ЗАМЕЧАНИЯ ОБ ЭТИМОЛОГИЗИРОВАНИИ И ЕГО ПРЕДПОСЫЛКАХ.
Наряду с собственно историческим изучением языка — изучением отражения истории языка в памятниках, другим видом исторического исследования является сравнительно-исторический анализ фактов.
Этот анализ базируется, прежде всего, на установлении родства определенных языков и на признании за этим фактом необходимости допустить, что соответствующие языки представляют продукт эволюции некоторой в прошлом более или менее близкой к единству языковой системы. Важную роль при реконструкции этой гипотетической системы играют приемы так называемого этимологизирования, т. е. установления первоначального значения (греч. etymon) и звучания слов, известных из нескольких родственных языков как сходные по смыслу и по внешней форме.Все такого рода изыскания предполагают несколько ведущих приемов работы. Для того, чтобы установить с достаточной вероятностью (а в этой области возможны по самой ее природе только вероятности, более и менее высокие), каким было исходное значение слова и какой путь пройден им от этого исходного значения ко всем позднейшим, нужно знать или угадать его былые материальные связи (историю соответственных вещей), опереться на достаточно достоверные аналогии того, какие связи и переходы значений вообще наблюдаются в языках, использовать прямые показания памятников языка, какие изменения значений в нем совершались, и, пользуясь понятием фонетического закона (т. е. обычно действующих в языках фонетических закономерностей), проверить правдоподобность предполагаемых для звуковой истории слова переходов и в конечном счете реконструкцию его древнейшего вида. Практика такого рода работы — этимологизирования— допускает обыкновенно операции отдельно — историей смысла и отдельно — звуковой историей слов. Но несомненно, что такое обращение с материалом законно, т. е. обеспечивает правильные выводы, далеко не всегда. Наличие, например, образовавшихся по тем или другим причинам звуковых дублетов имеет обыкновенно результатом в языке, если позже не происходит исчезновения одного из дублетных слов, дифференциацию их значений: за одним словом закрепляется одно значение, за другим — развившееся в несколько отличном направлении другое.
Так, для немецкого языка, в котором действовал фонетический закон Umlaut’a — смягчения известных гласных перед следующим слогом с гласными переднего ряда (ср. отношения: Buch : Bucher, Wald : Walder), характерны остатки былых отношений в виде образовавшихся после различных выравниваний дублетов: Zunder «окалина» : Zunder «трут» (тот и другой — к ziinden «зажигать»); fest «прочный» : fast «почти»[463].Такие зависимые от фонетической дифференциации позднейшие изменения значений носят название коррелятивных.
Еще важнее учет звуковой истории слов для истории значений в другом отношении. Знание фонетических законов часто дает нам в руки, во-первых, средство вместе с восстановлением древнейшего внешнего облика слова установить и смысловые ассоциации, в которых слово находилось раньше и которые оказались разорванными позже, и во-вторых, установленные для определенных языков фонетические законы—очень надежное предостережение против всегда возможных случайных сближений между значениями, на самом деле не бывшими между собою в связи.
Стараясь, например, установить этимологию — древнейшее значение слова пшено, мы должны применить к нему, вместе с возможным формальным анализом, известные нам по другим словам и формам фонетические законы. В старославянском, наиболее, архаичном из славянских языков, это слово звучит «пьшено». Так как обычно корень односложен, в слове естественнее всего различить части: пьш-ен-о. Звук ш в славянских языках может восходить по своему происхождению или к смягченному х или к с (s)-f- -fj (й); ср. отношения дух: душа (из *duch-ja), пух: пушок (из *рис1і-ькъ); писать-.пишет (из *pis-je-tb), чесать-.чешет (из *ces-je-tb). Сличение с другими индоевропейскими языками, например, с таким архаичным, как литовский, показывает, что и славянское х (ch) не первично, а произошло в определенных условиях (после і, и, г, к) из с (s): литов, blusa : русск. блоха-, литов.
sausas: русск. сух(ой); литов, dausos : русск. дух. Древнейшему славянскому гласному ь в других индоевропейских языках фонетически соответствует короткое і.
