ПРОГРАММА 1*

1. Курс русского литературного языка завершает исторический цикл лингвистических дисциплин («Введение в славянскую филологию», «Старославянский язык», «Историческая грамматика русского языка», «Палеография»), опирается на их данные и предлагает новый предмет описания — русский литературный язык, в нашем случае — русский литературный язык XI-XVII вв.

Своеобразие языковой ситуации Древней Руси и России XV-XVII вв.

Вторая проблема, стоящая перед исследователями, — необходимость выяснить, бытовал ли литературный язык как культурный феномен на Руси, или, по мысли А. В. Исаченко, мы имеем дело лишь с письменной графической фиксацией текстов различного содержания. А если предположить, что литературный язык был, то о каком языке может идти речь? О языке восточнославянской народности, ориентирующемся на восточнославянский языковой узус и на протяжении веков сформировавшемся, обогатившемся в процессе сосуществования с церковнославянским языком, который, в свою очередь, воплотил в себе все достижения греческого литературного языка и в этом обновленном виде стал основой современного литературного языка? Или речь пройдет о церковнославянском языке, «обрусевшем» со временем и в результате тех языковых и художественных находок, которыми характеризуется новая демократическая литература XVI-XVIII вв., ставшем литературным языком формирующейся великорусской нации?

Эти вопросы становятся особенно острыми, если учесть, что церковнославянский (по происхождению — старославянский, южнославянский) и древнерусский (восточнославянский) языки даже на раннем этапе развития различались не как диалекты одного языка, а имели свои фонетические, морфологические и синтаксические особенности и оформляли одни и те же грамматические отношения разными способами.

и — что особенно важно — грамматических характеристик.

При изучении русского литературного языка важно проследить за тем, как и каким образом возникают его стилистические разновидности, и определить, как формируется позиция автора (или авторов) при оценке признаков престижности, литературности текста.

История русского литературного языка — это история становления и изменения норм в зависимости от представления авторов о престижности текстов, о допустимости или недопустимости использования иноси- стемных явлений, о соотношении в сознании автора (и эпохи) представлений о каноне и отступлениях от него.

Мы опираемся на идею несовпадения истории языка бытового общения представителей восточнославянской, а затем великорусской народности (предмет исторической грамматики русского языка) и истории литературно-книжного языка. Мы исходим из того, что литературный язык донационального периода — это обработанный с точки зрения нормы язык, стилистически дифференцированный, кодифицированный, обслуживающий потребности культа и культуры, противопоставленный повседневной речи и языку деловой восточнославянской письменности.

В функции литературного языка на Руси XI-XVII вв. выступал церковнославянский язык восточнославянской (древнерусской, русской) редакции.

Определяя место восточнославянской деловой письменности в системе книжности на Руси, мы исходим из того, что язык этой письменности нормирован и его норма ориентирована на нормы живой восточнославянской речи. Однако язык деловой письменности и язык восточнославянской (позже — великоруской) народности не совпадают — прежде всего в силу того, что язык деловой письменности определенным образом организован, имеет свои традиции, его тексты содержат устойчивые закрепленные формулы, он взаимодействует с книжным языком.

В связи с наличием двух нормированных языков, обслуживающих все сферы культуры, данный курс истории русского литературного языка строится на основе сравнительного описания книжно-литературного языка и языка деловой письменности по набору грамматических признаков в их движении в истории, в процессе их взаимодействия, взаимовлияния.

История русского литературного языка в том виде, в каком она представлена в истории нашей науки, — это (часто) история концепций разных авторов, которые подчиняют своей теории языковые, культурноисторические, книжно-письменные феномены. Поскольку один из письменных языков Руси и России «чужой» (церковнославянский), а другой «свой», определенное влияние на характер научных теорий оказывала и идеологическая установка автора. В зависимости от позиции менялся и предмет описания — сам литературный язык. По существу же все теории и концепции, определяющие содержание понятия «литературный язык донационального периода», отличаются и отличались характером той роли, которая отводилась языку церковнославянскому и языку «народно-литературному».

2. Из истории изучения русского литературного языка. Теория И. И. Срезневского, А. И. Соболевского, А. А. Шахматова (ср. позже — Б. Унбегаун и др.) — теория постепенного «обрусения» церковнославянского языка и развития его в современный русский язык.

В 1930-е гг. против этой теории выступил С. П. Обнорский, выдвинувший идею «о русской основе нашего литературного языка, а соответственно, о позднейшем столкновении с ним церковнославянского языка и вторичности процесса проникновения церковнославянских элементов» [Обнорский 1946: 6-7]. Однако ограниченность и определенная научная тенденциозность использованного материала неизбежно должна была привести его к неточным выводам.

