§ 5. Притяжательные прилагательные.

Исстари славянские языки знают два способа выражения лица владеющего и родственных оттенков — притяжательные прилагательные (Иванов дом, сестрина дочь) и родительный падеж (в старославянском часто — дательный) имени существительного (дом Ивана, дочь сестры),— первый что касается гибкости недостаточный тем, что не возможен по отношению к понятиям во множественном числе, вообще не допускает определений к лицу владеющему и легко переводит несобственные имена в общие значения, значения группового свойства, другой — более удобный, с течением времени поэтому возобладавший над первым.

Древнерусский язык обнаруживает контаминации этих двух способов обозначения принадлежности, из которых самая употребительная— «притяжательное прилагательное от имени и родительный падеж фамилии». Ср., напр., такие: ...Да с ним же стряпают у доспеха Юшка да Василей, князь Ивановы дети Щетинина (Разр. кн., Карамз., И. Г. Р., VII). ...Да теж наши изменники возмутили народ, якобы и нас убити, за то, яко ж ты, собака, лжеши, что будто мы князь Юрьеву матерь Глинскаго, княгиню Анну, и брата его, князя Михайла, у себя хороним от них... (Поел. Иоанна Гр. Курбскому, 2, 13). ...А на правом крылосе Лопотало да Варлам, не весть кто, а княж Александров сын Васильевича Оболенского Варлам на левом... (Послание Иоанна Гр. игумену Кирилло-Белоз. монастыря). Государыне моей свету тетушке, княгине Домне Богдановне, Борисова дочь Федоровича Годунова челом бьет (Письмо дочери Бориса Годунова Ксении 29 марта 1609 г.). В вотчинах князь Михайла княж Яковлева сына Черкаского... (Мат. Раз., III, № 22). Писах же книгы сия аз, Гюрги, сын попов глаголемаго Лотыша с Городища (Запись [377] к Симонову еванг. 1270 г.). Чтобы они о том государском и святейшего патриарха указу исполняли (Дело Ник., № 94). ...да думному дворянину Матюшкину, за которым была прежнего царя царицына родная сестра (Котош., 101).

Возможны при этом в старом языке и языке XVIII в. также образования притяжательных прилагательных, необычные для нас; напр., от множественного числа: Роспросныя стрелецкия рэчи, которыя были на карауле у Никитицких и у Смоленских, и у Троицких ворот про патриарш же приезд (Дело Никона, N° 114) = «...речи стрельцов, которые были на карауле...»; с переводом притяжательных прилагательных в тип общих: А вчерасьони [бесы] воопче просили, чтоб им поволили опять пребывать здешняго города в некоей сапожной жене, которой имяни не сказали... (Куранты) = «...в жене сапожника...» В комнату, где лежали часы, входили только двое: подрядчик и племянник судейский... (Новик., Трут.) = «племянник судьи». Племянник судейский, хотя мальчишка молодой, но имеет все достоинства пожилого беспорядочного человека (там же).

Возможны иногда прилагательные даже как замена существительных в других падежах: Смертный закон имеют о взятках народных и о нападках на него (А. Матв.) = «о взятках с народа». Пою того героя, Который во хмелю беды ужасны строя, В угодность Вакхову, средь многих кабаков, Бивал и опивал ярыг и чумаков... (В. Майков) = «в угодность Вакху», т. е. с заменой дательного; ср. у Ломоносова: Но мы не можем удержаться От пения твоих похвал («похвал тебе»).

К средине XIX в. іакие конструкции становятся всё более редкими и воспринимаюіся (ср., напр., «Страшись поэтовой любви» у Тютчева) как архаические или служат целям намеренной архаизации. Наиболее жизнеспособными оказываются только прилагательные типа Манин, Танин, мамин (гл. образ, от собственных имен), как, вообще говоря, не имевшие соперников, по крайней мере, в сочетаниях с родительным множественного («Тань» [378]

и «Мань» — достаточный раритет в практике языка). Александров, Петров и под., хотя в этом отношении не отличались от них, не выжили, видимо, по мотивам омонимичности в форме мужского рода с родительным множественного имен существительных и с распространенным типом фамилий (борьба с омонимами в истории языка бывает иногда более радикальной, чем это полезно по сути дела).