Восстанавливаем, таким образом, для пыіі- древнейшую форму в виде *pis- и ищем соответствий ей в других языках. Законы «чередований», т. е. существующих отношений звуков (фонем) в родственных по смыслу словах, позволяют предположить как очень распространенное отношение : і краткое:! долгое : еі_: оі,. Находим: в литовском paisau2 «толку (ячмень)», в санскрите — pistas «толченый» и под. В конечном счете, таким образом, слово пшено «крупа из проса» оказывается имевшим по смыслу связь з глаголом, значившим «толочь» (ср. пихать — этого же корня); первоначальный смысл — «толченое» (-еп—суффикс причастия страдательного залога). Сходный путь значений констатируется для персидского: имя существительное pist значит в нем теперь «мука».В семасиологическом отношении похожа на только что описанный корень история слова мука. Как видно из старославянского макэ и пол. m$ka, первоначально в корне слова не у, а носовой гласный (q). Старое славянское чередование о : е ведет к параллельному корню — m^k-. Его мы находим в славянском прилагательном: русск. мягок (мягкий речи, вставным (непервоначальным) звуком; ср., например, распространенное среди малограмотных людей произношение «срам» в виде страм; приоб-рет-у, но вс-т-рет-ить, w под. Конечное р основы — старый формант (суффикс), утративший свою производительность. Его былая функция еще может быть .опознана в таких прилагательных, как мокр(ый) (ср. мокнуть), как хитр(ый) (др.-русск. хытръ), производное от глагола хитить (др.-русск. хытити) с первоначальными значениями «хватать; спешить» и под., бодр(ый) (ст.-слав, бъдръ), производное от глагола бдеть «бодрствовать, не спать» (ст.-слав, бъдѣти).
Корень пьс- находится в закономерном чередовании с пис- («писать»); это уясняет первоначальное значение слова, как «исписанный, исчерченный». Поскольку к чередованиям этого типа принадлежат еще «индоевр. *еіл: *0^, в круг родственных этому корню
слов попадают еще литов, piesti «писать, чертить» (из *рёі(с-), paisas «пятно от сажи» (с аі из *ojJ; санскр.
pimgati «украшает; убирает; образует» (с вставным ш).Научно не подготовленные люди иногда любят этимологизировать, произвольно сближая между собою значения слов, между которыми никакой связи на самом деле никогда не было. Такого рода этимологизирование, когда из него делаются те или другие выводы исторического, этимологического и под. характера, превращается из игры, которою оно может представляться специалисту- лингвисту, в очень опасные псевдонаучные упражнения, вводящие в обиход то, что принимается за науку, не заслуживающие никакого внимания выдумки.
• К сожалению, история науки и даже совсем недавнего времени оказалась не свободной от злоупотребления псевдонаучными фантазиями в этой области. У нас они связаны с именем Н. Я. Марра и его последователями и прекрасно охарактеризованы И. В. Сталиным: «Метод» Марра, по словам товарища Сталина, «толкает лишь к тому, чтобы лежать на печке и гадать на кофейной гуще вокруг пресловутых четырех элементов»1.
Знание фонетических законов славянских языков могло бы с успехом предохранить хотя бы против таких невозможных с точки зрения сравнительной грамматики сближений, как пол. ruch, укр. рух «движение» и рука, сближений, на которых Марр и его последователи строили свои решительные заключения по истории первобытного общества и под. Компаративист, зная, что пол. ruch и родственные ему слова: ruszyc «трогать», укр. рухати «двигать» и под. имеют в корне звук и, а ст.-слав, ржка, пол. r^ka — носовой гласный и что его согласные ch и к не находятся друг с другом в чередовании, должен был категорически откло-
4 И. Сталин, Марксизм и вопросы языкознания, изд. «Правда», 1950, стр. 28.
нить подобное сближение. Совершенно неправдоподобною выдумкою всякому сведущему лингвисту должно было представляться и такое, например, объяснение слова барсук, которое настойчиво предлагал один из последователей Марра: будто это не заимствование из тюркских языков, как хорошо установлено в науке, а сложное слово из «бор-сук», т.
е. «боровая собака». Изобретателя этой этимологии, не говоря о многом другом, не смущало, что если что-либо подобное и могло существовать в виде *Ьогъ- эикъ, то по фонетическому закону украинского языка, в котором слово в виде борсук именно и существует, о в закрытом слоге такого исконного слова должно было бы перейти в і; ср. віл «вол», вівця из «овьца» и под.Из сказанного ясно, что научное этимологизирование предполагает строгий учет фонетических соответствий, существующих между родственными языками. Слова, однако, могут быть схожи одно с другим по звукам и по значению, но если сходство по звукам не отвечает определенным фонетическим закономерностям, оно обычно оказывается случайным. Польское, напр., слово па- czelnik значит «начальник»; «начальник» же значит чешское na£el- nik, тем не менее они этимологически не родственны этому русскому слову, так как последнему по законам сравнительной фонетики в польском должен был бы соответствовать не е, а носовой гласный (ср. русск. на-ча-ть и пол. za-czq-c): русск. начальник— слово того же корня, что и начало (ср. устар. «быть под чьим-либо началом»), а польское и чешское — имеет корень, общий с русск. (архаич.) чело, украинским чоло «лоб» и т. д. (ср. укр. стояти на чолі «стоять во главе чего-нибудь».). Русские слова разрядить и разредить в связных текстах могут выступать как очень близкие между собою: «разрядить атмосферу» — «разредить воздух», однако, первое с его -я- (а с мягкостью предшествующего согласного) относится к группе слов с корневым ряд-, а второе— к корню ред-, сохраняющемуся в слове редкий. Близки друг другу по значению наречия вперемешку и вперемежку, но по происхождению они относятся к разным корням: первое связано с мешать (корень — мех-: помеха; йотированное х в славянских языках фонетически дает ш); второе — с меж- {перемежаться, ср. межа\ ж в этом слове восходит к древнейшей славянской группе d+j: лат. medius «средний»).
