§3. Текстоморф —о- как словообразовательная доминанта

Среди новообразований И. Северянина, как заметил еще Валерий Брю­сов, «много глаголов, образованных с помощью приставки «о» (Брюсов, 1990, 506).

Текстоморф -о- (Бабенко, 2000, 310) является словообразовательной до­минантой в смыслообразовании и тематической реализации многих поэтиче­ских текстов этого художника слова.

1 .Префиксально-суффиксальный способ.

2. Суффиксальный способ.

3. Сложение.

Внутри каждого из перечисленных способов поэт «привязан» к опреде­ленным морфемам, которые повторяются из текста в текст.

1. Окказионализмы, образованные префиксально-суффиксальным

способом

Префиксально-суффиксальным способом в текстах Игоря Северянина с помощью приставки -о- + суффикс —и-/-ива- образовано большое количество глаголов и глагольных форм. Насыщенность отдельных стихотворений окка­зионализмами с указанными формантами очень высока:

1. Когда взвуалится фиоль, Офлёря ручеек,

Берет Грасильда канифоль И скрипку, и смычок

(«Грасильда»)

2. Озвень, окольчиващ опетливай, Мечта, бродягу-менестреля!

(«Сексты»)

3. А ты, Эмблема Плодородья, Мои пути осветозарь!

(«Алтайский гимн»)

4. Здесь, на земле... Своей тоской Ты ничего тут не изменишь, Как нищего не обезденежь, Как полдня ты не олунишь...

(«Июневый набросок») В стихотворении «Сексты» поэт использует текстоморф —о- для созда­ния напряженного поэтического образа - Мечты как символа Прекрасного. Триада синонимичных окказиональных императивных глаголов: озвень (от зве­но — «одно из колец, составляющих цепь» (СОШ, 226)) - окольчивай (от кольцо - «предмет в форме окружности» (СОШ, 285)) - опетливай (от многозначного слова петля — «1. Сложенный и завязанный кольцом конец веревки; 2. Орудие казни, и также (перен.) сама казнь или безвыходное положение и 3.

Северянин выступает как ценитель, выражая интенцию восторга и вос­хищения. Текстоморф -о- является усилителем смыслов, поскольку имеет фо-носемантическое значение, выражающееся лабилизацией звука (о). Все проана­лизированные лексемы получают дополнительный оттенок значения - «не­скончаемая поэтическая песнь, музыкальный мотив» как один из основных смыслов в творчестве И. Северянина.

Следует заметить, что поэтические неологизмы с тектоморфом -о- (+ суф. -«-) образованы в основном от существительных, что несвойственно рус­скому традиционному глагольному словообразованию. Всего лишь несколько окказионализмов этого типа произведены от глаголов (традиционно): озвенитъ и обутопить (возможно от глаголов звенеть и утопить).

Приведем перечень глаголов и глагольных форм (причастий и дееприча­стий), образованных с помощью префикса —о/ов- и суффикса -и- в поэтической речи Игоря Северянина:

1) от существительных женского рода: олунить, олуненный, олуня, околотить, орозенный, овъюжить, омглён, овесенить, овесененный, овесеня, освирелить, освиреля, ослезить, офиалчить, офиалчен, оскрижалить, олилить, олилиен, омолнить, огрезить, одевить, опобедить, опетливать, овуалить, овуаленный, отолпить, , отинить, отряпить, огрезить, огрязненный, осёст-рить, орезедить, одосадить, ошален, осудьбить, офланелить, обулыбить, оне-вестить, ороссиен, имиррен, оголгофить;

2)от существительных мужского рода: олазорить, олазоря, осветоза-рить, осветозаря офлёрить, офлёренный, офлёря, окоролить, оснежить, ос­неженный, орокфорить, опринципить, омаен, омаить, озверить, олебедить, обызумрудить, осклепен, оэкранен, отронить, обалтарить, осюрпризитъ, осюрпризя, оперлитъ, опроборитъ, опроборенный, озноен, обукетить, оцарить, осеверить, осеверив, обананася, оменестрелить, олимонив, огимнить, омар-шить, овеерить, обрильянтить, озаконить, ошедеврить, оголубить, остол­бить, оякорить, олесить, олесен;

3) от существительных среднего рода: олетить, олетен, обездене­жить, осолнечитъ, осолнечен, осребритъ, околчить, обельмить, обельмен, ошаблив, ошаблить, ожерлитъ, озеркалить, озеркаля;

4) от существительных P.t.: окандалить, окандалив, окудритъ, олю-дить, олюденный, отелесить, одебрить, одебренные;

5) от прилагательных: офиолетить, отусклить, олевить, омерзить, отолковить, отемнить, омузыкалить, онездешнить, оматовить.

Многие окказионализмы, образованные названным способом, имеют яв­ный иронический оттенок. Например, в стихотворении «Каретка куртизанки»: Каретка куртизанки, в коричневую лошадь, По хвойному откосу спускается на пляж. Чтоб ножки не промокли, их надо околотить, Блюстителем здоровья назначен юный паж.

Интенсионал лексемы «калоша» - «низкая резиновая обувь, надеваемая поверх сапог, ботинок для предохранения от сырости» (СОШ, 125) не несет в себе ни положительной, ни отрицательной оценки. Ироническое употребление этого окказионализма обнаруживается в контекстуальном окружении — чрез­мерной заботе о здоровье куртизанки, что порождает оценочную коннотацию — «слишком» («это нехорошо»). Лексема ножки с уменьшительно-ласкательным суффиксом —к- (ср. ручка, головка, ладошка) в обычном употреблении обладает положительным значением, но в сочетании с персонимом «куртизанка», имеющим словарное значение - «женщина легкого поведения» (СОШ, 316) (прагматика лексемы - со знаком (-)) и с синтагмой блюститель здоровья, ас­социативно вызывающей в памяти выражение «блюститель нравственности», обнаруживается отрицательно-ироническое отношение поэта к объекту оценки.

