Принципы классификации рефлексивов
Описания РГ в русском и других языках являются типичным примером так называемого «списочного» подхода к описанию многозначности, когда отдельные значения просто перечисляются, а связи между ними не устанавливаются.
При этом далеко не всегда ясно, имеется ли в виду значение РГ в целом или значение РП, что, конечно, не одно и то же.Так, например, М. А. Шелякин, выделяя подгруппу возвратных глаголов, «обозначающих собственное перемещение субъекта», относит к ней без каких-либо оговорок и такие глаголы, как двигаться или подниматься, в которых это значение привносит именно РП, и такие глаголы reflexiva tantum, как скитаться или шляться [Шелякин 19916], хотя семантический вклад РП в их значение с синхронической точки зрения не определяется, а по своему значению они не отличаются от невозвратных глаголов движения типа бродить или гулять, которые тоже обозначают «собственное перемещение субъекта».
В данной работе функции РГ устанавливаются в их отношении к соотносительным по смыслу конструкциям с исходными невозвратными глаголами (НГ), причем и РГ, и НГ рассматриваются в составе соответствующих синтаксических конструкций: рефлексивной (РК) и нерефлексивной (НК), а целью является именно значение РП, т. е. тот дополнительный смысл, который привносится в значение глагола этим показателем.
Тем самым, вне поля зрения оказываются следующие три разновидности РГ, существующие во всех славянских языках:
а) необратимые РГ, которые либо вообще не употребляются без РП; ср. глаголы reflexiva tantum типа бояться, либо не полностью соотносятся по смыслу с НГ; ср. пары типа торговать — торговаться;
б) РГ со сложным формантом типа спать — выспаться, читать — начитаться; звонить — дозвониться;
в) отыменные РГ типа толпа — толпиться, резвый — резвиться*.
Соотношение между РГ и НГ рассматривается как соотношение
между семантическими ролями участников обозначаемых этими глаголами ситуаций, с одной стороны, и выражающими их синтаксическими актантами в РК и НК, с другой, — то, что в исследованиях Петербургской (Ленинградской) типологической школы получило название диатезы [Мельчук, Холодович 1970: 111—124; Холодович 1970/1979: 277—292; Храковский 1974: 5—45].
Позднее специально для того, чтобы учесть специфические особенности реф- лексивов и реципроков, в состав диатезы была включена характеристика референтов участников ситуации: их таксономический класс (например, дицо, предмет, стихийная сила, часть тела, событие и т. п.), а также наличие либо отсутствие кореферентных отношений между ними [Храковский 1981: 10—13; Генюшене 1983: 12—20; GeniuSiene 1987: 3—5][214].По существу на аналогичных основаниях базируется и широко известная классификация русских РГ в книге Н. А. Янко-Триницкой и, в частности, их подразделение на субъектные (отсубъектные) и объектные (отобъектные). К первым она относит РГ, у которых «субъектом действия возвратного глагола остается субъект действия глагола невозвратного, например: причесывает (волосы) — причесывается, сдерживает (себя) — сдерживается, обнимают (друг друга) — обнимаются, кусает (кого-либо) — кусается», а ко вторым —те РГ, у которых «субъектом действия возвратного глагола становится объект действия глагола невозвратного, например: читает книгу— книга читается» [Янко-Триницкая 1962: 79—80].
Помимо этого, применительно к славянским языкам целесообразно выделять в качестве особой разновидности многочисленные и семантически неоднородные РГ, выступающие в бесподлежащ- н ы х РК, или, точнее, в таких РК, где отсутствует подлежащее в канонической форме имен, падежа; ср.:
- а. Здесь я хорошо работаю;
б. Здесь мне хорошо работается.
Каждая их этих разновидностей РГ, в свою очередь, подразделяется на ряд подтипов.
Несмотря на кажущуюся самоочевидность подобного рода соответствий, они требуют некоторых уточнений.
Из комментария к приведенным выше примерам следует, что терминами «субъект» и «объект» Н. А. Янко-Триницкая называет синтаксические актанты глагола — подлежащее и прямое дополнение. Вместе с тем, в других местах этой книги, в частности, в предложенной в ней характеристике РГ типа застегнуться ‘застегнуть свою одежду’ или сосредоточиться ‘сосредоточить свои мысли, внимание’ как глаголов с «включенным неодушевленным объектом», оставшейся неизменной в опубликованных позднее ее книгах [Янко-Триницкая 1989: 195; 2001: 322], слово «объект» явно используется в значении ‘семантический объект’, поскольку в данном случае имеется в виду присутствие синтаксически не выраженного участника ситуации в семантическом толковании глагола.
Поэтому, чтобы избежать возможных недоразумений, в дальнейшем для обозначения синтаксических актантов и занимаемых ими позиций далее используются названия членов предложения: подлежащее, дополнение (с дальнейшими подразделениями), обстоятельство. В свою очередь, слова «субъект» и «объект» понимаются в данном разделе как обозначения обобщенных семантических ролей (называемых также гиперролями или макроролями), представляющих собой своего рода ассоциированные множества[215], в основании которых лежат, соответственно, конкретные семантические роли агенса и пациенса.
