ФОНЕТИЧЕСКИЙ звуко-буквенный разбор слов онлайн
 <<
>>

СКЛОНЕНИЕ ИМЁН СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ.

В состав имён существительных русского языка вошла многочисленная группа слов, исторически относящихся к склонению прилагательных. Это всё слова, при которых очень часто, а при некоторых и постоянно, существительные опускались, так как были ясны из контекста или ситуации.

Выступая вне специфической роли прилагательных как форм согласования, такие прилагательные стали постепенно приобретать в сознании говорящих предметные значения, т. е. превращаться в имена существительные, и частично, в связи с перерождением своей функции, усваивать некоторые внешние морфологические признаки существительных. Эту переходную категорию (ср. такие слова, как часовой, лесничий, запятая, булочная, мороженое, насекомое, Иванов, Иванова, Петровский, Петровская), как и другие специфические ответвления существительных, мы упомянем особо при именах прилагательных. Другая группа склоняемых слов, входящих в состав имён существительных, но имеющих индивидуальные признаки,— существительные местоименные, т. е. такие, которые не имеют самостоятельной знаменательности, а получают свой смысл в речи, только так или иначе отсылая к знаменательным словам или к не допускающей неясности ситуации. Это личные местоимения—я, ты.., возвратное — себя, вопросительные — кто, что, отрицательные — никто, ничто, неопределённые—кто-нибудь, что-нибудь, кто-либо, что-либо, некто, нечто, анафорические1— он, она, оно и под. Следует, впрочем, сразу же заметить, что с морфологической точки [179]

зрения некто, нечто — только остаток существительное™, так как в косвенных падежах не употребляются, а те формы, которые выступают в такой роли при слове некто, уже явно являются прилагательными: некоего, некоей и т. д.

Он, она, оно — переродившиеся по значению прилагательные: теперь они по смыслу только предметны (кт о?) и утратили, хотя и сохранили внешний признак трёх родов, типичную особенность прилагательных — согласованное склонение с именами существительными.

Местоименное склонение мы тоже рассмотрим уже после склонения имён прилагательных, с которым оно близко по чисто внешним приметам.

Из круга имён существительных следует также выделить особую группу числовых названий, по признакам узко-морфологическим и синтаксическим нуждающихся в особой характеристике. Если слова, вроде миллион, десяток, сотня, ничем не отличаются от склонения обычных имён существительных и в связной речи вообще не обнаруживают индивидуальных признаков, то пять, шесть... десять и под., склоняющиеся, как «кость», не Могут быть, главным образом по синтаксическим своим особенностям, безоговорочно отождествлены с именами существительными. Не согласуются с ними по родам прилагательные (ср. эта тысяча, но не «эта пять», а «эти пять») и —самое главное — в связной речи они то управляют, как. существительные, в именительном и винительном падеже, то согласуются, как прилагательные (в дательном, творительном, предложном): пять верных друзей, но не «пяти верных друзей» (в дательном) или «пятью верных друзей» (в творительном), а пяти верным друзьям, пятью верными друзьями1. Так как, однако, выразительные морфологические приметы принадлежат лишь немногим названиям чисел, то ниже мы остановимся только на них.

Имена существительные, не принадлежащие ни к одной из этих переходных или смешанных категорий, распределяются по следующим типам:

I. Имена существительные мужского рода с окончанием на согласный (кроме слова путь).

В качестве варьирующих признаков можно различить:

1. Винительный = именительному (группа неодушевлённых и собирательных); винительный = р о д и- тельному (в единственном числе — на -а, -я) — группа одушевлённых2. [180] [181]

Гляжу на дом, на дуб, на народ, но —на человека, на брата и под. и также во множественном числе — гляжу на братьев, на коней и под.

2. Родительный падеж единственного ч и с- л а может иметь и не иметь варианта на -у, -ю,— форм только на -у, -ю, без параллельных на -а, -я, в русском не встречается: народа и народу, света и свету, чая и чаю.

3. Творительный падеж единственного числа может обнаруживать те или другие' звуковые изменения гласной приметы падежа (этимологически о: е) в зависимости от того, принадлежит ли предшествующий согласный к твёрдым или мягким звукам, а также в зависимости от места ударения: орфографически— конём, краем, ножом, ершом, ткачом, детёнышем, плачем, в произношении: каньом, крайъм, нажом, йиршом, ткачом 1, дьитьонышъм, нлачъм.

4. Пред пЪ жный падеж единственного чис- л а может иметь и не иметь в значении местном (при предлогах на и в) параллельной формы с ударяемым -у (-ю). Форм только на -у (-ю) без параллельных на -е в предложном падеже (с возможным переходом неударяемого е в и) или с неударяемым -у (-ю) русский язык не знает: о бёреге, но на берегу, о лёсе, но в лесу, об углё, но в углу, в хлёве, но в хлеву.

Только — на хуторе, в гброде, в сарде, на рынке и т. д.