Сочетание внешне безоценочных слов с негативной номинацией лица по роду занятий усиливает общая сема «грязь»; только у лексемы «окалошить» -это прямое значение (окалошить, чтобы защитить ножки от грязи), а у лексемы «куртизанка» - переносное значение (грязь нравственная, скверна). «Интенсио­нальный признак отступает при восприятии на задний план, выступает фоном, на котором более ярко отражаются некоторые фрагменты импликационального знания» (Маркелова, 1993, 34).

В префиксально-суффиксальном способе образования поэтических не­ологизмов участвуют и другие форманты. Например, сочетание префикса —за-(+ суффикс —е/иУ- и иногда —ся-): заосенеть, зальдить, залимонеть, заночеть, засентябреть, засирениться, зачерёмушиться, запесочитъ и др.: Засентябреет желтополье, -

Прости, эстляндское приволье,

Покинем мы тебя на год,

Нас в Нарве снегом занесёт...

(«Избегнувшие Петрограда») Префикс —на- + суффикс —и-: наликёрить, накорзинить, наструнить; префикс -вы- + суффикс —и-: выминдалить, выльдить и др. Но такие окказио­нализмы достаточно редки, для них нехарактерна повторяемость.

Лингвистические наблюдения показывают, что поэтические неологиз­мы, образованные префиксально-суффиксальным способом посредством фор­мантов приставки -о- + суффикса —и-, в деривационном словаре Игоря Северя­нина противопоставлены окказионализмам с формантами ириставка-без/бес- + суффикс -j/н-: безгрезье, безлюбовье, безнадежъе, безличье (существительные); безвопросный, бессвятынный, безречная, безволный (прилагательные).

Я— солнечник и лью с эстрады

На публику лучи поэз.

Ты, слушая, безгрезно рада

(Будь проклята приставка «без»!)

(«Замужница»)

В стихотворении «Элементарная соната» у Северянина появляется по­этический неологизм безгрезье, который наиболее полно и ярко передает ду­шевное состояние лирического героя:

Но, Господи! С какою скорбью забуду я свое

мученье!

Но, Господи! С какою болью познаю я свое

забвенье!

Мне кажется, гораздо лучше надеяться, хоть

безнадежно,

Чем мертвому, в немом безгрезье, покоиться

бесстрастно-нежно...

О, призраки надежды — странной —

и сладостной, и страстно-больной, О, светлые, не покидайте мечтателя с душою знойной!

9

Неслучайно в контексте у синонимичных пейоративов мученье («силь- ное физическое или нравственное страдание» (СОШ, 371)) и боль («ощущение страдания» (СОШ, 55)) актуализируется коннотативная положительная сема «живое», и они стоят в одном ряду с мелиоративом надежда («вера в возмож- ность осуществления чего-н. радостного» (СОШ, 376)). Эти лексемы противо- * поставлены адвербативу бесстрашно — нежно («отсутствие страстей, холодное

спокойствие» (СОШ, 46) и «ласковый, исполненный любви» (СОШ, 405)), ко­торый по смыслу равен синтагмам холодная ласка и ласковый холод и выраже­нию немое безгрезье (немой — «лишенный способности говорить» (СОШ, 408)). Поэтический неологизм безгрезье сопоставляется в стихотворении с пейорати-вом мертвый («умерший человек, покойник» (СОШ, 351)). Испытывать боль, мученье (как физическое, так и нравственное) и надеяться на лучшее может лишь живое существо, человек. Сема «жизнь» противопоставлена семе «смерть». Таким образом, для Северянина производный от существительного окказионализм безгрезье означает состояние, когда человек отчаивается гре-зить, погружается в безжизненный покой, в котором отсутствуют эмоции, чув­ства, надежды, то есть значение этого новообразования — «полное забвение че­ловеческой природы - мечтающей, а потому - живой».

Слово в поэтическом тексте реализует жизненную позицию, мироощу­щение Игоря Северянина, который необычайно остро чувствовал противоречие между реальной и идеальной, поэтической жизнью.

2. Окказионализмы, образованные суффиксальным способом

С помощью суффиксов в текстах Северянина образуются окказиональ­ные слова всех знаменательных частей речи (кроме местоимений), но особенно

т

широко поэт использует этот способ словообразования при создании существи­тельных и прилагательных (что характерно для русского словообразования). При этом присутствует как внешняя, так и внутренняя, нетрадиционная суф­фиксация. Подчеркнем, что И. Северянин не отступает от традиционных язы­ковых моделей, а всего лишь так или иначе варьирует существующие в языке.

В качестве примера приведем окказионализмы, образованные от суще­ствительных посредством форманта -н-:

мартный (ср. узуальное мартовский),

музычный (ср. узуальное музыкальный),

спецный (ср. узуальное специальный),

мозгный (ср. узуальное мозговой),

фанатный (ср. узуальное фанатичный),

гномный (ср. узуальное гномический),

научный (ср. узуальное паучиный),

улыбный (ср. узуальное улыбчивый) и многие другие.

Игорь Северянин образует подобные окказионализмы достаточно регу­лярно:

А дорожка песочная от листвы разузорена — Точно лапы научные, точно мех ягуаровый

(«Кензели») Граммофон выполняет под умелой рукою Благородно и тонко, амбруазный мотив.

(«Поэза маленькой дачи») Поэтический неологизм амбру азный создан по продуктивной модели, но образован он от имени собственного: Амбруаз Тома - французский компо­зитор XIX века, один из создателей жанра лирической и комической оперы. Экстралингвистическй фактор помогает уяснить нам значение окказионализма - «музыкальный мотив лирического или комического характера, легкий и изящный». Поэт очень любил оперу, причем не всякую, не «трафаретную», а редко исполнявшуюся - в том числе и оперы Тома «Гамлет», «Сон в летнюю ночь», музыка которых отличалась, по словам самого Северянина, «поэтиче­ской грацией» (Северянин, 1999, 480). Синтаксический дериват амбруазный выражает положительную семантику, к тому же он стоит в одном ряду с пози­тивными знаками-прагмемами: благородно — «2. Исключительно по своим ка­чествам, изяществу» (СОШ, 50) и тонко — «5. Изысканно, не грубо» (СОШ, 802). Общая сема «изысканность» отражает оценку-похвалу, основанную на не­языковых знаниях.

