СЕМАНТИЧЕСКАЯ ДЕРИВАЦИЯ ГРАММЕМ Разновидности семантической деривации
Как уже говорилось выше, для современного этапа развития языкознания характерно представление о единстве общих принципов функционирования грамматических и лексических единиц.
Это относится и к типам семантических изменений. По отношению к лексике Г. Пауль писал о следующих основных видах изменения значений: 1) метафоре; 2) метонимии; 3) сужении значения и 4) расширении значения [Пауль 1920/1960: 106—122]. Эти виды семантической деривации возможны и у грамматических единиц.Метафорой считают настоящее историческое — использование форм наст. вр. для описания событий прошлого:
- Чанг жадно начинает лакать, а капитан закуривает и снова ложится (...). Уже слышен отдаленный гул трамвая, уже льется далеко внизу, на улице, непрерывное цоканье копыт по мостовой, но выходить еще рано. И капитан лежит и курит. Кончив лакать, ложится и Чанг (И. Бунин. Сны Чанга).
О метафоричности настоящего исторического пишет, в частности, А. В. Бондарко: «в случае настоящего исторического реальным является значение прошлого, а метафорическим — значение настоящего» [Бондарко 19716: 96]. Аналогичный вывод можно сделать и из следующего толкования значения настоящего исторического: «действие или событие относится к прошлому, причем говорящий субъект говорит о нем так, как будто он сам находится в том времени, к которому относится действие, и оно как бы разворачивается на глазах у самого говорящего и адресата» [Гловинская 2001: 186—187].
При этом, поскольку в этом режиме повествования в русском языке используются практически исключительно глаголы НСВ[74], то переносным в данном случае оказывается не только значение времени, но и значение вида. Поэтому можно говорить о том, что в настоящем историческом происходит кроме того и «образная процессу- а л и з а ц и я» (разрядка А. Б. — Ю. К) обозначаемого действия» [Бондарко 2004: 82][75].
Еще более заметна видо-временная метафоричность форм наст, вр. в предложениях с препозицией глагола и особым интонационным оформлением, которые широко используются в воспоминаниях о прошлом, мечтах о будущем и особенно в анекдотах; ср.: Встречаются двое на улице...; Возвращается муж из командировки... [Шмелева, Шмелев 2002: 32—34]. Т. Е. Янко объясняет коммуникативный эффект таких предложений «рецессией темы» — ее смещением с начальной позиции, вследствие чего «герой, его время и место уже не служат точкой отсчета для старта речевого акта, и слушающий погружается непосредственно в гущу событий. (...) Семантический эффект рецессии темы состоит в создании впечатления, что событие, которое в действительности имеет место вне восприятия слушающего, происходит как будто у него перед глазами», добавляя к сказанному: «Парадоксально, но при репортаже о текущих событиях, действительно происходящих на глазах коммуникантов, рецессия темы невозможна» [Янко 2001а: 375—376].
Метафорическим называет М. К. Сабанеева использование во французском языке форм кондиционала глаголов волеизъявления, возможности, долженствования, а также глаголов, обозначающих речемыслительные процессы в 1-м лице ед. числа, для снижения категоричности утверждения [Сабанеева 2003: 262—263]. Поскольку сослагательное наклонение в русском языке также допускает подобное употребление, приведу соответствующие русские примеры: Я хочу / хотел бы сейчас отдохнуть; Вам следует / следовало бы помочь ему; Я считаю / считал бы, что такой учебник нужен; Я отвечу / Я ответил бы на это так... ; Я прошу / просил бы вас выйти.
Особый вид метафор — выделенные в работе [Лакофф, Джонсон 1980/1990] концептуальные (интерпретационные)«метафоры, которыми мы живем», служащие для концептуализации идей, эмоций, культурных моделей и типов социального взаимодействия; ср.: Спор — это война; Время — деньги. Ниже в § 1.3.2 рассматривается связь между значением неопределенности и отрицательной оценкой, которую, по-видимому, можно отнести к этому типу метафор.
Метонимическим сдвигом называют «перенос по смежности», «перенос внимания на объект, смежный с данным» [Падучева 2004: 162]. В рассматриваемых ниже примерах можно выделить меfait pittoresque» ‘живописующий имперфект’ в [Маслов 1984: 20—21; Рефе- ровская 1984: 104—105; Hedin 2000: 262—263].
тонимии двоякого рода. В одних случаях перенос по смежности затрагивает саму обозначаемую ситуацию, что характерно для многозначности видо-временных форм (см. об этом в § 1.3.3); в других случаях он касается участников ситуации; ср. перенос «целое =» часть» в рефлексивно-посессивных глаголах типа прищуриться ‘прищурить свои глаза (см. о них § 3.1.2.1).
Примером сужения значения могут служить русские конструкции с частицей было (ср. хотел было, но передумал; ушел было, но вернулся), специализировавшиеся на выражении одного из значений полисемичных форм плюсквамперфекта (см. о этих конструкциях § 4.3.4)[76].
Расширение значения, что сопровождается обеднением его первоначального содержания, можно усматривать в семантической эволюции перфекта на -л в современные формы прош. вр.
Существуют и другие механизмы семантической деривации. Особой разновидностью семантического сдвига в значении глаголов физического воздействия Г. И. Кустова считает изменение типа актанта, в результате чего, «с одной стороны, круг актантов расширяется, глагол “вбирает” все большее количество новых объектов (...); но с другой стороны, происходит “приспособление” глагола к новым типам объектов, семантическое согласование с их признаками, что приводит к более или менее заметному сдвигу значения и формированию новых, производных значений» [Кустова 2000: 87]. Нечто подобное наблюдается у степеней сравнения (см. Гл. 2) и рефлексивов (см. Гл. 3).
Сходную роль может играть генерализация — сокращение ограничений на сочетаемость грамматического показателя с лексическими единицами[77]. Это может приводить к увеличению его многозначности, что В. М. Павлов объяснял следующим образом: «В ходе развития языка грамматическая форма распространяется на новые разряды слов, категориальные семантические признаки которых отличают эти разряды от тех, на которых данная грамматическая форма первоначально определилась в своем содержании.
В ее семантике появляются новые признаки, частично устраняются прежние, образуются новые комплексы признаков. Происходит ветвление грамматических значений формы» [Павлов 1984: 46]. В качестве иллюстрации такого рода изменения можно привести русские конструкции с причастиями на -и, -т, которые приобрели функцию пассива, не утратив способности выражать также и значение результатива (см. о них § 1.3.3.4, 4.5.3).Еще одним источником многозначности является то, что в диахронической лексической семантике называют семантическим «заражением». Имеются в виду случаи, когда языковая единица «заимствует» тот или иной семантический компонент из контекста. По мнению И. С. Улуханова, значение «обмана» у префикса об-, выражаемое в глаголах обсчитать, обмерить и т. п. появилось «в результате сочетания этих префиксов с беспрефиксальными глаголами “обмана” (обжулить, обокрасть и т. п.) и было заимствовано префиксом у этих глаголов» [Улуханов 1988: 148].
В теории грамматикализации по отношению к сходным явлениям используют названия грамматикализация инференций («конвенционализация импл и к ату р») [Konig 1988:145— 166; Traugott 1989: 31—55]. К ним относят, например, отмеченное во многих языках появление у некоторых глагольных форм изъявительного наклонения ирреальных значений, объясняемое их частым употреблением в условных конструкциях [Bybee, Perkins, Pagliuca 1994:
- 236], или семантическое развитие английских местоимений типа himself, которые первоначально имели только эмфатическое значение (сходное со значением русского сам), но, вследствие частого употребления в РК (ср. Одел себя сам), стали восприниматься как прежде всего показатели рефлексивности, а их эмфатическое значение отошло на второй план [Faltz 1989: 317—331]. Возможно, что сходные факторы привели к семантическому сдвигу, который претерпели сочетания со словом самый, ставшие аналитическими формами превосходной степени (см. об этом § 2.4.3).