. как частицей знания абсолютного и высшего»[310]. Тем самым ведические трактаты выражают мысль. позже сформулированную Сократом. о том. что если кто-либо что-то знает. то он просто еще не знает. о том. что не знает (или не может знать). Упанишады и даосские тексты совпадают в выводах о том. что обладающий знанием не знает. поскольку находится в плену иллюзии о разграниченности мира на объекты и субъектов. иллюзии о дуализме сущего. Вместе с тем. то. что позволяет постигнуть мировое тождество. которое есть пустота. ничто и полнота. все одновременно. может быть названо неким высшим видом мудрости или духовного созерцания. если не сводить эти понятия к представлениям о мире как множественности и не иметь в виду лишь их принятый на Западе смысл.
Утверждение ценности праведного знания наиболее последовательно раскрывается в буддизме. где единственным способом освобождения от страданий называется преодоление незнания знанием[311].
Это предполагает коренное изменение всего способа видения мира, который захвачен конечными, слепыми кармическими силами причинности. По словам К. Ясперса, посвятившего исследованию буддизма одну из своих статей, «познание есть не просто знание о чем-либо, а действие, причем действие тотальное. Оно тождественно ликвидации существования, в котором не было спасе- ния»[312]. Однако речь здесь идет ни сколько о рациональном, интеллектуальном знании, сколько о мистическом недуальном созерцании. Знание как результат просветления, ясновидения на высшей ступени медитации выступает как «правильное знание» и является одной из ступеней «восьмеричного» пути. Обладание таким знанием несет спасение от кармических связей, но его обретение гораздо сложнее, нежели испытание тягот перерождения. Ключевая роль медитации в процессе овладения знанием связывает в единое целое образ жизни, познание и психику. Тесная связь гносеологических понятий с ценностными, этическими категориями, такими как «страдательность», сострадание, добро, зло, любовь, по мнению западных мыслителей, искажают результаты познания, связывая их с субъективными переживаниями. Но для буддизма, индуизма и джайнизма такая связь имеет определяющее онтологической значение, так как процесс познания неразделим с совершенствованием (подавлением негативной психической энергии тела и обретением дополнительных сверх-способностей видения реальности) и имеет отношение к сохранению и развитию человеческого бытия в целом.В буддизме подробно разработан метод обретения высшей мудрости (праджня) и «внутреннего зрения» (випассаны), позволяющего адепту проникнуть в глубины своего внутреннего мира и постичь сущность окружающего. Подобное «прозрение» основывается не только на интуиции, но и включает в себя более низкое по значимости интеллектуальное и чувственное знание (виджяну) - гнозис, логику как один из методов познания. Знание причинности, дискретности, относительности, цикличности существования вещей и явлений мира, имеющее рациональную, нравственно-логическую основу, способствует вырабатыванию определенного образа мыслей и действия, дающему «чистоту» сознания, в своем развитии рождающем состояние просветленной мудрости, охватывающее высшие познавательные способности человека и его добродетели.
Эта способность характеризует одну из важнейших ипостасей буддийского идеала и относится к главным ценностям этой культуры. В.Г. Лысенко, отмечает, что виджняна, «приобретает, если можно так выразится, высший ценностный смысл, став сознанием-сокровищницей, алая-виджняной, - резервуаром всех возможных существований и аналогом абсолютного сознания»[313]. Интересно, что в раннем буддизме, в отличие от Упанишад, был сделан шаг к распространению «знания» среди непосвященных масс, выражающий для Будды сострадание к каждому. Однако в дальнейшем развитии буддийской доктрины через махаяну и тантризм доступность Дхармы, сокровенного знания вновь становится эзотерической. В целом можно сказать, что внеинтеллек- туальное иррациональное знание в буддистской традиции является не только гносеологической ценностью, но имеет высшую нравственную и даже онтологическую значимость. Подобная оценка знания характерна и для джайнизма, где «правильное знание» выступает одной из «трех драгоценностей», ведущих к совершенству.Мусульманский Восток, хотя и стремится подчеркнуть, что культ рационального знания присущ исключительно западному миру, в свою очередь отличается высокой оценкой знания как сосредоточения нравственного и интеллектуального опыта, служащего критерием совершенствования человека. По словам одного из теоретиков суфизма Шихаба Ад-Дина, «всякий обладающий знанием и разумом - украшение, всякий, у кого нет этих двух качеств, - ничтожен. Знание нужно, чтобы действие было сокровищем, потому что без знания действие - мука»[314].
Без знаний, полагают мусульманские мыслители, даже царь выглядит нищим, так как знание рассматривается в исламе и суфизме как путь, способный привести человека к Богу, как направление этого пути. Поэтому знание имеет ценность как практика, конкретные дела, без которых оно только «смех дэва», а такому знанию невозможно научить по книгам. Как любое этическое знание оно приобретается не через обучение, а в жизненном опыте, усваивается не зубрежкой, а внутренним переживанием.