Северянин также достаточно регулярно создает окказионализмы - син­таксические дериваты в полном соответствии с нормами словопроизводства с помощью формантов -ов/ев- от основ неодушевленных имен существительных: моревый, скрижалевый, веровый, лилиевый, арковый, качалковый, слёзовый, из-меновый. Например:

Несбыточная Мадлэн! О, веровал тоска!

О, сердце — минувшим, как будущим, полное!

И только. И больше ни чувства, ни слова.

(«Экстаза»)

С точки зрения семантики данное относительное прилагательное пред­ставляет собой сумму значений составляющих морфем: коннотация значения адъектива выявляется контекстуально. Необычность признаковой семантики, содержащейся в суффиксе, создает иронический оттенок звучания в выражении веровая тоска (вера — «убежденность, глубокая уверенность» (СОШ, 74) и тоска — «2. (разг.) скука» (СОШ, 805)). Синтагма веровая тоска приобретает неожиданное смысловое «обыгрывание» - «скучная уверенность». Поэт, как субъект оценки, выступает критиком подобного отношения к жизни, он пори­цает «скучные» чувства, не видя в них никакого движения, перспективы.

Поэтом образована целая группа наречий, мотивированных прилага­тельными, отсутствующими в общелитературном языке. Во всех этих окказио­нализмах в качестве образующей выступает суффикс -о- (-н-). Приведем эти примеры:

уродно /уродный/ новообразования-адвербативы имеют лакунарное звено в словообразовательной цепи, претендующее на роль непосредственно производящей единицы, т.е. мотивирующего слова. «Словообразовательные лакуны - это пустующие места в словообразовательной цепочке, т.е. в ряду од-нокоренных слов, находящихся в отношениях последовательной мотивирован­ности» (Русская грамматика, 1980, 133). Пропущенные звенья неполных цепо­чек Игорь Северянин «восстанавливает» окказионально, например:

Пока не поздно, дай же мне ответ,

Молю тебя униженно и слёзно,

Далекая, смотрящая мимозно:

Да или нет? ответь — да или нет?

Поэзно «да», а «нет» - оно так прозно!

Ты вдалеке, но ты со мною грёзно.

Дай отклик мне, пока я не скелет,

Пока не поздно!

(«Рондо XX»)

Окказионализмы мнмозно и грёзно образованы одним и тем же способом от потенциальных адъективов мимозный и грёзный и обозначают признак при­знака. Эти новообразования имеют положительную семантику (грёза — «мечта, нечто нематериальное»; мимоза — «южное растение, известное тем, что сверты­вает листья при прикосновении к ним, недотрога» (перен.)) (СОШ, 356). Благо­даря общей семе «недотрога» поэтические неологизмы мимозно и грёзно могут считаться контекстуальными синонимами и выражают положительную оценку.

Благодаря тому, что адресант (И. Северянин) осознанно или интуитивно (?) выбирает те языковые знаки, которые присущи именно его идиостилю, ад­ресат (читатель) понимает значение производных окказиональных слов.

В зависимости от коммуникативной задачи поэт выбирает словообразо­вательные форманты, вместе со значением производящей основы репрезенти­рующие субъективное отношение говорящего к объекту оценки, выражающие одобрение / неодобрение, добрую иронию / злую иронию, сарказм, издевку, на­пример:

1. Ушедшее непоправимо,

Шампань холопно пролита - «неодобрение»

(«Стихи в ненастный день»)

2. А если я фокстротных не уважу

Всех потрохов, Он повелит рассыпаться тиражу

Моих стихов! Ну что же, пусть! Уж лучше я погибну

Наверняка, Чем вырваться из уст позволю гимну

В честь дурака! - «злая ирония, сарказм»

(«Фокстрот»)

3. Уже кивает мельница Вам ласковы привет, Вы снова — карусельница,

Ребенок и поэт! - «добрая ирония»

(Песенка-весенка)

Лингвистические наблюдения показывают, что суффиксальный способ словообразования используется Игорем Северяниным с достаточной степенью частотности при образовании окказионализмов-персонимов. Как известно, суффиксация является наиболее продуктивным способом из всего многообра­зия чистых способов словообразования. Улуханов отмечает: «Количество узу­альных суффиксальных морфов в шесть раз превышает количество префик­сальных морфов» (Улуханов, 1996, 105). К тому же «только суффиксам могут быть свойственны семантическая вариантность, общекатегориальность, обще-относительность» (Улуханов, 1996, 159). Таким образом, суффиксы естествен­но ориентированы на лексическую семантику слова.

Наибольшей регулярностью в поэтическом деривационном словаре «ко­роля поэтов» обладают существительные со значением женскости, образо­ванные с помощью неспециализированного суффикса —к- (а), актуализирую­щего оценку в словах с безоценочным и оценочным значением производной основы в определенных синтаксических позициях: амулетка, мальчуганка, ры-боловка, грезерка, эксцессерка, деревенка, очаровалка, изысканка, утонченка, миррэлька, корифейка, гарцорка, убоженка, стихотворка, горизонталка, по-койка и др.:

Недаром взор настроен зорко, И возникают в сини гор Она, неведная гарцорка, И он, неведомый гарцор.

(«Трактовка сна») Как мало поэтесс! как много стихотворок! О, где дни Жадовской? где дни Ростопчиной?

Дни Мирры Лохвицкой, чей образ сердцу дорог, Стих гармонический и веющий весной?

(«Поэза о поэтессах») Служанка, бронзная корейка, В ее мечты вовлечена... И тает в грёзах корифейка, Как голубая пелена...

(«Миррелия. Баллада VI») Достаточно регулярно в стихотворениях И. Северянина прихотливый женский образ создается путем «нанизывания» окказиональных образований, образованных с помощью суффикса -к-:

Изящница, очаровалка, венка. Пред кем и герцогиня — деревенка, В ней что-то есть особое совсем!

Изысканка, утонченка, гурманка,

С бестолковой душой эротоманка, -

Как у нее выходит: «Жду Вас в семь..!»