В противовес противоположным и в своем основном направлении односторонним концепциям А. А. Шахматова и С. П. Обнорского в 1950-е гг.

В.              В. Виноградовым была предложена новая трактовка проблемы русского литературного языка. Считая в целом, что литературным языком русского Средневековья был церковнославянский язык, он создает теорию о двух типах древнерусского литературного языка — книжно-славянском и народно-литературном, противопоставив их письменно-деловому языку.

Н.              И. Толстой первым отметил, что народно-литературный тип литературного языка в своем чистом виде представлен редко (см. ниже). Кроме того, он вернул статус языка, а не «типа» древнеславянскому (церковнославянскому всех редакций). Сам термин «древнеславянский» принадлежит Н. И Толстому.

Интересной попыткой решить проблему соотношения церковнославянского и восточнославянского языков является теория диглоссии. Сформулированная американским языковедом Ч. Фергюсоном, впервые к русскому языковому материалу она была применена Б. А. Успенским. Если вне диглоссии одна языковая система выступает в разных контекстах, то в ситуации диглоссии разные контексты обслуживаются разными языковыми системами, в связи с чем члену языкового коллектива свойственно воспринимать сосуществующие системы как один язык, тогда как для внешнего наблюдателя (в том числе и для филолога-лингви- ста) естественно видеть два языка. Понятие языковой нормы и, соответственно, языковой правильности в условиях диглоссии связывается исключительно с книжным языком. Книжный язык, в отличие от некнижного, усваивается в процессе формального обучения, потому что только этот язык воспринимается в языковом коллективе как правильный, тогда как некнижный язык как отклонение от нормы. Автор теории полагает, что дифференциация книжного — некнижного совпадает с дифференциацией сакрального — мирского. Позиция, изложенная Б. А. Успенским, в принципе не являлась новой и была задолго до него продекларирована на основе убедительных фактов Р.

3. Для понимания культурно-языковой ситуации на Руси следует представить себе соотношение понятий «древнерусский» (язык бытового общения и восточнославянской деловой письменности) и «церковнославянский».

Сопоставительное изучение ряда явлений в языке старославянских, церковнославянских восточнославянской редакции и древнерусских памятников по набору признаков (использование системы форм прошедшего времени, использование форм двойственного числа, оформление временных, условных, императивных, целевых синтаксических отношений) обнаружило, что можно говорить о соотносительных, но не совпадающих характеристиках языка памятников церковнославянской (старославянской) и восточнославянской письменности.

В связи с этим трудно согласиться со строгой регламентацией, предлагаемой для диглоссийной ситуации: «дифференциация книжного — некнижного совпадает с дифференциацией сакрального — мирского или шире культурного — бытового» [Успенский 1983: 15]. В таком случае за пределами книжности остаются летописи, особенно летописи неофициальные, хожения, повести, вся светская литература донационального периода, хотя не может быть сомнения в том, что уже в первые века письменности грамматическая норма такого рода произведений — это норма церковнославянского языка разной степени строгости. Анализ явлений грамматической нормы этих памятников обнаруживает, что сама норма церковнославянского языка едина в целом, хотя в разных жанрах допускаются (подчас — окказиональные) отступления.

4. Таким образом, изучение литературного языка, его функций, стремление к созданию теории литературного языка ставят перед исследователями проблему языковой нормы.

Понятие нормы не связано только с понятием «литературный язык». Норма — это совокупность наиболее устойчивых, традиционных реализаций элементов языковой структуры, отобранных и закрепленных общественной языковой практикой.

Возникновение и развитие нормы литературного языка, ее характер и структура отличаются от возникновения и развития нормы народного языка. Норма литературного языка создается, возникает и развивается при участии языковой и неязыковой теории, является осознанной и обязательной, требования ее стабильности становятся необходимыми; важным квалифицирующим признаком литературной нормы является ее ко- дифицированность.

Стабильность нормы предопределяет ее существование на протяжении длительного периода времени. Она, однако, допускает набор вариантных средств, предполагающих определенный выбор.

Норма донационального литературного языка до появления первых восточнославянских грамматик XVI-XVII вв. представлена в текстах, она исторична. Практически определить норму книжного языка можно, ответив на вопрос, какими правилами руководствовались книжники, создавая свои произведения. В этот период истории русского литературного языка норма — искомое, подлежащее определению и характеристике.