Прототипическим агенсом называют активного, наделенного волей и сознанием участника ситуации, расходующего собственную энергию в процессе деятельности, направленной на изменение состояния или свойств прототипического пациенса — пассивного неодушевленного участника ситуации; ср.: Старик (агенс) срубил дерево (пациенс) [Лакофф 1977/1981: 357—359; Giv6n 1990: 566—567; Плунгян 20006:165; Тестелец 2001:213—214]. Иначе говоря, прототипический агенс соединяет в одном лице сразу несколько признаков: «намерение» (волитивность), «каузация», «контроль» (а следовательно, и одушевленность), а также «источник энергии»[216]. Эти признаки взаимосвязаны; ср. следующее рассуждение Ю. Д. Апресяна: «Стимулом к активному функционированию человека являются желания. Человек реализует их с помощью силы, которая называется волей (выделено Ю. А. — Ю. К.); воля, собственно, и есть способность приводить в исполнение свои желания» [Апресян 1995: 352],
Вместе с тем референт подлежащего РК может утрачивать некоторые из названных признаков агентивности. В предложениях типа Эта собака кусается он является только «источником энергии» (см. о них § 3.1.5.7), а в предложениях типа Он постригся у лучшего парикмахера, наоборот, субъектом цели остается референт подлежащего, а непосредственные усилия прилагает субъект каузируемого действия, обозначенный косвенным дополнением (см. о таких РГ § 3.1.5.5).
Другим примером «частичной деагентивации» могут служить РГ типа удариться, пораниться, поцарапаться, обжечься или чеш.
pichnout se ‘уколоться (случайно, ненамеренно)’, обозначающие не полностью агентивные ситуации, в которых одушевленный субъект собственными действиями причиняет себе непреднамеренный ущерб. Как пишет Г. И. Кустова, каузатором такого рода случайного результата чаще всего бывает «неосторожность человека, потеря контроля над собой — обычно во время какой-то деятельности. Если человек порезал палец, он, например, резал хлеб или просто вертел нож в руках; если человек облил чаем костюм, он держал чашку и у него дрогнула рука или его толкнули» [Кустова 2004: 90][217].К этому подтипу по результирующей комбинации агентивных признаков близки РГ в предложениях типа Лошадь распряглась, Собака отвязалась, в которых, наоборот, субъект-животное своими случайными действиями достигает того, что обычно с ним делает человек[218].
Если рассматривать РГиРКс позиции говорящего, которому известно значение глагола, который он собирается употребить, то подобрать для них соответствующие НГ и НК относительно легко. Если же встать на позицию слушающего, которому нужно определить значение потенциально неоднозначного РГ, то ситуация оказывается гораздо более сложной.
Поскольку присоединение РП практически всегда влечет за собой изменение диатезы[219], а оно может быть различным, адресат сообщения, чтобы понять потенциально неоднозначный РГ, должен по косвенным признакам определить диатезу РГ и ее соотношение с диатезой НГ.
Решающим фактором, влияющим на выбор между субъектной и объектной интерпретациями РГ, является одушевленность/неодушевленность, а точнее — степень потенциальной агентивности референта подлежащего РК; ср.:
- а. Мальчик готовится к экзамену — субъектный РГ; б. Ракета готовится к старту — объектный РГ;
- а. Кандидат экономических наук Анатолий Бондарев в недавней поездке по Испании общался с бизнесменами по электро- и теплоэнергетике, которые в один голос говорили: «У вас есть конкретные проекты? Давайте, мы готовы идти к вам и вкладываться в Россию» (Известия, 23.11.2004) — субъектный РГ;
б.
В этот проект вкладываются огромные средства — объектный РГ;в других случаях на первый план выходит лексическое значение глагола; ср.:
- а. Эта мазь сильно жжется — субъектный РГ;
б. Эта мазь наносится тонким слоем — объектный РГ;
наконец, на интерпретацию РГ может влиять и знание прототипической ситуации. Таковы примеры неоднозначных РГ, приведенные в [Якобсон 1932/1985: 213—214]:
- а. Девушки, продающиеся за кусок хлеба — субъектный РГ;
б. Девушки, продающиеся на невольничьем рынке — объектный РГ.
Следует заметить, что такого рода неоднозначность не является специфическим свойством именно РГ. Она может наблюдаться, например, при номинализации переходного глагола, поскольку род. падеж дополнения девербатива может соответствовать и прямому дополнению, и подлежащему конструкции с исходным глаголов. Показательно, что, во избежание нежелательной неоднозначности, отмечавшийся в 2004 году юбилей назывался: 140-летие добровольного переселения корейцев в Россию. Присутствие «агентив- ного определения» добровольного снимает потенциальную неоднозначность сочетания переселение корейцев, поскольку исключает его объектное истолкование. В противном случае это сочетание могло бы быть понято не только как ‘корейцы (сами) переселились в Россию’, но и как ‘корейцев (насильственно) переселили в Россию’. Аналогичный пример — знаменитое неоднозначное предложение Flying planes can be dangerous, которое может значить и ‘летящие самолеты могут быть опасны’, и ‘летать на самолетах может быть опасно’, в зависимости от понимания адресатом семантической роли референта ИГ[220].