(«Менестрель. Сонет XXXI») Добрая северянинская ирония реализуется с помощью контекста, чере­дования окказиональных и узуальных слов, созданных по одной и той же моде­ли - венка, гурманка, эротоманка. Вышеуказанные поэтические неологизмы образованы от слов с положительной оценочной семантикой: очаровательный - «способный очаровать, прекрасный, восхитительный» (СОШ, 486); изыскан­ный — «утонченый, изящный» (СОШ, 243); утонченный — «1. Хорошо, тонко развитый, изысканный» (СОШ, 843). Триада окказионализмов очаровалка — изысканка - утонченка объединена общей семой изысканность, которая при­обретает положительную оценочную семантику, так как Северянин - поэт-эстет (но иронический эстет), для которого изысканность - понятие со знаком (+). Поэт одобряет в людях тягу к «изящному», противопоставляя изысканку - де­ревенке, выстраивая контекстуальное противопоставление, одновременно смяг­чая неодобрение с помощью форманта —к- (ср. с узуальным «деревенщина» (уст. прост.) — о грубом, простоватом человеке» (СОШ, 161)). В то же время ав­тор дает понять читателю, что «изысканность» - не главное, не определяющее качество человека. Ироническое отношение интенсифицируется благодаря ок-сюморонному сочетанию «с бестолковой душой эротоманка» (от эротоман (книжн.) - «человек с повышенной сексуальностью» (СОШ, 912)). Словарное значение данной лексемы противопоставлено семантике и стилистике слова весталка - «1. Девственная жрица Весты; 2. перен. стареющая незамужняя де­вица (устар. книжн., обычно иронич.)» (СОШ, 76). В одном стихотворном тек­сте у Северянина можно наблюдать градацию иронических оценок: от доброй — к насмешливой и злой:

Стыдом и гневом грудь моя горит,

Когда, себя не видя в мальчуганке,

Морализирующие поганки

Грязь льют на имя — «Виктор Маргерит».

От гнева и немой заговорит,

Когда амфоры превратив в лоханки,

Бездушье безразличной элегантки

Грязнит вино помоями корыт...

(«Медальоны. Маргерит») В данном примере внутренний мир автора противопоставлен, как это часто бывает у Северянина, миру объективной действительности. Это «со-противопоставление» реализовано в языке сонета как антитеза: поэтический неологизм малъчуганка выражает добрую иронию, новообразование элегантка - злую иронию. Первая лексема образована от уменьшительного слова мальчу­ган — «ребенок мужского пола» (СОШ, 340) и приобретает значение — «особа, ведущая себя по-мальчишески, т.е. непосредственно, искренно, шаловливо» (ср.: мальчишеский задор, поступок, поведение). Слово элегантка образовано от адъектива элегантный — «изысканный, изящный» (СОШ, 909) и приобретает значение «особа с красивой оболочкой, но без живой души». Контекст актуали­зирует авторскую оценку с помощью антонимических пар: амфоры («античный сосуд для хранения вина» (СОШ, 24)) — лоханки («посуда для стирки, мытья по­суды, сливания жидкости» (СОШ, 333)); вино («алкогольный напиток, чаще ви­ноградный» (СОШ, 83)) - помои («вода с пищевыми отходами» (СОШ, 560)). Отрицательная оценка читателей и критиков, не принимающих поэтической значимости В. Маргерита, усилена завершающей терциной и передает совпа­дающее с авторским отношение другого мастера слова к «культурному» обще­ству:

«Вселенная в границах. Беспредельна

Лишь глупость человечья», - дельно

Уже давно сказал Густав Флобер. Лингвистические наблюдения показывают, что с высокой степенью час­тотности Игорь Северянин использует для создания окказионализмов суффик­сы со значением «носитель предметного признака»: -ер-/-ор-: эксцессер, гре-зер, экстазер, флёртэр, лексионер, гарцор, кулътор, квинтэссентор; -ист-: ап-ломбист.

Формант —ер- способен выражать одобрительное или неодобрительное отношение автора к объекту и к ситуации в целом: Я упоён. Я вешний. Я тихий. Я грезэр

(«Фиолетовый транс»)

или

Какие-то гаденькие толмачи, Мечты толкователи, лексионеры... О как безнадежно бездарны и серы Их чувства — лягушки, их песни — грачи!

(«Поэза безнадежия») Поэтический неологизм грезэр по шкале оценок оценивается как «очень хорошо», что подтверждается нагнетагнием позитивных оценочных предика­тов, отражающих свойства поведения человека и его личностные характеристи­ки: тихий - «3. Спокойный, не оживленный» (СОШ, 799); вешний — «весенний» (СОШ, 78); упоён - «испытывающий упоение, т.е. восторг, наслаждение» (СОШ, 835). Таким образом, грезэр — это человек, находящий наслаждение в мечте.

Новообразование же пенсионеры формируется сочетанием заимствован­ного книжного словообразовательного компонента (ср. акционер, милиционер) и контекстуального окружения. Негативная оценка окказионализма выстроена с помощью градационной цепочки синонимов, относящихся к разным стилям: толмач — «(стар.) переводчик во время беседы, переговоров» (СОШ, 801) из внешне безоценочного переходит в разряд негативных благодаря прагмеме га­денькие («очень плохой, мерзкий, вызывающий отвращение» (СОШ, 124)). Персоним толкователь — «человек, который занимается толкованием, объясне­нием чего-нибудь» (СОШ, 801) относится к нейтральному стилю и в сочетании со словом мечта приобретает насмешливую, сатирическую окраску, поскольку мечту «истолковать и объяснить» невозможно. Оценка-оскорбление звучит в адрес лексионеров, критиков и недоброжелателей. Имплицитная эмоциональ­ная оценка выражается «со-противопоставлением» в одном контексте ней­трального, устаревшего и книжного стилей слова. Эмоционально-оценочные адъективы бездарны и серы, стоящие в позиции предиката, доводят отрица­тельную коннотацию окказионализма до кульминационной точки. Субъект оценки (Игорь Северянин) репрезентирует свое возмущение ироническими оп­ределениями. Завершающая строка выстроена на рассогласовании смыслов: их чувства — лягушки, их песни — грачи. Негативная семантика слова «лягушка», являющегося безоценочным (интенсионал данной лексемы — «бесхвостое зем­новодное с длинными задними ногами, приспособленными для прыгания» (СОШ, 337), создается коннотативной семой экспрессивного характера в облас­ти прагматического значения на основе импликационала, который формирует отношение к слову у членов языкового коллектива). Лексема лягушка проявляет коннотативные семы в составе фразеологических оборотов и сравнений - «хо­лодный, скользкий, как лягушка». По своей семантике фразеологизмы и срав­нения слова чувство («3. Эмоциональное переживание; 5. То же, что любовь» (СОШ, 888)) противопоставлены вышеупомянутой лексеме — «нежное чувство, чувство юмора, чувство радости, первое чувство» и т.д. Коннотативная сема «холодность» антагонистична слову «чувство» - чувство не может быть холод­ным, оно всегда окрашено эмоциями. Антитеза песни — грачи имеет отрица­тельное значение, в основе которой лежит семантика черного цвета (символа смерти), импликативно содержащим компонент «и это плохо» и семантика не­языкового знания о грачах (общеизвестна привычка грачей ходить за плугом, выбирая из земли только что посеянные семена и неумение этих птиц хорошо петь). Поэт отождествляет своих последователей с грачами, которые «перепе­вают» его стихи, т.о. возникает коннотативный элемент значения «вторич-ность». И становится понятным, что лексионер — это «тот, кто бездарно толкует и подражает языку и стилю какого-либо поэта», в данном случае — Игорю Севе­рянину. В рассмотренной речевой ситуации очевидна «свежесть», актуальность образа, созданного поэтом на основе нестандартных употреблений стандартных языковых единиц, нарушение предсказуемости, которая достигается необыч­ным сочетанием слов и морфем. Северянин от тонкой иронии и намека перехо­дит к сарказму, к едкой, язвительной сатире с откровенно обличительными коммуникативными намерениями.

Окказионализмы со словообразовательным формантом —ист- обозна­чают человека по каким-либо личностным качествам:

А некий гувернер недетский

Адам Акмеич Городецкий,

Известный апломб ист «Речи»

Бездарь во всем, что ни строчи.

(«Поэма Беспоэмия») Негативная характеризация субъекта оценки отражает градацию по су­ществующей шкале оценок: недетский гувернер — «нормально», Адам Акмеич Городецкий — «плохо», апломбист — «довольно плохо», бездарь — «очень пло­хо». Первая характеристика основана на рассогласовании смыслов: гувернер — «воспитатель детей, приглашенный в семью» (СОШ, 148). Новое значение дан­ной лексемы усиливается следующим персонимом — Адам Акмеич Городецкий. Читатель-эрудит понимает, что к истинной фамилии Северянин добавил «гово­рящее» имя и отчество (вместо Сергей Митрофанович Городецкий): Адам -первый человек на Земле, Акмеич - окказиональное отчество от акмеизм (греч. Акте - высшая степень чего-либо, цветущая сила), так как Городецкий был одним из организаторов «Цеха поэтов», представители которого провозгласили освобождение поэзии от многозначности образов, возврат к материальному ми­ру, «естеству», точному слову. Таким образом, в поэтическом тексте Городец­кий — это творческий антагонист Игоря Северянина. Новообразование аплом-бист (от узуального слова апломб (книжн.) - «излишняя самоуверенность в по­ведении, в речи» (СОШ, 27)) приобретает значение «тот, кто излишне, неоправ­данно самоуверен» и негативную оценку - «довольно плохой». Ставшая впо­следствии канонической прагмема бездарь (придумано И. Северяниным (Эн­циклопедия, Русская литература, ч.2, 44)) ставит кульминационную точку в от­рицательной характеристике субъекта оценки.

Лингвистические наблюдения показывают, что в оригинальном дерива­ционном словаре поэта нередки окказионализмы, образованные с помощью суффикса -ей,- и имеющие значение «существительное со значением лица, связанного каким-либо образом с тем, что названо производящей осно­вой»: аполлонец, вселенец, картавец, гениалец, беззаконец; вешнепевец, поэзо-делец, стихотворец, лунопевец, солнцепевец (сложение в сочетании с суффик­сацией) и др. Например, традиционный для «короля поэтов» окказионализм аполлонец, употребляющийся в различных контекстах, оказывается неизменно связанным с ключевым словом солнце и непременно рифмуется с ним:

Мне улыбалась Красота, Как фавориту-аполлонцу, И я решил подняться к Солнцу,

Чтоб целовать его в уста!

(«Героиза»)

или

Ищу чудесное кольцо, Чтоб окрылиться аполлонцу, -И позабывшемуся Солнцу Надменно плюну я в лицо!

(«Героиза»)

Поэтический неологизм образован от имени собственного. Экстралин­гвистическое знание свидетельствует о том, что Аполлон (Феб) в греческой мифологии и религии — «сын Зевса, бог-прорицатель, покровитель искусств» (СЭС, 68) или «бог солнца, света, муз и покровитель искусства, поэзии и музы­ки» (Легенды и сказания Древней Греции и Др. Рим 1988, 30). Таким образом, аполлонец - это «человек, имеющий непосредственное отношение к искусству, даже подобный богу». Контекстуальное окружение интенсифицирует мелиора­тивную оценку: слова, относящиеся к высокому стилю - уста - «рот, губы (книжн.)» (СОШ, 840); солнце - «перен. 3. То, что является источником, средо­точием чего-то ценного, высокого, жизненно необходимого» (СОШ, 745); кра­сота — «1. Все красивое, прекрасное, все то, что доставляет эстетическое и нравственное наслаждение» (СОШ, 304) и фаворит — «1. Любимец высокопо­ставленного лица, получающий выгоды и преимущества от его покровительст­ва» (СОШ, 847). Формант -ец- в данном контексте закрепляет положительную оценочную семантику поэтического неологизма аполлонец.

