ФОНЕТИЧЕСКИЙ звуко-буквенный разбор слов онлайн
 <<
>>

4.1. Семантическое пространство и слово

Семантическое пространство является воплощением мотивов, намере­ний и интенций его автора. То есть языковая личность, в нашем исследовании, творческая, представляет собой важнейшее звено в исследовании текста, и пси­хологический аспект анализа текста является не менее важным, чем лингвисти­ческий.

Производитель текста создает свой личностный продукт со своими лич­ностными психическими особенностями, которые нельзя не учитывать. Оппо­зиция поэт — текст исследована В.Н. Топоровым, утверждающим, что «присут­ствие «психофизиологического» компонента в виде определенных его следов в самом «поэтическом» тексте открывает редкие возможности для решения мно­гих существенных вопросов, относящихся к широкой теме культуры и приро­ды, и, в частности, вопроса о докультурном субстрате «поэтического» и вопро­са «обратной» реконструкции психофизиологической структуры творца по ее отражениям в творении — в тексте» (Топоров, 1995, 429). Это утверждение ак­туально и применительно к творчеству Северянина, имя которого наиболее яр­ко вошло в историю русской лирики как одно из принадлежащих «серебряному веку» имен. Однако в истории этой оно было связано как с полускандальной репутацией шумно известного эстрадного поэта, писавшего свои манерные «поэзы» на потребу невзыскательному обывателю начала века, так и с трагиче­ской поэтической судьбой полузабытого поэта-эмигранта с ярким музыкаль­ным лирическим даром. В судьбе Игоря Северянина «сошлись» противоречия эпохи как отражение драматических и трагических путей России XX века.

В текстах Северянина отражается специфика его мышления: выход из­начальной естественности жизнеощущения (глубинных психофизиологических порывов) из подсознания непосредственно в текст. Специфика творческого по­рыва (понятие, принятое в когнитивной лингвистике) в текстах Игоря Северя­нина диктуется мгновенными впечатлениями, стремлением передать их публи­ке (читателю и слушателю), то есть самовыражением как способом существо­вания.

Например, О. Мандельштам применительно к поэзии Данте определял это явление так: «Поэтическая материя существует только в исполнительном порыве» (Мандельштам, 1990, 254).

Поэтические тексты Северянина строятся на диссонансе конкретного мира природы и «грезового» мира человеческой мечты. Поэтому северянинские образы, выведенные из глубин подсознания, поддаются более эмоциональному объяснению, чем рациональному, отличаются повышенным эмоциональным напряжением и либо фиксируют живописную картину мира, либо выражают самооценку или оценку лирического героя. «Текст представляет мир автор­ского творения, близкий к миру действительному, но практически духовно ос­военной и смоделированной им реальности» (Диброва, 1998, 250). Для поэтиче­ских текстов Северянина поэтому характерна повышенная смысловая плот­ность, объединение в одном контексте лексических значений разных слов, дифференциация семем которых исчезает и создается единая смысловая атмо­сфера текста:

Природа всегда молчалива,

Ее красота в немоте.

И рыжик, и ландыш, и слива

Безмолвно стремятся к мечте. Остро ощущаемая поэтом дисгармония мира человека и мира природы приводит к попыткам их вербального объединения в пространстве микротекста. Причем лексико-семантические группы растений и цветов, а иногда и зоонимов создают внешне предметную мозаичность семантического пространства тек­стовых фрагментов. Персонификация предметных образов, в нашем примере весьма далеких друг от друга — гриб, цветок, плодовое дерево — осуществляется через связь с семантикой действий и признаков человека, оцениваемых автором как гармоничные, вызывающие одобрение: молчание, немота, безмолвие, меч­та. Таким образом, в «тесном пространстве стихового ряда» (термин Ю. Тыня­нова) мир природы и мир человека «сливаются», взаимодействуя друг с другом.

В поэтических текстах Северянина наблюдается характерная для всех лирических произведений тенденция к предельной насыщенности, которая реа­лизуется во внутренней структуре лирических стихотворений — в композици­онных приемах, в семантической наполненности стихотворных рядов и состав­ляющих их языковых единиц.

На этом фоне неизменно возникает проблема со­отношения в текстах значений и смыслов отдельных слов и словосочетаний. «Смысл слова представляет собой совокупность всех психологических фактов, возникающих в нашем сознании благодаря слову. Значение...есть тот непод­вижный и неизменный пункт, который остается устойчивым при всех измене­ниях смысла слова в различном контексте ... слово, взятое в отдельности и в лексиконе, имеет только одно значение. Но это значение есть не более как по­тенция, реализующаяся в живой речи, в которой это значение является только камнем в здании смысла» (Выготский, 1982, 369).