5. Обращаясь к материалу памятников XI-XVII вв., следует констатировать, что церковнославянский язык был нормированным и в памятниках книжно-славянской письменности реализовывалось несколько типов нормы: строгая норма церковнославянского языка, для которой являются главными устойчивость и последовательное отталкивание от «ино- системных» вариантов, и грамматическая норма сниженного типа. Xа- рактерной чертой второго типа нормы является набор вариантных средств, при этом система вариантов в таком типе нормы формируется за счет возможностей иной языковой системы — языка древнерусской народности. Существование каждого типа нормы до появления грамматик обусловливалось и поддерживалось — «своим» — типом образцового текста. Оба типа нормы характеризовались определенным «своим» набором признаков. Каждый тип нормы реализуется в памятниках определенных жанров.

Норма литературного языка донационального периода — реально существующий культурно-языковой феномен. Тексты, играющие роль кодифицирующего образца, определяют строгость требований, несут в себе высокую степень императивности и характеризуются общественным признанием, опирающимся на традицию. После появления первых восточнославянских грамматик церковнославянского языка становится очевидным, что императивность «образца» и в XVI-XVII вв. оказывается сильнее рекомендаций грамматики.

6. Значительной стабильностью не только языка, но и композиции текстов характеризовался язык русской деловой письменности. Очевидны его ориентация на живую восточнославянскую речь; нормирован- ность, позволявшая на протяжении веков сохранять основные языковые характеристики языка; идентичное оформление аналогичного содержания с конца XIII до начала XVIII в. (это касается и «крупных» жанров — от Судебника 1497 г. до Уложения 1649 г.). Грамматическая норма деловой и бытовой письменности не просто «не-норма», «анти-норма», а явление, обладающее своими положительными характеристиками, что противопоставляет ее другим современным ей явлениям письменной культуры.

Можно допустить, что языковая ситуация на Руси вплоть до нового времени характеризовалась наличием двух нормированных и кодифицированных языковых феноменов, друг другу противопоставленных, и эта противопоставленность определяла специфику книжно-письменной культуры на Руси. Норма языка деловой письменности представляла собой тип нормы, содержательно (по грамматическому оформлению отношений) противоположный строгой норме церковнославянского языка, но типологически аналогичный ей. Она характеризуется сравнительно незначительным набором вариантных средств и отталкиванием от средств «иносистемных» — окказиональных церковнославянизмов.

7. Изменение грамматической нормы позволяет нам определить хронологию развития литературного языка, опираясь на грамматические показатели.

Начальный период для языка памятников деловой письменности — XI-XIII вв. Особенностью грамматической нормы восточнославянской деловой письменности этого периода является возможность использования церковнославянизмов — как ставших элементом нормы (напр., союз аще), так и окказионализмов (необязательное и нерегулярное использование простых претеритов в «нарративной» части грамот). При оформлении условных конструкций к концу XIII в. обнаруживается сокращение старых условных союзов оже, аже, аче и замещение их конструкциями типа «а который».

Для языка северо-восточных и западных памятников деловой письменности XIV-XVII вв. характерно четкое распределение форм на -л- и «перфекта». Использование простых претеритов в отличие от предшествующего периода контекстно, жанрово и ситуационно четко обусловлено; основной особенностью оформления условных, целевых, императивных, временных конструкций является употребление новых союзов (а буде(т), буде, естьли (если, ели), ежели; чтобы, для того чтобы; коли, как), вытеснивших в основном соответствующие бессоюзные средства оформления значений. Содержание эволюции грамматической нормы в памятниках деловой письменности состоит в том, что на каждом синхронном срезе происходит отбор среди функционирующих на правах вариантов грамматических средств; «победившее» средство становится основным на новом этапе.

8. Особое место в истории книжно-письменного языка занимает XV в. Язык памятников книжно-славянской письменности XV в, в которых реализовывалась сниженная церковнославянская норма, обнаруживает тенденцию к замене системы претеритов формой на -л-, форм двойственного числа — множественным, целевой союз чтобы и бессоюзная связь при передаче условных значений становятся элементами книжно-славянской нормы.

Для строгой нормы церковнославянского языка XV в. характерно изменение в системе использования форм двойственного числа: формы двойственного числа начинают свободно варьироваться с формами множественного.

Эволюция книжно-славянского языка осуществлялась в основном в сфере реализации книжно-славянской нормы сниженного типа за счет проникновения грамматических средств бытовой и деловой письменности и языка фольклора. Эволюция книжно-славянской строгой нормы осуществляется главным образом за счет демократизации жанров высокой книжности, возникновения переходных жанров, допускающих влияние демократических языковых тенденций и расширяющих круг тем и жанров произведений, в которых реализуется сниженная книжная норма.

9. Характер грамматической нормы языка памятников книжно-славянской письменности XI в.

Памятники книжно-славянской письменности XI в. представляют собой собрание текстов, в которых нашел отражение церковнославянский язык русской редакции в том виде, в котором он сложился за время бытования у восточных славян в качестве языка культа и богослужебной литературы. Для того чтобы говорить об эволюции или стабильности церковнославянского языка русского извода на всем протяжении его существования в качестве литературного языка, следует представить его состояние, отразившееся в самых ранних памятниках письменности.

Грамматическая норма памятников книжно-славянской письменности XI в. характеризуется прежде всего тем, что язык памятников знает сложную систему прошедших времен для передачи значения «действие (состояние) в прошлом». Для памятников ранней церковнославянской письменности русской редакции характерными условными конструкциями являются «аще... презентная форма глагола / сослагательное наклонение / императив». Показательно отсутствие сочетания «да + презентная форма глагола» в главной части предложения, церковнославянизма, традиционного, казалось бы, для текстов такого характера. В ранних памятниках книжно-славянской письменности конструкция «да + презентная форма» используется для передачи значения цели, волеизъявления, в качестве описательной формы повелительного наклонения. Временные отношения синтаксически оформляются посредством конструкции «дательный самостоятельный» и конструкции с союзом ієгда.

Употребление форм двойственного числа известно во всех контекстах двойственности, однако функционирование этих форм свидетельствует о том, что правильное использование двойственного числа сочетается с наличием ошибок, обнаруживающих в силу определенной регулярности некоторые сдвиги в представлении о нормативном. Для того чтобы в памятниках письменности, язык которых ориентирован на строгую цер- ковнославяскую норму появились системные ошибки, необходимо сильное влияние иной языковой системы, хорошо известной авторам и писцам. Поскольку «ошибки» появились в очень ранних церковнославянских памятниках восточнославянской редакции, естественно предположить, что причиной этого является состояние категории числа в древнерусском языке.

10. Функционирование древнерусского и церковнославянского языков в памятниках деловой письменности XII-XIV вв. Особенностью деловой и юридической письменности является то, что ее жанровую систему составляют памятники, источниками написания которых послужила законодательная деятельность как русских, так и византийских правоведов; использовались они и светской и церковной властью, принимавшими участие в судебном управлении страной.

В соответствии с этим юридические памятники были написаны либо на древнерусском, если они создавались русскими законодателями и предназначались для нужд светского суда, на церковнославянском языке, если они писались церковными законодателями или переводились с греческого.

Все грамматические средства, используемые в деловой восточнославянской письменности, носят восточнославянский характер, противопоставлены аналогичным средствам, которые применяются в книжно-славянских памятниках. При этом очевидно, что именно эти восточнославянские грамматические средства формируют варианты в языке книжнолитературных памятников, в которых реализуется сниженная церковнославянская норма.

Грамматическая норма памятников переводной деловой письменности соответствует строгой церковнославянской норме, является противопоставленной по всем языковым характеристикам восточнославянской деловой письменности, отличаясь при этом от сниженной церковнославянской нормы отсутствием восточнославянских грамматических средств.

11. Xарактер грамматической нормы языка книжно-славянской письменности XII-XIV вв. У истоков письменной русской культуры был великий процесс ассимиляции. В относительно короткое время многовековое наследие было перенесено из Византии в Киев. Переводя памятники с греческого и используя тексты болгаро-македонского происхождения, первые писатели Руси создавали основу стиля. Через кальки, обязательные формулы для передачи определенных построений, просодические средства, приспособленные к передаче атмосферы повествования, переводы обогащали церковнославянский язык, упрочивая его в качестве литературного.

Первые переводы были сделаны, несомненно, для нужд культа. Потребности религиозной жизни благоприятствовали распространению на Руси прежде всего литургической литературы. В XI-XII вв. анонимные списки южнославянских рукописей принесли в разные области Руси значительную часть апокрифической литературы. Жития входили в сборники, использующиеся для нужд верующих. Четьи-Минеи содержали полные тексты житий, расположенные по дням месяца; краткие повествования о святых мы находим в Прологах; Патерики содержали назидательные новеллы, связанные с жизнью монахов определенного монастыря. Широкое распространение получили творения отцов церкви. На Руси появляются энциклопедические сборники. X-XI вв. — время возникновения оригинальной русской литературы. Наиболее типичными ее памятниками являются летописи, получают распространение повести, оригинальная русская ораторская проза. В рамках складывающейся древнерусской литературы — оригинальной и переводной — рождался язык древней Руси, который в зависимости от происхождения произведения, характера содержания, жанра мог выступать в своих стилистических вариантах [Пиккио 2002: 11-123; Соболевский 1907; Ремнёва 1995]. Зависимость грамматической нормы от жанра и характера содержания.

12. В XVI-XVII вв. в функции литературного, книжного продолжает употребляться церковнославянский язык. Как и в древнерусский период, в XVT-XVTI вв. наряду с церковнославянским языком строгой нормы широко функционирует церковнославянский язык сниженной нормы.

В XVI-XVII вв. создаются канонические жития, а также произведения нового жанра — повести-биографии, тяготеющие композиционно и стилистически к традиционному житийному жанру, грамматическая норма которого носила книжно-славянский характер на протяжении всей истории книжно-литературной письменности. Однако с точки зрения грамматической характеристики текстов житий в конце XVI-XVII вв. следует отметить существование разных вариантов грамматической нормы, реализующейся в памятниках житийного характера. Книжно-славянская строгая грамматическая норма, предполагающая наличие всех признаков литературности и отсутствие грамматических средств, источником которых является язык деловой и бытовой письменности. Наряду с этим следует отметить наличие упрощенного варианта грамматической нормы, реализуемой в языке житий, для которого допустимыми являются грамматические характеристики, известные по памятникам делового, бытового и фольклорного характера при общем книжно-славянском типе текста. Вероятно, можно говорить и о существовании грамматической нормы, находящейся на самой периферии книжно-литературного языка и характеризующейся наличием лишь фрагментов сложной системы претеритов.

13. Характеристика грамматической нормы книжно-литературного языка памятников повествовательного жанра (XVI-XVII вв.).
14. Конец XVI — начало XVII в. — время появления первых восточнославянских грамматик церковнославянского языка. Культурно-исторические условия появления первых грамматик церковнославянского языка в юго-западной Руси; возникновение острого интереса к сочинениям грамматического содержания в Московской Руси. Грамматики как новый книжно-письменный жанр в литературе славянства. Изменение взглядов на самый характер обучения: «Если традиционные Псалтырь и Часослов учили языку на образцах конфессиональных текстов, то дополнявшие их буквари и грамматики были книгами аналитического характера, содержавшими лингвистическую систематизацию элементов, из которых строится текст» [Мечковская 1984: 7]. Грамматики церковнославянского языка, созданные в юго-западной Руси в конце XVI — начале XVII в. Московская грамматика Мелетия Смотрицкого 1648 года. О «регулирующем авторитете» этой грамматики в Москве. Специфика описания языкового материала в первых восточнославянских грамматиках церковнославянского языка. Вопрос о степени императивности описательной части («парадигм») грамматик.
15. Особое место занимает язык деловой письменности, который, вбирая в себя элементы говора Москвы, получает известную литературную обработку и нормализацию: на нем пишутся не только руководства по сельскому хозяйству, но и повествовательные географические и исторические произведения.

В XVII в., в период складывания русской нации, начинается сложный и длительный процесс формирования нового русского литературного языка. Его характерной особенностью было органическое взаимовлияние нескольких компонентов, к числу которых несомненно принадлежал приказный язык, принятый в административной и юридической практике, — особый тип языка, неоднородный и неоднозначный в своих разновидностях. Появление приказов. Приказное делопроизводство. Опора государственного языка Московской Руси на административную практику столицы. Приказный язык как мощное практическое средство объединения русских земель. Приказный язык — язык документов, составленных профессиональными писцами, дьяками и подьячими приказов на всей территории Московского государства. Приказный язык как язык нормированный. Характеристика орфографических, морфологических, синтаксических норм приказного языка. Творческая деятельность дьяков и подьячих.

16. Складывание новой нормы языка книжной литературы, вовлекающей в свою орбиту памятники юридической письменности, произведения типа наставления, труды энциклопедического содержания, повести, хожения, ученые трактаты, исторические повествования и даже жития. В области морфологии и синтаксиса в этих текстах, прежде реализовывавших в основном церковнославянскую норму, происходит упрочение русского грамматического варианта и вытеснение церковнославянского. Закрепление новой нормы происходит в языке памятников разных жанров при ориентации на русский языковой узус и нормы, складывающиеся в языке новой демократической литературы и формирующиеся под влиянием языка приказной, деловой и бытовой письменности: расширение рамок «литературности». Становление русского литературного языка — утрата маркированных черт приказного языка и маркированных церковнославянизмов.