В то же время окказионализм, образованный с помощью идентичного суффикса, но от другой производящей основы, может иметь ярко выраженную пейоративную оценку, например:

Кто звал ее на лестнице: «Мапоп?»

И ножки ей в прохладном вестибюле,

Хотя она и бросила: «та поп!» -

Чьи руки властно мехово обули?

Да всё же он, пустой как шантеклер. Проборчатый, офраченный картавец, Желательный для многих кавалер,

Использованный многими красавец

(«В лимузине»)

Здесь мы наблюдаем ассиметрию языкового знака, при котором план выражения содержания шире плана выражения, так как мотивирующим словом для окказионализма картавый является оценочное прилагательное картавый — «с нечистым произношением некоторых звуков» (СОШ, 267), которое с помо­щью транспозиции помогает расширить оценочную картину мира. Ведь карта­вец — это не тот, кто имеет дефект речи, а тот, кто намеренно картавит, говорит по-французски (см. текст), что подтверждают галлицизмы. Своеобразное «при­ращение» смысла происходит, когда автор сравнивает персонажа стихотворе­ния с шантеклером (имя Петуха во французском «Романе о Лисе»), который характеризуется как «пустой» («2. перен. Бессодержательный, неоснователь­ный, несерьезный» (СОШ, 632)). Co-противопоставление отрицательной семы «пустота» и положительной семы «красота» в лексеме красавец («мужчина, с красивой внешностью» (СОШ, 303)) с помощью слова использованный, т.е. «бывший в употреблении» (СОШ, 254) достигает своего максимума и возника­ет негативный персоним, к которому автор относится пренебрежительно-уничижительно — «это кавалер не первой свежести, красивая оболочка с пустой душой». Ирония поэта с завидной регулярностью перерастает в сарказм: за внешней «красивостью» у субъекта оценки - пустота и душевная холодность. Этот вывод еще раз доказывает, что за показной вычурностью и манерностью Северянина, за эффектной маской «пошляка» скрывалась тонкая и ранимая на­тура истинного поэта. Язык подтверждает наше предположение с несомненной убедительностью.

К числу суффиксов, выполняющих как модификационные, так и транс­позиционные функции, относятся форманты —иц-/-ниц-: рыцарница, каруселъ-ница, безжалостница, ближница, далёчница, элежница и др. Они используются

Игорем Северяниным для создания окказионализмов, являющихся звеном не­полной деривационной цепочки:

О, безжалостница добрая! ты, штрихующая профили Мне чужие, но знакомые, с носом

мертвенно-прямым! Целомудренную чувственность мы

зломозгло обутопили Чем-то вечно ожидаемым илитаврово-немым... Слушай, чуждая мне ближница! обречённая далёчница! Оскорбить меня хотящая для немыслимых услад!

(«Никчёмная»)

Некоторые поэтические неологизмы, образованные таким способом, от­личаются от мотивированного слова только модификационным значением. Так, в слове рыцарица суффикс —иц- имеет модификационное значение «женскости» и непосредственно мотивировано существительным рыцарь. В деривационной цепочке слов безжалостница, ближница, далёчница, элежница, непосредст­венно мотивированных прилагательными безжалостный, ближний, далекий, элежный (окказионализм Северянина), отсутствует соотносительное узуальное существительное мужского рода с мутационным значением (безжалостник, ближник, далёчник), поэтому у суффикса -иц-/-ниц(а) в данных словах совме­щается модификационное значение («женскость») и мутационное («носитель признака»).

Достаточно регулярны в творчестве Игоря Северянина окказионализмы, образованные с помощью —ун-Аюн-+/(а): смеюнья, цветунъя, гасунья, гарцу-нъя, струпья, мертвунья, чарунья и др. (ср. с узуальными словами: певунья, хо­хотунья). Все вышеперечисленные новообразования мотивированы глаголами: смеяться, цвести, гасить, гарцевать, чаровать, струнить, мертвить (два послед­них глагола - поэтические неологизмы автора) и являются звеньями неполных деривационных цепочек. Полная деривационная цепочка выглядела бы сле­дующим образом: смеяться —► смеюн —* смеюнья (ср. с узуальным: плясать -—> плясун —* плясунья). Форманты -ун-/-юн-+/(а) одновременно с модификацион-ным выражают транспозиционное значение, поскольку отсутствуют соотноси­тельные существительные мужского рода с транспозиционным значением, как то: смеюн, цветун, гасун, струн, мертвун, гарцун, чарун.

Можно утверждать, что Северянин изобрел родовую парадигму от не­которых глаголов, например,

1. Родовая парадигма, мотивированная узуальными глаголами: смеяться —>смеюн (муж. род) смеюнья (жен. род)

цвести -+цветун (муж. род) цветунья (жен. род) гасить —>гасун (муж. род) гасунъя (жен. род) чаровать —► чарун (муж. род) чарунья (жен. род) двойная парадигма у глагола гарцевать —* гарцун / гарцор (муж. род) гарцунья / гарцорка (жен. род)

2. Родовая парадигма, мотивированная окказиональными глагола- ми:

струнить —>струн (муж. род) струпья (жен. род) мертвить мертвун (муж. род) мертвунья (жен. род). Северянину, как истинному творцу, под силу окказионализация самого высокого толка, но иронический подтекст таких нвообразований не исчезает, а проявляется более ярко и выразительно:

Зачем приснилась мне гарцунья Ион, неведомый гарцун?.. Уж это не весна ль — чарунья Испытывает верность струн?

Недаром в царстве беззаконий, В повиновении весне, Не только пламенные кони, -Гарцуют всадники — во сне...

Недаром взор настроен зорко, И возникают в сини гор Она, неведная гарцорка, Ион, неведомый гарцор...

