§ 13, Родит, пад. мн. ч. от слов на -ня.
Родительный падеж множ. ч. от слов на -ня с предшествующим согласным имеет обычно окончание -н: басен, песен, спален, боен.
Существует попытка морфологического объяснения этих форм.
С. П. Обнорский (Именное склонение., II, 213 и дал.) указывает на параллельные области, спальна, купальна, колокольна, восходящие к старым образованиям на -ьна, и видит в родительном множ. ч. с твердым н потомка форм типа спальнъ, купальнъ и под.Объяснение Обнорского в пределах морфологии дает возможность вполне убедительно истолковать случаи вроде спаленка, купаленка и под. Неясным остается однако при нем, почему замена старого окончания -на, идущего от прилагательного, новым -ня не захватила только родительного множ. Ср. и польские факты, не подходящие под предлагаемое Обнорским объяснение: wisnia — род. мн. wisien, suknia — sukien.
Обнорский выдвигает еще и фонетический момент: по его мнению, смягчение суффиксального н было вызвано «ассимилирующим влиянием со стороны непосредственно предшествовавших мягких согласных», влиянием, отсутствовавшим в родительном множественного.
Это дополнение к морфологическому объяснению может быть принято только с серьезными ограничениями. В русских говорах, действительно, встречаются факты смягчения согласных перед гласными заднего ряда после мягких согласных, за которыми выпал былой ь, но, кроме широко известного специального смягчения велярных типа Федькя, сверьхю и под., имеющего свою территорию распространения1, соответствующий материал относится только к случаям смягчения зубных после ль: льню, льдю[225] [226], больнё. Принимая объяснение Обнорского, пришлось бы очень большое количество случаев типа конюшня, вишня, песня и т. д. рассматривать как продукты аналогии к спальна — спальня, колокольна — колокольня и под. Дело не обходится, однако, без трудностей; мы имеем, напр., в тех же самых говорах,— село Колобово бывш.
Кслинского уезда Вятск. губ. (Матер, для изуч. великорусск. говор., VIII, Сборн. Отдел, русск. яз. и слов. Акад. наук, LXXIII, № 5, № 52): больнё, но колокольна.Возможна поэтому и другая догадка: исходный пункт изменения можно искать в тех случаях, когда как раз в родительном падеже множ, числа выступало вновь образовавшееся за согласным слоговое мягкое н, которое фонетически утрачивало затем свою мягкость: им. ед. ч. песня (русское новообразование из «пѣснь»), но род. мн. «пѣснь», имен. ед. ч. басня, но род. множ. ч. «баснь».
Пѣснь, баснь затем через форму со слоговым мягким н изменилось в духе тенденции мягких слоговых к отвердению в *песнъ, *баснъ и далее уже в песен, басен. Ср. и песенка из «пѣснька», басенка из «баснька».
Два условия, таким образом, оказались встретившимися: старое морфологическое колебание спальна — спальня, купальна — купальня1 в одних словах и фонетические отношения пѣсня, басня, но род. множ, пѣснь, баснь — в других. В результате имело место установление в литературном языке нынешней системы форм.
По всей вероятности, факты в том виде, в каком они существуют в литературном языке, восходят к явлениям севернорусских говоров, в которых, как свидетельствует материал, приводимый Обнорским же, есть достаточно ясные следы отвердения и других мягких слоговых сонорных: кудер, ноздер, ясел, капел, земёл[227] [228]. Ср. и литературные петел (устарелое) при петель, вихбр «клочок торчащих вверх волос» при книжном вихрь «порывистое круговое движение ветра»; др.-р. вихърь, вихоръ. Заслуживают по этому поводу внимания и факты, отмеченные Чернышевым (Правильность и чистота русской речи, стр. 44—45); «Иногда, впрочем,— пишет он, и в литературном языке, по влиянию народного, мы слышим произношение с твердым л: капелка — ка- пелок — капелочка, петелка — петелок — петелочт, колыбелка — колыбелок — колыбелочка. Формы с твердым л не вполне чужды и письменному языку... Род. мн. ч. от капля, петля в живом языке иногда слышатся с твердым л: капел, петел, но в письме такие формы совсем не допускаются».
Исходными в подобных случаях являются, надо думать, только случаи, восходящие к капля — каплька > *каплка, по аналогии которых явились и колыбелка и под.Естественно возникает вопрос о причине сохранения нь, ль и под. в случаях вроде им. ед. ч. плесень из «плѣснь», опухоль из «опухль» и под. Он решается, кажется, с большою вероятностью ссылкой на влияние на именительный остальных форм парадигмы и многочисленного типа тень — тени и под.
Фонетическую форму опухол можно, однако, указать в До- мостр.: оток и опухолъ на все оуды (23), хотя там же имеем: кашель[229] [230].
Памятники для род. пад. от слов на -ня отражают обычно окончание, соответствующее нынешнему литературному употреблению: земель и пожен (Акты юрид., № 19, 1532 г.). Род. пад. мн. ч. пожен выступает, напр., трижды и в оброчной Двинского уезда 1551 г. (им. мн. там же — пожни)*. Светилен куплено на шесть денег (Кн. расх. Тур. остр. 1622—1623 г.). Три бочки по полуведру вишен в патоке (Дело Ник., № 105); челобитен (Гр. 1681 — 1689 г.). Но и: Ваших деревен (Акты юрид., № 6 ок. 1490 г.). Реже можно отметить: Да семь пешень (Отп. спис. 1551 г.,— Обнор.), семь пешень (Дело Ник., № 105), с таможень (Котош., 88—91). Ср. и к обычному царевна: государынь царевен (Дело Ник., № 41) и там же: государынь царевень.
Остатком старины является ст.-русское, напр.: «...с письма Мирона Хлопова... по 135 году минуло тем крестьяном 12 лет и 5 месяцев и 10 ден» (Суд. дело 1648 г., Фед.-Чех., II, № 118), и диал. ден. Ср. также: «...и в полдень брать на двор и кормить кошеною травою, а после полден паки на корм выводить» (Регула о лошадях, XVIII в.). Эти формы тоже могли оказать свое влияние.
Примечание. К слову сйжень современный литературый язык имеет род. пад. мн. ч. сйжён и сажёнёй. Форма саженъ. известная уже из таких памятников, как Дан. иг., Новг. I летол., наряду с более редкими сажень и саженый— саженей (ср. и выписки Унбегауна, из памятников XVI в., указ., соч., стр. 192), возникла, повидимому, в параллель отношениям басни : басен и под.