5. Именительный падеж множественного числа оканчивается или а) на -ы[182] [183], -и, или б) на ударяемое -а, -я (только так или же имея вариант -ы, -и), или в) на -ья, или г) на неударяемое орфографическое -е (утрачивая обычный суффикс единственного-числа -ин), или д) на -ята (в произношении, при -ёнок в именительном единственного, -атъ, устар. -аты).

Примеры: а) волы, молоты, кони, гости, полки; б) города, глаза, берега, рога, учителя—учители (учители человечества и под.), дома — до мы (в торжественном слоге), волоса — волосы, хлеба — хлебы; в) зятья, прутья; г) крестьяне (ср. крестьянин), горожане (горожанин), цыгане (цыган); д) телята (телёнок), цыплята (цыплёнок), козлята (козлёнок).

6. Родительный падеж множественного числа представляет большое разнообразие окончаний:

а) Окончание -ов имеют существительные с твёрдым (нешипящим) согласным основы: моста, мосту ит. д. —мостов; старика, старику и т. д.— стариков.

б) Орфографическое -ев принадлежит:

1) словам, имеющим в именительном падеже ед. числа окончания -ай, -ей, -ий, -ой, -уй: соловей — соловьёв, лакей — лакеев, сарай — сараев, негодяй — негодяев, кий — киев, изгой — изгоев,

поцелуй — поцелуев, герой — героев; 2) словам с именительным множественного на -ья: зятья —зятьёв, прутья—прутьев.

в) На -ей оканчиваются слова с мягким согласным основы, кроме упомянутых групп -ей, -ай и т. д. Это же окончание имеют основы на отвердевшие в русском языке шипящие: пахарь — пахарей, конь — коней, учитель — учителей, нож — ножей, шалаш— шалашей.

г) Без окончания родительный падеж множественного числа:

1) у существительных, именительный множественного которых

оканчивается на орфографическое -е: поселяне —поселян, крестьяне — крестьян, цыгане — цыган; 2) у слов с окончанием именительного множественного на -ята: телят, ребят; 3) у нескольких слов, употребляющихся с названиями чисел (раз, аршин), и у некоторых других, о которых упомянем ниже.

Несколько подробностей и пояснений.

Винит, п. мн. ч., совпадающий с именительным, у имён одушевлённых употребляется в особых предложных выражениях, обозначающих новое положение: вступить в члены партии, произвести в командиры и т. п.

Литературный язык обнаруживает колеблющуюся чуткость к различению одушевлённости и неодушевлённости: как отметил В. И. Чернышёв' («Правильность и чистота русской речи», 1914, изд. 3, стр. 79—80), нет полной устойчивости в употреблении форм, когда название одушевлённого предмета относится к неодушевлённому: «пускаю бумажного змея» и «бумажный змей», читаю «Евгения Онегина»—и... «Евгений Онегин» и под. Надо констатировать, однако, что современный литературный язык решительно склоняется в сторону сохранения за словом с основным значением одушевлённости, независимо от его переносного употребления, первоначальных морфологических особенностей.

Отступают иногда названия светил: «гляжу на Марс...», хотя говорят и на «Марса»; но для такого отступления есть свои основания — «Марс», «Юпитер» и под. для большинства говорящих лишены своей морфологической одушевлённости. Наоборот, при метафорическом употреблении имён неодушевлённых, ставших обычными в подобной роли, нормальны формы, совпадающие с родительным: «Видел ты этого идолаЪ, «Нелегко научить такого болвана» и под. «Может быть, Гитлер призовёт тогда на помощь свою гвардию, СС, убийц, воров, растлителей.

Но «рыцари чести» предадут вчерашнего кумира» (Эренб., «Правда», 3/ѴІІІ 1941 г.).

Колеблются по употреблению «микробов—микробы»: возможны— «Он изучал этих микробов» и «...эти микробы» (ср. то же и в женском роде во мн. ч.: бактерии и бактерий).

Обычно винительный падеж мн. ч. от пиявка звучит пиявок, но в -выражении поставить пиявки употребляется только последняя форма.

Вряд ли полностью прав В. И. Чернышёв (стр. 94), утверждающий, что «имена рябчик, рак, омар, устрицы и прочие, употреблённые в смысле кушанья, принимаются нами, как предметы одушевлённые: изжарили рябчика, съели рака, омара, устрицу, люблю рябчиков, раков, омаров»)... Подобные слова, одинаково мужского и женского рода, если обозначают предметы, употребляемые обыкновенно в пищу не по одному, обнаруживают тенденцию (при слове есть) винительный множественного образовывать одинаково с именительным: есть омары... устрицы, шпроты, кильки, сардинки и под., хотя рядом употребительны и омаров, устриц; но только гусей, рябчиков и под.[184]. Ср. и грибоедовское: «К Прасковье Федоровне в дом Во вторник зван я на форели».