(«Трактовка сна»)

Это стихотворение композиционно закольцовано. Текст легок, возду­шен. И на первый взгляд незамысловат. Имплицитная эмоциональная оценка заключена в противопоставлении сна и яви. По мнению Северянина, в конкрет­ной жизни человек несвободен, он чувствует себя свободным и раскрепощен­ным лишь во сне, в грезе (одно из значений этой лексемы — «полуявь - полу­сон»). Интенция иронического сожаления проявляется в результате анализа се­мантических компонентов синтагмы неведная гарцорка {неведомый — «2. Таин­ственно-непонятный» (СОШ, 401) и гарцевать — «красуясь, ловко и молодцева­то ехать верхом» (СОШ, 126)). Таким образом, значение поэтического неоло­гизма гарцорка — «таинственная, сказочная наездница» (см. выражения «неве­домые края, пойти неведомо куда» и пр.). Северянин усиливает ощущение ска­зочности с помощью окказионализма - предиката чарунъя (от чаровать — «кол­довать» (СОШ, 877)). Общая сема «сказка» в переносном значении этого слова (сказка - «ложь» (СОШ, 720)) подчеркивает авторскую иронию в описании ми­фической страны, где «царство беззаконий» и нет иного правителя, кроме вес­ны. Поэт вновь возвращается к одной из главных мыслей в своем творчестве — мысли о внешней гармонии и внутренней дисгармонии Природы и Человека.

В медальоне «Сологуб» поэт использует свой «коронный» прием «нани­зывания» для интенсификации характеристики субъекта оценки: Какая тающая нежность! Какая млеющая боль! Что за чеканная небрежность! Что за воздушная фиолъ!

Он весь из сладостного вздоха,

Он весь — безгрешное дитя... Плохое у него неплохо, И темное поет, блестя...

Изысканнейший рисовальщик. Провидец существа людей. Он — чарователь, чаровальщик, Чарун, он — чарник, чародей. Восхищение героем сонета — Сологубом - выражается здесь с помощью различных языковых средств:

1) оксюморона, языковая специфика которого заключена в смысловом единстве контрастных значений и онтологически присуща семантике оценки; имплицитный компонент объединяет противоположные смыслы (положитель­ный и отрицательный) на разных полюсах — чеканная небрежность, плохое не плохо, темное поет, блестя;

2) оценочных прилагательных, в том числе аффективов: сладостный, безгрешный, ароматный, изысканнейший;

3) восклицательных предложений, которым свойственна акцентиро­ванная эмоциональность;

4) окказиональных оценочных существительных (чарователь, чаро­вальщик, чарун, чарник) в позиции предиката, выстроенных в синонимический ряд с помощью приглагольных суффиксов -щель-, -ун-, -ник-, -щик-, имеющих мутационное значение.

«Мутационные суффиксы существительных означают либо предмет (одушевленный или неодушевленный), имеющий отношение к тому, что назва­но мотивирующим словом, либо разнообразные конкретизации как значения предметности, так и значения отношения» (Улуханов, 1996, 174). Перечислен­ные аффиксы являются «семантически инвариантными» (Улуханов, 1996, 175), то есть Северянин «подключает» словообразовательные средства языка для на­гнетания экспрессивности и усиления мелиоративного оценочного значения: чарователь — чаровалыцик — чарун — чарник. Все окказионализмы мотивирова­ны глаголом чаровать, словарное значение которого — «1. Колдовать, наводить чары на кого-нибудь, волшебство (стар.); 2. перен. Производить неотразимое впечатление чем-нибудь, пленять» (СОШ, 877). Символом оценки Сологуба для «короля поэтов» стало волшебство, что по шкале оценок тождественно очень хорошо и выражает коммуникативное намерение восхищения - Северянин преклоняется перед поэтом, объектом своей оценки.

Творческий характер поэтических неологизмов в стихотворения Игоря Северянина коррелирует с субъективным характером оценочного значения, разноуровневые единицы семантически нагружены, оценочно ориентированы и находятся во взаимодействии и гармонии.

Как известно, конверсивная транспозиция осуществляется с помощью немногих семантически инвариантных суффиксов, транспозиционное значение которых является контекстным. Северянин использует суффиксальный способ для образования окказиональных глаголов от существительных. Их общее зна­чение - «действие, имеющее отношение к тому, что названо мотивирующим именем» (Русская грамматика, 1980, 334-336). Формантом выступает суффикс -е-/-и-(тъ), кроме того нам представляется целесообразным распределить ново­образования по лексико-семантическим группам:

1. ЛСГ «природа»: осенеть, ветрить, ледеть, снежеть, ночетъ, , шме-лить, пчелить, метелить, жемчужить, перламутрить, орлитъ, астритъ;

2. ЛСГ «звук»: свирелить, арфеть, виолончелить, струнить. Например,

Белёсо ночела столица

За Невками и за Невою.

И были обвеяны лица

Сиренью в тот май неживою...

Была обреченность и гибель

В глазах, в Островах, в белой жути.

И в каждой —то каменной глыбе

Был сказ о последней минуте («В тот май»)

Окказионализм ночеть образован от существительного ночь — «часть суток от захода до восхода солнца» (СОШ, 422). Внешне безоценочная лексема в сочетании с адвербативом белёсо на первый взгляд идентична сочетанию бе­лая ночь, имеющему положительное оценочное значение. Но знак-прагмема бе­лёсо — «тусклый и светлый до белизны» (СОШ, 42) имплицитно выражает оце­ночное значение «довольно плохо», так как одна из сем несет значение — «ма­лопрозрачный», «мутный»,, «безжизненный», «невыразительный» (СОШ, 817), то есть содержит негативную оценку. Пейоративность окказионализма интен­сифицирует контекстуальное окружение: неживая, обреченность, гибель, жуть, последняя минута (т.е. агония). Эмоциональная напряженность и экс­прессивность данного поэтического неологизма несомненны, а его отрицатель­ная семантика реализуется наиболее полно лишь в контексте.

Окказионализмы подобного типа могут выражать и мелиоративное зна­чение, например:

Народу русскому дивитесь:

Орлить настал его черед!

Восстал из недр народных витязь

И спас от деспота народ

(«Все — как один») Вещественное значение лексического деривата орлить зависит от язы­кового и неязыкового (энциклопедического) знания о зоониме орел: - «2. перен. О гордом, смелом, сильном человеке» (СОШ, 459); «Орел — крупная сильная хищная птица семейства ястребиных с изогнутым клювом, живущая в гористых или степных местностях; изображен на государственных гербах многих стран как символ могущества и власти; представителей этого подсемейства часто на­зывают «царями птиц», живут орлы почти а всей территории России» (Энцик­лопедия, Биология, 1998, 622). К тому же данное слово входит в устойчивое словосочетание «орел или решка?». Возникает напряженный, семантически на­груженный образ народа — царя, который должен вести себя так, как подобает гордой птице, являющейся символом родной страны — метнуть жребий, сделать правильный выбор и «воспарить», расправить крылья. Данный поэтический не­ологизм выражает положительную оценку имплицитно, его мелиоративность подкреплена в контексте словами высокого стиля: витязь — «В Древней Руси: отважный, доблестный воин» (СОШ, 684), восстать — «1. Подняться для борь­бы с кем-нибудь, против чего-нибудь, поднять восстание» (СОШ, 99). Глагол восстать входит в состав устойчивого сочетания: «восстать из пепла». Общая сема «птица» позволяет выстроить законченный ассоциативный ряд, благодаря чему в сознании адресата (читателя) символом русского народа становится бес­смертный Феникс, постоянно возрождающийся из пепла.

Аналогичные окказионализмы, но образованные от названия музыкаль­ных инструментов, выражают только положительную оценку. На наш взгляд причина этого состоит в том, что Игорь Северянин отождествлял свои «поэзы» с музыкой: «Я композитор, в моих стихах чаруйные ритмы» («Я - Компози­тор»):

Ах, оттого-то арфеет ветер, Далеет берег, поет залив!.. Ах, оттого-то и жить на свете Я страстно жажду, глаза раскрыв.

(«Поэза раскрытых глаз»)

или

И точно ласточка в окно вспорхнула, Слегка вервэною поколыхав... Виолончелили от меццо-гула В саду наструненные души трав...

(«Поэза трех принцесс») Данные «частнооценочные» (Арутюнова, 1999, 198) поэтические неоло­гизмы оценивают объект, явления природы с точки зрения субъекта оценки, т.е. автора. Следуя классификации Арутюновой, все частнооценочные значения

разделены на 7 категорий и 3 группы (см. Арутюнова, 1999, 198). Окказиона­лизмы арфеть, свирелить, виолончелить, струнить относятся к группе сен­сорных или гедонистических оценок и являются наиболее индивидуализиро­ванными. Гедонистическое мироощущение субъекта оценки - поэта - выступа­ет как психический рецептор и в качестве такового характеризуется тонкостью и глубиной переживаний. Поэтические неологизмы порождены слуховыми впечатлениями и в вышеуказанных примерах применяются для характеристики склонностей субъекта в том числе. Северянин слышит во всех природных явле­ниях мелодию. Экспликационал глагола арфеть зависит от существительного арфа — «щипковый музыкальный инструмент в виде большой треугольной ра­мы с натянутыми внутри нее струнами» (СОШ, 29). Коннотативный элемент значения зависит от неязыковых знаний: «Это очень древний музыкальный ин­струмент, известный со 2-ого тысячелетия до н.э.; арфе свойственно холодное полифоническое звучание, которое, по мнению греков, пробуждало в слушате­лях возвышенные чувства - не случайно самым искусным исполнителем счи­тался бог Аполлон» (Энциклопедия, Искусство, 2001, 17). «Приращение» смысла глагола виолончелит напрямую связано с лексемой виолончель — «струнный смычковый инструмент, известный с 16 века. Звучание очень выра­зительно, характеризуется мягкостью и теплотой тембра, близкой к человече­скому голосу. Исполнитель может придавать музыке тончайшие нюансы» (Эн­циклопедия, Искусство, 2001, 42). Таким образом, значение слова арфеет (ве­тер) - «песня северного ветра, подобная звукам арфы» (общая сема — «холод­ность»); значение слова виолончелили (души трав) — «петь по-человечески» (общая сема «человек»). Положительная семантика актуализируется контексту­альным окружением: поет, ласточка, меццо-гул (от итал. mezzo - голос), на-струненные. Общая архисема всех перечисленных лексем (как окказиональных, так и узуальных) - «звук». Метафорические окказиональные предикаты соотно­симы по шкале оценок с компонентом «и это хорошо», и лингвистические на­блюдения это доказывают.

Нулевая суффиксация представлена в тех поэтических неологизмах Се­верянина, где деривационное значение опредмеченного качества традиционно материально выражено. Иногда в одной строфе у поэта встречается несколько окказионализмов данного типа, нагнетающих экспрессию:

Какая ночь! — и глушь, и тишь,

И сонь, и лунь, и воль...

Зачем сердце, ты грустишь?

Откуда эта боль?

(«Грасильда»)

Данные безаффиксные поэтические неологизмы, не имеющие обще- * употребительных синонимов, выполняют номинативную функцию, называя

реалии — явления природы, - для обозначения которых отсутствуют слова в общелитературном языке. Вот эти новообразования — синтаксические дерива­ты: лиловь, рьянъ, влажъ, сочь, сквозь, скользь, сонь, таль, лунь. Существитель­ные, образованные от прилагательных, со значением признака также могут вы­ражать ту или иную оценку, основанную на качественной природе признаковой семантики.

Отметим, что расширение семантики слова реализуется включением в узуальные модели словообразования формантов неузуального характера, сло­вообразовательное значение которых «рассогласовано» с категориальной се­мантикой производного слова. Глагольные морфемы присоединяются к основе существительного: о — петл — и — ть, о — резед — и — ть, о — жизн — и — ть, о - бельм -и — ть, о-лес — и — тъ; суффиксы прилагательных присоединяются к основе существительного: март — н — ый, мозг — н — ый, улыб — н — ый, гном - н - ый, пауч - н — ый; суффиксы наречия присоединяются к основе су­ществительного: май — н — о (от май), урод — н — о (от урод), моль — н — о (от моль), поэз-н- о (отпоэзия), фантаз — н-о (от фантазия), то есть в производ­ном слове сочетаются «несочетаемые» производящие основы и форманты.