Долгое время общеславянское слово groza (ср. русск. гроза) сопоставляли с литовскими grasus «отвратительный», grasa «отвращение», несмотря на то, что по законам фонетических соответствий литовскому s не может отвечать славянское г.
В настоящее время обнаружено точное (закономерное) соответствие:^ как и следовало ожидать, славянскому г в литовском соответствует г: gra- zoti «угрожать».Такого рода методический учет не исключает, правда, иногда сомнений, не является ли, всё-таки, то или другое слово, точно фонетически соответствующее данному, на самом деле неродственным ему; например, слово мочало «размоченный и* разобранный на волокна липовый луб» очень естественно сопоставляют с мочить (ср. мочалка; мочало, к тому же, дерут из размоченного луба), и тем не менее здесь, повидимому, случайное совпадение: мочало—того же корня, что и мычка (корень мък-, чередующийся с мыкать «драть, разделять на волокна») «прядь волокон». Серб, бура «север, северный ветер» фонетически не отличается от славянских слов типа русск. буря, а между тем восходит, повидимому, не к общеславянской форме, а заимствовано из итал. bora. Можно колебаться — связано ли русское слово плотный с плот «скрепленные бревна и т. д.» или с щплоть «мясо» (ст.-слав, плъть), и под. Но, при всей возможности подобных сомнений, именно обращение к фонетическим признакам связанности или несвязанности между собою сопоставляемых слов, как показывает история языкознания, играет в высшей степени важную роль средства, ограничивающего при этимологизировании индивидуальный произвол, субъективность возможных догадок.
В области значений этимологизирование предполагает учет вероятности принимаемых переходов. Эта вероятность (абсолютные, бесспорные утверждения в этой области относительно редки) базируется на наличии большего или меньшего числа аналогичных смысловых связей (переходов), констатируемых в нескольких языках (наречиях) или в разные эпохи того же самого языка (иногда — как случаи переносного употребления в языке отдельных писателей или вообще у говорящих). Можно, напр., с очень высокой степенью вероятности этимологически сближать русск. (и инославянское) скот с нем. Schatz (др.-верхне-нем. scaz, го*гск. skatts «монета, деньги», др.-северногерманск. skattr «подать; пошлина»): аналогии такой связи значений в языках многочисленны: лат. pecunia «деньги»,— pecus «скот», англ, fee «гонорар, жалование, чаевые», англо-сакс. fech «скот». В древнерусском языке скотъ, действительно, встречается и в нынешнем значении слова, и в значении «деньги» (в «Русской правде»).
Слова группы чермный, червоный признаются родственными словам типа сыть «червь; карбункул», червяк, и такое сопоставление имеет за себя все вероятности фонетического, словообразовательного и семантического характера. С фонетической стороны славянской группе сьг- в других индоевропейских языках должны, по законам сравнительной грамматики, соответствовать кг, кіг
и под., и это мы действительно имеем в виде др.-инд. kfmis
О
«червь», новоперс. kirm «червь», литов, kirmis «червяк». Со стороны словообразовательной в индоевропейских языках действует закон, по которому два сонорных согласных не могут вместе (рядом) заключать корень; поэтому к корню должно относиться здесь только сьг- (в других образованиях — v), а m должно быть выделено как именной словообразовательный элемент; ср. русск. червь, чеш. сегѵ и т. д. Связь значений «красный» и червь с сыть объясняется исторически и имеет параллель себе в других языках: из червей Coccus ilicis и Coccus Polonicus добывалась красная (пурпурная) краска; подобные отношения отложились и в романских языках: лат. vermicilus «червячок»: итал. vermiglio «1) кошениль; 2) алый, румяный, яркокрасный», фр. vermeil «румяный, алый».
И еще один пример: славянский корень — bliz-: близко, вблизи и под. считают родственным латинскому глаголу fligere «бить»,
латышсж. blaizit «сжимать; бить» (отношения консонантизма: лат. f; латыш. Ь: слав. Ь: индоевр. *bh). В качестве семанти-
ческих параллелей приводят: гр. anchi (agchi), anchu (agchu) «близко» : ancho (agcho) «душу, давлю», др.-англ. getenge «находящийся вблизи» : др.-сакс. bi-tengi «давящий»; фр. pres «близко», итал. presso «близко» : лат. pressus «сдавленный».
2.