Именно в семантическом пространстве художественного текста слово переживает семантическую динамику, приобретая в зависимости от коммуни­кативных намерений автора , его эмоциональных переживаний и когнитивных ценностных отношений различные значения, расширяя или сужая свой смысл, сочетаясь с «несочетаемыми» словами: вздохи левкоев, фиалковый ликер, жас­миновые ночи, лазурные розы; эффективные нервы, благоуханный дневник и т.д. Отдельные слова употребляются в текстах Северянина одновременно в не­скольких значениях (см. анализ слова «марионетка»), что влечет за собой соз­дание новых смыслов и позволяет демонстрировать столь характерный для творчества поэта прием наложения нескольких семантических характеристик на одно слово.

Поэтому для исследования поэтики Северянина немаловажно понятие диффузности слова. На наш взгляд, именно благодаря этой способности одно и то же слово в оценочном высказывании занимает различные позиции: оце­ночного субъекта, оценочного объекта, оценочного предиката, мотива оценки.

Диффузность слова понимается как «взаимопроницаемость его отдель­ных значений в некоторых контекстах, то есть своего рода нейтрализация при­сущих им особых дифференциальных признаков. Значения многозначного сло­ва находятся в отношениях комплементарной дистрибуции (дополнительного распределения) друг к другу, то есть различных лексико-семантических пози­циях» (Шмелев, 1973, 79).

Признак диффузности может проявляться в случае тематической общности слов, что особенно характерно для лирики Северянина. В поэтических текстах такое совмещение значений создает эффект смысловой емкости, смысловой многоплановости. Этот эффект способствует появлению у внешне «безоценочных» слов оценочных и эмоциональных коннотаций, по вы­ражению Мандельштама, «призвуков и присмыслов» (Мандельштам, 1990, 239), детерминирующих также особую лексико-семантическую сочетаемость слов:

Влекусь рекой, цвету сиренью, Пылаю солнцем, льюсь луной,

Мечусь костром, беззвучу тенью, И вею бабочкой цветной

(«Эго-футуризм»)

Прием аперсонификации в данном тексте олицетворяет слияние челове­ка с природой, «перевоплощение» личности, реализуемое ключевыми словами поэтики Северянина (светило, вода, цветок, огонь). Семантика ключевых слов изменяется по сравнению с прототипическим словарным значением из-за того, что для поэзии типично «сдвинутое, осциллирующее употребление», «поэтиче­ская игра, как световая иллюминация, строится сразу на нескольких вспыхи­вающих одновременно или одно за другим значениях» (Апресян, 1994, 89)

Специфическая для идиостиля Северянина мозаичность семантического пространства поэтических текстов оправдана одним из лозунгов эгофутуризма, им провозглашенных: смелые образы, эпитеты (ассонансы, диссонансы). Ре­гулярность персонификаций и аперсонификации базируется, на наш взгляд, на втором лозунге «новой» поэзии: самоутверждение личности.

Смысловая несовместимость слов (солнечная тоска, сиреневый нок­тюрн, сочный вечер, бриллиантовый трепет и мн. др.)» использование ключе­вых слов как «маски» семантического предиката (...ах, я — фиалка..., Индейцы — точно ананасы, и ананасы — как индейцы... и др.) с очевидным диффузным значением слов свидетельствует о диффузном характере шкалы оценок поэта, о регулярном взаимопроникновении семи символических элементов в его поэти­ческом речемышлении и вызываемом ими эмоциональном напряжении (Марке­лова, 2000, 15):

очень хорошо - довольно хорошо — нормально — плохо - довольно плохо —

очень плохо

восторг - радость -удовольствие — безразличие — неудовольствие — возму­щение (гнев, презрение) В поэтической коммуникации диффузия оценочных значений репрезен­тируется иронической оценкой: передачей неодобрения, порицания, осуждения

с помощью слов и конструкций с внешне положительным знаком отношения: одобрением, похвалой, комплиментом-лестью:

О, бездна тайны! О, тайна бездны!

Забвенье глуби...

Гамак волны...

Как мы подземны! Как мы надзвездны!

Как мы бездонны! Как мы полны! Ироническое отношение автора убедительно доказывается анализом языка Северянина поэтом и критиком В. Ходасевичем: «На самом-то деле мы не очень надзвездны, не очень подземны и не очень бездонны, а просто нас укачал автомобиль и только что выпитый ликер, и у нас кружится голова. И в эту самую минуту, когда мы уже готовы признать фешенебельное прекрасным, а элегантное — высоким, сам Игорь Северянин вдруг останавливает наш ком­фортабельный лимузин и с брезгливым лицом объявляет: «Гнила культура, как рокфор» (Ходасевич, 1991, 499).

<< | >>
Источник: Портнова Светлана Юрьевна. ЛИНГВОПОЭТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ОЦЕНОЧНЫХ ЗНАЧЕНИЙ В ТВОРЧЕСТВЕ ИГОРЯ СЕВЕРЯНИНА (ИГОРЯ ВАСИЛЬЕВИЧА ЛОТАРЕВА). Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Москва - 2002. 2002

Еще по теме 4.1. Семантическое пространство и слово: