Связь с прототипической ситуацией: императив и «квазиимператив» Специфические особенности императива
В своей первичной функции императив «обозначает действие, побуждаемое говорящим для исполнения и адресованное какому-либо лицу» [Шелякин 1989а: 187]; иначе говоря, используя императив, «говорящий, самим фактом своего высказывания, пытается каузировать совершение некоторого действия» [Гусев 2002: 173].
Как следует из приведенных толкований, императив близок, с одной стороны, к каузативу, а с другой стороны, к перформативным высказываниям [Касе- вич 1990: 85—90]. Именно поэтому «произнесение побудительного предложения Закройте дверь! само по себе служит просьбой или повелением в той же мере, что и произнесение перформативного предложения Прошу вас закрыть дверь» [Падучева 1985: 23]. Помимо этого, связь с конкретным актом речи в той или иной мере воздействует и на значение других грамматических категорий (вида, времени, лица, залога), выражаемых в глагольных формах императива [Бондарко 1990в: 87—89; Бирюлин, Храковский 1992: 30—32].Фиксированность иллокутивного предназназначения императива затрудняет или делает вообще невозможным его использование в первичном значении за рамками побудительных речевых актов: «в традиционном нарративе исключены местоимение 2-го лица, императив, обращение и другие конструкции, ориентированные на 2-е лицо» [Падучева 1996: 336]. Их присутствие считается одним из признаков особого режима повествования — несобственной прямой речи; ср.:
- —Да и секли же меня за этот ять! — продолжает Яшкин. — Помню это, вызывает меня раз учитель к черной доске и диктует: «Лекарь уехал в город». Я взял и написал «лекарь» с «е». Выпорол. Через неделю опять к доске, опять пиши: «Лекарь уехал в город». Пишу на этот раз с ятем. Опять пороть. За что же, Иван Фомич? (А. Чехов. Мыслитель).
Обычно же перевод побудительного высказывания в косвенную речь, т. е. изменение его коммуникативной функции, сопровождается практически обязательной заменой императива какими-то иными конструкциями:
- Уходите отсюда! =gt; Он просит (требует), чтобы мы ушли
отсюда;
- Короче, рецепт долголетия по А кету таков: будь снисходительнее к своему организму, пореже занимайся спортом, постарайся избегать стрессов и поменьше ешь. «И не забудь: лень ограждает тебя от стрессов и неврозов», — констатирует Петер Акст. (...) Акст отмечает три основных момента, влияющих на продолжительность жизни. Надо меньше заниматься спортом, избегать стрессов, поменьше есть (Итоги, 24.08.2004).
В этом отношении императив, как заметил Р. О. Якобсон [Якобсон 1958/1985: 217], подобен звательному падежу (вокативу). Тот же вывод делает и И. А. Мельчук: «Наиболее резко противопоставлен всем другим наклонениям ИМПЕРАТИВ (выделено И. М. — Ю. К.). Это наклонение, предполагающее непосредственное речевое воздействие, соотносится с другими косвенными наклонениями так же, как вокатив соотносится с другими косвенными падежами» [Мельчук 1998: 159][92].
Вместе с тем между императивом и вокативом есть и очень существенное различие. Если вокатив действительно занимает обособленное положение в системе языка (и, в отличие от императива, легко утрачивается, как это произошло в русском языке), то у императива узость сферы использования в его первичной функции контрастирует с возможностью употребления и за пределами побудительных конструкций, что сопровождается большим или меньшим его переосмыслением [Князев 1989: 98—100; Бирюлин, Храковский 1992: 47—50; Володин 2003: 34—36]. При этом вторичные значения форм императива, с одной стороны, совпадают во многих языках, что свидетельствует о неслучайности такого семантического развития (см. § 1.2.1), а с другой стороны, одни комбинации значений встречаются чаще, чем другие, что, в свою очередь, можег интерпретироваться как отражение большей или меньшей степени близости к первичному значению[93].
Особенно показателен в этом отношении русский императив, многозначность которого близка, по-видимому, к максимально возможной.
По этой причине предлагавшиеся формулировки инвариантного значения императива в русском языке, основанные на поиске общих семантических признаков у всех его употреблений, оказываются мало содержательными. Так, В. Грабье инвариантом русского императива называет «субъективное отношение говорящего к действию» [Грабье 1983: 111], а у Н.
В. Перцова семантическим компонентом, связывающим все употребления императивных форм, является «экспрессивность» [Перцов 2001: 239].Другое решение этого вопроса предложил Р. О. Якобсон, который считал общим значением русского императива «волюнтативность», или «произвольность» (willktirhafter Einschag) действия [Якобсон 1958/1985: 216]; к тому же выводу приходит и О. Лешка, для которого таким значением служит «немотивированность (arbitremost) действия», т. е. действие представляется «jako nezAvisly па motivadnich souvislostech tohoto d?je» [LeSka 1968: 20]. В свою очередь, данное понимание общего значения императива сложилось у Р. О. Якобсона, скорее всего, под влиянием сочувственно упоминаемого им Н. П. Некрасова, который называл императив «общей личной формой» и следующим образом описывал ее особенности: «соединение и несое- динение общей личной формы действия с известным лицом вполне зависит от лица говорящего: оно связывает то или иное действие с тем или другим лицом по своему желанию, по своей воле, а не потому, что между действием и лицом находится уже сама по себе связь действительная, непосредственная» [Некрасов 1865:105; цит. по: Перцов 2001:241].
Очевидно, что такого рода формулировки, возможно, и охватывающие все многообразие употреблений форм повелительного наклонения в русском языке, не соответствуют двум другим желательным признакам инвариантного значения, выделенным в § 1.2.2, поскольку не являются ни семантически «прозрачными», ни специфичными. Представляется, что отталкиваясь от таких семантических инвариантов, как «экспрессивность» или «немотивированность (произвольность) действия», совершенно невозможно представить себе, что форма с таким общим значением в изолированном употреблении выражает именно прямое побуждение к выполнению действия, каузи- руемого говорящим.
Альтернативным путем объяснения связей между значениями форм повелительного наклонения может быть обращение к особенностям когнитивного образа «прототипической императивной ситуации».