В речи людей, недостаточно владеющих литературным языком, слова вроде «тип, характер, элемент» употребляются по отношению к людям как одушевленные. Такое употребление, безусловно, недопустимо: говорить следует только — «автор вывел интересный характер», «мы узнаєм в нём хорошо знакомый тйТі», «исключили нетрудовой элемент». Слово лицо в смысле «человек» во множ, числе в винительном падеже звучит обыкновенно —лиц. Устарелое употребление: «...Жандармы то привозили, то отвозили различные лица, прикосновенные к делу» (Писемск.). «И вот почему мы никак не решаемся считать ненужными и лишними те лица пьес Островского, которые не участвуют прямо в интриге» (Доброл.).

Употребление формы родительного падежа с окончанием -у (-ю) зависит от следующих моментов: как и в украинском языке, это окончание возможно только у неодушевлённых и собирательных. На -у в родительном падеже обычно не бывает ударения.

Отступают только: группа ласкательных на -ок, -ек, образованных от слов же с родительным на -у (-ю): медок — медку — мёду, чаёк — чайку — чаю; слова с беглыми о, е: мху, льду, и отдельные слова—табаку, миндалю и др. (в выражении «нашего полку прибыло» ударение обычно на о).

Формы на -у (-ю) принадлежат по преимуществу словам, обозначающим различные предметы, употребляющиеся по мере и весу, тогда, когда указывается, сколько или какая часть данного вещества или материала взята: голова сахару, кило гороху, кило чаю, а также и при указании, неопределённом относительно количества: мёду! дайте воску и под. Если, однако, родительным падежом управляет слово, не возбуждающее мысли о количестве, выступает обыкновенно форма на -а: запах чая, сбор гороха. Как замечает В. И. Ч е р- нышёв («Правильность и чистота русской речи», изд. 3, стр. 73), «к этому же разряду приближаются такие отвлечённые имена существительные, которые применяются количественно, обозначая меру или степень предмета или качества», напр.: шум, визг, доход, убыток и др. (наделать шуму, не слышно визгу...).

Формы на -у обычны, далее, у многих слов при отрицании: не выдумает пороху, долго не было снегу.

Допускают их некоторые собирательные, существительные: народ, люд, но только при указании количества: много народу, на основные особенности народа, история народа.

Употребительны они в обычных сочетаниях с предлогами из,, от, с: с бою, со смеху, из лесу, от роду, с краю, из дому, с холоду, с размаху. Отдельные слова выступают в форме на -у в фразеоло- гизмах: задать перцу, дать маху.

Заслуживает внимания, что формы на -у употребляются главным образом от слов, для которых множественное число необычно.

Как замечено уже Чернышёвым, формы на -у реже в случаях, когда при существительных имеются прилагательные.

Имена среди, рода форм на -у не образуют, но слова муж. рода на -ище могут образовать их в параллель непроизводным. Ср.: «Медлить нельзя было: снежищу наваливало каждое утро в сени по колено!» (Писемск.). -

Во многих случаях употребление форм на -у (-ю) или -а (-я) в рус- ском литературном языке зависит ещё от доброй воли говорящего или пишущего: из писателей, напр.', форм на -у гораздо больше у Гоголя и Лермонтова сравнительно с Пушкиным, у Достоевского — сравнительно с Тургеневым и Л. Толстым[185]. Преобладание форм на -у, вообще говоря, свидетельствует о преобладании в языке писателя разговорной речи над влияниями собственно книжными. Чем ближе к нашему времени, тем форм родительного падежа на -у становится меньше. Младшее поколение в тех случаях, где ещё недавно было колебание,, оказывает заметное предпочтение формам на -а.

Местный падеж ед. ч. на -у наиболее часто характеризует слова односложные в именительном единственного и притом, в отличие от украинского языка, такие, которые не имеют конечного ударения в остальных формах: на полу, на торгу, в роду, на шкафу и под. Отступления вроде в полку (род. полкй), в углу (род. углй), на пост} (род. постй), на суку (род. сука)—немногочисленны. :

В выражениях, близящихся к наречным, в том числе и не имеющих значения места («где?»), правило при предлогах в, на составляет окончание -у: на своём веку, на бегу, на роду, быть в ходу, в пылу и др.

Именительный падеж м н. ч. на -ы (-и) имеют прежде всего слова с конечным ударением в косвенных падежах: столй (род. ед. столй), снопй (род. ед. снопа), кусты (род. ед. кустй). Далее, характерен он для многих неодушевлённых со срединным ударением в косвенных падежах: род. ед. морбза — им. мн. морбзы, род. ед. паровоза — им. мн. паровбзы,

род. ед. отголбска — им. мн. отголбски, и для употребляющихся только во мн. числе: Ьесы, духи1 и под.

Встречается он также в ряде других случаев.

Окончание -а (-я), всегда ударяемое, могут иметь только слова без конечного ударения в косвенных падежах ед. числа. От тех слов, которые имеют ударение в род. ед. на конце, такие формы в литературном языке не образуются: литературный язык не допускает форм вроде: «пропали мои труда» и под. (ср. род. ед.: моего трудй). Отступают только рукавй, обшлагй.

Распространены формы на -а у многих односложных (в им. ед.): бега, бока, борта, века, глаза, года, гроба, дома, края, луга, леса, рога, снега, сорта, счета, тона, хлева, цеха, шелка и др.; у многих двусложных (в им. ед.) неодушевлённых с ударением на первом слоге: адреса, берега, буфера, ветра, векселя, вечера, волоса[186] [187], вороха, вымпела, голоса, города, желоба, жемчуга, жернова, закрома, кивера, короба, корпуса, кренделя, кузова, купола, невода, округа, ордена, ордера, о&прова, отпуска, паруса, паспорта, погреба, потроха, поезда, пояса, прииска, провода, промысла, терема, тополя, тормоза, флигеля, холода, хутора, черепа, штемпеля, якоря и др. (среди последних, как видим, очень много иностранных); у ряда слов, обозначающих лиц (по преимуществу иностранного происхождения): аптекаря, директора, доктора, инспектора, конюха, корректора, лектора, лекаря, мастера, пекаря, писаря, повара, пристава, профессора, шкипера и др.

Последние почти сплошь названия должностных лиц и профессионалов с окончаниями -ор, -ер, -арь. Группа эта обнаруживает тенденцию расширяться: можно встретить уже, напр., инженерй, архитекторѣ, редакторй и под. Но «оратора», «революционер^» ощущаются как вульгаризмы (ср. значение слов, расходящихся с основным признаком группы,— профессия).

Из других отметим: колокола, перепела, сокола.

В ряде слов одинаково возможны формы на -ы и на -а, причём первые воспринимаются обыкновенно как более книжные и приподнятые, вторые — как обыденные, реже — даже вульгарные. При многих словах за последние полвека восприятие явно изменилось, и то, что раньше воспринималось как вульгарно окрашенное, стало ощущаться как нормально-литературное: Достоевский,

напр., обычно употреблял фо^му «поезды», невозможную в настоящее время. Востоков (Русская грамматика, § 29) допускал как литературные формы: парусы, роги и под.

Относительно немногочисленны случаи, когда с параллельными формами связывается различие не только в эмоциональной окраске, но и по существу: мехи—кузнечные, меха—звериные; образы — литературные, образа — иконы; цветы — на полях, в саду, цвета — краски; хлебы — печёные, хлеба — злаки; поводы — побуждения, повода (при поводья) — ремни узды и под.

Окончание -ья принадлежит в именит, мн. ч. нескольким именам одушевлённым, обозначающим родство и свойство: братья, шурья (к ед. ч. «шурин»), при возможном шурины (и та и другая форма малоупотребительны; первая имеет окраску просторечия); мужья (мужи звучит торжественно и обозначает взрослых мужчин), сыновья (с -ОВ-, представляющим остаток старого склонения так называемых основ на у),—параллельная форма сыны относится к приподнятому стилю и часто имеет переносное значение—«сыны отечества» и под.; деверья (при девери), кумовья (с добавочным -ов-); просторен, дядья (при более употребительном дяди); слова князья и друзья (с з, являющимся остатком старого склонения) и ряд неодушевлённых, по отношению к большинству которых раньше в употреблении были собирательные среднего рода ед. ч. типа «гроздье», «прутье»: брусья, гроздья (реже грозди, род. п. гроздей: ед. ч. грозд, реже гроздь), зубья, каменья, клинья, клочья, колосья, колья, комья, -коренья (в кушанье), коробья, крючья, листья (на деревьях, кустах), лоскутья, лубья, ободья, поводья (при повода), полозья (при полоза), прутья, струпья, стручья, стулья, сучья, уголья. За немногими исключениями (лубья, поводья, полозья, стручья, стулья), при всех этих словах возможны параллельные формы на -ы (-и).

Заслуживает внимания, что, кроме слова брйтья, все одушевлённые этого рода имеют конечное ударение: зятья, сыновья, а неодушевлённые — накоренное,: сучья, уголья и т. д.

В некоторых случаях имела место дифференциация значений: коренья (в кушаньях), но корни (растений; грамматическое понятие); листья (на деревьях, кустах), но листы; наряду с этим значением в поэтическом языке, имеет ещё и значения, относящиеся к бумаге; колья (изгороди и под.)—колы (единицы); зубья (напр., бороны)— зубы (у животных); лоскутья (о мелких отрезках и обрывках), но лоскуты бумаги, крупные отрезки и под.

Косвенные падежи к именительным на -ья: -ьев, -ьям и т. д. (о родительном см.* ещё ниже).

Именительный мн. ч. имеет окончание -е в словах с именительным ед. на -анин (-янин), обозначающих принадлежность к социальной группе или к национальности (-ин при этом во всём склонении мн. числа выпускается): крестьяне (крестьянин), мещане (мещанин) и т. д. Это же окончание с таким же опущением употребляется при названиях народов и под.: римляне (римлянин), киевляне (киевлянин), мусульмане (мусульманин); но при «болгарин», «татарин»

установилось мн. число болгары, татары. От «грузин», «русин» и под. мн. число —грузины, русины.