Арабская средневековая и современная мусульманская традиция неизменно отстаивают идею достижения блага и святости человеком посредством обретения знаний о боге и мире. При этом ценность знания имеет и другие аспекты. С одной стороны, знание обладает ценностью, поскольку способствует увеличению власти, как в политическом, так и в мировоззренческом аспектах. По словам Хомейни, «одной из особенностей ислама является его логичная рационалистическая сущность. Но если кто- либо попытается представить ислам как анти-науку, противоречащую рассудку... это нанесет сильнейший удар по распространению ислама и не окажет ему никакой помощи»[315]. С другой стороны, знание выступает основанием мистической связи индивида с миром абсолютного и всееди- ного духовного бытия, и в этом мусульманская традиция сходна с буддизмом, даосизмом, христианством, что отмечают и сами последователи современного ислама, в частности президент ИРИ Хатами: «Поразительно единство религиозно-мистических понятий и близость языка мистиков, представляющих разные культуры. несмотря на все их культурные. исторические и географические различия»[316]. В то же время общественные деятели и ученые исламских государств отмечают особенность ценности знания в мусульманской традиции. которая в меньшей степени связана со стремлением к достижению свободы в материально-предметном мире и личной независимости от общества. Как отмечала в своем выступлении дочь имама Хомейни доктор Захра Мостафави. ставшая для современных иранцев духовным идеалом. сопоставимым с личностью Махатмы Ганди. «под влиянием вещизма и стремления к экономической выгоде были забыты основные сущностные человеческие реальности. а технологическое развитие со всех сторон толкало человека к рабству»[317]. Подлинное духовное знание рассматривается с этих позиций. как относящееся к «смыслу. то есть к действительности. правильности. ответственности. абсолютности. сокровенности и интеллектуальности»[318]. Соединение столь различных по сути качеств и понятий. с точки зрения европейской традиции философии. вероятно. выглядит во многом противоречивым и непоследовательным. Однако арабская философская традиция. как и дальневосточная. характеризуется тем. что мистическое и религиозное знание здесь неотрывно от рационального. теоретического и обыденного. а потому интуитивная сокровенность может рассматриваться как критерий достоверности и основа познания. Если при этом не забывать. что одной из важнейших добродетелей ислама является самоотверженность. готовность ради истины противостоять всему миру. то можно сказать. что ценность знания в исламе опирается не только на логические. мистические. но и волевые. практические основания и способности личности.
Западное мировоззрение в отличие от традиционного непосредственно ориентировано на достижение истины и блага посредством рационального мышления. Его характерная особенность состоит в фиксировании реальных противоречий мира. жизни. в их анализе и интеллектуальном преодолении. в том чтобы «не плакать. не смеяться. а понимать» (Спиноза)[319]. Впервые в истории мысли такое стремление встречается в классической Греции. родине современных мировоззренческих ценностей цивилизации Запада. У досократиков. в частности Гераклита. еще нет и намека на какой-либо особый. отличный от Всеобщего Логоса «логос» земного существа. Человек здесь понимается включенным в огненные (воздушные. водные) круговороты природы и. хочет он того или нет. следует ее неумолимому движению. Разумность души здесь состоит в осознании независимого от нее положения дел и жизни, в согласии с Логосом, в отличие от неведения душ неразумных. Для досократиков, в том числе и для Демокрита, еще не характерна идея противоположения человеческого мышления бытию. Мысль здесь противостоит не космосу, а «мнению», то есть ложному знанию.
Решающую роль в становлении нового миропонимания сыграли Зенон Элейский, Сократ и Платон, которые сделали предметом мышления само мышление и осуществили недоступную ранее рефлексию, как образно писал Г. Шпет, «чистый европеизм пробудился в тот момент, когда первый луч рефлексии озарил человеку его собственные переживания».[320]В контексте своего учения об идеях Платон обосновывает двуединую природу человека, где разумная душа уже не принадлежит Природе, а относится к сверхприродной Всеобщности, обладающей подлинностью эксклюзивно. И если софисты в качестве меры всех вещей назвали человека, то Сократ и Платон уточняют, что именно «человек мыслящий есть мера всех вещей»[321]. Здесь впервые утверждается ценность рационального знания, достигаемого разумом с помощью диалектики (у Платона) и логики (у Аристотеля), определившего путь дальнейшего развития европейского мышления, после чего уже «ни меч, ни моральная проповедь не смогли уничтожить в европейце его страсти мыслить»[322]. Средневековая патристика и схоластика поставили перед рациональным знанием задачу обоснования теологических догматов, исключив момент творчества заранее утвержденным результатом «научного» исследования.
После пятнадцати векового господства ревеляционизма начинают формироваться ценность объективного предметного, практического и фундаментального знания, ценность незыблемости истины, ценность науки как свидетельства развития мышления в сторону все большей рационализации, которые окончательно оформились в эпоху Просвещения. В этот период, и здесь можно полностью согласиться с В.С. Степиным, разум, «очищенный от предрассудков, объективно и непредвзято изучающий мир, рассматривался в качестве наиболее достойного проявления человеческой природы»[323]. Рациональность вышла за рамки мыслительной деятельности, породив науку, ставшую с Нового времени активной производительной силой. В результате этого начался процесс рационализации всех сторон жизнедеятельности: в ведении хозяйства, в управлении, в экономической и политической деятельности, в культуре, в «образе чувствования жизни в целом» (М. Вебер).