«СВОЕ» И «ЧУЖОЕ» В РУССКОМ ЯЗЫКЕ

Так как писатели из реакционного лагеря постоянно кричали о том, что иноязычная лексика якобы недоступна простому народу, Белинский в блестящей полемике с ними рассеял их лицемерные доводы, напомнив, что даже темные крепостные крестьяне отлично понимают такие пришлые, чужие слова, как паспорт, квартира, солдат, кучер, маляр, ассигнация, квитанция, губерния, фабрика, которые до того обрусели, что ощущаются как более русские, чем чисто русские слова.

Например, указывал Белинский, исконно русское слово возница кажется русскому простолюдину гораздо более чужим, чем иностранное кучер.

«Что такое алмаз или брильянт — это знает всякий стекольщик, почти всякий мужик, но что такое сверкальцы — этого не знает ни один русский человек».

Замечание Белинского о тех иностранных словах, которые нам кажутся более русскими, чем русские слова с тем же замечанием, прозвучали бы для меня парадоксом, если бы мне не приходилось наблюдать точно такие же случаи.

Взять хотя бы слово водомёт. Я читал в одной школе рассказ, где это слово встречается дважды. Иные школьники не поняли, что оно значит (двое даже смешали его с пулеметом), но один поспешил объяснить: «Водомет — это по-русски сказать: фонтан». Иностранное слово фонтан он принял за русское, а чисто русское водомет за чужое!

Или другое слово: зодчий. Коренное старорусское слово, крепко спаянное с целой семьей таких же: здание, создатель, созидатель, зиждитель и т. д. Но прохожу я как-то в Ленинграде по улице Зодчего Росси (это было в 20-х годах) и слышу, как один из юных сезонников спрашивает у другого, постарше: что это такое за зодчий? «Зодчий,— задумался тот,— это по- русски сказать: архитектор». Было ясно, что русское зодчий звучит для них обоих чужим звуком, а иностранное (с греческим корнем и с латинским окончанием) архитектор воспринимается как русское.

И тут я вспомнил, что в детстве я точно так же объяснял себе слово ваятель: был уверен, что оно иностранное и что в переводе на русский язык означает скульптор.

«Как-то давно, — вспоминает Д. Н. Ушаков, — коидук м»|», рассказывая мне о трудности получить место, сказал: «Ну, ко нечно, у кого есть рука, или просто по-русски сказать проїси ция, — тогда другое дело».

И совсем недавно — нынешним летом — одна женщина, горди щаяся своей мнимой культурностью, пояснила при мне другом «Томаты1—это по-русски сказать: помидоры»,— и даже обиделась, когда я сказал, что помидоры — это итало-французское слово...

(Корней Чуковский. Живой как жизнь. «Мол. гвардия», 1963).