Особняком стоят: установившееся цыгане, вместо старого и правильного цыганы (к «цыган», а не «цыганин»; ср. название поэмы Пушкина), басурмане и басурманы (к «басурманин», «басурман»; Лермонтов, напр., рифмует: «барабаны» и «басурманы»); архаические: баре и бары (к «барин»), бояре и бояры.

Нет установившегося употребления во мн. числе для «семьянин». Предпочтительная форма семьянины.

Слова «сосед», «чёрт» во множ, числе идут по мягкому склонению — соседи, черти и т. д. (Ср. и архаическое холопи). Востока в (§ 29) ещё допускал как параллельные формы соседы (ср.: «Тогда нестройные соседы Отчаялись своей победы» — Лом.) и т. д. и холопы; последняя у нас теперь звучит исключительно так.

К словам на -ёнок им. мн. ч.—ята. К «щенок»—щенки и реже: щенята. Сохраняется -ен- в «чертёнок», «бесёнок» — чертенята, бесенята. Не имеет особого ед. числа внучата.

Отмеченные особенности основы сохраняются и во всех остальных падежах мн. числа. У таких писателей, как И. К р ы л-о в, Л. Толстой, мало считающихся со школьной грамматикой, можно встретить и отклоняющиеся формы типа «мышёнки», «волче- нята» и под. «Ребята» может уже не стоять в связи с «ребёнок»; оно имеет также значения «подростки; парни»: «Ребята! не Москва ль за нами?» (Лерм., «Бородино»).

К слову «хозяин» — мн. ч. хозяева (род. хозяев, дат. хозяевам и т. д.), к «господин» — господа, теперь фактически выходящее из употребления; сохраняется лишь в презрительном значении и в выражениях вроде «господа положения», а также в дипломатическом языке.

Родительный пад. мн. ч.

Слова глаз, сапог, чулок, погон (от названий парных предметов); из уменьшительных—глазок, сапожок, рожок (со значением пары) — глазок, сапожек, рбжек; раз, аршин, грамм, человек1 (употребляющиеся после названий чисел); названия частей войск, обыкновенно следовавшие за «полк» и под.: гренадер, драгун, гусар и под., как и солдат, партизан-, волос, в котором род. множественного отличается ударением от именительного ед. ч.; названия некоторых народов— турок, цыган, грузин, киргиз (под влиянием типа болгар, татар и под.); господ (при котором им. ед.—господин) имеют род. п. м н. ч. б е з окончания. Ср. ещё к «хозяева» — хозяев.

Под влиянием «губ»—изредка у писателей можно встретить — «зуб» (у Крылова, Пушкина и др., из более поздних — у Лескова: «Приходите на полоскание зуб». «Полоскание [188]

зуб совсем не задалось» — «Островитяне»). Форма эта, безусловно, нелитературна; мы говорим только зубов.

К «сыновья» род. мн. — сыновей, к «друзья», «князья» — друзей, князей, к «тетерева» — тетеревей (и тетеревов). Полвека назад были ещё правильны «кумовей», «зятевей».

Ряд слов в падежах, кроме именительного (вин.) ед. ч., утрачивает о и е, обычно восходящие к древнейшим глухим звукам — ъ и ь: рот — рта, лоб — лба, день — дня, соловей — соловья; камень — камня, ремень — ремня и др.

ІК В именах существительных среднего рода различаются относительно немногочисленные варьирующие приметы склонения.

В отличие от мужского склонения, имена существительные среднего рода не различают у одушевлённых именительного и винительного в ед. числе: форма винительного совпадает с именительным — вижу дитя, пускает стрелу в чудовище. Но во множественном у одушевлённых винительный совпадает с родительным: вижу детей, поражает чудовищ. Так и у субстантивизированных прилагательных: вижу животное, ... насекомое, но... животных, насекомых. •

Склонение на -о, -е во всех падежах, кроме именительного-вини- тельного ед. ч. и им.-вин. мн., совпадает с мужским; но среднему роду неизвестны параллельные формы родительного и местного ед. ч. на -у(-ю).

Имен.-щш. мн. ч. у слов на -ко (одинаково — суффиксальное и несуффиксальное) с неподвижным ударением оканчивается не на -а, а на -и: веки, яблоки, стёклышки, ушки.

По существу перед нами факт узаконения на письме произношения, параллельного формам с конечным неударяемым -а: раньше обычны были: «сёлы», «вёслы», «озёры» и под.1,— в группе -кы произошло фонетическое изменение в -ки. По образцу подобных форм в позднейшее время создано очки, где конечный слог находится под ударением и где поэтому ожидалось бы сохранение звука а: ср. войскй, облакй.

Остаток двойственного числа представляют: очи, плечи, уши, колени (колена — форма приподнятого стиля).

