СБЛИЖЕНИЕ ПРОИЗНОШЕНИЯ С НАПИСАНИЕМ
Орфоэпическая система литературного языка за последние десятилетия претерпела существенные изменения. Каково же общее направление в развитий русского произношения? Ответ на этот вопрос дал еще в 1936 г.
Л. В. Щерба. Устранение всего местного, московского или ленинградского, орловского или новгородского, и сближение произношения с письмом, с орфографическим обликом слова — таковы основные тенденции в развитии произносительных норм. «Поскольку, однако,— писал Л. В. Щерба,— письмо поддерживает тот или иной вариант произношения, постольку, оказывается, и оно влияет на жизнь языка, особенно в современных условиях всеобщей грамотности и исключительно большой роли письменного языка в нашей жизни (многие языковые факты мы познаем главным образом из книг и газет)» (Щ е р б а Л. В. Теория русского письма.— Л., 1983.— С. 26).Конечно, влияние книги и раньше сказывалось на произношении звуков. Однако теперь «в условиях всеобщей грамотности», когда устные речевые навыки закладываются не только на слух, путем подражания речи взрослых, но и ^благодаря зрительному усвоению графического образа напечатанного слова, воздействие письма на произношение несоизмеримо возросло.
Некоторые примеры укрепления «орфографического» произношения были приведены выше: [жыэ] ра gt; [жд] ра, хо [д’у] m gt; хо[д’ъ]т и др. Известно также, что прилагательные с основой на заднеязычный {к, г, х) произносились раньше с окончанием -ой, точнее, с редуцированным звуком [ъ], т. е. говорили: да- лё[къй], дбл[гъй], тй[хъй]. Поэтому, кстати, в стихотворении Лермонтова «Парус» следует читать: Белеет парус одино [къй] — рифмуется с далёкой, а не так, как читают и даже транскрибируют студенты сейчас: одино [к’ий] (в авторитетных изданиях сочинений М. Ю. Лермонтова печатается: одинокой). Однако это не значит, что и в обычной живой речи надо говорить именно так. Новое, сближенное с орфографией произношение далё[к’ий], одино [к’ий] стало уже не только равноправным, но даже преобладающим вариантом.
Есть и другие сведения о значительном преобладании орфографического произношения со смягченным согласным и гласным и[-ий] в условиях естественного диалога. Впрочем, из этого не следует делать вывод, что традиционное произношение с редуцированным дол [гъй], тй[х ъй] и т. п. является теперь неправильным. Как справедливо замечает Ф. П. Филин, этот вариант характерен не только для сценической речи, его поддерживают многие учителя-словесники, его можно услышать в старых интеллигентных семьях. Но и произношение дол [г’ий], тй [х’ий] уже никак нельзя считать ненормативным (таковым его, например, характеризовал в 1928 г. Д. Н. Ушаков, ревностный приверженец московской произносительной нормы). Наоборот, в пятом издании книги Р. И. Аванесова «Русское литературное произношение» (М., 1972) говорится: «Именно это произношение (т. е. долг'ий, тйх’ий и т. п.— /(. Г.), свойственное в настоящее время нейтральному стилю в его свободной разновидности, и следует считать орфоэпическим» (с. 155).
Широкое вторжение орфографического произношения и даже постепенное изменение произносительных норм, естественно, не свидетельствует о том, что мы теперь находимся в плену у буквы и должны всегда рабски следовать за написанием. Разрыв между орфографией и современной орфоэпией достаточно глубок. Вряд ли, например, кто-нибудь, кроме шредставителя окающих говоров, произнесет форму множественного числа дома так, как она пишется. Грубой ошибкой было бы орфографическоенроизно- шенйе глаголов на -ся (бояться, купаться); следует говорить: боя [цца], купа[п ца]. Следует также не упускать из виду и того, что близость написания слова и его произнесения находится в зависимости от стиля (или типа) произношения. В беглой речи (это в особенности касается общеупотреби- тельных~~высокочастотных слов) наблюдается закономерная редукция, которая ведет к позиционно обусловленным существенным преобразованиям фонетического облика слова. Например, слова тысяча, сейчас в беглой речи произносятся: [тьшГч’ъ] или [тыш’ъ], [ш’ч’ас] или {їїГас].
Некоторые из таких произносительных вариантов^ получают орфографическое "выражение (тыща, жисть) и даже особое смысловое содержание. Например, просторечная форма жисть употребляется часто с отрицательной характеристикой — ‘плохая, никчемная, бессодержательная жизнь’; ‘существование’.Тот не народ, в ком есть корысть.
И мало быть трудягой скромным.
Ж н з н ь превратится просто в жисть,
И прозябаньем станет темным.
(Евтушенко. Поэта вне народа нет.)
Но такие факты сейчас сравнительно редки. Современная орфография неуклонно идет по пути устранения буквенных вариантов, особенно тех, которые «подсказываются» диалектным произноше-
ниєм. Так, если еще Словарь Ушакова отражал в орфограммах вокализм первого предударного слога в литературном языке и диалектах (снеток — сниток — сняток, визига — вязига), то в Словаре Ожегова (1972) и Орфографическом словаре (1974) устанавливается единое написание: снеток, визига.