СИНТАКСИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ МЕСТОИМЕНИЙ В ПРОСТОМ ПРЕДЛОЖЕНИИ.

Местоимения—слова, так или иначе семантически отсылающиеся к знаменательным словам (именам существительным, прилагательным, числительным и наречиям) или намекающие на них, как восстанавливаемые в речи или ситуации Ч

В синтаксическом формировании нашей речи местоименности, синтаксичной, как видим, по самой её природе, принадлежат многообразные и важные функции.

Личные формы местоимений (я, ты, мы, вы) представляют собой немногие формы, с которыми согласуются специальные формы глагола. Опущение их составляет правило для повелительного наклонения в его основной функции, но в изъявительном наклонении— в прошедшем времени они почти обязательны и ассимилируют себе род и число, а в настоящем (будущем), где на лицо указывает сама флексия, обычны.

Опущение личных местоимений при прошедшем времени сообщает речи некоторую сухость или нарочитую сжатость: Пришёл, увидел, победил.—«Нарвался на засаду в Грузинах. Ел блокнот» (Маяковск.)[282] [283].

Местоименные формы 2 лица настоящего (будущего) времени, главным образом единственного числа, могут приобретать значение обобщённости. В их природе своеобразное привлечение будто бы непосредственно присутствующего собеседника: «Ну, что ты будешь делать!»— говорим мы в огорчении. «Неужто это Уста так разлилась, ребята?» — спрашиваете вы мужичков, которые, должно быть, уже много часов греются на солнышке, выжидая дощаника» (Салт.-Щедр.). «Наконец вы решаетесь лечь на бок и притулиться к одной стороне,— тррах!—через минуту вы на другом боку» (Салт.-Щедр.). «В это время, когда всё смолкает в природе от больших забот по выращиванию малышей, выйдите за город после вечерней зари, и вы непременно услышите, как дергач кричит, вроде как бы телушку зовёт изо всей мочи: — Тпрусь, тпрусь» (Пришв.).

На психологической природе этой конструкции в большой мере основывается, напр., Л.

Дальнейший шаг — использование этого свойства языка уже как определённого стилистического эффекта—находим, напр., у Дельвига, у Тютчева идр.:«А вся так бела ты, Шея же, руки — вглядися, скажешь — из кости слоновой Мастер большой их отделал, а Зевс наполнил с избытком Сладко-пленяю- щей жизнью» (Дельвиг). Т ю т ч е в описание грозы заключает словами: «Ты скажешь: Ветреная Геба, Кормя Зевесова орла, Громокипящий кубок с неба Смеясь на землю пролила» (Ты скажешь равняется здесь «можно было бы сказать»). Очень вероятно, что подобное употребление —стилистический галлицизм.

Возвратное местоимение себя употребляется (как и свой, своя, своё) по отношению ко всем трём лицам; строго обязательно оно, однако, только для 3-го.

Как отмечает Пешковский («Русский синтаксис в научном освещении», изд. 3, стр. 189—190), возвратное местоимение «может относиться только к тому лицу, которое сознаётся субъектом действия или состояния, выраженных в слове, подчиняющем (прямо или косвенно) данное местоимение» (ср. Шахматов, II, стр. 87). Поэтому соответствуют русскому синтаксису фразы вроде: «Желание товарища видеть свою работу в печати наконец осуществилось».

Заметим, что при пассивных оборотах субъектом действия применительно к этой черте можно считать и именительный падеж, и творительный действующего лица; ср.: «Он был приглашён на эту работу своими знакомыми» и «Он был приглашён на эту работу знакомыми, заявившими собранию своё мнение о нём». Ср.: «Он был выдвинут на эту работу своими товарищами» и «Он был выдвинут на эту работу товарищами, настаивающими на справедливости своего выбора».

И в других случаях условность понятия субъекта действия позволяет употреблять свой применительно к разным лицам фразы, что иногда может приводить даже к недоразумениям: «Коллектив требует от товарищей уважения к своим мнениям». Ясно, что речь идёт об уважении к мнениям коллектива, но фраза может быть понята и так: коллектив требует уважения к мнениям товарищей. «Отец посылает сына на вокзал встретить своего знакомого»,— только по смыслу фразы «своего» относим к «отцу», а не к «сыну».

Дательный падеж себе при глаголах и инфинитивах обозначает течение действия, не перебиваемого другими: «А он себе идёт Вперёд И лая твоего совсем не примечает» (Крыл., «Слон и Моська»). «Вот первая — себе без шуму и шажком Плетётся, Другая вскачь несётся» (Крыл., «Две бочки»), «Кошкин: А мы себе за решёткой посиживали да, сложивши руки, поглядывали» (Тренёв).

Местоимение он, она, оно имеет анафорический характер, т. е. отсылает к уже названному понятию. Поэтому возможны в русском языке фразы вроде: «Мы вот они» (Л. Толст.). «Вот она я! как будто говорило выражение её лица при виде себя» (Л. Толст.).

Факт книжной речи представляют те относительно редкие случаи, когда он, она... отсылают к дальнейшему: «Если вы уже его прочли, пришлите пятый том собрания сочинений Белинского».

Анафорический характер он, она может утрачиваться и, как при я, ты, местоимение это получает своё значение из ситуации; ср.: Кто он? Кто она?

В функции анафорического местоимения возможны также тот, та, то, отсылающие к ранее названному лицу: «Однажды русский генерал Из гор к Тифлису проезжал: Ребёнка пленного он вёз. Тош занемог, не перенёс Трудов далёкого пути» (Лерм.).—«Я окликнул шедшую впереди меня женщину. Та оглянулась».

Они вежливости по отношению к одному лицу в литературном языке не принято.

Ввиду того, что третьи лица во фразе возможны в большом числе и в винительном падеже не различается средний род от мужского и одушевлённость от неодушевлённости, употребление этого местоимения зачастую может угрожать неясностью; ср.

Этим вызывается в случаях, где опасность недоразумения становится особенно очевидной, потребность соответствующих уточнений: «Он [Адуев-дядя] сказал жене, что он отступается от Александра, что как он хочет, так пусть и делает, а он, Пётр Петрович, сделал всё, что мог, и теперь умывает руки» (Гонч.).

Ср. с несколько шутливым налётом: «Подумайте только! Человек проповедует [речь идёт о Л. Н. Толстом], что не следует противиться кровожадному «Зулу», пожирающему беззащитного ребёнка: противление было бы грехом, потому что ещё более озлобило бы людоеда. Ему,— т. е. проповеднику, а не людоеду,— сперва возражают (Михайловский и др.), а потом перестают возражать и ограничиваются рукоплесканиями. Он,—т. е. опять- таки, проповедник, а не людоед,— учит, что если мать засекает своего ребёнка, то единственное, что мы имеем право позволить себе, это подставить разгневанной мегере свою собственную спину. Слушатели не смеются, а продолжают рукоплескать» (Плеханов).

Бывает, что мысль, которая должна принять форму предложения, даётся как бы двумя толчками: сначала называется подлежащее (реже— управляемое имя существительное), а затем говорящий (пишущий) возвращается к нему при помощи или личного местоимения 3 лица или его эквивалента— тот... этот... Особенно такой

способ выражения распространён в устной речи: «Пётр Петрович, он всё это, конечно, хорошо знает»; «Молодёжь, она готова к такой борьбе»; «Товарищу, тому и в голову не приходило». «Буржуа, те и впрямь ничему не научились, ничего не забыли» (Эренб.); в письменной речи это расценивается как отступление от литературной нормы.

Разговорный язык знает в роли формы, сопровождающей безличные предложения как части диалога, как продолжение какой-то другой мысли и под., словцо оно.

Значение указательной частицы, по существу утратившей связь с формами склоняемого местоимения, представляет его при вопросительных словах во фразах: «Что его делать?» «Куда его деваться?» «Кто его знает, зачем он это делает?»

Для славянских языков характерны конструкции вроде — мы с ним, мы с тобой, они с ним в значении «я и он», «я и ты», «они и другой». «Левин старался понять и не понимал и всегда как на живую загадку смотрел на него и его жизнь. Они были дружны с Левиным...» (Л. Толст.).

Выражение лица или предмета владетеля (ч'е й ?) в русском языке морфологически различно для 1 и 2 лица (мой, твой, наш, ваш) и вопросительного местоимения —чей?, с одной стороны, и Злица и существительных—с-другой {его, её, их, сына, товарища и под.); Чьё место? — Моё..., ваше..., но: ...его, ...товарища Н.[284]. Поэтому русский синтаксис вполне допускает сочетания: «И его и моё смущение в сарае, когда я спрыгнула к нему, вспомнилось мне» (Л. Толст.); «труд её и ваш»; «работа моя и товарища М.»; «Перестрелка за холмами. Смотрит лагерь их и наш. На холме пред казаками Вьётся красный делибаш» (Пушк.). «Еремей Нагай- цев шёл впереди, неся двойной груз: свой и Нади» (Коновалов).

Употребление родительного падежа личных, анафорического и возвратного местоимений сравнительно с именами существительными ограничено случаями глагольного управления (непосредственно-глагольного или с отрицанием): Я не знаю вас, боюсь его; при именах же (отглагольных) мы его находим, и то не часто, исключительно как родительный объекта: Вызов меня к больному. Воспитание вас в духе коллективизма. Подбадривание себя.

Личные и анафорическое местоимения не допускают при себе согласования с прилагательными, помимо сказуемых и отдельных местоименных слов {сам, весь, оба), иначе, как с более или менее выразительными чертами ритмомелодического обособления: «...Чтоб всё, чего желал так жадно И так напрасно я, живой, Не улыбнулось мне отрадно Над гробовой моей доской» (Н.

Искусственное преодоление этой особенности языка имеем у А. Блока: «Ты подходил к стеклянной двери И там стоял в саду, маня Меня, задумчивую Мэри, Голубоокую меня».

Очень своеобразный синтаксический продукт представляют винительные падежи его, её, их при пусть как частице в составе повелительной формы 3 лица: Пусть его делает, что хочет = «пусть он делает...». «Он думал про себя: «Пусть их(=они) интригуют..., пусть их дарят золотые ножницы» (Дост.) Ср. происхождение пусть из «пусти» с управлением винительным падежом.

Вопросительные кто? и что? допускают необособленное несказуемное согласование с собой только слов такой, другой, иной. В косвенных падежах у что сочетаемость возможна и с другими прилагательными, но и она представляет собою явление малораспространённое: «Чему хорошему он научил тебя?».

Природа вопросительных местоимений заключает ряд черт, особенно любопытных по своему синтаксическому влиянию. Отметим прежде всего морфологическую несоотносительность многих форм спрашиванья с формами высказыванья: «Рабочие отправились на завод» (к у д а?) — предлог и косвенный падеж существительного имеют своим соответствием вопросительную форму только наречную. «На заводе шла усиленная работа» (не «на чём?», а где?). «Человек строгих правил» (не «чего?», а какой?), Ср. и сказанное выше относительно «чей».

Далее, очень часты случаи, когда хотя и возможны морфологически одинаковые с формами высказыванья формы спрашиванья, но фактически наречные формы спрашиванья преобладают над именными: «Как вы выкачали отсюда воду?—Насосом». «Откуда вы это узнали?—Из самых надёжных источников».—«Как тебя зовут?—спросил я. — Улитой,— проговорила она, ещё более понурив своё печальное личико» (Тург.).

Большое синтаксическое значение имеет факт дефектности форм спрашиванья по сравнению с формами высказыванья. Не говоря уже о том, что русский, как и большинство языков, не имеет соответствующих местоимений-глаголов, развитие именных форм высказыванья явно опережает в языке местоименные отложения — формы спрашиванья, ему принадлежащие: Институт имени В. И. Ленина (нет формы спрашиванья, на которую прямым ответом было бы «имени»; «какой?» оставляет синтаксический момент достаточно неопределённым); человек строгих правил («чего ?» не соотносительно с формой родительного падежа этого значения).

Некоторое синтаксическое значение имеет, далее, ограниченность кто? названиями лиц (по отношению, напр., к животным иногда употребляется что?) и сочетаемость его с мужским родом ед. числа и относительно понятий женского рода и относительно множественного числа: Кто это сделал?

Из форм спрашиванья всё более выходит из употребления в русском языке специфическая форма прилагательных-сказуемых каков, -а, -о?, уступая место форме, обычной теперь и для определений и для сказуемых — какой,-ая,-ое?,— лишний момент, способствующий введению в сказуемые членных форм знаменательных прилагательных. Параллельна судьба указательного таков, -а, -о, вытесняемого всё больше формами такой, -ая, -ое. Ср. у старых писателей: «Такое и ты, поэт!» (Пушк.). «Как все московские, ваш батюшка такое...» (Гриб.). «Зачем же они сходятся, если они таковы?» (Гонч.).

Многие слова, которые употребляются в роли вопросительных, могут, при соответствующей интонации, выступать как специ- ал ьно-восклицательные: «Какой простор!» «Как жадно взор мой старался проникнуть в дымную даль!» (Лерм.). «Превосходная должность — быть на земле человеком! Сколько видишь чудесного, как мучительно-сладко волнуется сердце в тихом восхищении перед красотою!» (Горьк.). «Сколько горячих идей, сколько обширных планов, сколько восторженных порывов рушится при одном взгляде на равнодушную, прозаическую толпу, с презрительным индифферентизмом проходящую мимо нас! Сколько чистых и добрых чувств замирает в нас, из боязни, чтобы не быть осмеянным и поруганным этой толпой! А с другой стороны, и сколько преступлений, сколько порывов произвола и насилия останавливается перед решением этой толпы, всегда как будто равнодушной и податливой, но в сущности весьма неуступчивой в том, что раз ею признано» (Доброл.).

С этой их функцией не следует смешивать вопросительные местоимения в риторических вопросах (т. е. таких, которые имеют стилистическую установку и не рассчитаны на ответ): «Под небом сладостным Италии моей скитаяся, как бедный странник, Каких не испытал превратностей судеб? Где мой челнок волнами не носился? Где успокоился? Где мой насущный хлеб Слезами скорби не кропился?» (Батюшк., «Умирающий Тасс»). «Кому не люба на плечах голова? Чье сердце в груди не сожмётся?» (А. К. Толст.). «Кто из людей нашего общества, сознающих в себе живое сердце, мучительно не задавал себе такого же вопроса? Кто не признавал жалкими и ничтожными все те формы деятельности, в которых проявилось,ро мере сил, его желание добра. Кто не чувствовал, что есть что-то другое, высшее, что мы даже и могли бы сделать, да не знаем, как приняться надобно?» (Доброл.).[285]

Кто? не имеет множественного числа и потому согласуется со сказуемым в единственном, но если в зависимости от него находится с предлогом из форма родительного падежа множественного числа имени существительного, в сказуемом возможно множественное число: «Кое-кто из наших писателей очарованы музыкой этого языка и стараются ввести его в нашу литературу» (Гладков). Сказуемое могло бы стоять и в единственном числе.

Из характерных функций местоимений кто и что заслуживают ещё быть отмечены их значения разделительное, усилительное и неопределённое.

Разделительное значение кто и что получают при сопоставлении двух предложений с повторением этих местоимений в начале каждого: «кто в лес, кто по дрова», «что вчера, что сегодня — одно и то же».

Усилительное (при удвоении) принадлежит им в выражениях типа: «Кому-кому, а тебе это должно было быть известно»; «Чего-чего только нет на этой ярмарке!»

В функции неопределённых местоимений кто и что выступают в предложениях вроде: «Если кто (=кто-нибудь) заявит об этом...»; «Если вам что (=что-нибудь) понадобится...»

Какой и такой в русском языке (наряду с самый и весь, см. ниже) — единственные прилагательные, выполняющие функции согласуемых с прилагательными знаменательными: какой умный, такой хороший и под. При несклоняемых прилагательных-сказуемых выступают обычные наречные формы: как умён, как хорош, как рада\ но если в роли сказуемых оказываются членные формы, конструкции с такой не изменяются: «Вы такой добрый, ласковыт (ср.: «Вы так добры, ласковы...»).

Определительное самый, -ая, -ое употребительно как подчёркивающее слово (— «именно») при этот, тот (стоит после них) и согласуется с ними. Аналитическую форму в смысле превосходной степени оно образует с знаменательными прилагательными положительной степени: самый счастливый, самый трудолюбивый (ср. счастливейший, трудолюбивейший, однако, обычно со значением несколько отличным: счастливейший значит «очень счастливый»; самый счастливый — «наиболее счастливый»). С формами на -ший, -ая, -ее самый... сочетается тогда только, если этим формам принадлежит одновременно значение сравнительной степени: самый лучший, самый меньший (но неправильно сочетание «самый красивейший»).

Весь, вся, всё, наряду с типичными для прилагательных синтаксическими отношениями, выступают как тяготеющие к прилагательным, более или менее предикативно (сказуемно) подчёркнутым, или глаголам (и формам, входящим в систему глагола): «Комната эта была вся освещена и глядела олицетворением девственного праздника Мани» (Леек.). «Он опять смотрел, как такой же кораблик, весь наклонившись на бок, летел, как птица» (Корол.). «Уж верба, вся пушистая, Раскинулась кругом» (Фет).

Продукты синтаксического перерождения, получившие значение примыкающих членов, представляют всё, что («почему»?) и что-то в таких, напр., фразах: «Всё шире, всё шире, всё шире Развёртывается прибой» (М. Волош.). «С этих пор [он] всё думал об этой девушке» (Корол.). «Опять появились далёкие огни над рекой, но теперь они взбирались всё выше, подбегали всё ближе, заглядывая в вагон вплотную» (Корол.). «Что, дремучий лес, Призадумался, Грустью тёмною Затуманился?» (Кольц.). «Матвей Дышло заметил прежде всего, что волна... что-то слишком бела в темноте, павшей давно на небо и на море» (Корол.). «Только улыбка его была что-то уж слишком тонка, зубы выставлялись что-то уж слишком жемчужно-ровно, взгляд был что-то уж слишком пристален» (Дост.). «Нет! По-моему, не то... Что-то слишком похоже на алгебраическую формулу» (Гладк.).

Своеобразную функцию выполняют указательные частицы это и то как своего рода подлежащее, вносящее значение нерасчле- нённого впечатления, по отношению к которому сказуемым является или имя существительное, или даже целое предложение: «Что это (такое)?— Это человек», или «Это летит аэроплан». «Сначала ему показалось, что это маленький игрушечный кораблик запутался между снастями того парохода, на котором они сами плыли» (Корол.). «А Лозинский думал про себя, что это, должно быть, уже американцы« (Корол.). «В темноте опять замигала знакомая сигара: это был Истомит> (Леек.). «Поддомами грохот,тысячи огней: это строят метро» (Эренб.). Ср. подобное употребление то: «Слышишь ржанье по долинам? То табун несётся рысью» (Фет).

Оба способа одновременно—в «Песне о Буревестнике» Горького: «— Буря! Скоро грянет буря! Это смелый Буревестник гордо реет между молний Над ревущим гневно морем, То кричит пророк победы: «Пусть сильнее грянет буря...»

Распространена форма это также в роли частицы, связывающей подлежащее со сказуемым —именем существительным: «Бетон — это замысел нашей рабочей постройки, Работою, подвигом, смертью вскормленный» (Гастев). «Сталь — это воля труда, вознесённого снизу к чуть видным верхам» (Гаст.). «Надо помнить, что учитель — это центральная фигура в борцбе за всеобуч...» («Изв.»): Ср. и: «Артамонов всем существом своим чувствовал, что это не настоящие люди» (Горьк.).

Такое это может связывать и предикативно объединённое приложение: «На этом пути я, однако, замечаю в себе одно постоянство — это всё большее и большее приближение к простоте языка...» (Пришв.).

На границе семантики и сигітаксиса находится употребление так называемого стилистического (интимизирующего) этот..., тот... (устар. сей...). Местоимение в этом случае сообщает не указательное значение, а значение какой-то эмоционально подчёркнутой известности предмета, с названием которого согласуется: «Люблю воинственную живость Потешных Марсовых полей... Лоскутья сих знамён победных, Сиянье шапок этих медных, Насквозь простреленных в бою!» (Пушк.).— «Лизавета Ивановна выслушала его [Германа] с ужасом. Итак эти страшные письма, эти пламенные требования, это дерзкое упорное преследование,— всё это было не любовь» (Пушк.). «Эти вечерние часы в неподвижной чаще листьев, это скольжение от одного пятна к другому, это прислушивание к вздрагивающим городским шумам,— всё это незаметно покорило нас навсегда» (Федин). Стилистическое этот..., в отличие от указательного, не предполагает предварительного упоминания лица или предмета, о котором идёт речь.

Относительно большую роль играет местоимение это как усилительная частица при вопросительных местоимениях во всех падё- жах и наречиях: «О чём это вы задумались?»; «Кому это об этом говорил он?»; «Куда вы это идёте?»

Как одна из особенностей синтаксиса местоимений заслуживает внимания слабая способность местоимения третьего лица (анафорического) быть отсылаемым к таким, как это, всё и под. Поэтому необычно звучат фразы: «И это непременно обойдёт весь город, и все смертные, сколько их ни есть, наговорятся непременно'до- сыта и потом признают, что это не стоит внимания и не достойно, чтобы о нём говорить» (Гог.). «Проходит всё, и нет к нему возврата» (из стар, романса).

Специальную функцию, чаще всего, неизменяемого сказуемого приобрела в вопросительных и восклицательных предложениях форма что за?., (что это за?). «За»—здесь частица, а не предлог, так как не управляет косвенными ц^дежами; за нею следует обыкновенный именительный падеж как часть сказуемного состава: «Что он за человек?» Подлежащее—«он»; что за человек—сказуемое. «Что за радость подняться на верх этой кованой башни!» (Гаст.). «Что это за прелесть эта крошка Вероника!» (Леек.)[286].

С точки. зрения синтаксической заслуживает внимания формальная особенность местоимений-существительных личных и кто при предлоге по: в отличие от имён существительных знаменательных по управляет этими местоимениями в предложном падеже. Востоков, как отмечено Чернышёвым («Правильность и чистота...», стр. 223—224), считал в этом случае дательный падеж вовсе неупотребительным. «Однако,— как замечает Чернышё в,— обороты с дательным при местоимениях тоже встречаются, особенно во множественном числе...»

Примеры управления по предложным падежом: «... Когда всякую секунду мог быть по нас залп подкравшихся татар...» (Л. Толст.). «И путь по нём широкий шёл...» (Пушк., «Обвал»). «...Покорная во всём его [Волынского] воле, она [Марио- рица] была даже раба его взора — по нём была весела или скучна...» (Лажечн.). «Над газетой было видно что-то вроде лоснящегося страусового яйца, и по нём-то я узнал защитника алжирских людоедов, ехавшего со мной в вагоне» (Герцен). «Сынки тоже пошли по нём» (Писемск.). «...Обрёкся тосковать по нём всю жизнь» (Ма- лышк.). «Бледный, бледный луг цветущий, Мрак ночной по нём ползущий Отдыхает, спит» (Блок). «В ней [Елене,— героине «Накануне» Тургенева] сказалась та смутная тоска по чём-то, та почти бессознательная, но неотразимая потребность новой жизни, новых людей, которая охватывает теперь всё русское общество...» (Доброл.).

За последнее время, однако, всё боЛее в случае с местоимением он распространяется дательный падеж: по нему; а по чему теперь вообще является правилом1. Ср.: «Роман «Евг. Онег.» писался с 1823 по 1831 г., так что по нему можно было бы проследить движение пушкинского языкового творчества» (А. С. Орлов). «Панова: Ну, нет! У меня тоже большой счет. Я по нему желаю получить» (Тренёв). «Если бы Мешков пустил сейчас по нему дубинкой, её было бы трудно потом отыскать» (Федин).

При мы, вы такое употребление грамматикой не допускается: «Аул шумел погоней, Пальба по ним, по нам» уН. Тихонова («Тишина») следует считать погрешностью, вызванною влиянием предшествующего «по ним».

Хуже: «Она [буря], как шило из мешка, Ударила по нам» (Тихонов) — рифма выше: «... К спокойным нашим снам»2.

5.