-ья имеем в деревья, донья, звенья, крылья, перья, поленья (ср. и косвенные падежи — деревьев и т. д.). Коленья — «когда говорится о дудчатых составах какого-либо растения или орудия» (В о с т о- к о в), «отдельные части чего-нибудь согнутого или идущего ломаной линией...» (Толк. слов. Уш.). Род. п. мн. ч. от кольцо — колец, от крыльцо—крылец. К яйца род. п. мн. ч.—яиц.

К «судно» мн. ч.— суда (ср. и косвенные падежи судов, судам и т. д.). [189]

Родительный падеж мн. ч. обычно не имеет никакого окончания у имён с основой на твёрдый согласный. Если основа оканчивается на д в а согласных, между ними обыкновенно появляются вставные (иногда исторически необоснованные) звуки о, е, разумеется, сих позднейшими фонетическими изменениями: дел (не «делов», — нелитературная форма), мест (не «местов», — нелитературная форма); стёкол, окон, брёвен, ремёсел (при более книжном ремёсл). При -ст вставки нет: мест. Отступают судов, облаков («облак»—только в архаизирующем стиле,— ср.: «Сквозь облак тяжёлые свитки...» — М. Волошин; «Языки медные меж облак разбросав...»—Антокольский, — у старых писателей эта форма чаще); ушков при ушек с дифференциацией значения (первое — от ушкб «отверстие в игле» и под., второе — от ушко — уменын. от «ухо»), яблоков (при яблок), озерков. Ср. и имена на -ико (іплечиков, колесиков ).

У имён, оканчивающихся на мягкий согласный или шипящий и Й, тоже преобладает родительный мн. ч. без особого окончания: ружей, солений, сокровищ, плеч. Слова на -ье при этом обычно имеют окончание -ий (но ср. ружей).

Отступают: платьев, устьев (при устий)[190] и все имеющие именительный множественного на -ья к единственному числу твёрдого склонения; морей, полей, плечей (устар.; более употребительно плеч), очей, ушей.

В творительном падеже мн. ч. изредка употребляются «плечьми» (обычно плечами) и у старых писателей «ушьми» (обычно ушами): «Питомец резвый Карабаха Прядёт ушьми...» (Лерм.).

Другие типы склонения среднего рода:

Небо, чудо характерны только вставным -ес- во всех падежах множественного числа (у старых писателей, напр., у Жуковского, можно встретить «чуда» в смысле «чудовищные животные»).

Дитя (род., дат. и пр. дитяти, тв. дитятею, мн. ч. дети и т. д.) встречается почти только у писателей с хорошей книжной выучкой, напр., у Чернышевского — «Что делать?»; ср. и у Н е- к р а с о в а: «Однако же зависть в дворянском дитяти Посеять нам было бы жаль» («Крест, дети»). Теперь предпочитаются косвенные падежи от «ребёнок». ' .

Тип на -мя имеет -ен- во всей парадигме и окончание и в родительном, дательном и предложном ед. ч.: имени2. К слову «семя» установился род. мн. семян, к «стремя» — стремян.

III. Имена существительные женского рода принадлежат к двум типам склонения: на -а (-я) в им. ед. ч. или на согласный (мягкий или шипящий).

Что касается первого типа, охватывающего и сравнительна многочисленные слова рода мужского, то тут требуют замечаний только такие вариации:

Винит, пад. мн. ч. у названий существ равен родительному: вдов, тёток. По их аналогии — и кукол (но играть в куклы).

Тв. ед. допускает параллельные окончания -ою(-ею) и -ой (-ей)..

Любопытно, что Востоков, считая сокращение -ой (-ей) принадлежащим «просторечию» и допустимым в стихах, рекомендовал избегать его там, где родит., мн. оканчивается на -ей (§ 26). Мы теперь с этим не считаемся.

Родит, пад. м н. ч. — обычно без окончаний: жён, плит, линий, туч, рощ.

При конечной группе согласных имеет место такая же в с т а в- к а о, е, как и в именах среднего рода: сестёр, земель, кочерёг, серёг, сосен, сумерек. Реже случаи вроде игл, изб, игр, выдр.

При -ст, -зд, -лн, -нт вставки нет: волн, лент и под.

Полезно ещё заметить случай дифференциации —ласк (от глагола «ласкать») и ласок (зверьков) и колебание свадьб — свадеб, усадьб — усадеб; судеб, но просьб.

Слова на -ня с согласным перед ним, если перед конечным согласным нет ударения (ср. деревёнь), имеют род. множ, с н твёрдым: башен, пашен, песен. Мягкое н сохраняется ещё в словах барышень и кухонь (Шахматов допускал и кухон).

Заметим ещё, что форма род. падежа мн. ч. от «бойня» — боен, но к «тайна», «война» — тайн, войн.

Окончание -ей принадлежит некоторым основам на мягкие или шипящие согласные: вожжей, клешней, ноздрей, пашей, саклей, ровней, ханжей, юношей, головней, западней, долей и др., большею частью редким в единственном или малоупотребительным во множественном числе. Колеблются воль и волей (ср. Брюсов: «Мечту пронзили миллионы волей»), граблей и грабель, корчей и корч.

