4.7. ВИД В ПОВЕСТВОВАНИИ: ПУШКИН И ЧЕХОВ Видо-временные формы в повествовательном тексте

Известно, что, хотя «повествовательный текст пишется на том же языке, на котором происходит ежедневное общение», «в обычном разговоре язык функционирует не совсем так, как в повествовательном тексте» [Падучева 1996: 198].

Общие принципы употребления видо-временных форм в повествовательном тексте, нашедшие свое наиболее полное выражение в прозе Пушкина, складываются в русском языке из трех основных компонентов.

1. Как заметил еще в 30-х годах В. В. Виноградов, анализируя стиль «Пиковой дамы», формы прош. вр. СВ «наиболее насыщены повествовательным динамизмом», поскольку «представление результата действия в связи с идеей самого процесса уже само в себе заключает обращенность к предшествующему и направленность к предшествующему: результат в прош. времени соверш. вида мыслится динамически, как отправной пункт для нового действия». Таким образом, эта форма представляет собой «потенциальный сюжет с эпилогом, законченный драматический акт с еще неопущенным занавесом» [Виноградов 1936/1980: 229—230]:

179. На другой день, увидя идущего Германна, Лизавета Ивановна встала из-за пяльцев, вышла в залу, отворила форточку и бросила письмо на улицу, надеясь на проворство молодого офицера. Германн подбежал, поднял его и вошел в кондитерскую лавку. Сорвав печать, он нашел свое письмо и ответ Лизаветы Ивановны (Пиковая дама).

Эти наблюдения Виноградова предвосхищают идеи современной аспектологии; ср.: «Форма СВ в самой своей семантике содержит временную перспективу: значение формы СВ нельзя описать, не упомянув трех временных моментов — один, в котором событие еще не имело места, другой, когда оно наступило, и третий, из которого оно наблюдается» [Падучева 1996: 263].

Что же касается форм прош. вр. НСВ, то, по словам В. В. Виноградова, обозначаемые ими действия «лишь размещаются по разным участкам одной временной плоскости, не сменяя друг друга, а уживаясь по соседству, образуя единство картины», причем форма НСВ «всего указывает в этих случаях на субъективно переживаемый фон другого действия или на сопутствующее ему, включенное в него, восприятие» [Виноградов 1980: 206, 232]:

180. Однажды вечером батюшка сидел на диване, перевертывая листы Придворного календаря; но мысли его были далеко, и чтение не производило над ним обыкновенного действия. Он насвистывал старинный марш. Матушка молча вязала шерстяную фуфайку, и слезы изредка капали на ее работу. Вдруг Марья Ивановна, тут же сидевшая за работой, объявила, что необходимость ее заставляет ехать в Петербург (Капитанская дочка).

Используя лапидарную формулировку Ю. С. Маслова, восходящую к античным грамматикам, можно сказать, что «претеритом СВ повествование продвигается, претеритом НСВ останавливается» [Маслов 1984: 193].

2. В повествовании противопоставление между СВ и НСВ (как и между близкими к ним в аспектуальном отношении видо-временны- ми формами других языков) обычно прагматически переосмысляется как противопоставление между передним, наиболее существенным, планом текста (foreground), и его фоновым планом (background) [Hopper 1979: 213—217][380]. В иной форме сходную мысль выразил Б. М. Гаспаров, сопоставивший соотношение видов в тексте с актуальным членением предложения: «Предложения с СВ осуществляют предицирукощую функцию в тексте. Они оформляют текст как целостную коммуникацию. Одновременно с этим, предложения с СВ нередко содержат в себе ключевые моменты сообщения, т. е. собственно ту информацию, ради которой был построен данный текст». Тем самым в наиболее типичном случае «соотношение частей текста с СВ и НСВ можно сравнить с соотношением темы и ремы в актуальном членении предложения: первые вводят исходный материал, отправную точку сообщения, тогда как вторые дают сообщение в собственном смысле слова.
   При таком соотношении группа предложений с СВ образует рему в масштабе целого текста» (выделено Б. Г. — Ю. К.) [Гаспаров 1979: 119—120].
3. Вслед за Г. А. Золотовой целесообразно различать «сюжетные» и «внесюжетные» времена (употребления видо-временных форм). К первым она относит видо-временные формы, которые имеют конкретную временную локализацию и, тем самым, «конструируют сюжетное время повествования», а ко вторым — видо-временные формы, используемые в «расширенном, узуальном, постоянном значениях» и представляющие действие вне конкретной длительности, вне прикрепленности к определенному моменту или отрезку времени [Золотова 1982: 332—334]. В прозе Пушкина такого рода фрагменты играют двоякую роль, либо выступая в качестве экспозиции, предваряющей изложение описываемых событий, либо играя роль исторического экскурса, прерывающего повествование:

181. Несколько лет тому назад в одном из своих поместий жил старинный русский барин, Кирила Петрович Троекуров. Его богатство, знатный род и связи давали ему большой вес в губерниях, где находилось его имение. Соседи рады были угождать малейшим его прихотям; губернские чиновники трепетали при его имени; Кирила Петрович принимал знаки подобострастия как надлежащую дань (Дубровский);
182. Прежде чем приступлю к описанию странных происшествий, коим я был свидетель, я должен сказать несколько слов о положении, в котором находилась Оренбургская губерния в конце 1773 года. Сия полудикая и богатая губерния обитаема была множеством полудиких народов, признавших еще недавно владычество российских государей. Их поминутные возмущения, непривычка к законам и гражданской жизни, легкомыслие и жестокость требовали со стороны правительства непрестанного надзора для удержания их в повиновении (Капитанская дочка).