Заметим ещё свинёй, семёй, но мблний, лйний.

Из частностей, относящихся к этому склонению, заслуживает также внимания, что к слову «курица» в литературном языке мн. числом служит основа кур- (собственно от неупотребительного «кура»): куры, кур (не «курей»!), курам и т. д. П ушкин ещё склонял «курицы», «куриц» и т. д.

К «слюна» мн. число образуется от мягкой основы — слюни, слюней и т. д.

К слову мечта во мн. числе употребительны все падежи,, кроме родительного; последний обычно заменяется формою мечтаний.

К мольба и борьба родительный мн. ч. тоже образуется от другой основы — молений, борений.

Слово дыра образует имен.-вин. мн. по правилу дыры и, как ^отклонение,— дырья. Последняя форма Уже по значению, ср.: чДыръя старого сюртука». От этой основы могут образовываться и остальные падежи: «Платье всё в дырьях».

В склонении на согласный варьирующими формами являются:

Вин. мн.: мышей, рысей, но ветви, ночи.

Т в. ед. Наряду с -ью у старых писателей встречается архаическое -ию: «Мне смертию кость угрожала» (Пушк.). «И тайной ■скорбию мечта его полна» (Фет). «Позволь мне жизнию упиться день один» (Фет).

Т в. п. м н. ч. При некоторых словах употребительны параллельно формы на -ьми и -ями. Окончание -ьми господствует в дочерьми, лошадьми, плетьми, а также в словах детьми и людьми, идущих (во мн. ч.) тоже по этому склонению. Костьми употребляется только в речении «лечь костьми»1. При всех данных словах, кроме людьми, возможно и окончание -ями. При более употребительном дверями возможно и дверьми. Остальные относящиеся к данному склонению слова имеют тв. мн. на -ями: страстями, печами.

Из других частностей отметим:

«Сажень» имеет род. мн. сйжеи и саженёй; церковь — дат., тв. и предл. мн. ч. с «твёрдыми» окончаниями — церквам, церквами, при церквах.

В словах «дочь» и «мать», начиная с род. п. ед. ч., появляется вставное -ер-, проникшее в им. (вин.) ед. только в архаическом варианте слова «мать»: «Клянусь, о матерь наслаждений, Тебе неслыханно служу...» (Пушк.). «И вспомнится тогда не матерь санкюлотов, Несущая сама винтовку и плакат, Ата...» (Безым.). Ср. и праматерь.

Слово «путь» (м. р.) отличается от соответственного женского склонения только творительным пад. ед. ч.: путём.

Склоняя слово «любовь», поэты, по преимуществу старые, наряду с формою любви, нередко употребляют вариант любови: «Голос нежный, взор любови..л) (Пушк.) «Любови крылья вознесли В отчизну пламени и слова»[191] [192] (А. К. Толст.). Сохранение о—теперь правило только для собственного имени Любовь.

Сравнительно с упомянутыми основными типами склонения особых замечаний требуют немногие колеблющиеся категории.

Украинские фамилии на (-ен)ко одни изменяют по мужскому склонению (из писателей, напр., Чехов и Короленко), другие — по женскому, третьи — вообще избегают склонять, т. е. мы наблюдаем склонение: Шевченка, Шевченку и т. д.; Шевченки, Шевченке и т. д.; в произведениях поэта Шевченко, поэту Шевченко и под.

Избегать склонения подобных слов нет, однако, серьёзных оснований: кроме вреда для конструкции фразы это ни к чему не ведёт[193]. Другое дело, когда фамилия на -ко относится к женщине и когда способ изменения на -ова угрожал бы в русском языке недоразумением— тем, что фамилия представлялась бы связанной с мужским родом на -ов.

Какому из двух существующих типов склонения отдать преимущество для мужского рода? Думаем,что Грот («Русское правопис.», § 29) был вполне прав, рекомендуя предпочесть мужское как правильное, не отклоняющееся от нормы других склоняемых слов. Там, где неударяемость о в -ко не «соблазняла» к переводу подобных фамилий в женское склонение, кажется, практика знала только мужское: Копку, Котом, Головку, Г о ловком.

Только в официальном языке (языке документов и под.), где необходимо учитывать опасность такой неточности, как возможное смешение фамилий типа Бровка и Бровко, если в тексте употреблены только косвенные падежи,— предпочтительны неизменяемые формы.

Следует склонять применительно к обычным типам и иноязычные фамилии типа Бещенбергер, Тен, Микоян, Тычина, Сосюра и под., если ими называются мужчины.

В ряде случаев и литературный письменный язык и, ещё более, разговорный знает колебания склонения, зависящие от неопределенности или сбивчивости примет грамматического рода. В словах, употребляемых только во множественном числе, так как сочетаемые с ними прилагательные не имеют во множ, числе родовых признаков, колебаниям между разными типами склонений сильно подвержен родительный падеж, которым в известных типах различаются роды: к «очки» (слово по происхождению и по орфографическому употреблению дореволюционного времени—среднего рода) — родительный мн. очков (мужского типа), «очёк» встречаемся только как просторечное отклонение; к «обои» обычный род. падеж обоев (вышло из употребления — «обой»); к «панталоны», «кальсоны» — панталонов и панталон, кальсонов и кальсон; ср. далее: помоев и (иногда у старых писателей) помой, сумерек и (у старых писателей) сумерков и под.

Колебание у слов, употребительных, главным образом, во мн. числе, может распространиться на всю парадигму: бацилла и устар. бацилл, нападок и нападков (род. мн.) — ср. нападка при более редком нападок; рельс и реже рельсов (род. мн.) — им. ед. рельс и, реже, рельса; ботинка (устар.) и ботинок, валенок и валенка, манжет и манжета, бакенбарда и бакенбард (устар.), ставень и (простор.) ставня, ботфорт и устар. ботфорта и под. Особенно рас-

20#і

пространено такое колебание у парных (ср. ещё нелитературное «калош» при литературном калоша).

В некоторых случаях у слов на мягкий согласный возникло колебание между склонением мужского и женского рода: вуаль — обычно женского рода, изредка переходит в мужской — «вуаля» и под. (напр., у Лермонтова, Чернышевского), ср.: «...Отверните ваш вуаль, пока мы здесь одни» (Лерм., «Маскарад»), лшоль— женского и (устар.) мужского р., рояль, обычно мужск. р., у писателей XIX века часто в женском и под. Ср.: «С пожелтевших клавиш плачущей рояли... Поднимались звуки, страстно трепетали» (Надсон). «И гремела рояль —струны пели» (Полонск.). Писемский употребляет портфель в женском роде, а герань — в мужском. «Ставень», род. ед. ставня и т. д., род ед. ставни и т. д. Ср.: «Ветхая ставень, резьба и кровли узорный конёк» (Фет). «Ковыль» в женском роде у Некрасова («Мороз-Красный нос»), повидимому, диалектизм: «Не ветер гудит по ковыли».

Реже случаи, когда влиятельным оказывается какой-либо отдельный падеж, в котором не различен род; ср. в кобуре — отсюда при кобура неправильное «кобур».

Ряд заимствованных слов среднего рода в русском языке не склоняется: бюро, какао, желе, депо и под. Склонение пальто, нередкое в разговорной речи, грамматикой до сих пор не узаконено. В языке классических писателей было в употреблении склонение кофей, теперь вытесненное несклоняемым кофе. Меньше несклоняемых слов, которые относят к другим родам. Так, к мужскому роду обыкновенно относятся названия людей и других существ: рантье; какаду, кенгуру, шимпанзе.

Не склоняются русские фамилии вроде Дурново, Веселаго, представляющие остатки родительного падежа ед. ч. Что касается подобных же фамилий на -ых (-их)(род. мн.)—Косых, Чутких и под., то их тоже, как правило, не склоняют; ср.: «Лирические воспоминания Ивана Сизых» (А. Левитов).

Входящая теперь всё больше в обиход практика оставлять несклоняемыми иностранные фамилии мужчин типа Риман, Дель- бос, как замечено, не может быть оправдана серьёзными аргументами. Будучи последовательными, надо было бы тогда перестать склонять и Шиллер, Шекспир, Байрон и под.

Замечания о произношении окончаний в склонении.

Неударяемые е и я звучат в русском обычно как и; как ъ произносятся они: в имен. пад. ед.— «воля, злая» звучат — в6льъ, злайъ; в имен. вин. ед. ч. среди, рода — «поле чистбе» —п6льъ чйстъйъ; в род. ед. ч. «поля, моря, пахаря»—п6льъ, м6рьъ (т. е. так же, как в им. ед.), пйхърьъ; в твор. ед. ч.: «полем, морем, пахарем» — п6льъм, м6рьъм, пйхарьъм; в окончаниях мн. ч. род. п. (-ев) — «стульев, прутьев»—стульйъф, прутьйъф; дат., твор., предл. (-ям, -ями, -ях)—стульйъм, стульйъмьи, стульйъх.

В предложном падеже ед. ч. конечное е переходит в и или близкий к нему звук: в поле (гд е?), в море (гд е?) звучат: ф п6льи, вм6рьи (см. Д. Н. Ушаков. Русская речь. III, стр. 24).

В именительном-винительном среднего рода во мн. числе в устарелом московском произношении-------------------------------------------------------- ы (-и) — «вороты, гнёзды,

крючьи» и под. Однако, такое произношение под влиянием письма всё больше уступает место произношению ъ, которое следует считать в данном случае общелитературным.

2.

<< | >>
Источник: Л. А. БУЛАХОВСКИЙ. КУРС РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА. ТОМ I. КИЕВ - 1952. 1952

Еще по теме СКЛОНЕНИЕ ИМЁН СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ.: